синодик троице сергиевой лавры
Троицкий синодик. Схиархимандрит Иосия (Евсеенок)
Отец Иосия (в миру – Иван Зиновьевич Евсеенок) родился в 1896 году в деревне Соловьевка Климовского района Ропской волости Новозыбковского уезда Черниговской губернии (Брянской область). По другим данным, место рождения: село Высокие Гривы Александровской волости Барнаульского уезда Томской губернии. Происходил из крестьянской семьи. Восьмилетним мальчиком он пришел в Гефсиманский скит Троице-Сергиевой Лавры, где был послушником его отец. Пострижен в монашество с именем Иосиф, позже хиротонисан во иеродиакона. Сначала исполнял послушание сапожника, потом стал келейником последнего скитоначальника Гефсиманского скита игумена Израиля.
Не менее двух раз батюшка находился в тюремном заключении. Первая ссылка закончилась в 1946 году. Спустя два года после своего возвращения из ссылки он был принят в Лавру штатным иеродиаконом, но 24 декабря того же года вновь арестован органами УМГБ. В 1949 году осужден по ст.58-1,58-11 УК РСФСР и приговорен к ссылке в Туркменскую ССР. После ссылки вновь вернулся в Троице-Сергиеву Лавру.
В 50-х годах отец Иосиф являлся настоятелем Преображенского храма подворья Лавры в Переделкино. С середины 60-х годов подвизался в родной Лавре до последних дней своей жизни, пребывая в трудах, посте и молитве. 12 ноября 1955 года он был реабилитирован Военным Трибуналом ТуркВО по последнему периоду репрессий в 1949 году. В 1965 году – возведен в сан архимандрита.
17 мая 1970 года старец отошел ко Господу, приняв перед кончиной схиму с именем Иосия. Похоронен на Северном кладбище Сергиева Посада. Батюшка почитался братией и народом за святость жизни, кротость и смирение.
Рассказывает насельник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, смотритель Троицкого собора игумен Корнилий (Мороз):
«Схиархимандрит Иосия (Евсенок) – до схимы брат Иосиф – еще до революции был пострижеником Черниговского скита. Это один из легендарных лаврских старцев, который смог вернуться в Лавру после ее открытия в 1946 г. Возрождение Лавры застали всего несколько ее дореволюционных насельников, отец Иосиф – один из них.
Это был монах высокой духовной жизни, он обладал многими благодатными дарами, нес послушание духовника: наставлял, укреплял в вере всех, приходящих к нему, – чем обратил на себя внимание властей. В хрущевские времена он был сослан на Север, в лагеря. Через какое-то время он там заболевает воспалением легких.
Схиархимандрит Иосия (Евсеенок)
Несколько дней он провел с температурой за 40° в лагерном лазарете. В конце концов, врачи, убедившись, что человек уже смертник: нечего на него тратить время и лекарства, – переносят его зимой в неотапливаемое помещение с уверенностью, что до утра он не доживет, и история его лечения на этом закончится.
Ночью батюшка видит видение: к нему подходит Преподобный Сергий и говорит: «О тех из вас, кто в изгнании, вне обители, я забочусь еще больше», – и протягивает ему при этом просфорку. Отец Иосиф точно видит, что это лаврская просфора, и ощущает в замерзающей ладони ее тепло, как будто она была только что испечена. Он съел эту просфорку.
Наутро, когда за ним пришли не только врачи, но и двое носильщиков с целью отнести труп к месту захоронения, они увидели, что батюшка не только жив, но и абсолютно здоров. Потом уже, когда отца Иосифа освободили, и он вернулся в обитель, батюшка об одном только скорбел: «Почему же я всю тогда просфорку съел? Это же была небесная просфорка, можно было хотя бы немножко оставить».
Воспоминания Галины Александровны Пыльневой:
«Возвращаясь мысленно к минувшим десятилетиям, когда обстоятельства позволяли бывать в Лавре практически еженедельно, хочется вспомнить о наиболее ярких представителях её братства. В этом отношении самым заметным, можно сказать замечательным примером дореволюционного монашества среди братии был отец Иосиф.
До закрытия Лавры он жил в Гефсиманском скиту. Высокий, седеющий, стройный, спокойный, даже величественный, он как-то сказал в Трапезном храме, что ему 77 лет. Грамоте его научили в 7 лет. И вот уже 70 лет своей жизни он ежедневно читает Святое Евангелие. И что самое удивительное, это ему не только не надоело, но, читая знакомые строки, он находит в них всё более и более глубокий смысл.
Говорил отец Иосиф просто, спокойно, убедительно уже потому, что всё им сказанное было подтверждено его личным опытом. Делился он этим как старший, желающий предупредить, передать лучшее из пережитого, уберечь от возможных ошибок.
Незадолго до кончины отец Иосиф принял схиму с именем Иосия. В памяти он остался как живой пример того дореволюционного монашества, на котором можно учиться тому, как вера даёт душе ясность, мужество, бодрость и глубокое душевное спокойствие.
От его присутствия становилось проще и мирнее на душе, было очевиднее, что заповеди о любви к Богу и людям неразрывны, а исполнение их хотя бы в какой-то мере возможно всем, кто к этому стремится. Теперь, спустя годы, особенно выступает его величие и внутренняя духовная красота, к которой ведёт один путь – путь веры и смирения.
«Из монахов старшего поколения нельзя не вспомнить отца Серафима, прозванного «пушистым». Он, как и отец Иосиф, был тоже из минувшего мира «настоящих монахов». Оба архимандрита были не только настоящими дореволюционными монахами, они были монахами с детства, о чём сейчас нигде не упоминается.
Как рассказывала моей матери покойная Екатерина Павловна Егорова (урождённая Васильчикова), в начале 20-х годов жившая в Сергиевом Посаде и часто посещавшая Гефсиманский скит, будущий архимандрит Иосиф пришёл в скит восьмилетним мальчиком вместе со своим отцом. В Гефсиманском скиту отец Иосиф был иеродиаконом и келейником скитоначальника игумена Израиля.
После закрытия всех лаврских скитов отец Израиль вместе с отцом Иосифом жили в домике недалеко от церкви Михаила Архангела, и иеродиакон Иосиф служил в этом храме. Об этом ещё в 70-е годы прошлого века вспоминали старожилы тех мест. Во вновь открытую Лавру он в сане иеродиакона прибыл одним из первых в 1946 году, вернувшись из ссылки. В 1948-49 году снова был отправлен в ссылку.
В конце 50-х годов москвичам стало известно, что отец Иосиф, теперь уже архимандрит, служит как настоятель храма в Переделкине. И этот небольшой старинный храм превращался тогда в небо на земле. Молящимся передавалось вдохновение батюшки. Его паства вместе с ним молилась на одном дыхании. Он говорил в своих проповедях о святителе Григории Паламе в те годы, когда труды этого великого защитника Православия не печатались на русском языке. Из глубины своего личного молитвенного опыта отец Иосиф разъяснял Евангельские слова: «Вниди в клеть свою».
В середине 60-х годов архимандрит Иосиф вернулся в родную Лавру. Вскоре, встретив его в обители, я не удержалась от вопроса: «Батюшка, Вам не хочется назад в Переделкино?». И услыхала в ответ: «Монах своим хотением не живёт». К концу 60-х годов Святейший Патриарх Алексий I (Симанский) и отец Иосиф, тогда уже схиархимандрит Иосия, были, возможно, единственными или почти единственными постриженниками Гефсиманского скита, оставшимися в живых, и, несомненно, их сближали личные воспоминания о монашеской юности под кровом аввы Сергия.
Есть нечто знаменательное в том, что схиархимандрит Иосия ушёл из жизни 17 мая (н. ст.) 1970 года, ровно через месяц после кончины Святейшего. С тех пор минуло несколько десятилетий. В день кончины отца Иосии долгое время собирались на его могиле духовные чада, из Лавры приходил иеромонах и служил панихиду.
Однажды я увидела в Троицком соборе иеродиакона, который сослужил отцу Иосифу в Переделкине, подошла к нему и спросила: «Вы служили в Переделкине?». Полным волнения голосом человек этот воскликнул: «Вы помните, вы помните, как мы служили?! Мы со слезами служили!». В другой раз мне показалось знакомым лицо одной прихожанки в храме Положения Ризы Пресвятой Богородицы. И снова на мой вопрос: «Вы бывали в Переделкине?» последовал восторженный возглас: «Батюшка отец Иосиф!».
Троицкий синодик. Иеродиакон Софроний (Кузин, † 2001)
Отец Софроний родился 19 сентября 1922 года в семье рабочего. В Крещении получил имя Сергий. Детство его прошло в селе Дунаевка Юрьев-Польского района Владимирской губернии. Окончил четыре класса начальной школы. Побывал в детдоме – мать умерла, отец погиб на фронте.
После войны пару лет работал в военизированной охране, а в 1948 году загорелся желанием поступить в только что открывшуюся Троице-Сергиеву Лавру. В первый раз ему отказали – не было прописки. Тогда решил: «Надо вести себя помудрее. Устроюсь работать, а про монастырь буду молчать. Заработаю прописку и пойду в Лавру». Устроился пастухом в один из колхозов Загорского района. Вошел в доверие к председателю, о монастыре, действительно, молчал и шесть лет пас скотину. Когда подошел срок и стали оформлять документы, предупредили: «Только смотри, чтоб в монастырь не ходил!» Он спокойно, даже с вызовом, ответил: «Как же! Обязательно пойду!» Председатель прямо ахнул, но было поздно, все печати уже поставили. С этими документами Сергий пришел в Лавру и трудился в ней с февраля 1954 года, когда наместником стал архимандрит Пимен (Извеков), будущий Патриарх Московский и всея Руси. Им же 29 сентября 1954 года он был пострижен в монашество.
Первые три года в монастыре отец Софроний работал на просфорне, пек просфоры. К делу относился настолько ответственно, что расстроил свое здоровье. По-владимирски «окая», рассказывал: «Была печка, а я в эту печку голову совал, чтоб посмотреть: испеклись просфоры или нет. Голову на этом я себе повредил. Она стала у меня постоянно болеть с того, что я в печку-то голову совал. »
На Благовещение 1958 года епископ Полтавский и Кременчугский Серафим рукоположил монаха Софрония во иеродиакона. На первой же службе говорят: иди, читай ектенью! Отец Софроний вышел из алтаря и без остановки прочитал сразу все прошения ектении, напечатанные в Служебнике. Все оторопели. Но потом освоился и служил хорошо, пока более молодые собратия его не сменили.
Интересные отношения сложились у него с братским духовником архимандритом Кириллом (Павловым). В пору казначейства Батюшки, у иеродиакона Софрония было особое послушание, о котором никто не знал: он приходил к отцу Кириллу и получал деньги на бедных людей. Зайдет к нему, выйдет и вскоре появляется у монастырской проходной, где эти деньги раздавал нуждающимся, как бы от себя. Благодаря его молчаливости дело оставалось в тайне, а батюшка Кирилл освобождался от нападений и искушений, связанных с раздачей милостыни в те нелегкие годы. Отец Кирилл ценил рассудительность отца Софрония и его умение разбираться в людях: он знал всех нищих, кто из них в чем нуждается. Порой, стучался и настойчиво просил: «Вот там такая-то стоит, плачет, ей надо – у нее детишки. ». Отец Софроний был сострадателен, хотя внешне казался грубоватым.
На именины отца Софрония (9/22 декабря память святителя Софрония Кипрского) в Лавре всегда совершалось всенощное бдение в честь иконы Божией Матери «Нечаянная Радость». Архимандрит Кирилл в ту пору был крепче здоровьем и практически всегда проводил общую исповедь, в конце которой, по своему обыкновению, перечислял святых покровителей братии и завершал отпуст с особым выражением и торжественностью: «. и святителя Софрония, епископа Кипрского, его же память ныне совершаем. » Было видно, что Батюшка особо поощряет отца Софрония в его трудах, благорасположен к нему.
В прежние годы на братском обеде отец Софроний часто и непередаваемо читал жития святых. Читал очень внятно, медленно и проникновенно. Получалось и строго, и с переживанием. Как-то раз он читал слово о поведении монаха в монастыре, а именно о том, что монахам нельзя общаться с женщинами. Прочитав поучение, Софроний остановился, обвел всех взором и со строгостью громко вопросил: «Слышите, монахи?! Нельзя общаться с женщинами!» – и продолжил чтение. Замечание это сделал сурово и властно – тоном патриарха, а не иеродиакона!
Как мы уже упомянули, он отличался молчаливостью. А если говорил, то очень весомо и глубоко, мог сразить любого монастырского острослова, своим словом побеждал всякого. Ответы его были настоящими афоризмами.
Так, однажды на «втором столе» братской трапезы, где порядки более свободные – братия сами берут себе еду, переговариваются, к отцу Софронию подсел один батюшка архимандрит и несколько вольно, но с любовью обратился: «Отец Софроний, как хорошо с тобой рядом покушать!» На что тот очень серьезно и невозмутимо тут же ответил своим грубым низким голосом: «А в аду со мной приятно будет сидеть?» Сразу пресек шутливый настрой и дал иное направление разговору. Батюшка не нашелся, что ответить. Невольно вспоминаются слова Христа, сказанные преподобному Силуану Афонскому: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся. »
Говорил иеродиакон Софроний всегда по делу и часто так, что тема разговора раскрывалась с неожиданной стороны. В последние годы жизни, пока не ухудшилось зрение, его послушанием было чтение синодиков. Однажды к нему, читающему около левого клироса в Трапезном храме, подошел кто-то из братии и протянул второй синодик, на что услышал нестандартный ответ: «Что я, о двух головах, сразу два синодика читать. »
Был он очень добросовестным. Если при чтении синодиков замечал ошибку в написании имени, то исправлял, имея при себе в кармане перочинный ножичек и карандаш. Если же чего-то не знал или сомневался, то обращался к старшей братии и, уточнив, подчищал неправильное слово. В синодиках часто встречались его исправления и подчистки. После братского ужина регулярно ходил на вечернее чтение монашеского правила. Стоял на коленях в сторонке, опершись на лавку, и внимательно слушал слова молитвы, порой вытирая украдкой слезы.
Отец Софроний любил бедных лаврских прихожан. Помогал им чем мог. Раздавал свою пенсию нищим. Если просили, мог, не жалея, отдать сразу все деньги. Часто кормил людей пищей с «первого стола» братской трапезы. Весьма своеобразно он отмечал свой день Ангела: после обеда выносил к монастырской проходной большой поднос с горой разных «вкусностей». А за воротами его уже ждала кучка голодных «чад». Постоянно кормил птичек остатками обеда.
Долго, лет двадцать, дежурил в храме ночью под праздники. Многим лаврским паломникам, посещавшим монастырь в то время, запомнилась его небольшая фигурка в старенькой рясе. Когда бабушки читали правило к причащению, отец Софроний садился у аналоя с праздничной иконой лицом к ним, спиной к иконостасу и внимательно слушал чтение молитв. Иногда вздыхал и, смотря наверх, как ребенок что-то лепетал, шевеля губами. После чтения канонов и акафистов он или уходил в келию, или, выбрав местечко, укладывался на ковре среди паломников и спал до утра. Проснувшись, слушал утренние молитвы. Перед литургией убирал стулья, лавки – тащил их по полу через весь храм к свечному ящику. Вскоре раздавался оглушительный грохот. Это он перебрасывал лавку или стул через барьер свечного ящика, где они раньше стояли. Так своеобразно наводил порядок. После ночных бдений часто причащался в своей старенькой ряске вместе с мирянами.
Многие странности отца Софрония можно объяснить тем, что он немного юродствовал. Он был внутренне свободным человеком, не зависел от многих житейских условностей. То, что отец Софроний умеет себя вести вполне пристойно, выяснилось во время его, наверное, единственной поездки в Почаев. Как-то отец Онуфрий (Березовский, ныне – Блаженнейший митрополит Киевский и всея Украины) пригласил его провести отпуск в Почаевской Лавре. Собрался отец Софроний в дорогу с одним более молодым собратом, который относился к нему серьезно и почтительно. Оделся отец Софроний соответственно сезону (была ранняя осень) и подчеркнуто аккуратно, как человек, который прекрасно понимает, что придется быть долгое время на людях. Все юродство было оставлено. Ехал по-монашески налегке, практически без багажа с маленькой сумкой. В Почаеве он также вел себя безукоризненно и строго, не допуская никаких вольностей «юродства». Как и в Сергиевой Лавре, ходил на все службы, читал синодики. Когда отец Онуфрий пригласил его на ужин, охотно согласился, добавив: «Кушать – не работать!»
До последнего дня отец Софроний сохранил ясный рассудок. Умел пошутить, разрядить обстановку. Когда его собирали в больницу и не могли найти свитер, он заметил: «Свитер уехал в Питер». В конце жизни его, уже почти слепого, вели под руки, на повороте подсказывают: «Батюшка, идите налево», а он: «„Налевоˮ, – сказала королева!» Такие прибаутки располагали к нему братию.
Иногда его просили помолиться. Как правило, он ничего не отвечал, но потом все то, о чем его просили помолиться, устраивалось.
Надо заметить, что большой слабостью отца Софрония были духовные, народные и патриотические песни. Как-то он, не таясь, громко каялся архимандриту Науму, что поет песни. Тот ему посоветовал: «Ну ты не пой», – на что Софроний простодушно возразил: «Какже так? Я ведь люблю петь. » Кстати, отец Наум в разговоре с братией однажды похвалил отца Софрония: «Молодец! Очень тщательно исповедуется, заботится о своей душе. »
В больнице постоянно просил читать ему пяточисленные молитвы к Божией Матери. При этом чтении он умилялся и плакал. Без слез не мог слушать молитвы с упоминанием имени Богородицы. Он был человеком очень трезвого, критического ума. Свои добродетели старательно скрывал. Поэтому осталось тайной, как отец Софроний в прежние годы проводил время в келии, куда никого не пускал. А в последний год болезни за внешностью простого человека открылось то, что ранее никто не знал. Лежа на койке, отец Софроний весь день со слезами непрестанно молился Божией Матери: «Богородица, помози мне! Владычица, не дай мне погибнуть!» Часто взывал к Богу с просьбой о помиловании, об избавлении от мук. У него было постоянное памятование о Боге, геенне и вечных муках. Почитал себя большим грешником и молился часто не уставными, а своими молитвами. Находившемуся рядом келейнику или врачу было не по себе, ибо чувствовалось, что отец Софроний находится в непрестанном общении с горним миром: Господом, Божией Матерью, преподобным Сергием.
О его благоговейном почитании Пресвятой Богородицы свидетельствует такой факт. Отец Софроний уже практически не вставал и почти ослеп. Когда над его кроватью повесили календарь с изображением Божией Матери, он, узнав об этом, попросил перевесить. Брат удивился: «Почему?» – «Ну потому, что я могу повернуться к Ней задним местом. » Боялся оскорбить Ее, выразить непочтение даже положением своего тела под иконой на календаре.
Когда его собирали в больницу на операцию, братия увидали толстую исписанную крупным ученическим почерком тетрадь. В ней были собраны духовные стихи, псальмы на разнообразные темы: жития святых, подвижников Афона, былины, песни с глубоким, духовнопоучительным содержанием. На вопрос, чья это тетрадь, отец Софроний неопределенно ответил: «Не знаю, кто-то принес. » Но после кончины выяснилось, что почерк был его. По сути, это была не тетрадь, а бесформенный комок из двадцати с лишним школьных тетрадей разного объема, неумело подшитых одна к другой – почти 800 страниц! Многие листочки с духовными стихами, особенно на покаянные темы, были истерты пальцами. Ясно, что отец Софроний их часто перечитывал, но от внешнего взора это скрывал.
Тело почившего перенесли под Успенский собор, в храм Всех святых, в земле Российской просиявших. В Лавру на праздник и на заседание Синода собралось, как всегда, немало архиереев, многие из которых знали отца Софрония лично. Архипастыри приходили, прощались с ним и благословляли его тело во гробе. Отпевание отец наместник совершил на третий день его кончины, совпавший с днем памяти Всех Радонежских святых. Во время прощальной литии перед Успенскими вратами отец Софроний получил последнее архиерейское благословение от архиепископа Тернопольского и Кременецкого Сергия, только что отслужившего литургию в приделе Радонежских святых. Старшие отцы заметили, что такого архипастырского напутствия не сподобился никто из братии, скончавшихся за послевоенное время. Многие во время чтения Псалтири по усопшему, служения панихид, а также при отпевании отца Софрония не чувствовали угнетения и скорби, которые нередко бывают на похоронах. Напротив, было ощущение духовной радости и праздничности, сопутствующее кончине праведника.
Вечная память приснопамятному старцу иеродиакону Софронию!
Троицкий cинодик. Схиархимандрит Михаил (Балаев, † 2009)
Отец Михаил (в миру – Виктор Федорович Балаев) родился в 7 июля 1924 года в деревне Богородское Загорского района Московской области (ныне пригород Сергиева Посада), в семье крестьян.
Окончив семилетнюю школу, а затем Богорородскую профессиональную школу резьбы по дереву (село Богородское издавна славилось мастерством резной игрушки, известно, что богородской деревянной игрушкой играли не только крестьянские дети, но даже и русские царевичи, а сам промысел возник еще в XVI веке), Виктор Балаев приобрел профессию художника скульптора.
18-ти лет его призвали на фронт. В марте 1943 года в составе одной из стрелковых частей 33-й армии Виктор Федорович Балаев участвовал в боях за освобождение Вязьмы от немецко-фашистских захватчиков. В тех местах проходили наиболее ожесточенные бои, буквально каждая пядь земли была обильно полита солдатской кровью. Несколько советских военных группировок тогда очутились в так называемом «Вяземском котле» и попали под массированный огонь фашистской авиации и артиллерии. Историки полагают, что тогда погибли и пропали без вести около миллиона человек; в их числе — сотни ополченцев, призванных из Зарайска. Попытка прорваться из кольца окружения была предпринята 14 октября 1941 года — в праздник Покрова Пресвятой Богородицы.
Некоторым удалось вырваться из «Вяземского котла» — им было видение Царицы Небесной.
Вот как это было по воспоминаниям отца Михаила: «Когда определялись места прорыва, то точек было несколько: в районе деревни Мартюхи, где сейчас стоит скит монастыря, в районе деревни Доманово, еще – по реке Курьяновке, там, где строится монастырь, и под деревней Марково. Задача была рассеять внимание неприятеля и сделать так, чтобы хотя бы один из прорывов удался.
Прорывались одновременно. Солдат-сослуживец сказал, что, когда они выходили от села Богородицкое по реке Курьяновке, все видели, как над верхушками деревьев шла женщина в длинном платье и жестом руки приглашала за собой, вела и указывала путь. Те, кто видели это явление, поняли, что это никто иной, как Божия Матерь, так как недалеко была церковь в честь ее иконы «Одигитрия».
Шли мы через Сычевку на Вязьму. Весна 1943 года, грязно, болота. Очень тяжело было. Передвигались практически все время пешком. Когда приблизились к Вязьме, нужно было форсировать реку. Было это 12 марта. Над рекой на горе стоял большой собор. Там укрепился немецкий пулеметчик. Несколько атак захлебнулось. Подошла наша очередь, идти по тонкому покрытому водой льду. Я внутренне сказал себе тогда, что если останусь жив, — уйду в монастырь. Наша рота пошла в атаку. Перебежал через реку. Лег в окоп. Посмотрел по сторонам. До берега добежало лишь двое из ста. Так Господь меня спас».
В этом бою был ранен и сам Виктор Балаев. Он очнулся только в госпитале через несколько дней.
Вернувшись на родину в 1947 году в звании старшего сержанта, Балаев проработал два года художником инструктором в профтехшколе деревни Богородское. Он был включен в членство товарищества союза художников, а потом и областного союза художников. Через несколько лет по окончании войны Виктор Федорович Балаев сдержал данный им Богу обет. 12 июня 1959 года Виктор Федорович был принят послушником в Троице-Сергиеву Лавру. На следующий год он подал прошение на имя наместника Лавры архимандрита Пимена (Извекова), будущего Патриарха Московского и всея Руси, о пострижении в монашество. В прошении говорилось: «От малых имея горячее желание послужить Богу, смиренно прошу Вашего благословения, отец наместник, постричь меня в иноческий чин. Обязуюсь все послушания, возложенные Вами и старшими на меня, выполнять добросовестно и сберегать уважение и послушание к братии Лавры и трудиться всегда честно и добросовестно во славу обители преподобного Сергия». Прошение было удовлетворено, и 19 августа 1960 года, в праздник Преображения Господня, наместником Лавры архимандритом Пименом послушник Виктор был пострижен в монашество с именем Иоасаф в честь святителя Иоасафа Белгородского (память – 4 сентября). В обители отец Иоасаф нес послушания рабочего кухни, дежурного в проходной будке, пономаря Троицкого собора. Он был одним из ближайших помощников (келейников) Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского).
29 августа 1961 года епископом Николаем (Кутеповым) монах Иоасаф был хиротонисан во иеродиакона, а 18 октября 1969 года – рукоположен в сан иеромонаха. Он был определен на послушание в летнюю Патриаршую резиденцию в Переделкине. 4 апреля 1974 года – возведен во игумена. Спустя четыре года, во внимание к усердному служению на благо Русской Православной Церкви, игумен Иоасаф был награжден юбилейным наперсным крестом с украшениями. В 1988 году с выражением благодарности за понесенные многолетние труды батюшка был освобожден от возложенного послушания и возвращен в Троице-Сергиеву Лавру. Вскоре он подает прошение о пострижении в схимнический образ. В октябре того же года архимандритом Алексием (Кутеповым), наместником Лавры, архимандрит Иоасаф (Балаев) был пострижен в схиму с именем Михаил. Еще 10 с небольшим лет подвизался отец Михаил в Лавре. Год за годом слабли физические силы старца, но укреплялся его подвижнический дух, а душа приуготовлялась к отшествию из земной скорбной юдоли в горние обители.
Последние годы пред кончиной, страдая от ран, полученных в годы войны, схиархимандрит Михаил провел в своей келье. 14 июля 2009 года отец Михаил скончался от ишемической болезни сердца. В своем соболезновании наместнику и братии монастыря Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл отметил: «Со скорбью воспринял весть о кончине одного из старейших насельников Свято-Троицкой Сергиевой Лавры схиархимандрита Михаила (Балаева). Его почти полувековое монашеское служение началось под покровительством святителя Иоасафа Белгородского. При постриге в схиму его небесным заступником и ходатаем стал святой Архистратиг Божий Михаил, что явилось знамением пламенной веры схиархимандрита Михаила и ревностного служения Господу. Двадцать лет приснопамятный инок с прилежанием во славу Божию нес послушание в Патриаршей резиденции в Переделкине. Его усердием поддерживалось должное благолепие, сохранялась преемственность древних традиций. На протяжении последних двух десятилетий отец Михаил неленостно совершал иноческий подвиг в стенах Троице-Сергиевой Лавры, стяжав уважение и любовь братии. В связи с постигшей утратой выражаю искреннее соболезнование Вам, досточтимый владыка Наместник, и всем насельникам монастыря. Да упокоит Господь душу новопреставленного схиархимандрита Михаила в обителях небесных и сотворит ему вечную память».
Схиархимандрит Михаил был погребен на монастырском кладбище у храма в с. Деулино Сергиево-Посадского района.
Помяни, Господи, душу раба Твоего, приснопоминаемого схиархимандрита Михаила, во Царствии Твоем!