толкин и льюис обсуждают мифы
Перейти от веры в Бога к определенной вере в Христа. Как Толкин помог автору «Нарнии»
В субботу 19 сентября 1931 года к Льюису в гости пришли Хьюго Дайсон (1896–1975), преподававший английский в соседнем с Оксфордом университете Ридинга, и Дж. Р. Р. Толкин, приглашенный на ужин в Магдален-колледж. Дайсон и Толкин были уже знакомы, они одновременно изучали английскую литературу в колледже Эксетер. Вечер был тихий, теплый. После ужина они пошли прогуляться по Аддисон-уок, круговой пешеходной дорожке по берегу реки Черуэлл внутри принадлежавшего колледжу участка, и по пути обсуждали природу метафоры и мифа.
Поднялся ветер, листья посыпались на землю с шумом, похожим на шелест дождя, и все трое укрылись в комнатах Льюиса, где и продолжали разговор, теперь уже затронувший христианство. Толкин в конце концов в три часа ночи извинился и ушел домой, а Льюис с Дайсоном проговорили еще час. Тот вечер, тот разговор с двумя коллегами сыграл судьбоносную роль в духовном развитии Льюиса. И поднявшийся тогда ветер казался ему намеком на мистическое присутствие и вмешательство Бога.
Хотя Льюис в ту пору уже не вел дневник, вскоре он написал Гривзу два письма, излагая события той ночи и их значение в истории его приближения к религии. В первом письме, датированном 1 октября, Льюис информирует Гривза об итогах ночного разговора, не излагая его содержание:
Естественно, Гривз хотел знать больше об этой поразительной перемене, и Льюис представил развернутый отчет о событиях того вечера в следующем письме, датированном 18 октября.
Хотя в «долгом ночном разговоре» с Льюисом участвовали и Дайсон, и Толкин, именно последнему удалось отворить Льюису дверь к совершенно новому восприятию христианской веры.
Чтобы понять, как Льюис от теизма перешел к христианству, нужно более внимательно вникнуть в идеи Толкина, потому что именно он больше, чем кто-либо другой, помогал Льюису на заключительном этапе того, что средневековый писатель Бонавентура из Баньореджо (1221–1274) именовал «паломничеством разума к Господу».
Толкин настаивал: к Новому Завету следует подходить со столь же открытым воображением, с такими же ожиданиями, с какими Льюис читал по профессиональной надобности языческие гимны. Однако тут есть и существенное отличие, подчеркивал Толкин. Как сформулировал Льюис во втором письме Гривзу: «История Христа — это попросту истинный миф: миф, который воздействует на нас таким же образом, как и все остальные, но с тем потрясающим отличием, что все это действительно произошло ».
Читатель должен понимать, что слово «миф» здесь употреблено не в общем значении «сказка» или в уничижительном значении «умышленная ложь, рассказанная с целью ввести в заблуждение». Когда-то Льюис понимал мифы именно так: «ложь, дышащая сквозь серебро». Но в разговоре Льюиса и Толкина термин «миф» следует понимать в его техническом значении, чтобы вполне постичь суть этого рассуждения.
Толкин считал миф нарративом, который передает «фундаментальные вещи», то есть пытается раскрыть нам глубинную структуру вещей. Лучшие мифы, утверждал он, не могут быть умышленно сконструированной ложью, эти сказки люди сплетают, чтобы уловить отзвуки глубинной истины.
Миф предъявляет нам осколок истины, хотя и не целую истину. Но когда рассказывается полная и подлинная история, то благодаря ей сбывается и все то, что было верного и мудрого в тех фрагментарных видениях. Для Толкина осознание «осмысленности» христианства предшествовало даже пониманию его «истинности»: христианство позволяло увидеть цельную картину, соединив фрагментарные и несовершенные прозрения и вместе с тем выйдя за их границы.
Нетрудно понять, каким образом этот подход Толкина мог внести ясность и последовательность в ту путаницу мыслей, что так тревожила разум Льюиса. Толкин утверждал, что миф пробуждает в читателе тоску по чему-то недостижимому. Миф обладает внутренне присущей ему способностью расширить сознание читателя и позволить ему выйти за пределы себя. Лучшие мифы дают нам то, что Льюис позднее назвал «реальным, но, так сказать, несфокусированным отсветом Божией правды в человеческом воображении». Христианство же не просто еще один миф среди множества прочих, а исполнение всех прежних мифологических религий. Христианство рассказывает истинную историю о человечестве, и эта история придает смысл всем остальным, которые человечество рассказывает о себе.
Такие рассуждения Толкина, разумеется, затронули глубокую струну в душе Льюиса. Они отвечали на тот вопрос, что мучил Льюиса с отроческих лет: как можно рассчитывать на правоту христианства, если все прочие религии оказались неправы? Теперь Льюис убедился, что нет необходимости отвергать великие языческие мифы как полную неправду : они были отголосками или предвосхищением той полноты истины, которая открылась только в христианской вере и через посредство христианской веры. Христианство осуществляет и завершает несовершенные и фрагментарные прозрения, разбросанные повсюду в истории человечества.
Толкин снабдил Льюиса линзами, таким взглядом, который позволял ему принять христианство как прояснение и полноту этих отголосков и теней истины, возникавших в ответ на поиски и томление прежних поколений. Если Толкин прав, то параллели между христианством и язычеством «просто обязаны быть». Вот если бы ничего общего между ними не обнаружилось — это было бы серьезной проблемой.
А самое главное: Толкин помог Льюису восстановить связь между миром разума и миром воображения. Царство Радости и тоски по Радости уже не приходилось отодвигать далеко в сторону или подавлять, как того требовал «новый взгляд» и, как Льюис опасался, потребует и вера в Бога. Это царство можно вплести — естественно, убедительно — в тот всеохватывающий нарратив реальности, который отстаивал Толкин. Позднее Толкин сказал так: Богу угодно, чтобы «сердца людей устремлялись за пределы мира и не находили покоя в его границах».
Льюис понял: христианство позволяет ему утверждать важность желания и тоски внутри последовательного и не противоречащего разуму представления о реальности. Бог был истинным источником «всей Радости, дарованной мне с детских лет». Христианское видение реальности прославляло и примиряло разум и воображение.
Толкин помог Льюису осознать, что «рациональная» вера вовсе не чужда воображению и чувствам. При правильном понимании христианская вера сумеет объединить разум, воображение, тоску по радости.
Толкин и льюис обсуждают мифы
Джон Р. Р. Толкин и Клайв С. Льюис – два разных подхода к созданию фэнтези-миров.
Как так вышло, что Джон Рональд Роуэл Толкин и Клайв Стейплз Льюис стали законодателями жанра фэнтези в литературе и авторами чуть не самых значимых книг XX века? Как и всё самое важное в жизни, это получилось случайно. Толкин и Льюис познакомились в 1926 году в Оксфордском университете, где оба преподавали филологию, и прямиком оттуда отправились в «экспедицию» в ранее неизвестные никому дебри волшебных миров.
Толкина и Льюиса объединяет любовь к своему предмету и научно-литературный кружок «Инклинги», члены которого увлекались северной мифологией.
Встреча двух писателей стала нулевым километром для всех троп, дорог и трактов, по которым пройдёт Фродо с кольцом на шее, проскачет конь со своим мальчиком на спине, пробегут, проедут в повозках и прошествуют войском все-все их собратья и «коллеги» из соседних выдуманных миров. Но, несмотря на то, что сказочное творчество обоих мастеров берет начало из одной точки, всё же, оси в этой системе координат направлены в разные стороны. Это видно и по принципу работы над созданием произведений, и по итоговому результату.
В то же время, в образе Арагорна угадывается король Артур из валлийских легенд, которому тоже пришлось доказывать своё право на трон при помощи особенного меча. История с находкой дьявольски волшебного кольца в пещере до «Хоббита» имела место в «Республике» Платона. Берен и Лютиэн из «Сильмариллиона» похожи на героев сказания «Поиски Олвен», а валар Мелькор проходит классический путь падшего ангела.
Подобных параллелей множество, но, если не разбирать эту мозаику на части, она выглядит как стройная схема, где каждый элемент является узловым и связующим.
Таких моментов можно найти немало, но интересно то, что сам Льюис ещё в детстве отошел от христианства и вновь обратиться к нему ему помог, опять же, Джон Толкин. Всё, что ни происходит в Нарнии, – это воля и замысел Аслана, в то время, как Эру Илуватар, сотворивший мир Средиземья своею песнью, не похож на христианского бога. Он не спускается в Арду из Чертогов Безвременья и вообще находится в стороне от всех событий. Людям, эльфам, хоббитам, гномам и прочим народам приходится самим усмирять друг друга, и в этом отражается одна из ключевых идей трилогии Толкина: «И слабейший из смертных может изменить ход будущего».
А если мы посмотрим на карту Средиземья, то, наоборот, поразимся её насыщенности. Потому что этот мир с его историями, мифами, персонажами и языками принадлежит себе самому, в нём эльфы и гномы – это эльфы и гномы и никто больше, а Тёмный Властелин – это не кто иной, как Тёмный Властелин, а вовсе не Гитлер, как утверждали многие и что Толкин устал оспаривать. Он не жаловал аллегорию как художественный приём, ведь у его произведений другая задача, – служить основой своему миру.
А у Льюиса – нашему.
И оба справились со своей задачей, и никто не проиграл пари. Да, у двух близких друзей, Джона Рональда Роуэла Толкина и Клайва Стейплза Льюиса был разный подход к созданию волшебных миров, но нельзя забывать, что они были первыми, кто осмелился отправиться наугад через Мглистые горы.
Рассуждая о новом жанре, Толкин говорил, что фэнтези служит порталом для ухода из реальности, отказом от привычного восприятия мира, но, в то же время, позволяет увидеть наш мир новыми, ясными глазами и вернуться в него Гендальфом Белым. По-английски это называется recovery – «восстановление», «обретение вновь».
И таким же обретением, новым рождением окажется проход через дверцу платяного шкафа, когда сбудется пророчество Льюиса: «Когда-нибудь вы станете достаточно взрослыми, чтобы снова прочитать сказки».
Толкин и Льюис. Дружба великих писателей. Путь ко Христу и писательскому мастерству
11 мая 1926 года Толкин присутствовал на собрании английского факультета в Мертон-Колледже. Среди множества знакомых в глаза бросался новичок: крепко сбитый человек двадцати семи лет в мешковатом костюме. Он только недавно был избран членом колледжа и наставником по английскому языку и литературе в Модлин-Колледже. Это был Клайв Стейплс Льюис, которого друзья обычно звали просто Джек.
Поначалу оба осторожно кружили вокруг друг друга. Толкин знал, что Льюис, хотя и медиевист, принадлежит к лагерю «литов» и, следовательно, является потенциальным противником. Льюис же записал в своем дневнике, что Толкин – «спокойный, бледный, болтливый типчик», и добавил: «Совершенно безобидный, ему бы только встряхнуться малость». Но вскоре Льюис очень привязался к этому человеку с вытянутым лицом и пронзительным взглядом, любившему поболтать, посмеяться и попить пивка, а Толкин поддался обаянию живого ума Льюиса и его щедрой души, столь же широкой, как его бесформенные фланелевые брюки.
Как это началось?
Возможно, первоначально точкой соприкосновения стал интерес ко всему «северному». Льюис с детства был захвачен германской мифологией и, обнаружив в Толкине еще одного энтузиаста, понял, что им есть чем поделиться друг с другом. Они начали регулярно встречаться в комнатах Льюиса в Модлин-Колледже. Временами они засиживались далеко за полночь, беседуя о богах и великанах Асгарда или обсуждая факультетскую политику. Они также обменивались мнениями о творчестве друг друга.
К тому времени, это был конец 1929 года, Льюис поддерживал планы Толкина относительно реформ на английском факультете. Они плели интриги и дискутировали. Льюис заговорщицки писал Толкину: «Позволь тебе напомнить, что за каждым деревом прячутся замаскированные орки». Они вместе искусно провели эту кампанию, и отчасти именно благодаря поддержке Льюиса в совете факультета Толкину удалось в 1931 году протолкнуть свои реформы в программе обучения.
В автобиографии «Настигнут радостью» Льюис писал, что дружба с Толкином «избавила меня от двух старых предрассудков. С самого моего рождения меня предупреждали (не вслух, но подразумевая это как очевидность), что нельзя доверять папистам; с тех пор, как я поступил на английское отделение, мне вполне ясно намекали, что нельзя доверять филологам. Толкин был и тем и другим». Вскоре после того, как Льюису удалось преодолеть второй предрассудок, их дружба перешла в область первого.
Льюис и христианский «миф»
Обложка первого издания книги «Лев, колдунья и платяной шкаф»
И, указав на большие деревья в Модлин-Гроув, чьи ветви раскачивались на ветру, привел другой аргумент.
Обложка первого издания «Братства Кольца», первой части романа
Выражая эту веру во внутреннюю истинность мифологии, Толкин предъявил основу своей авторской философии, кредо, на котором держится «Сильмариллион».
Наконец ветер загнал всех троих под крышу, и они проговорили в комнатах Льюиса до трех часов ночи, после чего Толкин отправился домой. Льюис с Дайсоном проводили его по Хай-Стрит, а потом принялись бродить взад-вперед по галерее Нового Здания колледжа. Они разговаривали, пока небо не начало сереть.
Льюис с Толкином продолжали часто встречаться. Толкин читал Льюису вслух отрывки из «Сильмариллиона», и Льюис уговаривал его побыстрее закончить книгу. Позднее Толкин говорил: «Мой неоплатный долг по отношению к нему состоит не в том, что обычно понимается под словом «влияние», а в том, что он просто подбадривал меня. Долгое время он был моим единственным слушателем. Он единственный подал мне мысль о том, что мои «побасенки» могут стать чем-то большим, чем личное хобби».
При кажущейся разнице друзья-писатели составили тандем: один написал христианскую сказку для детей, которую читают взрослые, другой написал христианский миф, который полюбили и дети. А нам повезло — мы можем выбирать! Или читать обоих, неважно: главное — результат. Писатели заполнили пробел между христианским и человеческим, Евангелием и неведением, они заселили территорию «Средиземья» христианской культуры.
Наталья Трауберг, переводчик, рассказала о том, как, по ее мнению, творчество Льюиса соотносится с творчеством Толкина: «Между собой я их не сравниваю, я сравниваю их с жизнью. Мне кажется, что оба исключительно точны. Пишут о том, как оно есть на свете. Их сюжеты были близки до такой степени, что Толкин прямо прыгал от негодования. Толкин страшно любил Льюиса, но буквально умолял его не писать сказок».
Инклинги
Обращение Льюиса в христианство положило начало новому этапу в его отношениях с Толкином. С начала тридцатых годов и впредь оба меньше зависели от общества друг друга и больше стремились к общению с другими людьми. В «Любви» Льюис утверждает, что «дружба двумя не ограничена», и предполагает, что каждый новый человек, добавившийся к компании друзей, выявляет все новые черты в других ее членах. Толкин это знал на примере ЧКБО; а дружеский круг, который начал образовываться теперь, был крайним выражением принципа ЧКБО, той тяги к образованию «клуба», которую Толкин испытывал еще с тех пор, как был подростком. Этот-то круг и сделался известен под названием «Инклинги».
Самыми знаменитыми «Инклингами» были Дж.Р.Р. Толкин и К.С. Льюис, но в течение многих лет в группу входили, среди прочих, поэт-философ, увлекавшийся антропософией, Оуэн Барфилд, фантаст Чарльз Уильямс, старший брат Льюиса Уоррен, по прозвищу «Уорни», и даже младший сын Толкина, Кристофер.
За десятилетия, прошедшие с самой первой встречи «Инклингов» в его обшитых деревянными панелями стенах, их волшебные миры превратились в тематический парк поп-культуры мирового масштаба, включая Вестерос, World of Warcraft, Dungeons & Dragons, «Звездные войны», ренессанс-фестивали и торговые центры для готов.
Сила разговора: урок от Клайва Стейплза Льюиса и Джона Рональда Руэла Толкина
Вечером 19 сентября 1931 года трое мужчин прогуливались по живописной тропе Эддисона, которая тянется вдоль реки Черуэлл и находится на территории Колледжа Магдалины (Оксфордский университет). Двое из мужчин, Клайв Стейплз Льюис и Джон Рональд Руэл Толкин, вели оживлённую дискуссию на тему природы метафор и мифов.
Им обоим было за тридцать лет. Они прошли войну, преподавали и читали лекции в оксфордских колледжах и увлекались старой литературой. Тем не менее, их взгляды во многом не сходились. У Льюиса рдел на щеках румянец, он был хорошо сложен и носил свободную и потрёпанную одежду. Его голос гремел как гром, когда он говорил. Толкин был более стройным, чем Льюис, он был опрятно одет и говорил мягко. Льюис был слишком дерзким; Толкин проявлял сдержанность.
Более того, Толкин с детства был набожным католиком, в то время как Льюис в возрасте пятнадцати лет стал убеждённым атеистом.
Тем не менее, последние несколько лет Льюис начал постепенно смягчать свою позицию относительно Бога, отчасти из-за своей дружбы с Толкином и многочисленных разговоров, которые они вели с самой первой своей встречи, состоявшейся пять лет назад. Двое преподавателей колледжа (Толкин – профессор англо-саксонского языка; Льюис – член литературного общества, который давал частные уроки английского языка и литературы) изначально сблизились на почве общей любви к тому, что Льюис называл «Северностью» – почти висцеральная тоска по эпическому, героическому, серому миру, описанному в скандинавской мифологии.
Порой мужчины засиживались до раннего утра, «рассуждая о богах, титанах и Асгарде». Льюис часто говорил Толкину о своём сходстве с Бальдром – древнескандинавским богом любви и мира, прощения и справедливости, который был убит по ошибке, но возродился после Рагнарока (своего рода апокалипсис у викингов). Он сказал своему другу, что его до глубины души трогают все эти истории о самопожертвовании, смерти и воскрешении.
Любовь к мифологии, возможно, и сблизила двух друзей, однако она, наряду с другими причинами, мешала Льюису принять христианство. В юношеском возрасте он решил, что вера была всего лишь «одной мифологией среди многих» и такой же фальсифицированной, как и все остальные. «Все религии, в смысле все мифологии (так будет правильнее), придуманы человеком – Христос такой же, как и Локи», – говорил Льюис.
Он всеми силами старался придерживаться этой позиции, но не мог избавиться от чувства того, что его взгляды были как неудобная, стесняющая движения одежда. Льюис упорно следовал тому, в чём не был полностью уверен. Несмотря на все свои аргументы, внутри он чувствовал сопротивление и верил в то, что это сам Бог активно охотится за ним как за оленем. «Я никогда не искал Бога, – сказал он позже. – Всё было как раз наоборот».
Если Бог действительно «охотился» на Льюиса, то это преследование чаще всего проявлялось в форме бесед с друзьями – не только с Толкином, но и с другими выдающимися учёными, которые не видели никаких противоречий между своей верой и интеллектуализмом. Они бросали вызов убеждённости Льюиса в том, что голова и сердце не могут функционировать сообща, засыпали его наводящими вопросами, на которые он, к своему удовлетворению, не знал ответа, и, в конечном счёте, заставляли его искать рациональные основы для теизма.
И Льюис, к своему превеликому удивлению, их нашёл. Он не хотел признавать существование Бога и «возвращаться в рабство веры», не желал, чтобы «вмешивались» в его жизнь, однако обнаружил, по его мнению, доказательства, указывающие на наличие некой высшей силы во Вселенной. В 1929 году он опустился на колени и признал, что «Бог был Богом», после чего стал «самым неохотным неофитом во всей Англии».
Для Льиса это было чисто рациональное решение, и хотя в тот вечер он стал теистом, его убеждения не выходили за рамки неизвестного, в частности он знал, что Бог существует, однако не верил в искупление Иисуса Христа. Ему понадобилось два года, чтобы изменить свои взгляды. Этому поспособствовал разговор с Толкином во время прогулки вдоль реки Черуэлл.
Толкин и Дайсон, внимательно выслушав рассуждения своего друга, решили продолжить дискуссию у него дома. Придя в комнату Льюиса, мужчины удобно умостились в креслах и закурили трубки. Часы пробили полночь, комната начала наполняться табачным дымом. Дайсон и Толкин делились подробностями своего пути к вере, однако Льюис продолжал стоять на своём. Тогда профессор предложил ему рассмотреть всё, что описано в христианских Евангелиях, с точки зрения мифичности.
Мифы, как пояснил Толкин, не являются сказками, преднамеренной ложью или просто выдумкой, они представляют собой мощные толчки, которые помогают открыть глубокие истины мира. По его словам, все мифы проливают свет на слои и аспекты существования, которые люди часто упускают из виду. Таким образом, они на самом деле могут быть «реальнее» того, что мы привыкли называть реальностью. Толкин утверждал, что те, кто создаёт мифы, упражняются в силе, данной им Богом, и выступают в роли «суб-творцов», которые делятся кусочками Высшей истины, скрытой от обычного взгляда. Все существующие в мире мифы, в свою очередь, служат призмами, через которые мы можем увидеть фрагменты божественного света. Рассказы, по мнению Толкина, являются сакраментальными.
Льюис отталкивался от того, что христианство – это миф, который является ложью, как и все мифы. Тем не менее, он чувствовал, что должен считать христианство истинной религией, которая целиком отличается от ложного мира мифологии. Толкин придерживался иной точки зрения: все мифы отражают «расколотый фрагмент истинного света», а христианство является «истинным мифом», который охватывает и распространяется на всё остальное. То есть Бог раньше использовал поэтические образы и традиции других культур для того, чтобы проявить себя, а Иисус Христос пришёл в реальное историческое время, чтобы прожить историю, произошедшую на самом деле.
Толкин бросал вызов своему другу. Христианскую историю искупления и воскрешения следовало рассматривать так же, как и скандинавские сказки Льюиса о богах вроде Бальдра. Как и все мифы, истинный миф о Христе невозможно было постигнуть механистически, как буквальное описание вещей, имевших место быть. Ключ к пониманию лежал в образности. Христианский миф был правдой не в смысле раскрытия истинной природы Бога и того, как именно человечество было искуплено, что конечный разум в принципе не в состоянии постичь. Он был правдой в том смысле, что для описания воплощения, распятия и воскрешения был выбран самый лучший способ изложения, благодаря которому человеческий разум смог увидеть свет и заглянуть в более глубокую структуру, лежащую в основе вечности.
Паломничество Льюиса к вере было очень долгим. По пути все интеллектуальные препятствия постепенно исчезли, наступило прозрение – и всё стало на свои места. Тем не менее, один не развязанный узел всё же остался. Всю свою жизнь в Льюисе боролись между собой два, казалось бы, противоречивых импульса: первый, глубокий – неудовлетворённое стремление к красоте и радости; второй – желание понять мир с рациональной точки зрения. Из разговоров с Толкином Льюис понял, что эти два импульса не должны бороться между собой. Он осознал, что вера может быть главным катализатором для воображения, которое, в отличие от клинического наблюдения, способно воспринимать действительность более реально. Льюису открылась новая возможность: та, благодаря которой он мог обратить всего себя к христианской вере – свой разум и сердце, свой интеллект и интуицию. Это был преобразующий, разоблачительный момент.
Льюис беседовал с Толкином и Дайсоном до трёх часов утра. Последующие разговоры лишь укрепляли его веру. 1 октября он написал своему другу: «Я только что перешёл от веры в Бога к вере в Иисуса Христа и христианство. Я попытаюсь объяснить всё при следующей встрече. На это непременно повлиял мой долгий ночной разговор с Дайсоном и Толкином».
Льюис не только принял христианскую веру, но и ступил на совершенно новую тропу своей жизни. Ему суждено было стать самым известным христианским апологетом своего времени, создателем собственных озаряющих мифов в виде серии книг «Хроники Нарнии» и писателем, чьи произведения высоко ценятся сегодня. Разговор во время прогулки по тропе Эддисона оказался чем-то вроде железнодорожной стрелки – он отвлёк Льюиса от пути, которым тот следовал, и направил его в совершенно иное русло.
Возрождение силы разговора: чему мы можем научиться у Льюиса и Толкина
Я поделился историей странного разговора между Льюисом и Толкином потому, что это «истинный миф» – история, которая освещает истины, выходящие за рамки конкретных деталей (кто/что/где) самого повествования и позволяет нам заглянуть в более глубокую структуру вещей. В данном случае история раскрывает потенциально преобразующую силу разговора лицом к лицу и обнадёживающе заставляет нас задуматься о том, находится ли под угрозой исчезновения мощность и красота этой силы в нашем технологичном мире.
В своей книге «Возрождение разговора» профессор Массачусетского технологического института Шерри Тёркл пишет, что мы, современные люди, всё чаще бежим от «разговора, который является открытым и спонтанным, разговора, в котором мы играем с идеями». Мы прячемся за экраны и предпочитаем общаться при помощи электронной почты и текстовых сообщений. Мы оправдываем это эффективностью, а также тем фактом, что, имея возможность редактировать сообщения, мы можем убедиться в «правильности» вещей, которые пишем.
Однако многое теряется в этом отступлении от живого взаимодействия. Общение при помощи электронных устройств делает разговор более поверхностным. Они ослабляют наше сочувствие и ощущение истинной связи – состояния, которые основываются на нашей способности слышать голос, читать язык тела и видеть выражение лица друг друга.
Хороший разговор – это ценный подарок, от которого мы не должны отказываться в пользу электронных устройств. Чтобы возродить его преобразующую силу, человек должен сознательно культивировать следующие элементы:
Пространство. Вы когда-нибудь слышали о знаменитых «Инклингах» – неформальном клубе и литературном обществе, к которому принадлежали Льюис и Толкин, а также ряд других писателей? Его члены встречались вечером по четвергам дома у Льюиса и днём по вторникам в пабе «Орёл и ребёнок», где они пили, курили трубки и читали друг другу свои последние сочинения. Это была замечательная группа, члены которой поддерживали друг друга и давали бесценные советы, касающиеся написания книг. Льюис и Толкин принадлежали не только к литературному обществу «Инклинги». Они были членами и других подобных дискуссионных групп. В одной из них, «Coalbiters» (от исландского «ickolbítar» – «тот, кто сидит близко к огню»), Льюис и Толкин укрепили связь друг с другом благодаря чтению исландской поэзии и обсуждению скандинавской мифологии.
Для хорошей беседы нужно быть не только членом полуофициальных обществ и групп. После регулярных оживлённых бесед с людьми необходимо обязательно брать перерыв на раздумья.
Постоянное внимание. Как отмечает Тёркл: «Исследования показывают, что присутствие телефона на столе, пусть даже и выключенного, меняет течение разговора. Если мы думаем, что нас могут прервать, то поддерживаем лёгкую беседу на поверхностные темы». Был бы разговор Льюиса с Дайсоном и Толкином эффективным, если бы друзья постоянно отвлекались, чтобы проверить свои телефоны, после чего поднимали головы и говорили: «Простите, что?»?
Хороший разговор – это результат совместных усилий вовлечённых участников. Вместо того чтобы постоянно отвлекаться от беседы, каждый должен внимательно следить за её ходом и слушать других. Таким образом, он сможет внести свою лепту в разговор, опираясь на идеи собеседников. Хороший разговор также требует:
Участие. Социальные сети и текстовые сообщения изменили то, как мы общаемся друг с другом вживую: мы скажем что-то, а потом сидим и ждём ответной реакции. Каждый предлагает изолированный, разрозненный ответ; мы разговариваем с кем-то, но не друг с другом.
Тем не менее, хорошие разговоры являются динамичными и совместными – они очень похожи на фрагменты симфонической музыки, где каждый должен способствовать гармоничному и ритмичному слиянию нот. Иногда внутри Вас есть скрытый потенциал, о существовании которого Вы даже не подозреваете, но потом кто-то говорит слова, пробуждающие его, и Вы чувствуете, что в Вашей голове загорелась нужная лампочка. Порой у Вас есть фрагмент идеи, которую Вы не в состоянии до конца осмыслить. Вы решаете поделиться ею с другими. Они улавливают связь и помогают Вам понять идею, и вся группа наслаждается рождённым озарением. Разговор может быть невероятно творческим начинанием.
Для того чтобы разговор работал, его участникам необходимо проводить время наедине с самими собой:
Уединение и самоанализ. В книге «Возрождение разговора» Тёркл пишет, что каким бы ироничным это ни казалось, но хороший разговор требует уединения. Прежде чем что-либо обсудить со своими друзьями, Вы должны сначала в одиночестве поразмышлять над этим вопросом. Затем, когда Вы соберётесь вместе и решите поделиться своими мыслями, они, опираясь на Ваши слова, дадут Вам ещё больше «пищи для размышлений». Это создаёт «добродетельный круг», где «наедине с самим собой Вы готовитесь к совместной беседе», а «в ходе совместной беседы узнаёте, как сделать более продуктивным время, проведённое наедине с самим сбой».
Под «временем, проведённым наедине с самим собой» Тёркл имеет в виду не только уединённость, но и отказ от пользования электронными устройствами. К сожалению, многие люди сегодня не способны полностью предаться уединению, поскольку постоянно отвлекаются на свои электронные устройства. Это, в свою очередь, превращает добродетельный круг в порочный: «Мы боимся одиночества и боремся за то, чтобы обратить на себя внимание. И в данном случае страдает наша способность обращать внимание на других. Если мы не способны найти наш собственный центр, то теряем уверенность в том, что мы можем предложить другим. Или же Вы можете заставить работать круг иначе. Мы боремся за то, чтобы обратить внимание друг на друга, и от этого страдает наша способность самопознания».
После того как Льюис стал теистом, он начал каждый будний день посещать часовню при Колледже Магдалины, а по воскресеньям – англиканскую приходскую церковь, но не потому, что он был ярым приверженцем христианской веры. Льюису просто нужно было время и место, где он мог бы поразмышлять над различными проблемами. Он также приступил к изучению Евангелий, особенно Евангелия от Иоанна в оригинале (на греческом языке). Таким образом, к тому времени, когда Льюис решил прогуляться со своими друзьями по тропе Эддисона, у него было что сказать им – он мог поделиться с ними мыслями, которые его давно тревожили. Именно уединение подготовило почву для совместной беседы.
Понимание различий. В ходе исследования природы современного разговора Тёркл обнаружила, что сегодня многие люди уклоняются от разговоров с теми, с кем они в чём-то не согласны. Они не любят конфликтов, им не нравятся, когда их убеждения ставят под сомнение. Они предпочитают общаться с людьми, которые просто соглашаются с их предвзятым мнением.
Тем не менее, самые лучшие разговоры – это цивилизованные обсуждения важных идей и вопросов. В ходе пути своего превращения в теиста Льюис подметил: «Всё, что я так усердно пытался изгнать из собственной жизни, было в моих друзьях». И хотя разговоры, которые он вёл со своими товарищами, порой расстраивали его, ему нравились споры и способы, которыми такие дискуссии заставляли его глубже копаться в своих убеждениях и размышлять о том, в достаточной ли степени они подтверждены.
Так же и с нами: благодаря взаимодействию с теми, с кем мы в чём-то не согласны, мы растём и глубже вникаем в собственные идеи, даже если, в конечном счёте, наши взгляды не поменяются.
Регулярность. Сказать, что один-единственный разговор изменил жизнь Льюиса, значит ввести Вас в заблуждение. Беседа, которую он имел с Толкином, действительно изменила его мировоззрение и побудила принять христианскую веру, однако ничего подобного не произошло бы, если бы Льюис регулярно не вёл беседы с Толкином на протяжении многих лет.
Почти каждый понедельник Толкин приходил в Колледж Магдалины, чтобы увидеться с Льюисом. Вместе они выпивали и обсуждали всё подряд, начиная от литературы и заканчивая сплетнями относительно политики факультета. Иногда они просто играли с каламбурами и отпускали похабные шутки. Не все разговоры были глубокими и проникновенными. Однако посредством этих случайных поверхностных разговоров они построили связь, которая сделала возможными более глубокие дискуссии.
Сегодня можно часто услышать, как люди говорят, что они ненавидят пустую болтовню и считают случайные разговоры скучными и утомительными. Ввиду нетерпения, появившегося в цифровую эпоху, они хотят сразу перейти к обсуждению серьёзных вопросов. Но как пишет Тёркл:
«Вы действительно не знаете, когда у Вас произойдёт важный разговор. Вы должны сначала пройти через ряд скучных или неэффективных бесед, прежде чем принять участие в разговоре, который изменит Ваши взгляды».
Вывод: возрождайте магию разговора
Некоторые из самых запоминающихся моментов нашей жизни связаны с разговорами: приятная беседа с девушкой, в которую Вы начинали влюбляться; поучительные слова наставника, который помог Вам определиться с призванием; диалог с дочерью, в ходе которого Вы осознали, что она стала взрослой, и так далее.
Живое общение может быть увлекательным, поучительным и греющим душу. Это отличная возможность что-то узнать и чему-нибудь научиться. Оно помогает ближе знакомиться с людьми и познавать себя. Оно способно заставить Вас пересмотреть свои взгляды на тот или иной вопрос и вернуться к самому себе. Льюис так говорил о влиянии разговора: «Это золотые моменты… когда Вы сидите в домашних тапочках у камина с напитком в руках; когда весь мир и то, что находится за его пределами, открывает себя в нашем разуме во время разговора; и ни у кого нет претензий или каких-либо обязательств перед другими, все свободны и равны, словно мы познакомились друг с другом всего час назад, но в то же время нас окутывает Привязанность, смягчённая годами. Жизнь – естественная жизнь – лучший подарок на свете».
Волшебные вещи, способные изменить жизнь, могут произойти, когда Вы решитесь вступить в разговор, когда Вы предпочтёте спонтанность вместо возможности редактировать своё сообщение и эффективности. Но, как бы парадоксально это ни звучало, спонтанность нужно намеренно искать, Вам необходимо готовиться к ней. Что ж, вперёд!