В прохоря что это
Прохоря
Дополнительный поиск Прохоря 
На нашем сайте Вы найдете значение «Прохоря» в словаре Словарь воровского жаргона, подробное описание, примеры использования, словосочетания с выражением Прохоря, различные варианты толкований, скрытый смысл.
Первая буква «П». Общая длина 7 символа
Угадайте следующее слово, по смыслу схожее с нижеприведенными
Введите следующее слово: 7 букв
Добрый день, меня зовут Ирина. Нас заинтересовал Ваш сайт. Мы хотели бы с вами поработать на взаимовыгодных условиях. К примеру мы бы хотели разместить статью или новость на вашем сайте про наш сайт. Скажите это возможно? Какие еще варианты у вас ест..
Поздравляем профессора-сексолога Щеглова Л. М. с присвоением ему звания «попса1 от психологии» за вклад в развитие жанра психологического мыла. Признаки явления: плодовитая, пустопорожняя и назойливая. Отсутствие фамилии в Российском индексе научного..
Блатные слова и и выражения из песен Михаила Круга и их значение
Данный словарь размещен только для перевода художественного произведения Михаила Круга, на понятный слушателям язык. Администрация сайта осуждает любую незаконную деятельность и связанные с ней субкультуры.
Альфонс — человек, живущий за счет женщин.
Аля — (здесь) это все… восхищение.
Афанасий спускает ладью — в Заволжском районе г.Твери памятник Афанасию Никитину, тверскому купцу и землепроходцу, стоящему в ладье (ладья в форме русского ковша).
Банковать — контролировать ситуацию.
Баранки, браслеты — наручники.
Бардак — (здесь) пьяные посетители ресторана.
Блатная музыка — толковый словарь блатных выражений.
Блезир — хороший вид.
Булки рвут — (здесь) ищут, не могут найти.
Брать на понт — хитрить, обманывать.
Вор авторитет, действительный вор — уважаемый в блатном мире вор.
Вошь цветная — ругательство в адрес милиционера.
Вскрыть лохматый сейф — см. ст. 117 УК РСФСР.
Втыривать — прятать.
Ефимова — улица в г.Твери, где расположена больница ОКВД.
Жиган — знающий язык жаргона.
Жиганский — хорошо одетый вор.
Жиган-Лимон — (здесь) хорошо одетый с деньгами молодой человек.
Завязать узелок — вести честную жизнь.
Залететь на пику — быть зарезанным.
Залететь за беспредел — отвечать за нарушение воровского закона.
Заподляк — подлое дело.
Запретка — полоса, участок территории мест лишения свободы с высоким заграждением.
Звонок — окончание срока заключения.
Зеленый прокурор — побег из мест лишения свободы.
Как пупкарь секла в личину — как контролёр в ИТУ наблюдала свидание осужденного с родственниками
Казармы — (здесь) дома, расположенные в «Морозовском городке» в г.Твери.
Кипешнулся стог — (здесь) воры стали осторожнее.
Кирюхи — пьяницы.
Кичман — тюрьма.
Клифт — верхняя одежда.
Кольщик — художник по татуировке.
Копить на паровоз — копить много денег.
Котлы — наручные часы.
Нагреть форточку — ограбить квартиру через форточку.
Не в кипише дело — не представляет труда.
Не по масти — (здесь) разные, не подходящие.
Не понтах — (здесь) уверенно, зная себе цену.
Нашампурить — вступить в интимные отношения.
Не в кипешь дело — (здесь) просьба.
Овца шабутная — ругательство.
Откидка — освобождение.
Пантюшки — шоколадные конфеты.
Пакши — руки.
Париж — (местное) название дома в «Морозовском городке» под №70 в г.Твери. В лото число 70 обозначается словом «Париж».
Пень дымит — (медицинское) эрекция.
Печенье в клеточку — вафля.
Подельник — соучастник.
Под часами назначены встречи — бывшие электронные часы и градусник на колокольне Вознесенского собора в г.Твери.
По шурику на ход — (здесь) быстро, безотказно.
Прикинуться — одеться.
Прихиляла — пришла.
При параде — празднично одеться.
Прикид — одежда.
Прохоря — сапоги.
Попутать рамсы — ошибиться, не понять.
Портной судья — от выражения «шить дело» — осуждать невинного.
Просадить понты — (здесь) сделать что-то не так.
Разряжайся — (здесь) раздевайся.
Решки — решетки в тюрьмах, зонах.
Румбель — нос.
С виду не катишь по масти — (здесь) выглядеть не так, как есть на самом деле.
Сдал назад — (здесь) изменил свое пов
Сечка — тюремная каша, еда.
Сидеть в бесте — хорошо укрыться от ареста.
Сидка — отбывание срока в местах лишения свободы.
Скокарь — вор взломщик, работающий с ключами.
Сотка — название зоны в г.Тверь.
Спустить пары — (здесь) отойти от воровской жизни.
Стиры — игральные карты.
Сшоркаешь — прокутить.
Сырная неделя — масленица.
Ушатый — обманутый, непонятливый, дурак.
Филки — деньги.
Фармазон — вор мошенник, работающий с бриллиантами.
Флиртовать — (здесь) заигрывать.
Фраер — человек не относящийся к блатному миру.
Фраернуться — попасть в просак.
Фартовые девочки — (здесь) хорошие, красивые, приятные.
Фуфеля — (здесь) задняя часть женского тела.
Центровые девочки — красивые девочки.
Центровочки — то же, что и «центровые».
Цваный — хороший.
Чалиться — отбывать срок в местах лишения свободы.
Чистоганом сброс — подсчет денег в остатке.
Четные цветы — цветы для покойного по количеству 2, 4, 6 и т.д.
Этап — следование из одного места заключения в другое.
Я на Гагарина поехал в казино — на пл. Гагарина в Твери расположен сизо, то есть здесь казино — сизо
В прохоря что это
ВЕЛИКИЕ БИТВЫ УГОЛОВНОГО МИРА
ИСТОРИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ СОВЕТСКОЙ РОССИИ
КНИГА ПЕРВАЯ (1917–1940 Г.Г.)
Автор выражает глубокую благодарность Георгию Константиновичу Ермоленко, Олегу Вячеславовичу Строеву и Дмитрию Михайловичу ШИШКАНОВУ, без помощи и поддержки которых эта книга не увидела бы свет.
История не пишется по блату…
Прежде всего — несколько слов о себе самом: профессиональный журналист и филолог, выпускник Ростовского государственного университета восемнадцать лет прослуживший в уголовно-исполнительной системе Советского Союза и России (редактировал газету для осуждённых «Тюрьма и воля»), автор книг «Словарь блатного и лагерного жаргона. Южная феня» и «Классическая поэзия в блатных переводах», многих статей и очерков о российском уголовном мире, его истории, традициях, субкультуре. Нравы, быт, язык российского «дна» известны не понаслышке, поскольку не менее двух десятков лет пришлось тесно общаться как с представителями уголовно-арестантского мира, так и с теми, кто призван этих представителей ловить и перевоспитывать — с работниками правоохранительных органов.
Теперь — о книге. Это — первая попытка нарисовать подробную и объективную картину становления и развития советской профессиональной преступности с первых лет революции и до начала 80-х годов. Впрочем, название книги — «Великие битвы уголовного мира» — всё же определяет достаточно чёткие границы исследования: основное внимание автора направлено на переломные моменты в истории отечественной профессиональной преступности, когда уголовный мир вынужден был вести непримиримую борьбу за своё выживание.
Автор ставил задачу создать книгу, свободную от каких бы то ни было партийно-идеологических пристрастий. Нередко подвергаются сомнению, критикуются взгляды, ставшие в последнее время чуть ли не ортодоксальными (например, об «ужасной трагедии» 1937 года). Приходится полемизировать с людьми, чьи имена и авторитет чрезвычайно высоки — например, с Александром Солженицыным, с его субъективными и зачастую неверными взглядами на преступность, преступников, арестантов советского и дореволюционного периода. В то же время автор вынужден опровергать и теории, утверждения историков вроде профессора Академии МВД РФ полковника Кузьмина, отчаянно защищающих гулаговскую действительность и варварские методы сталинизма. Однако автор благодарен этим и сотням других исследователей за огромный труд, который они проделали по сбору и систематизации фактических материалов. Без их тщательной и кропотливой работы была бы невозможна эта книга.
Как появилась эта книга? Сказать, что случайно, означало бы погрешить против истины. «Случайные» книги не пишутся по несколько лет. Ради «случайных» книг не приходится работать с тысячами источников — мемуарами, документами, историческими исследованиями, изучать фольклор уголовного мира, встречаться с десятками людей — арестантами бывшими и нынешними, сотрудниками мест лишения свободы, работниками правоохранительных органов.
И всё-таки определённый элемент случайности в создании этого исследования присутствует. Дело в том, что автор его — филолог, и основную свою задачу долгое время видел в изучении русского уголовно-арестантского жаргона, или «босяцкого языка», или «блатной фени» — кому как нравится. Этому автор посвятил полтора десятка лет, проблемами арго криминального мира углублённо занимается и сегодня.
Серьёзно занимаясь изучением жаргона, автор пришёл к выводу о необходимости подхода к исследованию уголовного сленга с позиций социолингвистики. Фундаментальный постулат этой отрасли языкознания: развитие языка определяется конкретными социальными условиями общества. И неожиданно оказалось, что русское воровское арго впитало в себя и хранит многие реалии российской истории (в том числе давно, казалось бы, позабытые и утерянные), отголоски народных обрядов и верований, славянской мифологии, далёких событий и общественных катаклизмов. Именно обращение к жаргонной лексике определённого периода позволяет порою по-новому трактовать тот или иной исторический факт, явление, давать им оценку, отличную от общепринятой.
Как бы «побочным» результатом такого исследования явилось то, что некоторые свои лингвистические и «этнографические» очерки автор стал публиковать на страницах периодической печати («История маленькой карты», «Свято место «клюквой» называют», «Валюта страны Зэкландии», «В защиту замаранной «марочки» и т. д.). И однажды редакция газеты «Пресс-криминал» обратилась к нему с просьбой хотя бы в общих чертах обрисовать читателям этапы истории советского криминального сообщества, начиная с Октябрьской революции. В ходе изучения материалов оказалось, что вся история советского преступного мира представляет собой сплошное белое пятно с вкраплениями каких-то легенд, мифов, слухов, сплетен, версий… Пришлось немало потрудиться, чтобы более или менее прояснить ситуацию. Так появилась серия очерков «Неизвестные войны» о внутренних «разборках» в уголовно-арестантском сообществе 20-х — 80-х годов (пять публикаций), а также серия очерков «Воровской закон» (четыре публикации).
Очерки вызвали интерес читающей публики, в том числе специалистов. К автору стали обращаться старые гулаговские узники, бывшие работники лагерей, историки, филологи. Кроме того, к этому времени накопился значительный (в том числе и лексический) материал, позволявший более углублённо заняться проблемами истории советского криминального мира. И постепенно возникла идея написать более подробное и объёмное исследование.
Поначалу казалось, что задача достаточно проста: подработать, уточнить, добавить фактический материал…
Однако «уточнения» и «доработки» растянулись почти на два года. За это время все главы по несколько раз переписывались набело. Нередко новые документы, беседы с людьми, мемуары узников, сопоставление дат и событий, анализ обстановки в обществе и многие другие обстоятельства заставляли совершенно по-иному расставлять акценты, подвергать сомнению, казалось бы, незыблемые постулаты.
Но неужели до сих пор не существовало исследований, посвящённых уголовному и арестантскому миру Советской России? Утверждать это было бы неверно. Тем более что автор настоящей книги не раз обращается к подобного рода работам, многие из них цитирует, со многими полемизирует.
Другое дело, что фактически отсутствуют серьёзные работы, глубоко и всесторонне исследующие всю историю советского криминального мира, во всех её проявлениях. Конечно, определённые попытки в этом направлении предпринимались и предпринимаются (например, исследования Водолазова о преступных группировках в местах лишения свободы, ряд интересных публикаций профессора Кузьмина в журнале «Преступление и наказание»). Но, во-первых, внимание авторов приковано преимущественно к местам лишения свободы, во-вторых, накопленный ими эмпирический материал отрывочен, полон неточностей и догадок на уровне сомнительных версий.
Прохоря
Прохоря, вы мои прохоря,
Прохоря вы мои кирзовые,
Ты, маманя, не жди зазря,
Присудили мне вышку фартовые.
Отошлю я тебе прохоря,
Ты продай их, маманя, за гривенный,
Это всё, что могу для тебя
Сделать я до того, как погибну.
Прохоря, вы мои прохоря,
Ни скрипеть, ни сиять вам на солнышке,
И падёт не со мной мой отряд,
Не лежать под осиновым колышком.
Жизнь-жестянка сыграла не в масть,
Жизнь сыграла со мной не по правилам,
Так за что же советская власть
Мою молодость к стенке поставила.
Прохоря, вы мои прохоря,
Расставаться мне с вами не хочется,
Жить осталось мне только три дня,
Всё прошло и ничто не воротится.
Прохоря, вы мои прохоря,
Прохоря вы мои кирзовые,
Ты, маманя, не жди зазря,
Присудили мне вышку фартовые.
ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ПРАВООБЛАДАТЕЛЕЙ
Мы не претендуем на упомянутые выше музыкальные произведения. Все права на них принадлежат их многоуважаемым владельцам.
Сервис «Karaokee» это всего лишь поисковик-агрегатор, который по определенным запросам пользователя демонстрирует песни и видеозаписи из открытых интернет источников посредством встроенных в эти интернет источники инструментов и не нарушает правила их пользования.
Костюмчик новенький, колесики со скрипом…
Костюмчик новенький, колесики со скрипом…
Рассказывая о противостоянии «жиганов» и «уркаганов», чрезвычайно интересно обратить внимание и на «воровскую» моду. Профессиональные уголовники даже всем видом своим старались отличаться от «жиганского» мира. Разумеется, «жиганы» как представители «старорежимной» элиты стремились одеваться подчёркнуто элегантно, броско, эффектно — то, что называется «шикарно». Вожакам старались подражать и «жиганята». В уголовном жаргоне даже появилось слово «жиганить» — модно одеваться, форсить. НЭП создавал для этого особо благоприятные условия.
Надо учесть, что далеко не все «благородные бандиты» имели в своё время возможность вращаться в высшем обществе, приобрести хорошие манеры и изысканный вкус. Оказала своё влияние и «нэпманская» волна — мода сытых мещан. Ценились клетчатые пиджаки и лаковые штиблеты, резные трости и соломенные шляпы. Свой вклад внесли и весёлые кронштадтские матросы: неизменный «рябчик» (тельняшка) и брюки-клёш, а также знаменитые кепки-«капитанки», позже заимствованные «уркаганской» модой.
«Урки», напротив, в пику «буржуям» и их «пристяжи» предпочитали народный стиль. Они как бы подчёркивали, что презирают всякую роскошь. Основными атрибутами их одежды были пиджак (желательно «в ёлочку»), «прохоря» — сапоги в гармошку, в которые заправлялись брюки, из головных уборов — кепка-восьмиклинка с небольшим козырьком (та самая «малокозырочка» с дырочками «у самого темени», о которой поёт группа «Любэ»), зимой — шапка-кубанка.
Причём важна была не только одежда сама по себе, но и умение её носить. Например, брюки заправлялись в сапоги с особым напуском, а сами сапоги тоже сжимались «в гармошку» искусным способом — «третями». Как в песне на стихи Михаила Танича:
А на мне — татуировки и тельняшка,
И зашпилены «третями» прохоря…
К слову сказать, с разгромом «жиганского» движения некоторые атрибуты «фирменного стиля» поверженных перешли в «воровскую» моду. В частности, та же тельняшка и синяя фуражка-«капитанка».
Интересны в этом смысле «Соловецкие записи» 1928–1930 годов Дмитрия Сергеевича Лихачёва, где он, студент, выходец из интеллигентной семьи, попавший в концлагерь, пишет:
Я в полушубке романовском, студенческая фуражка нарочно (я решил надеть синюю студенческую фуражку, чтобы не принимали за урку) и в сапогах…
Действительно, сапоги, полушубок, фуражка могли ввести в заблуждение стороннего наблюдателя; истинно «уркаганский» ансамбль! И только студенческий фасон головного убора указывал на разницу…
Типичным «блатным» штрихом являлся и обмотанный вокруг шеи шарф — независимо от погоды и времени года. Атрибут чисто «жиганский», особенно любимый беспризорниками. «Воровской фасон» как бы объединил оба стиля — «жиганский» и «уркаганский». В одной из «блатных» песен (хотя и созданных значительно позже) портрет «блатаря» даётся довольно яркий:
Тогда я носил «восьмиклинку»,
Пил водку, покуривал «план»,
Влюблён был в соседскую Зинку
И с нею ходил в ресторан.
Я «шабер» таскал за «голяшкой»
Фартовых своих хромачей,
Носил под рубахой тельняшку —
Подарок одесских «бичей».
Правда, тельняшка присутствовала в «воровском ансамбле» далеко не всегда. Один из тех, кому непосредственно довелось видеть «воров» тех лет и общаться с ними, Владимир Ефимович Пилипко (его рассказ относится к началу 30-х годов, ко времени страшного голода; рассказчику тогда было 8-10 лет) описывал мне ростовских «щипачей» того времени следующим образом:
— Конечно, для нас, пацанов, эти люди были овеяны особой романтикой. Они были не просто ловкими, отчаянными, но и красивыми. Одеты всегда чисто, подчёркнуто аккуратно, даже элегантно, что называется, с иголочки. Длинный пиджак-«лепёха», идеально отглаженные брюки-«шкары», заправленные в сверкающие сапоги-«прохоря» особым образом — с лёгким напуском… Сорочка обычно — либо кипельно белая, либо модная клетчатая. А вот галстука «блатные ребята» не признавали категорически. Кепка с маленьким козырьком и — особый шик — белый шарфик. Стрижка — очень короткая…
О живучести традиций подобной «блатной» моды свидетельствует и писатель Эдуард Хруцкий, вспоминая своё детство:
Перед кровавыми подвигами Тишинки бледнела слава Марьиной Рощи, Вахрущенки и Даниловской заставы. Я по сей день помню пугающее скопище этой человеческой нечисти. На территории этой была своя иерархия и даже некая «форменная одежда».
Ниже всех стояли уголовные солдаты — огольцы. Они ходили в синих кепках-малокозырках, в скомканных «в гармошку» хромовых сапогах, и белый шарф на шее, и, конечно, золотой зуб-фикса…
То есть к середине 40-х годов «воровская» мода из «элитной» уже превращается в общеуголовную; «шиковать» стремятся даже «низы» преступного «дна».
«Воры в законе», включив в свою среду значительную часть рядового «жиганского» контингента, не смогли устоять перед элементами «шикарной жизни» и «манерами», привнесёнными этими людьми. «Вор», заявляя о себе как об «элите» преступного мира, стремился выделиться среди окружающих. В воровской песне середины 30-х годов дается портрет «блатного»:
Прилично одетый, с красивым букетом,
В сером английском пальто,
Город в семь тридцать покинул с приветом,
Даже не глянул в окно.
И конечно же, завершающим штрихом в портрете «козырного вора» была знаменитая «фикса» — золотая коронка на одном из зубов. Как поётся в жестоком уркаганском романсе — «парень в кепке и зуб золотой»…
Читайте также
Глава 1 СО СКРИПОМ
Глава 1 СО СКРИПОМ В истории не было ни одной войны, причины возникновения и цели которой не были представлены зачинщиками и их учеными лакеями в извращенном, фальсифицированном виде. Советская военная энциклопедия. Т.6, с.554. Российский солдат ходил в кожаных сапогах. А