савельев фурсов про мозг
Савельев фурсов про мозг
Помощь в подготовке научных проектов
В Советском Союзе — стране тотального контроля за всеми сторонами жизни — наука субсидировалась централизованно, ее развитие зависело от политических задач коммунистических лидеров, мечтавших о мировой гегемонии, а потому всемерно пестовавших военно-промышленный комплекс.
Показать полностью. Для последнего наука была важнейшим инструментом своего расширения и обновления. Одновременно наука, как и все части идеологизированного государства, была пропитана мифами. Советским ученым внушали, что они — самые лучшие, самые плодотворные ученые мира. Мифология «побеждающего» коммунизма диктовала вполне понятные правила поведения всех сторон, участвующих в постоянно разыгрываемой сказке, а тех, кто отказывался участвовать в оглупляющем соревновании «победителей», ждали суровые кары, вплоть до тюремного заключения. Закономерным итогом этого было то, что формировались мафиозного типа кланы, что соревновательное начало научного творчества подменялось послушанием низших научных чинов старшим, а мера старшинства определялась даже не учеными, а партийными боссами.
Эта многолетняя практика привела к тому, что наиболее циничным проходимцам удавалось продвинуться высоко в научной иерархии, что в академики стали выбирать в основном не в соответствии с научными достижениями, а в зависимости от партийных рекомендаций, и настоящим талантам приходилось туго. В части дисциплин это маразматическое поведение достигло раблезианских размеров, когда поощряемые вождями лысенки отменяли генетику, лепешинские и бошьяны — цитологию, быковы и асратяны — физиологию, что под ранжир «буржуазных извращений» подпали такие науки, как психология и кибернетика, а самая большая в мире армия научных работников в большинстве своем не только не протестовала, а рукоплескала проходимцам и партийным вралям.
Сказанным я не хочу утвердить мысль, что вся советская наука снизу доверху была заполнена проходимцами и приспособленцами. В гигантском числе советских ученых встречалось немало выдающихся и достойных первооткрывателей нового, но статуса благоприятствования они не имели никогда, да похоже не имеют и до сих пор. В этих условиях роль Международного Научного Фонда становилась особенно важной. Главное внимание надо было уделить именно тому, чтобы поддержать тех ученых, которые способны к независимому и плодотворному продумыванию новых идей и их обоснованию. Но тут-то и начинались главные трудности и для тех, кто намеревался давать гранты, и для тех, кто мог на них претендовать.
Самая страшная инерция — инерция мышления — становилась преградой на пути выполнения объявленной Соросом программы. Приученные десятилетиями скрывать свои результаты от собственных же сотрудников и всегда избегать контактов с западными коллегами бывшие советские ученые в одночасье должны были научиться писать полноценные проекты будущих исследований, писать так, чтобы именно их проект был принят. Надо было отучиться от поведения, ставшего стереотипным в среде советских ученых, когда «обман ради пользы дела» приветствовался, когда начальству представлялись проекты с приукрашенными результатами и преувеличенными ожиданиями грандиозной пользы от никчемных пустышек. Теперь становилось обесцененным умение выдавать на-гора тексты, содержавшие лишь трескучие фразы, которые могли понравиться начальству. Задача становилась, как я уже отметил, трудной для обеих сторон. Международный Научный Фонд обязан был научить массу бывших советских ученых новым правилам.
Помощь в подготовке научных проектов написания заявок на гранты, а параллельно создать группы специалистов, кои бы взяли на себя труд отобрать лучшие из огромного числа поданных проектов.
Итак, прежде всего предстояло научить людей писать проекты будущих научных программ. В них нужно было сформулировать тему планируемого исследования, которая бы не обещала ничего, кроме того, что на самом деле могло дать планируемое исследование, затем надо было четко описать три-четыре конкретных задачи работы, дать обзор уже накопленных в научной литературе данных и показать, как эти данные подвели автора к формулировке его проекта. Требовалось привести собственные предварительные данные, позволяющие оценить реальность выполнения идеи соискателем, и дать достаточно подробное описание экспериментального плана.
В соответствии с этим планом автор проекта должен был составить бюджет расходов на выполнение планируемой работы, и реальность бюджета должна была вытекать совершенно ясно из предшествующего ему описания. Нужно было представить проекты к сроку (примерно через 3 месяца после объявления данной программы), после чего сотрудники МНФ должны были направить все проекты на научную экспертизу к ведущим специалистам в данной области. Было решено, что каждый соискатель укажет шестерых желательных ему экспертов (двух из своей страны и четырех из западно-европейских стран или США).
Соискатель также мог указать нескольких своих потенциальных или явных недругов (не более трех), которым его проект не следовало посылать на рецензирование. Правление полагало, что тем самым будет разрублен привычный советской системе узел, в который постоянно запутывались взаимоотношения претендентов на гранты и тех, кто принимал решения о финансировании научных проектов. Ведь надо было исключить даже минимальную возможность, при которой люди, претендующие на гранты, имели бы возможность участвовать в принятии решений о выделении грантов. В целом такой порядок работы должен был позволить, как казалось членам правления МНФ, объективно оценить поданные на конкурс проекты. Финансирование по первоначальным замыслам следовало осуществить так, чтобы обеспечить выполнение проектов в течение двух лет. Однако все эти на первый взгляд простые вещи были незнакомы российским ученым.
Мне поэтому представлялось важным объяснить принципы подходов к составлению заявок на гранты, объяснить детали того, что следует вставлять в исследовательский план, как описывать мировое состояние науки в данном конкретном вопросе, как составлять план исследования по каждой конкретной задаче проекта. Будущим авторам проектов нужно было рассказать, как и почему следует так составить заявку на бюджет, чтобы у экспертов, которые будут оценивать проект, не возникло сомнений в том, что все заказанное — абсолютно необходимый минимум, без которого при выполнении данной задачи никак не обойтись (ведь эксперты хорошо знают данную область науки и прекрасно смогут с первой же минуты оценить, не желает ли подающий на грант приписать что-то, к заявленной теме отношения не имеющее).
Я подготовил серию лекций на эту тему. В Москве под председательством академика В. П. Скулачева в здании Президиума Российской Академии наук было собрано несколько сот ученых из разных академических институтов, и я подробно рассказал о правилах подготовки и оформления заявок на гранты.
Затем я повторил эту лекцию в Нижнем Новгороде в Институте прикладной физики академика А. В. Гапонова-Грехова, а через месяц отправился в Казахстан, где в здании Академии наук в Алма-Ате было собрано много ученых на семинар о правилах подготовки заявок на гранты. Казахские ученые опубликовали даже все графики и таблицы, которые я показывал во время лекции, в национальной газете «Наука Казахстана».
Последний раз я повторил по просьбе Российского отделения МНФ ту же лекцию в Москве в Физическом институте имени Лебедева РАН. В этот раз в большом зале института собралось более пятисот слушателей, и они не только внимательно слушали саму лекцию, но и задали много вопросов, на которые я и присутствовавший на лекции Гольдфарб отвечали более часа. Поток заявок на полномасштабные научные гранты Могу, основываясь на собственных наблюдениях в тот год в разных институтах Москвы, Нижнего Новгорода, Алма- Аты, Киева, Минска и Тбилиси, утверждать, что большинство ученых четко поняли правила подачи заявок на полномасштабные гранты (их в администрации МНФ прозвали долгосрочными грантами) и самым серьезным образом отнеслись к их подготовке.
Для многих, правда, серьезным препятствием к написанию заявок было плохое знание английского языка, а теперь нужно было приготовить все описания, бюджет и прочие материалы на этом языке. Но я также знаю, что именно акция МНФ стала мощнейшим толчком к тому, чтобы большинство бывших советских ученых осознали важность активного знания этого языка. Ведь они, конечно, могли читать вполне прилично статьи и книги на английском, но не практиковались в том, чтобы начать думать по-английски, излагать свои мысли на английском, причем в таком виде, чтобы их западные коллеги понимали все нюансы их предложений.
Посещая институты в разных местах бывшего СССР, я с радостью замечал, как нередко, сгруппировавшись вместе, ученые произносили вслух фразы из проектов заявок на гранты, потом члены группы предлагали разные варианты английского перевода. Тут же кто-то переносил сложившиеся фразы в память компьютера, следовала другая фраза, ее обсуждали, приходили к согласию, и это продолжалось весь рабочий день. Так или иначе к положенному сроку в дирекции МНФ оказались полученными 16 423 заявки. Из них 15 287 были признаны отвечающими всем требованиям, выставленным Научным Фондом. Такое количество было беспрецедентно большим. Это лучше всего доказывало, что в странах бывшего Советского Союза работает огромная армия ученых высокого уровня и что Сорос своими ста двадцатью восемью миллионами долларов окажет невероятно важную помощь этой армии интеллектуалов.
Теперь перед администрацией МНФ возникала гигантская по сложности задача: надо было отослать почти сто тысяч писем к рецензентам, в которых было разъяснено, почему этому человеку направляют заявку и как срочно нужно отрецензировать проект. Затем нужно было получить все ответы, рассортировать их, постоянно следить за тем, чтобы каждый ответ был присоединен к рецензируемому проекту (ошибки вели бы к провалу всей работы по данному проекту) и т. п.
Техническая часть работы требовала огромных денег (в том числе на почтовые расходы), четкого контроля, взаимодействия с армией рецензентов, работавших во всех частях света. Сроки для всей этой гигантской работы были очень жесткими. Почти 50 тысяч рецензий на присланные 15 287 проектов были получены. Их постарались быстро проанализировать, но делать на основании полученных отзывов окончательные выводы о том, давать грант или нет тем заявкам, которые были высоко оценены экспертами, дирекция МНФ не стала.
Я и тогда и теперь считаю, что решение дирекции МНФ о введении второй ступени рецензирования было неправильным. Однако председатель Правления МНФ Уотсон и директор МНФ Шер посчитали, что не следует доверяться мнению только тех экспертов, которых назвали сами подававшие на грант (хотя в объявленных правилах это было четко заявлено). Теперь Шер и Уотсон решили включить в процесс рецензирования всех заявок (и всех полученных на заявки рецензий) огромное число американских ученых. Но как их подобрать? Шер нашел самый легкий путь — обратиться к американским научным обществам (астрономическому, физическому, химическому, математическому), а также в Национальную академию наук США с просьбой сформировать группы экспертов из людей, которым администраторы этих американских обществ доверяли. Всего было создано 15 таких групп (их назвали панелями экспертов). В каждую панель ввели небольшое число ученых из бывшего СССР, туда передали все материалы по заявкам на гранты и сами заявки. Всего в работе панелей приняли участие примерно 250 ученых (плюс 20 человек из России работали секретарями панелей), 83% из них были американцами, 12% — из стран бывшего СССР и 5% — из Европы.
В США были проведены заседания всех панелей, и те постановили, что гранты должны быть выделены 3554 исследовательским группам. Конечно, включение панелей экспертов в процесс оценки проектов могло значительно уменьшить число ошибок индивидуальных рецензентов, но не следует забывать, что за проведение этой работы американским научным обществам были уплачены немалые суммы.
Я не знаю, насколько сильно различались решения индивидуальных рецензентов и панелей экспертов (Уотсон и Шер решили, что никаких рецензий подавателям грантов послано не будет: один из аргументов в пользу такой секретности заключался в том, что на этом удастся сэкономить большие средства). Если эти различия были несущественными, то тогда вся работа была вряд ли целесообразной. Но, по-видимому, этого никогда доподлинно узнать не удастся. Суммарный бюджет средств, затребованных теми, кто подал 15 287 заявок, был близок к миллиарду долларов. Конечно, такую сумму никто не мог предоставить. К тому времени МНФ истратил на свою деятельность примерно половину из выделенных Соросом 128 миллионов долларов. Значительная сумма была отведена на выплату пятисотдолларовых индивидуальных грантов тем, кто напечатал за последние годы не менее трех статей (краткосрочные гранты). На это (включая административные расходы) ушло 15,5 млн долларов (я отнес сюда и те 2,3 млн долларов, которые составляли резерв Правления на дополнительные расходы); 4,5 млн долларов было потрачено на программу телекоммуникаций; 9,4 млн долларов — на оплату поездок тысяч ученых на научные конференции 80 по всему свету, еще 4 млн — на приобретение литературы для 120 научных библиотек. В отчетах МНФ в последний год его работы неизменно появлялась фраза: «5,4 млн долларов было переведено в Международную Соросовскую Программу Образования в Области Точных Наук, которая действует самостоятельно». Но эти деньги из МНФ никогда нам переведены не были, и почему эта строчка фигурировала в отчетах дирекции МНФ, представляется для меня полной загадкой.
В целом на все долгосрочные гранты было отведено 47 миллионов 500 тысяч долларов, и позже к этой сумме, с учетом средств, выделенных российским, украинским, латвийским, литовским и эстонским правительствами, было добавлено 15,1 млн долларов. Из отобранных для награждения грантами 3554 исследовательских групп в России гранты получили 2876 групп, 318 грантов было предоставлено украинцам (около 9% от общего числа полученных грантов), 75 — белорусским ученым, 63 было дано эстонским ученым, 43 — армянским, 41 — литовским, 35 — грузинским, 32 — латвийским, 23 — казахским, 20 — узбекским, 11 — молдавским, 8 — азербайжан. Рис. 4.
Число научных коллективов, получивших гранты МНФ в странах бывшего СССР. Из ежегодного отчета МНФ, 1994 г. 81 Поток заявок на полномасштабные научные гранты байджанским, 5 — киргизским, 4 — таджикским. Не получили ни одного гранта ученые из Туркменистана (рис. 4).
В целом успешными оказались примерно 23 процента от всех поданных заявок. Наибольшее число грантов (33% от общего числа) получили физики, 22% — биологи, 20% — химики. Мы увидим ниже, что представители российских служб безопасности обвинили Сороса в пособничестве утечке из страны наиболее талантливых молодых ученых. Это обвинение никак не подтверждается реальными цифрами, так как 23,3% всех ученых, работающих в группах, получивших гранты, было в возрасте от 21 до 30 лет, еще 26,5% было в возрасте от 31 до 40 лет, 25,6% имели возраст между 41 и 50 годами (рис. 5). Тем самым более 75% всех участников проектов, удостоенных финансирования, были в молодой и средней возрастных группах, причем более половины от общего числа получивших гранты были в возрасте 40 лет и младше (рис. 6). Гранты, выделенные на деньги Сороса, помогли удержать эти почти 80 тысяч наиболее талантливых молодых ученых в странах бывшего СССР (из них более 81% россиян).
В целом проведенная Международным Научным Фондом работа представляет уникальный в истории человечества эксперимент. Один человек сумел выделить почти 128 миллионов долларов из личного бюджета на то, чтобы научить несколько сот тысяч ученых тому, как надо писать заявки на гранты, как взаимодействовать с мировым научным сообществом и, наконец, финансово поддержал научную работу почти 80 тысяч ученых в странах бывшего СССР. На мой взгляд, социальное значение деятельности МНФ для огромного по масштабам научного сообщества во всех странах, совсем недавно входивших в состав советской империи, было не менее важным, чем чисто материальная поддержка ученых. Однако надо заметить, что на фоне всеобщего восхищения инициативой и действиями Сороса грязным мазком стала неожиданная для мно
Профессор Савельев: «У людей наступил биологический тупик, без ссор не обойдется»
«Я не уверен, что процессы церебрального сортинга, а особенно глобальные, могут происходить за счёт слов и даже денег. Мне кажется, что ситуация сейчас так перегрета, что возможны и более, скажем так, биологические процессы.
Как они будут происходить – не знаю. Вполне возможно, что всё так и останется сахарно-мармеладным. Хотя, когда еды не хватает, гоминиды обычно пытаются её как-то найти. А ищут они её обычно, вы знаете сами, у соседа.
Поэтому без потасовок, боюсь, не пройдёт.
Ясно, что биологический тупик наступил, разговаривать не с кем особенно.
И европейцы решили, поскольку у них колбаска-то на первом месте, всё-таки послушать того, кто будет что-то решать через некоторое время.
Было объявлено нашим президентом о том, что у нас в ближайшее время произойдёт смена механизмов церебрального сортинга, а именно – если раньше сортинг был глобальный и прочая, то теперь он локализуется.
Поскольку существуют проблемы с кормлением приматов, территории будут разбиты на зоны самостоятельной эволюции, которые игриво называют экономическими зонами, в которых будут жить по собственным законам. То есть собственно церебральный сортинг примет несколько локализаций, четыре-пять.
Это симптоматично, потому что слушать, собственно говоря, кроме нашего президента некого, в данный момент. А тех, кого можно – многих не очень можно понять, чего они говорят, я имею в виду китайских представителей, у них там свой менталитет, очень своеобразный. Боюсь, который их мало чему учит в истории.
Так вот, система церебрального сортинга, европейская, будет простираться от нашего Дальнего Востока, возможно, Японии, включительно, до Лиссабона.
Это похоже на правду, и инструменты в экономических локалитетах церебрального сортинга будут другие, не те, что сейчас.
И сейчас все, конечно, пытаются оттянуть, как могут, вот этот процесс перехода к новому церебральному сортингу в новых экономических локалитетах.
Но это всё с моей точки зрения, она может быть абсолютно неправильной, она не базируется на экономических, политических процессах, она базируется только на искусственном отборе среди гоминид и анализе динамики отбора мозга по способностям, то есть на том, что у нас происходит постоянно и всегда».
Целиком комментарий Сергея Савельева можно послушать здесь.
Между тем в группе Σ Научный скептицизм — против псевдонауки отмечают:
Профессор Савельев: «Цифровые мальчики и девочки сметут власть отцов и дедов»
«Поколение сегодняшних 12 – 22-летних, оно, в общем-то, уже утрачено.
И вероятность того, что эти дети будут возвращены в социальную систему полноценную, очень невелика.
Конечно, есть исключения, есть особенности, но, к сожалению, как показывает исторический опыт, этого не происходит.
Постараюсь рассказать, в чём там дело, с этими мозгами, от которых столько несчастий.
Начну с того, как воспитывают детей в странах традиционных демократий, как бы. Потому что, как вы понимаете, ни о каких демократиях речь нигде не идёт, то есть это худшая организация из всех возможных.
В Англии, чтобы дети развивались в высокие личности, их очень тщательно обследуют, изучают их навыки, способности, и дальше начинают развивать.
Если ребёнок хочет рисовать, ему создают условия для рисования. Есть не только платные, но и казённые учреждения для развития таких детей. Или, на худой конец, стипендии, гранты родителям, чтобы это позволяли учить детей.
Кто-то живописью занимается, кто-то музыкой, и тоже есть такие же условия. То есть выращивают и развивают способности детей, которые они проявили. Это очень хорошо.
И есть другие школы, куда отдают детей, и начинают их по пятницам драть розгами и заставлять их делать то, что им не хочется: то есть – учить языки, заниматься математикой, общим образованием. А есть и третьи, которые вообще учат писать свою фамилию и пользоваться кредиткой, но это, так сказать, отдельные общественные школы, о них мы не будем даже вспоминать.
Так вот, из первых, тех самых, которых развивают, вырастают обычно землекопы и заправщики бензоколонок, а их вторых – сэры и пэры.
Вот, собственно говоря, система образования, которая работает.
В нашей стране тоже были всякие опыты, и сразу после победы диалектического материализма, то есть переворота 1917 года, к власти пришли инженеры, после аристократии, и страна стала развиваться в научно-техническом плане. Я рассматриваю это как результат эволюции мозга, то есть церебрального сортинга («Новые Известия» писали об этом в материале «Профессор Савельев: «У людей наступил биологический тупик, без ссор не обойдется»»), смены одной церебральной конструкции на другую.
Аристократическая конструкция умерла и поэтому, в общем, их надо было как-то ликвидировать, а поскольку времена уже наступали гуманные, значит, вот революция, ликвидация аристократии, дворянства, и прочее и прочее; дворянство было ярым противником любых научно-технических изменений. И это происходило не только в России. Октябрьская революция и коммунисты тут вообще ни при чём.
И сейчас происходит ровно то же самое.
Выросло третье поколение так называемых «цифровых» мальчиков и девочек, которые уже обладают другим типом конструкции мозга, который позволяет решать те проблемы, которые для многих не только чиновников, но и обычных людей, вообще представляются невозможными для решения.
Естественно, стремясь добиться максимальной прибыли от своей деятельности, их финансируют, поддерживают, развивают, размножают. При больших зарплатах, вы знаете, размножаться легко, несложно, особенно, когда ещё есть норки по 300 кв. м. для содержания потомков. То есть всё идёт очень хорошо.
И сейчас возникла ровно такая же ситуация, как в начале XIX века, потому что церебральный сортинг потихонечку вытолкнул из социальной среды тех людей, которые обладают ранее невостребованной конструкцией мозга. Хорошо это или плохо, это отдельный разговор.
Но для нас существенно, что такая модель, нейробиологическая, работает.
Важно, что у человека мозг, особенно в развитии, представляет собой очень, такую, неприятную конструкцию. Во-первых, он эгоистичный, он не хочет работать, он тупой, как пробка, он категорически не хочет думать, то есть это страшный принцип, на котором он работает. И для этого есть все механизмы, которые лежат в основе вот таких несчастий.
Я ездил в Институт механики и оптики в Санкт-Петербург. Там самое большое количество студентов, выигравших международные соревнования по программированию. По-моему, семь раз побеждали.
То есть они здорово подготовлены. У них вот такая система отбора – они широко закидывают сети и отбирают вот этих талантливых детей.
А вы представьте себе все их таланты. Вот эти Дуровские разработки сделаны (речь о Павле Дурове, создателе мессенджера Telegram – прим. «НИ»), на самом-то деле, одним человеком, как раз из вот этих же команд.
То есть люди вот с такими способностями, прошедшие вот такой церебральный сортинг, убоги, потому что это не точный анализ, это метод проб и ошибок. Но они дают огромный результат, в том числе, и бизнес-результат.
Поскольку мозгу всё равно – синие человечки, зелёные, красные, ему до лампочки, он ещё не знает этого мира, особенно, у детей, и потому он будет с одинаковым удовольствием работать и на программировании, и на сказочных существах, которые живут в этих айпадах и айфонах. И всё будет замечательно.
Но получается так, что уровень иллюзорности мира у этих детей так высок, что вы им и объяснить-то ничего не сможете.
Если они накопили набор социальных инстинктов, полученных вот таким способом, вы исправить этого никак не можете.
Вы будете говорить, ругаться, объяснять, но это бесполезно абсолютно.
То есть там была быстрая смена систем искусственного отбора. Это важнейший компонент церебрального сортинга.
А искусственный отбор продолжается всегда и везде.
И сейчас его формы стали особенно жестоки.
И поэтому, при отсутствии социальных систем, которые закладывались бы этим детям… Попытка с религиозным сознанием не получилась, это всё полностью провалилось; по проблеме патриотического воспитания всё полностью провалилось; проблема стимуляции способных молодых людей – программы а-ля «Сириус» и другие, полностью провалилась.
Осталась естественная система, то есть практически тот же самый биологический искусственный отбор, благодаря которому наши мозги вообще появились, но по новым принципам, которые лежат в основе церебрального сортинга людей, способных заниматься сложными современными системами, которые в них хорошо разбираются и с этого кормятся.
Чем больше корма – тем больше детей, тем больше доминантность, тем больше хороших результатов, биологических.
Еда, размножение, доминантность.
Когда молодые люди впервые появляются на свет, они не знают, почему им хочется того или иного, но хочется очень сильно. Поэтому и приёмы такие. И если то, что им предлагают, совпадает с их возможностями, они в результате становятся тем, кого мы называем потерянным поколением.
Сегодняшний принцип церебрального сортинга будет заменён на новый, и так будет меняться каждый раз, сколько бы человечество ни существовало.
Но проблема в том, что современные механизмы оценки ценности человека у таких новых людей никакого отношения к опыту предыдущих поколений не имеют. Поэтому, с одной стороны, они очень эффективны, а с другой… Посмотрите на этих американских «компьютерных» мальчиков, которые имеют финансовые возможности, большие, чем банковская система США, у них с моралью-то… Они вообще не понимают, о чём речь идёт.
Почему? Потому что их церебральный сортинг никогда не затрагивал никакие человеческие критерии эволюции. До этого – затрагивал.
А сейчас этого нет. Эти люди ориентируются на биологические критерии собственного процветания».
Целиком лекцию Сергея Савельева можно послушать здесь.