немецкие бонды 1924 года что это такое
$1,000, 7%, Gold Dawes Bond Uncanceled with traditonal amount of 9 Coupons remaining with PASS-CO AUTHENTICATION. Sold as collectible and nonnegotiable.
The Dawes Plan (as proposed by the Dawes Committee, chaired by Charles G. Dawes) was a plan in 1924 that successfully resolved the issue of World War I reparations that Germany had to pay. It ended a crisis in European diplomacy following World War I and the Treaty of Versailles.
The plan provided for an end to the Allied occupation, and a staggered payment plan for Germany’s payment of war reparations. Because the Plan resolved a serious international crisis, Dawes shared the Nobel Peace Prize in 1925 for his work.
It was an interim measure and proved unworkable. The Young Plan was adopted in 1929 to replace it.
At the conclusion of World War I, the Allied and Associate Powers included in the Treaty of Versailles a plan for reparations to be paid by Germany; 20 billion gold marks was to be paid while the final figure was decided. In 1921, the London Schedule of Payments established the German reparation figure at 132 billion gold marks (separated into various classes, of which only 50 billion gold marks was required to be paid). German industrialists in the Ruhr Valley, who had lost factories in Lorraine which went back to France after the war, demanded hundreds of millions of marks compensation from the German government. Despite its obligations under the Versailles Treaty, the German government paid the Ruhr Valley industrialists, which contributed significantly to the hyperinflation that followed. For the first five years after the war, coal was scarce in Europe and France sought coal exports from Germany for its steel industry. The Germans needed coal for home heating and for domestic steel production, having lost the steel plants of Lorraine to the French.
To protect the growing German steel industry, German coal producers—whose directors also sat on the boards of the German state railways and German steel companies—began to increase shipping rates on coal exports to France. In early 1923, Germany defaulted on its reparations and German coal producers refused to ship any more coal across the border. French and Belgian troops conducted the Occupation of the Ruhr to compel the German government to resume shipments of coal and coke. Germany characterized the demands as onerous under its post war condition (60 per cent of what Germany had been shipping into the same area before the war began). This occupation of the Ruhr, the centre of the German coal and steel industries outraged many German people. There was passive resistance to the occupation and the economy suffered, contributing further to the German hyperinflation.
To simultaneously defuse this situation and increase the chances of Germany resuming reparation payments, the Allied Reparations Commission asked Dawes to find a solution fast. The Dawes committee, which urged into action by Britain and the United States, consisted of ten informal expert representatives, two each from Belgium (Baron Maurice Houtart, Emile Francqui), France (Jean Parmentier, Edgard Allix), Britain (Sir Josiah C. Stamp, Sir Robert M. Kindersley), Italy (Alberto Pirelli, Federico Flora), and the United States (Dawes and Owen D. Young, who were appointed by Commerce Secretary Herbert Hoover). It was entrusted with finding a solution for the collection of the German reparations debt, which was determined to be 132 billion gold marks, as well as declaring that America would provide loans to the Germans, in order that they could make reparations payments to the United States, Britain and France.
In an agreement of August 1924, the main points of The Dawes Plan were:
The bond issues were overseen by consortium of American investment banks, led by J.P. Morgan & Co. under the supervision of the US State Department. Germany benefitted enormously from the influx of foreign capital. The Dawes Plan went into effect in September 1924. Dawes and Sir Austen Chamberlain shared the Nobel Peace Prize.
The economy of Germany began to rebound during the mid-1920s and the country continued with the payment of reparations—now funded by the large scale influx of American capital. However, the Dawes Plan was considered by the Germans as a temporary measure and they expected a revised solution in the future. In 1928, German Foreign Minister Gustav Stresemann called for a final plan to be established, and the Young Plan was enacted in 1929.
The Dawes Plan resulted in French troops leaving the Ruhr Valley. It provided a large capital influx to German industry, which continued to rebuild and expand. The capital now available to German industry functionally transferred the burdens of Germany’s war reparations from German government and industry to American bond investors. The Dawes Plan was also the beginning of the ties between German industry and American investment banks.
The Ruhr occupation resulted in a victory for the German steel industry and the German re-armament program. By reducing the supplies of coal to France, which was dependent on German coal, German industrialists managed to hobble France’s steel industry, while getting their own rebuilt. By 1926, the German steel industry was dominant in Europe and this dominance only increased in the years leading to WWII.
A bond is a document of title for a loan. Bonds are issued, not only by businesses, but also by national, state or city governments, or other public bodies, or sometimes by individuals. Bonds are a loan to the company or other body. They are normally repayable within a stated period of time. Bonds earn interest at a fixed rate, which must usually be paid by the undertaking regardless of its financial results. A bondholder is a creditor of the undertaking.
И дольше века длится долг
Данное сообщение (материал) создано и (или) распространено иностранным средством массовой информации, выполняющим функции иностранного агента, и (или) российским юридическим лицом, выполняющим функции иностранного агента
Как заработать на грехах прошлого
Все-таки невыгодно быть злодеем мирового масштаба. Удовольствия, в лучшем случае, – лет на двадцать–тридцать, а платить приходится намного дольше. Германия, например, в прошлом веке терроризировала международную общественность всего-то 11 лет (с 1914 по 1918 и с 1938 по 1945), а контрибуции, репарации и компенсации закладывает в государственный бюджет по сей день. И конца-края этим выплатам не видно. Немцы надеются, что долги по результатам Первой мировой войны федеральное министерство финансов закроет в октябре этого года. Что уж говорить про многочисленные компенсации узникам «холокоста», жертвам военных преступлений и жителям Восточной Европы, вывезенным на работы в Германию? Здесь немецкому бюджету придется выделять фонды еще как минимум несколько десятилетий. Но такие выплаты – еще полбеды: страдания миллионов людей компенсировать, действительно, необходимо, хотя бы деньгами. Хуже другое: совестливые государства, согласные чуть ли не веками платить за грехи прошлого, могут стать легкой мишенью для тех, кто рад подзаработать на чувстве исторической вины. Вот американская компания World Holdings вытащила из чулана облигации, выпущенные Веймарской республикой аж в 1924 и 1930 годах, и требует от правительства Германии в срочном порядке выкупить ценные бумаги – естественно, заплатив и набежавшие за 80 лет проценты. Суд Южного округа Флориды, куда компания обратилась по месту регистрации, требование тщательно рассмотрел и заключил: да, есть у World Holdings такое право, и Ангеле Меркель стоит приготовить мешок с деньгами для жертв веймарских махинаций. Бумаги-то немцы выпустили, деньги с инвесторов собрали – а Гитлер потом по долгам предшественников платить отказался. Финансовых аналитиков эта новость невероятно возбудила. Начались азартные подсчеты общей стоимости пакета облигаций. Ситуация осложняется тем, что рынка веймарских бондов сейчас не существует, и потому определить, какую именно сумму правительство ФРГ задолжало World Holdings, довольно сложно. Может, эти бонды имеют ценность только для коллекционеров. А может, стоят «значительных денег», как утверждает американская компания. Но спорит мировая финансовая общественность не о том. Ни сумма долга, ни само флоридское постановление совершенно не важны. Окружной суд где-то в американской провинции – это вам не суд в Гааге или Страсбурге. Его вердикты правительству ФРГ не указ. Американские судьи на это и не претендуют. «Наше решение не означает, что бонды, принадлежащие World Holdings, должны быть выкуплены в обязательном порядке», говорится в вердикте. Суд просто признал, что компания владеет пакетом ценных бумаг, обязательства по которым, теоретически, несет нынешняя ФРГ. Чтобы от теории перейти к практике, World Holdings, скорее всего, потребуется доказать, что принадлежащие им облигации к 1 января 1945 года находились вне Германии. Дело в том, что нераспроданные бонды Веймарской республики к маю 1945 года хранилась в немецких банках. Вступив на территорию Третьего рейха, войска союзников брали штурмом не только высоты, но и банковские хранилища; в результате, трофейные облигации расползлись по всему миру. Поэтому, согласно послевоенному соглашению между ФРГ и США, их выкуп производится только после освидетельствования специальной комиссией. Судя по тому, что World Holdings отказалась предоставить бонды для освидетельствования, американцы сами не очень уверены в их происхождении. Так что практически со 100%-ной вероятностью можно утверждать, что в данном случае выплата репараций ФРГ не грозит. Интереснее другой вопрос: где была World Holdings все эти годы? Почему американцы не обеспокоились обналичиванием коллекционных бондов раньше? Правда, согласно материалам суда, компания предпринимали вялые попытки получить от правительства ФРГ деньги еще в 2007–2008 гг. – но широкую огласку иск получил только сейчас. Возможно, на стремление американцев восстановить историческую справедливость повлиял кризис. В «жирные годы» компании вроде World Holdings зарабатывали неплохие деньги без особого труда. Начинать долгий судебный процесс ради маловероятных выплат по полуистлевшим облигациям им было просто лень. Но теперь другого выхода нет: приходится использовать совсем уж старые и безнадежные заначки. Наверняка не одну компанию World Holdings кризис сделал такой умной и такой бедной, а значит, число желающих подзаработать на истории будет расти. Вот на прошлой неделе группа интеллектуалов потребовала, чтобы правительство Саркози вернуло долг в размере 17 млрд евро Гаити, а точнее, организации CRIME (Committee for the Reimbursement of the Indemnity Money Extorted from Haiti, то есть «Комитету по возмещению средств, реквизированных у Гаити»). В 1825 году французский король Карл X вынудил черную республику заплатить 90 млн золотых франков в качестве компенсации рабовладельцам, потерявшим состояния после того, как колония объявила независимость. В результате, Гаити страдала под французским долговым гнетом целых 122 года – до 1947 года, что, по мнению интеллектуалов, и стало причиной чрезвычайно низкого уровня жизни в стране (действия бывшего президента Гаити Франсуа Дювалье, оставившего после себя миллионы в швейцарских банках, активисты в расчет, видимо, не брали). Теперь, когда к финансовым несчастьям бывшей колонии прибавились и природные катастрофы, Франция как приличное государство конечно же должна заплатить по всем счетам. Правда, о CRIME и о том, почему именно эта организация взяла на себя историческую миссию вернуть Гаити деньги, неизвестно практически ничего. Учитывая славные традиции Дювалье, этот факт наводит на некоторые размышления. Саркози и Меркель пока держат оборону и никакие деньги никаким истцам из прошлого выплачивать не собираются. Хочется надеяться, что выдержка канцлеру и президенту не изменит: отступать им некуда – позади вся Европа. Да и Россия тоже – в исторических грехах как в шелках.
Routes to finance
Европейский суверенный долговой кризис в 2009 году привел к появлению ряда новых терминов, входящих в финансовый лексикон, от таких понятий, как строгость к акронимам, таким как PIIGS. Немецкие облигации, известные как «бонды», могут быть относительно нишевыми на глобальном уровне до кризиса, но инвесторы теперь контролируют так называемые спреды пакетов, чтобы определить, насколько хорошо страны еврозоны действуют по отношению к самому сильному члену.
В этой статье мы рассмотрим, что такое немецкие бонды и как инвесторы могут использовать распространение буферов для мониторинга состояния здоровья различных стран еврозоны.
Бунды и Бунд Спреды
Убытки, выплачиваемые инвесторам по этим пакетам, указывают на финансовые условия как в стране, так и в еврозоне. Инвесторы, которые нервничают по поводу будущего страны или ее будущие обязательства перед еврозоной, могут потребовать более высокую отдачу от своих инвестиций и тем самым повысить доходность облигаций, в то время как те, кто ищет убежище, могут согласиться на снижение доходности. На доходность Бунда могут также влиять преобладающие процентные ставки и денежно-кредитная политика, установленные Европейским центральным банком (ЕЦБ).
Разница между доходностью немецкого бункера и доходами других стран известна как «распространение спредов». Например, если 10-летние бункеры Германии уступают 1,3%, а 10-летние облигации Испании дают 5,5%, то распространение пакета с Испанией составит 4,2%.
В еврозоне Германия считается самой крупной и стабильной страной, что означает, что ее буферы рассматриваются как золотой стандарт для сравнения.
Таким образом, более высокие спреды в буровых отходах связаны с большим риском для сравнения страны, в то время как более низкие запасы сгустков, как правило, означают меньший риск для страны, сравнимой с той же процентной ставкой и денежно-кредитной политикой.
Чтение в рассылку Бунда
Фундаменты Германии стали предметом пристального внимания во время европейского суверенного долгового кризиса, поскольку они обеспечили простой способ расчета производительности. Борьба стран еврозоны расширилась, так как их затраты по займам росли быстрее, чем в Германии. Финансовые СМИ часто ссылаются на эти спрэды, чтобы выделить страны, борющиеся с доходностью.
Наиболее популярными вещами для просмотра являются 10-летние пакеты, так как они относятся к краткосрочным и долгосрочным облигациям. Но продолжительность облигаций также может дать полезную информацию о настроениях инвесторов в разных временных горизонтах. Например, краткосрочные облигации могут сигнализировать о том, что все в порядке, но долгосрочное повышение доходности может быть признаком проблем в будущем.
Наконец, инвесторы также следят за немецкими пакетами (без сравнения), чтобы оценить, ищет ли рынок убежище. Например, отрицательная доходность на двухлетних пакетах может спровоцировать краткосрочную тревогу инвесторов.
В случае отрицательной доходности инвесторы фактически платят стране за размещение своих денег из страха потери в другом месте.
Нахождение и торговля сальдо Bund
Инвесторы, которые ищут доступ к пакетам, чтобы помочь в анализе членов еврозоны, могут найти информацию в самых разных местах. Наиболее популярным местом является раздел Bloomberg Rates & Bonds, который содержит последние оценки для основных стран еврозоны, а также несколько других влиятельных экономик по всему миру для сравнения.
Трейдеры, которые хотят сделать направленные ставки на урожайность, могут сделать это, используя фьючерсы Euro-Bund от Eurex, которые представляют собой эталонные немецкие 10-летние бонусы. С более чем одним миллионом контрактов, торгуемых в день, производный инструмент является наиболее доминирующим контрактом, торгуемым на биржевых инструментов Eurex, поскольку это самый простой способ сделать ставку на немецкие облигации.
Германские облигации представляют собой ключевой элемент долговых рынков еврозоны, как для сравнения с другими странами, так и для оценки толерантности к риску инвесторов. Трейдеры могут использовать эту информацию для проведения направленных ставок или просто оценить рискованность своих портфелей.
Что такое вознаграждение? Что такое виды вознаграждения?
Что такое кредитование? Что такое кредиторы?
Обсуждение типов кредиторов для бизнес-кредитов, а также то, как соответствовать требованиям вашего бизнес-кредита с правом кредитора.
Что такое травление лайма? Что такое безопасный заменитель?
Взбесившиеся деньги: история «чрезвычайных денег» Германии, которые появились с началом Первой мировой войны
10 марок. Мемель (нынешняя Клайпеда). 1922 год.
Военная экономика и наступление гиперинфляции
Стоит отметить, что финансирование войны было головной болью правительств обоих сражавшихся между собой в 1914–1918 гг. военных блоков. Фронты с невероятной скоростью «сжирали» миллионы рублей, марок и франков. Спасением для многих государств стали кредиты, внешние и внутренние, расплачиваться по которым, конечно, надо было уже после войны. Историк Герд Хардак отмечает: «Фактически, финансовая мобилизация, основанная на кредите, обеспечивала достаточные средства для оплаты быстро растущих военных расходов». Действительно, ведь все расходы на войну были определены как чрезвычайные расходы, а «краткосрочные кредиты и займы оставались важнейшими инструментами государственного финансирования».
Банковским служащим, ответственным за учёт денежных средств в годы гиперинфляции, сложно было позавидовать
Таким образом, непрерывная работа кредитного механизма, по словам Хардака, гарантировала отсутствие политических конфликтов центрального имперского правительства с парламентом и с государствами, входящими в состав Германской Империи. Поэтому имперское правительство не видело оснований для фундаментальных перемен. Хардак пишет:
«Расходы центрального правительства в отчётном году с апреля 1913 по март 1914 гг. (общий и чрезвычайный бюджет) составляли 3 млрд марок. В 1914–1915 финансовом году (в первом бюджете, на который повлияла война) расходы увеличились до 9 миллиардов марок. Затем расходы быстро выросли во втором военном бюджете 1915–1916 гг. до 26 млрд марок, в третьем военном бюджете 1916–1917 гг. до 28 млрд марок и в четвёртом военном бюджете 1917–1918 гг. до 52 млрд. Согласно официальной статистике, расходы в 1918–1919 финансовом году были сокращены до 44 млрд. марок. Это могло быть связано с тем, что война закончилась в ноябре 1918 г. Однако этот показатель можно оспорить как ненадёжный, а увеличение государственного долга предполагало, что расходы в 1918–1919 годах, возможно, были выше заявленных. Согласно официальны данным, с апреля 1914 года по март 1919 года имперское правительство потратило 159 млрд марок».
Как же предполагалось платить по военным счетам? 87% расходов пришлось на экстраординарный бюджет, и финансировались они с помощью краткосрочных кредитов и военных займов. Остальные 13% падали на обычный бюджет и восполнялись налоговыми сборами и другими постоянными доходами центрального правительства. На декабрь 1918 года долг берлинского кабинета достиг суммы в 135 млрд марок — это совокупная сумма, набегавшая по казначейским сертификатам и векселям. В дополнение к долгам центрального правительства существовали долги отдельных государственных и муниципальных учреждений, также бравших кредиты во время войны. Общая сумма всех долгов исчислялась в 160 млрд марок.
Немецкие мальчишки запускают воздушного змея, обклеенного купюрами номиналом 5000 марок образца 1922 года. Деньгам в это время находилось самое разное применение: ими обклеивали стены вместо обоев, растапливали камины…
Поддерживать курс марки во время войны было чрезвычайно трудно. Пытаясь как-то обеспечить марку, Центральный банк (Рейхсбанк (Reichsbank)) и правительство заявляли лишь о временном характере отказа от золотого стандарта, а также накапливали запасы драгоценных металлов, в том числе выкупая их у граждан во время войны в ходе специальных патриотических кампаний.
К концу 1918 года золотых монет в обращении не осталось, а циркулировавшая масса бумажных денег увеличилась на 502% по сравнению с 1913 годом. Конечно, увеличение денежной массы было вызвано увеличением расходов — надо же было правительству, изъявшему золото, чем-то расплачиваться, — а это, в свою очередь, спровоцировало повышение цен на все виды товаров. Этому способствовала и торговая блокада Германии, которая оказалась отрезана от сырьевых источников на других континентах.
Многие нотгельды были посвящены немецкому фольклору, как эта серия, выпущенная в Остерфельде (Северная Рейн-Вестфалия) и посвящённая легендам местного замка Фондерн
Положение нового республиканского правительства после падения монархии в ноябре 1918 года было очень сложным. Рейхсбанк указывал на необходимость жёсткой экономии вкупе с повышением налогов и сокращением социальных расходов. На это, конечно, правительство, терзаемое политическими противниками справа и слева, не могло пойти и в качестве решения проблемы запустило печатный станок, что спровоцировало невиданную инфляцию, пик которой пришёлся на 1922–1923 гг. В этом был некий смысл, как указывает Хардак, ведь государственный долг уменьшался, германские товары дешевели и были более конкурентоспособными по сравнению с иностранными, а некоторое ухудшение экономической ситуации могло убедить Антанту, что Германия не может в полном объёме выплачивать репарации согласно Версальскому договору.
Происхождение «чрезвычайных денег»
Итак, в 1914 – начале 1920-х гг. Германия сначала столкнулась с нехваткой монет и купюр, а затем с гиперинфляцией и развалом своей денежной системы. Чтобы справиться с нехваткой наличности, немецкое государство санкционировало выпуск огромного массива так называемых Notgeld, что буквально переводится как «экстренные деньги» или «чрезвычайные деньги». Эта импровизированная валюта выпускалась во множестве форм. Самые известные нотгельды — ярко и зачастую талантливо раскрашенные банкноты, печатавшиеся в больших и малых городах как муниципалитетами, так и частными фирмами для расплаты со своими работниками, социальных выплат, выдачи содержания военнопленным и т.п. Впрочем, подавляющее число нотгельдов ничем не примечательно, поскольку на выпуск каких-то особенных банкнот не хватало ни времени, ни средств. Другие типы нотгельдов были представлены, например, металлическими и керамическими жетонами (выглядели как монеты), почтовыми марками (нечто подобное было в годы Первой мировой войны и в России), полосками из кожи, угольными брикетами и другими экзотическими вещами.
Глиняный нотгельд 1921 года из Кобленца номиналом 75 пфеннигов своим видом больше всего напоминает печенье: «Господь Бог был первым гончаром»
Во многих отношениях термин «нотгельд», подчёркивают исследователи (среди которых есть коллекционеры-бонисты, как Ральф Хеймсфельд, или искусствоведы и историки, как Эрика Бризахер, на работах которых основывается данный текст), слишком широк, чтобы адекватно описывать различные денежные знаки военного и послевоенного периодов истории Германии. Как уже говорилось, среди нотгельдов есть банкноты и монеты, выпущенные местными органами власти, оккупационными властями в Руре и Сааре, и жетоны, созданные частными предприятиями и организациями.
Выпуск части нотгельдов был непосредственно одобрен Рейхсбанком, центральным банком Германии, а многие такие деньги были неофициальными, но при этом государство закрывало глаза на их хождение в качестве валюты. Стоит заметить, что значительное количество нотгельдов, включая и наиболее популярные у современных собирателей, никогда не были «реальными» деньгами, а изначально были выпущены исключительно для продажи коллекционерам.
Фарфоровые нотгельды из Мейсена по мастерству исполнения не уступали монетам из металла
Помимо основных вопросов, касающихся легальности подобного рода дензнаков и их экономической функции, большую проблему представляет подсчёт общего тиража нотгельдов и их правильная атрибуция. Специалисты-бонисты насчитывают более 100 000 разновидностей отдельных бумажных банкнот, отпечатанных по заказу многих тысяч государственных органов, муниципалитетов и частных лиц. Уже в начале 1920-х гг. доктор Арнольд Келлер выпустил ряд исследований о нотгельдах, основал специальный журнал, посвящённый этим деньгам и, конечно, сам собрал по мере выпуска большую коллекцию бумажных банкнот из разных городов. Собственно, некоторые города продолжили выпуск своих денег и после стабилизации курса марки в 1923 году, потому что эти купюры стали их визитными карточками и, по сути, туристическими рекламными проспектами.
Нотгельды в годы Первой мировой войны
Первый период истории нотгельдов совпадает с началом Первой мировой войны. Германия, подобно своим союзникам и противникам, сразу же столкнулась с нехваткой разменной монеты. Этому способствовал ряд факторов. Во-первых, рост цен на серебро означал, что серебряные монеты стоили больше, чем их номинальная стоимость, и потому их старались припрятать; поставки меди и никеля на монетные дворы были существенно сокращены, поскольку эти металлы требовались для военных производств. Во-вторых, общее чувство неуверенности привело к дальнейшему накоплению монет из драгметаллов в частных кубышках, что, в свою очередь, лишь способствовало денежному дефициту. В-третьих, правительство само поспешило отказаться от золотого стандарта, чтобы аккумулировать как можно больше денег для ведения войны.
Нотгельд из города Алленштайна (ныне польский Ольштын): фельдмаршал Гинденбург и генералы Фридрих фон Штольц и Отто фон Белов
Без монет повседневная коммерция становилась невозможной. Муниципалитеты начали производить нотгельды, чтобы срочно заполнить недостаток разменной монеты. Потому первые нотгельды были относительно простыми бумажными банкнотами низких номиналов. Так, часто встречаются банкноты в 25, 50 и 75 пфеннигов, а также номиналы в одну или несколько марок. На купюрах обычно видна подпись одного или нескольких должностных лиц из муниципалитета. Такие нотгельды имели очень короткий срок действия, по истечении которого расплатиться ими было невозможно.
По мере того, как военные действия набирали обороты, а экономика всё больше становилась на военные рельсы, нотгельды, выпущенные муниципалитетами и частными компаниями, стали неотъемлемой частью повседневной жизни. Правительства государств, составлявших Германскую империю, конечно, попытались что-то сделать для контроля над ситуацией, чтобы не допустить инфляции, но, по большей части, нужда военного времени в деньгах оказалась сильнее. Вид банкнот значительно усложнился, на них появились яркие изображения, сюжеты которых варьировались от заимствований из фольклора и рекламы до политической и социальной сатиры.
Многие нотгельды были изготовлены с юмором. Этот, номиналом 25 пфеннигов, изображает медведя, пойманного на оглоблю, подписанного «С 14 пунктами сначала заманили, а потом поймали». Речь идёт о проекте мирного договора президента США Вудро Вильсона, состоявшего из 14 пунктов и положенного в основу Версальского мира
В 1916 году появились отчеканенные частными фирмами металлические жетоны или монеты-нотгельды. Множество было сделано фирмой L. Christian Lauer, хотя одновременно с ней работали ещё несколько десятков других частных производителей. Жетоны были сделаны из железа и цинка, часто на лицевой стороне помещался номинал, а на обратной — герб или какое-то иное изображение, или знак, использовавшийся в качестве эмблемы городом или предприятием-эмитентом.
К моменту окончания войны уже сформировалось большое сообщество коллекционеров «чрезвычайных денег». Конечно, немедленно образовался и рынок, подпитываемый энтузиазмом коллекционеров и жаждой спекулянтов заработать на этом энтузиазме. Именно для них появился новый тип купюр, называемый Serienscheine. Эти «серийные бумажные деньги» отличались от серий других нотгельдов тем, что выпускались тематическими сериями с одинаковым оформлением и, часто, продолжающимися текстами. Очевидно, подобного рода купюры были предназначены исключительно для коллекционеров, и большая часть их никогда не использовалась в качестве дензнаков. Германию, как указывают специалисты, охватила своего рода денежная лихорадка, сопровождавшаяся скандалами и разоблачениями мошенников. Были опять выпущены купюры, срок действия которых уже истёк, или купюры, напечатанные для несуществующих городов или предприятий, некоторые нотгельды продавались сверх их номинальной стоимости или печатались, только чтобы объявить недействительными все их прошлые выпуски.
Серия нотгельдов, выпущенных в Ратенове, была посвящена квартировавшему здесь гусарскому полку имени героя Семилетней войны генерала Ганса-Йоахима фон Цитена
С точки зрения бонистики, указывает Хеймсфельд, Serienscheine послевоенного периода имели малую ценность или вообще не имели ценности. Они никогда не служили для торговли и всегда оставались доступными для покупки туристами и коллекционерами. С другой стороны, говорит Хеймсфельд, такая расширенная эмиссия нотгельдов и привлечение к их созданию талантливых художников способствовали появлению уникального немецкого (хотя нечто подобное было в Австрии и некоторых других сопредельных странах) явления, артефакты которого несут подчас огромную историческую и художественную ценность. Были привлечены художники со всей страны, чтобы отобразить «все аспекты жизни», запечатлеть, так сказать, культурный срез «немецкого общества в решающий момент мировой истории».
Нотгельды в эпоху послевоенной гиперинфляции
В то время, как коллекционеры занимались безобидным преследованием Serienscheine, ширилась экономическая катастрофа, которая начала новую эпоху в истории нотгельдов. Между 1921 и 1923 гг. галопирующая инфляция, истоки которой ведут ещё к августу 1914 года, окончательно вышла из-под контроля. Можно вспомнить известные слова из романа Э.М. Ремарка (перевод В.О. Станевич):
«Деньги нынче может заработать почти каждый, а вот сохранить их стоимость — почти никто. Важно не продавать, а покупать и как можно быстрее получать деньги за проданное. Мы живём в век реальных ценностей. Деньги — иллюзия; каждый это знает, но многие ещё до сих пор не могут в это поверить. А пока дело обстоит так: инфляция будет расти до тех пор, пока мы не докатимся до полного ничто».
Действительно, масштабы инфляции были настолько астрономическими (по выражению Хеймсфельда), что сложно было описать их адекватно. Обычные предметы или продукты, которые стоили бы несколько пфеннигов в 1918 году, вскоре уже продавались за «десятки марок, сотни, тысячи, а затем миллионы и миллиарды». Когда в конце 1923 года кризис достиг максимума, немецкая марка имела покупательную способность примерно в одну триллионную довоенной марки 1914 года.
Серия нотгельдов, выпущенная в городке Итцехо в Шлезвиг-Гольштейне, была оформлена известным немецким художником чешского происхождения Венцелем Хабликом. Купюра с петухом, несущим яйцо, подписана: «Чему быть — того не миновать. Это не золото, но всё ещё деньги»
Историки до сих пор дискутируют о причинах столь быстрого падения марки и такого резкого роста инфляции. Часто упоминается решение начала Первой мировой войны об отказе от золотого стандарта и финансировании войны исключительно за счёт дефицитных расходов, равно как и огромные выплаты военных репараций, которые союзники потребовали от Германии в соответствии с Версальским договором. Но помимо этих причин, страну, как отмечают исследователи, похоже, «охватило экономическое безумие, когда правительство и Рейхсбанк не смогли оценить серьёзность своего положения и не желали предпринимать шаги, необходимые для восстановления контроля» над денежной массой и экономикой в целом.
На протяжении большей части кризиса бюджетная политика была почти целиком направлена на печать банкнот в фантастических количествах при постоянно растущих номиналах. Одним из естественных эффектов инфляции был дефицит разменных денег. Когда стоимость марки упала до нуля, то всё больше и больше денег было необходимо для создания рабочих мест и ведения торговли. Однако безудержная печать банкнот только разгоняла инфляцию, и, конечно, покупательная способность марки падала всё быстрее. Таким образом, нотгельды 1920–1923 гг. нужно рассматривать в контексте хронической нехватки монет, постоянно возрастающего недостатка банкнот и неимоверного ухудшения экономической среды, в которой марка потеряла практически всякую ценность в качестве средства обмена.
Текст на другой купюре из Итцехо гласит: «Нужда не знает границ»
От этого периода истории нотгельдов осталось множество монет и жетонов. Почтовые марки заключались в небольшие футляры из алюминия и целлулоида. Широко использовались штампы, ставившиеся поверх старых номиналов, а футляр должен был защитить штамп от износа. Для некоторых государственных и частных организаций были изготовлены даже фарфоровые монеты, многие из которых датированы 1921 годом. Большинство из них были изготовлены знаменитой мейсенской фарфоровой фабрикой в Саксонии и несут её торговый знак. В языке отмечали появление новых терминов наравне с нотгельдами: Grossgeld — «большие деньги», или Inflationsgeld — «инфляционные деньги».
В июле 1922 года Рейхсбанк и государство не могли справиться с печатанием необходимого количества денег, и нотгельды были официально узаконены по всей Германии. Теперь было не только можно, но и нужно печатать их, если было желание продолжать хоть какой-то бизнес. Некоторые поспешили специально заручиться поддержкой Рейхсбанка, но большинство ринулось печатать нотгельды безо всякой гарантии от государства. Оба типа нотгельдов свободно сосуществовали бок о бок. В конце концов, многие предприятия и фирмы начали выпускать нотгельды с номиналом не в марках, а в каких-то значимых продуктах (мука, сахар, картофель и т.п.). Купюры превратились в знакомые всем немцам продовольственные карточки-талоны.
Июнь 1923 года, гиперинфляции в Германии пришёл конец — ценники лишились бесконечных нулей. Надпись на витрине магазина гласит: «Нам нужны деньги!»
Гиперинфляция резко прекратилась в ноябре 1923 года, когда появилась, наконец, новая валюта — Rentenmark, т.е. «рентная марка», которую иногда называли «ржаной». Рентная марка был привязана к золоту, хотя и не могла быть обменена на него. В августе 1924 года был налажен обмен, и немцы перешли со своих старых денег на новые, с курсом обмена 1 000 000 000 000 (один триллион) старых за одну новую марку. В рамках усилий по стабилизации курса новой валюты правительство стало чрезвычайно жёстко искоренять практику использования нотгельдов, которые превратились, как уже говорилось выше, в объект коллекционирования и сувениры для туристов.