на чем писали древние римляне
История книги
Книга в Древнем Риме
История римской книги включает в себя те же самые этапы развития, что и история книги греческой. Римляне также поначалу писали на камне, на коре деревьев (недаром словом «либер» римляне обозначали и лыко, и книгу), на всякого рода табличках: на деревянных, покрытых воском, писали ученики в школах и банкиры в своих конторах; среди простого народа долго оставались в ходу и таблички свинцовые, служившие для записи всевозможных заклятий и заговоров. Некоторые таблички хорошо сохранились. Одна из них была найдена в Риме и может быть датирована последним периодом существования республики. Она проливает свет на верования римлян, на столь свойственную им склонность к суевериям. Вера в могущество богов подземного царства заставила положить табличку в гроб человека, известного своими пороками и потому заслужившего вечные страдания в мрачном Тартаре. Текст написан на народной, или провинциальной, латыни, а слова диктовало писавшему чувство ревности. Автор просил подземных богов, чтобы не известную нам Родине постигла та же участь, что и умершего человека, с которым он направлял письмо в Тартар, и чтобы прежде всего ее возненавидел и отверг некий Марк Лициний Фавст. Далее движимый ненавистью автор «вверял» Плутону одного за другим еще четырех своих знакомых. Сходные пожелания содержит и табличка, восходящая к середине I в. до н. э. и адресованная грозной повелительнице царства мертвых, супруге бога Плутона Прозерпине. Текст гласит: «Добрая, прекрасная Прозерпина, жена Плутона. лиши Авинию здоровья, красоты, нежной кожи, сил, всех достоинств. » Итак, люди чувствовали необходимость общаться при помощи письменности не только с себе подобными, но и с тайными силами мира потустороннего.
О книгах в собственном смысле слова можно говорить здесь лишь начиная с того времени, когда до Рима дошел папирус. Папирус как главный писчий материал сохранялся очень долго, пока не был вытеснен пергаменом. Тогда же на смену свитку пришел уже кодекс — форма книги, близкая к современной. Между тем в эпоху папируса его ассортимент, а точнее, номенклатура то и дело менялась, и в этих изменениях наглядно отражалось характерное для римлян времен империи отношение к правителю и власти. Лучший сорт папируса, называвшийся в Греции иератическим, так как он был предназначен для книг священных, получил в эпоху принципата Октавиана Августа название «августовский». Другой сорт стали называть ливианским — по имени жены Августа Ливии; иератическим же оказался теперь только третий по качеству сорт папируса.
При императоре Клавдии, рассказывает Плиний Старший, выяснилось, что даже лучший, августовский папирус не всегда является надежным и удобным материалом для писания: бывало, что тушь просачивалась глубоко и тогда буквы, нанесенные на лицевую сторону папируса, проступали на обратной его стороне, смазывая написанный там текст. Клавдий распорядился изготовлять папирус высшего сорта из волокон разных сортов. Новый папирус был прочнее и лучше, его назвали клавдиевым (Плиний Старший. Естественная история, XIII, 77). Ясно, что и здесь не обошлось без желания льстецов угодить царствующей особе.
На клавдиевом папирусе писали, по-видимому, самые важные, официальные документы; августовский служил для писем; приходилось иногда пользоваться и ливианским папирусом. Плиний жалуется, что на рынке появился папирус с какими-то желтыми пятнами, на котором очень трудно писать. Эти бракованные папирусы были результатом недобросовестной работы изготовителей: или клей, которым соединяли листы, содержал слишком много воды, или среди хороших, доброкачественных волокон укладывали пористые, легко впитывавшие влагу, поэтому при писании тушь расплывалась и рукопись выглядела неразборчивой и неопрятной (Там же, XIII, 83).
Новые литературные или научные сочинения заинтересованные читатели часто переписывали сами для себя, однако это стало излишним, когда издательское дело и книжная торговля достигли в Риме большого размаха. Мы знаем даже несколько имен видных книгоиздателей и книготорговцев. Хорошо известен, например, Тит Помпоний Аттик, друг Цицерона и издатель его произведений. В своих письмах к нему Цицерон часто обсуждает с ним издательские дела.
В правление Августа в Риме действовали также издатели братья Созии, имевшие, кроме того, собственную книжную лавку на Форуме, близ статуи бога Вертумна. «Фирма» Созиев тесно связана в истории с именем Горация, сочинения которого они издавали. Произведения Вергилия выпускали в свет Варий Руф и Плоций Тукка. Со временем число издателей-книгопродавцов возросло: у Дора можно было купить труды Ливия и Сенеки, Поллий предлагал эпиграммы Марциала, а Трифон — и Марциала, и трактат Квинтилиана «Воспитание оратора». Люди входили в книжную лавку, разворачивали свитки, любовались их искусным оформлением, в особенности тщательно выписанной первой строкой произведения.
Имена своих издателей Марциал сам увековечил в знаменитых эпиграммах. Одним из них был, как уже говорилось, Гай Поллий Валериан Секунд, вольноотпущенник некоего ученого из города Лука, державший близ храма Мира в Риме книжную лавку, куда и приглашает поэт своих почитателей:
Ты, что желаешь иметь повсюду с собой мои книжки
И в продолжительный путь ищешь как спутников их,
Эти купи, что зажал в коротких листочках пергамент:
В ящик большие клади, я ж и в руке умещусь.
Чтобы, однако, ты знал, где меня продают, и напрасно
В Городе ты не бродил, следуй за мной по пятам:
В лавку Секунда ступай, что ученым из Луки отпущен,
Мира порог миновав, рынок Паллады пройдя.
Марциал. Эпиграммы, 1, 2
Другой знакомый издатель Марциала — Атрект продавал книги в римском квартале Аргилет. Уже в древности поэтов частенько просили подарить или по крайней мере одолжить на время их книги. Приятель Марциала просил об этом и его, но поэт в эпиграмме отговаривается тем, что живет далеко, да к тому же на третьем этаже. Нужный свиток можно раздобыть и поближе — у книготорговца:
Всякий раз, что меня, Луперк, ты встретишь,
«Не послать ли мне малого, — ты скажешь,—
Чтоб ему эпиграмм ты отдал книжку?
Как прочту я ее, верну обратно».
Нет, мальчишку гонять, Луперк, не стоит.
То, что ищешь, достать поближе можно:
Постоянно ты ходишь Аргилетом:
Против форума Цезаря есть лавка,
Косяки у нее все в объявленьях,
Там ты мигом прочтешь о всех поэтах.
И спросить не успеешь ты Атректа
(Так зовется хозяин этой лавки),
С первой иль со второй подаст он полки
Отскобленного пемзой и в порфире,
Пять денариев взявши, Марциала.
«Да не стоишь того!» «Ты прав, не спорю!»
Авторских экземпляров поэты не получали, поэтому книги свои они дарили весьма неохотно:
Требуешь все от меня в подарок ты, Квинт, моих книжек.
Нет у меня: их продаст книготорговец Трифон.
«Деньги платить за пустяк, за стихи? Да с ума не сошел я!
Я не дурак!» — говоришь. Но ведь и я не дурак.
На одного издателя работала целая армия копиистов. Оплата их труда зависела, как и в Греции, от количества переписанного текста, причем подсчет строк велся по особой стихометрической системе, введенной, вероятно, в правление Нерона. В силу декрета Диоклетиана 301 г. н. э. основной единицей измерения труда переписчиков стали сто строк.
Разумеется, ценнейший источник по истории издательского дела — переписка автора с тем, кто брал на себя труд выпускать его произведения. Письма показывают, какими тесными были связи писателей с издателями и какого рода проблемы возникали при копировании текстов, чаще всего по вине переписчиков. Так, Цицерон лично знал многих копиистов и потому в письмах к Аттику выражает пожелания, чтобы то или иное его сочинение переписывал определенный, известный ему копиист. И все же он часто бывал недоволен римскими переписчиками, особенно теми, кто издавал латинские книги. «Насчет латинских книг не знаю, куда мне обратиться,— пишет он своему брату Квинту,— с такими ошибками их и переписывают, и продают» (Письма Марка Туллия Цицерона» CLIII, 6).
Однако недоразумения случались и по вине самого автора, даже такого опытного, как Цицерон. Одно из его писем к Аттику свидетельствует, как опытен и искусен, даже слишком искусен был великий оратор в писательском ремесле и в то же время как невнимателен бывал он порой при подготовке рукописей: «Теперь узнай о моей небрежности. Я послал тебе книгу «О славе». Но в ней то же предисловие, какое и в третьей книге «Академиков». (. ). Я не помнил, что я уже использовал это предисловие. » (Там же, DCCLXXX, 4). Как это могло произойти? Причину объясняет сам Цицерон. Оказывается, метод его работы был таков: у него был заранее заготовлен целый свиток предисловий, так что, когда он приступал к новому произведению, ему приходилось лишь выбрать самое подходящее. Но однажды память его подвела, и он вновь использовал один и тот же текст. Впрочем, оратор вовремя заметил ошибку, да и при тогдашней технике размножения рукописей вносить изменения было не так уж трудно: надо было только отрезать часть папируса и заменить ее новой. Сегодня такая невнимательность обошлась бы автору намного дороже.
Если каждый человек мог переписывать экземпляры любого текста в каком угодно количестве копий, то как же обстояло в Риме дело с авторским правом? Формально такого права не существовало, и никто не мог воспрепятствовать тому, чтобы книгу переписывали и распространяли в сотнях списков самые разные люди где и когда им заблагорассудится, отнюдь не вступая при этом в конфликт с законом. И все же существовало своего рода неписаное право, в действительности еще более обязывающее: уважать чужую собственность, в том числе собственность автора на свои книги. Отсюда те резкие упреки, с которыми обратился как-то раз Цицерон к своему другу и издателю Титу Помпонию Аттику. Одну из его книг, посвященную Марку Юнию Бруту, Аттик начал распространять и всем показывать еще до того, как завершилась работа над всем «тиражом».
В справедливом негодовании Цицерон пишет: «Скажи мне, ты хочешь сначала обнародовать без моего распоряжения? Этого даже Гермодор не делал — тот, который обыкновенно распространял книги Платона. Как? Неужели ты считаешь правильным послать это кому-либо раньше, чем Бруту, к которому я, по твоему же совету, и обращаюсь? Ведь Бальб написал мне, что снял у тебя копию с пятой книги «О пределах», где я хоть и не многое, но кое-что изменил. Однако ты поступишь правильно, если задержишь остальное, дабы и у Бальба не было неисправленного, и у Брута — устаревшего» (Письма Марка Туллия Цицерона, DCXXXVII, 4).
Издатели старались вообще предотвратить частное, произвольное переписывание книг, выбрасывая на рынок как можно большие «тиражи», способные полностью удовлетворить спрос на то или иное произведение. Речь шла при этом не только о конкурентной борьбе, но и о сохранении подлинного, неискаженного текста, поскольку небрежные, работавшие на свой страх и риск, без всякого контроля копиисты нередко деформировали текст, переписывая его с большими ошибками.
Выйдя в свет, современная книга попадает в руки многочисленных критиков, рецензентов. В древности такого института не было, но часто автор сам читал свои сочинения знакомым литераторам и просто друзьям, надеясь услышать их мнение. По свидетельству Авла Геллия, поэт-трагик Луций Акций во II в. до н. э. любил читать свои трагедии старшему собрату Марку Пакувию. Также и поэт Теренций, написав свою первую комедию, предложил ее вниманию римских городских эдилов, а те велели ему прочесть ее знаменитому тогда, во II в. до н. э., комедиографу Цецилию Стацию. «Говорят, что он явился к нему во время обеда, бедно одетый, и, сидя на скамейке возле обеденного ложа, прочел ему начало пьесы; но после первых же строк Цецилий пригласил его возлечь и обедать с ним вместе, а потом выслушал все остальное с великим восторгом» (Светоний. Теренций, 2).
Именно в это время образованные греки, переселяясь в Рим, положили там начало литературной критике. Хорошо известен был литературный кружок Сципиона; несомненно, существовали и другие общества, где обсуждали новинки литературы. Особенно распространился этот обычай в эпоху принципата Августа, когда одни писатели собирались в доме Гая Цильния Мецената, а другие — у Марка Валерия Мессалы, где читали и обсуждали свои творения. Публичное чтение новых произведений происходило в кругу знатоков, иногда даже без участия самого автора. Цицерон, посылая Аттику свой небольшой трактат «О славе», просит его устроить чтение некоторых разделов книги, поручив опытному декламатору прочесть их в собрании людей, разбирающихся в литературе (Письма Марка Туллия Цицерона, DCCLXXII).
Зато Вергилий сам читал «Энеиду» Августу и его ближайшему окружению, а чтение им «Георгик» в доме Мецената длилось целых четыре дня. Знакомя своих высокопоставленных покровителей с плодами своего поэтического труда, Вергилий и Гораций считали своей обязанностью внимательно выслушать их критические замечания. По словам ритора и историка Сенеки Старшего, отца философа, первым стал читать свои произведения приглашенным гостям поэт Гай Азиний Поллион (Свазории, VI, 27). Октавиан Август всемерно поддерживал и поощрял такого рода публичные выступления поэтов, и «на открытых чтениях он внимательно и благосклонно слушал не только стихотворения и исторические сочинения, но и речи и диалоги». Понимал принцепс и политическое, пропагандистское значение этих чтений: «О себе дозволял он писать только лучшим сочинителям и только в торжественном слоге. » (Светоний. Божественный Август, 89), так что не все произведения разрешалось читать публично. Со временем обычай молодых поэтов открыто рекламировать свое творчество и красоваться перед публикой стал вызывать неодобрительные отклики у литераторов старшего поколения и даже у самого Горация.
Еще через несколько десятилетий публичная декламация собственных сочинений стала настолько частым и распространенным явлением, что уже поистине начала изводить образованное римское общество. О растущем безразличии сограждан к открытым чтениям, некогда столь популярным в Риме, писал на исходе I в. н. э. своему другу Созию Сенециону Плиний Младший: «Большой урожай поэтов в этом году; в апреле не было почти ни одного дня без публичных чтений. Я радуюсь оживлению литературной деятельности и выступлениям талантливых людей, публично о себе заявляющих. Слушатели, однако, собираются лениво. Большинство сидит в портиках, тратит время на болтовню, и они то и дело приказывают сообщить себе, вошел ли чтец, произнес ли вступление, свернул ли уже значительную часть свитка.
Только тогда они собираются, и то медленно, с задержками и уходят, не дожидаясь конца, — одни тайком и прячась, а другие свободно, без стеснения». На такие открытые чтения — рецитации — людей специально созывали, рассылали приглашения, но и это не помогало. Плиний вспоминает, как поколением раньше рецитацию мог посетить сам император. Теперь же «любой бездельник, которого уже давным-давно пригласили и неоднократно напоминали о приглашении, или вовсе не приходит, или если и приходит, то жалуется, что потерял день, — именно потому, что день не потерян» (Письма Плиния Младшего, I, 13, 1—4).
Первоначально рецитации позволяли писателю легко и быстро ознакомить публику со своим произведением и услышать критические отзывы и замечания — поэтому многие крупные литераторы, а среди них и сам Плиний любили выступать на открытых чтениях. В дальнейшем, как показывает письмо Плиния Созию Сенециону, открытые дискуссии, оценки творчества автора почти исчезли, а присутствие на рецитациях оказалось простым долгом вежливости приглашенных. Не удивительно, что Марциал однажды послал другу шейный платок, чтобы было чем затыкать уши во время публичных чтений (Марциал. Эпиграммы, XIV, 142).
Наилучшей формой литературной критики был обмен письменными текстами и суждениями о них между самими писателями. Тот же Плиний Младший часто посылал свои труды на оценку друзьям и одновременно высказывал собственные мнения об их сочинениях. Советами собратьев по перу римские писатели широко пользовались, вносили необходимые исправления, и бывало, что только под влиянием одобряющих слов старшего, опытного коллеги робкий, начинающий автор решался, наконец, предать свое первое творение гласности.
Напротив, поэты-графоманы буквально одолевали всех и повсюду чтением своих стихов. Самым удобным для них местом были римские бани — термы, откуда случайные, невольные слушатели не так легко могли сбежать от навязчивого стихоплета, каким был, например, Лигурин, иронически воспетый Марциалом:
Что римляне знали о древних славянах?
Формирование славянских народов современные учёные относят к IV в. н.э., однако ранее на их землях уже жили некие племена. Их поселения археологи относят к так называемой Лужицкой культуре. По мнению академика Б.А. Рыбакова: «Лужицкая культура была, очевидно, разноэтническим комплексом, охватившим половину праславян, часть прагерманцев и какую-то часть итало-иллирийских племён на юге». Под югом подразумевается побережье Адриатики, где некогда жили южные венеты. От названия этого племени происходит, в том числе, название города Венеция.
Венеция, современное фото
Историк VI в. н.э. Иордан писал: «От истока реки Вистулы на огромных пространствах обитает многочисленное племя венетов. Хотя теперь их названия меняются в зависимости от различных родов и мест обитания, преимущественно они все же называются славянами и антами». Вистула — это современная Висла. А вот венетами (они же венеды) в античности называли кого угодно, от кельтско-иллирийских племён, живших на территории современно Франции, до венделов (они же вандалы).
Карта местоположения народов, которых римляне называли венедами
Живший во II в. н.э. учёный из Александрии Клавдий Птолемей называл «Венедским заливом» Балтийское море, а «Венедскими горами» — Карпаты. Правивший в середине III в. н.э. император Волузиан воевал с некими варварами в Поднестровье, за что получил от сената почётный когномен «Венетский». Римский историк Тацит писал, что венеды живут рядом с германцами и сарматами. Сам он относил венедов скорее к германским племенам, поскольку они предпочитали осёдлую жизнь, в отличие от кочевых сарматов.
Венеты в представлении современного художника
Как античные греки, так и римляне праславянами интересовались мало, поскольку те жили в северных землях, неинтересных средиземноморским народам. Римский учёный I в. н.э. Плиний Старший лишь мельком упоминает о землях к северу от Чёрного моря: «Потом Рипейские горы и область под названием Птерофорос — так её зовут по причине непрерывно идущего там снега в виде перьев — часть мира, проклятая самой природой и погружённая в густую тьму. Ничего здесь нет, кроме мороза и ледяных ловушек аквилона (северного ветра)».
Уральские горы в наше время
Считается, что Рипейскими горами Плиний называл Уральский хребет. Это название впервые встречается у Гекатея Милетского, жившего в VI в. до н.э. Но древнегреческие учёные не приводят точного местоположения Рипейских гор, ограничиваясь крайне общими описаниями. К примеру, античный медик Гиппократ пишет: «Скифия лежит под созвездием Медведицы, у подножия Рипейских гор, откуда дует северный ветер». Поскольку эти мрачные и суровые земли античных греков совершенно не интересовали, то о местном населении они ничего не знали.
Фрагмент «Карты Певтингера»
Следы праславян в римских источниках приходится восстанавливать по крупицам. В Tabula Peutingeriana («Карта Певтингера»), римском дорожном атласе III-IV в. н.э., встречаются явно славянские названия: Bersovia (нынешняя река Брзава), Tierna (река Черна) и т.п. Они группируются в среднем и нижнем течении Дуная, в землях венетов. В «Географии» Страбона (I в. н.э.) среди прочих народностей упоминаются лугии или луйи (лужичане), варны (в честь этого славянского племени могла быть названа река Варнов в современной Германии), колдуи и мугилоны. Колдуи — это, скорее всего, коледичи, один из родов полабских сербов. Мугилоны могут быть жителями местности, где впоследствии появился город Могильно.
Карта мира по Страбону
В 1767 г. монах-францисканец Прокоп Слобода записал чешскую легенду, повествующую о событиях III в. н.э. В 278 г. славяне, жившие в области Крапина, терпели великие притеснения от Аврелия, начальника римских войск. Когда угнетение стало невыносимым, славянский вождь Чех и его братья Лех и Рус подняли восстание против Аврелия и убили его. Опасаясь мести римлян, славяне ушли на север от Дуная и эти земли стали новой родиной чешского народа.
Фонтан «Лех, Чех и Рус» в польском городе Победзиска
Римский историк IV в. н.э. Секст Аврелий Виктор писал, что император Аврелий Проб, правивший с 276 г., приказал своим и союзным войскам «засадить виноградниками Галлию, Паннонию и холмы Мезии». Служившие в римской армии союзные варвары возмутились тем, что их заставляют делать крестьянскую работу. Когда в 282 г. Проб приказал им рыть ров и водоемы для осушения болотистой местности около города Сирмия в Паннонии, они взбунтовались и убили его. Сирмий — это нынешний город Сремска-Митровица в Сербии, расположенный по соседству с областью Крапина. Дата гибели Аврелия Проба — 282 год, что близко к дате, указанной в чешской легенде, которая может описывать реальные события той эпохи.
Также будем рады, если вы подпишетесь на наш канал на ютубе . Также если вам нравятся наши статьи вы можете поддержать нас, став нашим патроном на Patreon.
10 поистине отвратительных фактов о древнеримской жизни
Древний Рим занимает мифическое место в нашем воображении. Это земля исторических эпосов «Бен-Гур» и «Гладиатор», в которых мужчины в позолоченных доспехах ездят на колесницах, а императоров, которые величаво сидят на тронах, кормят вкусным виноградом.
Тем не менее, реальная жизнь в Древнем Риме была менее гламурной. До появления современной санитарии и медицины прожить здесь среднестатистический день было задачей не из лёгких и куда более отвратительной, чем Вы можете себе представить.
1. Древние римляне ополаскивали рот мочой
В Древнем Риме моча имела такой большой спрос, что правительство решило ввести специальный налог на её продажу. Были люди, которые зарабатывали себе на жизнь исключительно сбором урины. Одни собирали мочу в общественных туалетах, другие ходил от двери к двери с большим чаном и просили людей внести свой вклад в его наполнение.
«Зачем им было нужно столько мочи?» – спросите Вы. У древних римлян существовало множество способов использования урины; некоторые из них поразят Ваше воображение и вызовут не самые приятные чувства. Так, например, жители Древнего Рима замачивали в моче свою одежду. Работники наполняли собственной уриной ванную с одеждой, после чего одному бедолаге приходилось топтаться по вещам, чтобы отстирать их от грязи.
Однако это ничто по сравнению с тем, как они чистили зубы. В некоторых регионах люди использовали мочу в качестве ополаскивателя для рта; они утверждали, что урина обладает отбеливающим эффектом. До наших дней дошло стихотворение одного римского поэта, который высмеивает своего врага с белоснежной улыбкой: «Твои зубы такие отполированные, но это говорит лишь о том, что в тебе полно мочи».
2. Общая губка для подтирания
Древний Рим всегда хвалили за достижения в области сантехники. В то время в каждом городе имелись общественные туалеты и полноценные канализационные системы, чем не могли похвастаться даже более поздние общества. Кому-то может показаться, что это была трагическая утрата передовых технологий, однако не спешите расстраиваться. Существовала одна довольно веская причина, по которой никто больше не использовал достижения римлян в водопроводном деле.
Общественные туалеты в Древнем Риме были отвратительными. По мнению археологов, в них убирали крайне редко, поэтому они, как было обнаружено, кишели паразитами. На самом деле римляне, собираясь купаться, брали с собой специальные гребни, чтобы избавиться от вшей.
Но самое худшее происходило, когда человек опорожнял свой толстый кишечник. В каждом общественном туалете, которым пользовались десятки людей, можно было найти всего одну губку на палочке, которая использовалась для подтирания заднего места. Это приспособление никогда не мыли, несмотря на то, что им пользовалось невероятное количество людей.
3. Общественные туалеты регулярно взрывались
Все, кто заходил в древнеримский туалет справить нужду, имели все шансы погибнуть, и вот почему.
Первая проблема заключалась в том, что существа, которые обитали в канализационных системах, выползали наружу и кусали людей за разные места, пока они делали своё дело. Вторая причина – ещё хуже. В общественных туалетах накапливалось огромное количество метана, который иногда воспламенялся и взрывался.
Туалеты были настолько опасным местом, что люди прибегали к магии, чтобы попытаться остаться в живых после их посещения. На стенах общественных туалетов были обнаружены магические заклинания, которые предназначались для того, чтобы держать демонов в страхе. В некоторых туалетах размещали статуи Фортуны, богини удачи, которая должна была защищать посетителей от различных несчастных случаев. Прежде чем зайти в туалет, люди обращались к ней с молитвой.
4. Кровь гладиаторов использовалась в качестве лекарства
Древнеримская медицина также отличалась огромным количеством причудливых особенностей.
Некоторые римские авторы пишут о том, что в Древнем Риме люди часто собирали кровь убитых гладиаторов и продавали её в качестве лекарства. Они верили, что кровь гладиаторов была способна вылечить эпилепсию, поэтому принимали её как лекарственное средство. Этот подход считается самым гуманным и цивилизованным, поскольку были люди, которые вырезали у гладиаторов печень и съедали её в сыром виде.
Всё это стало настолько популярным и привычным, что когда в Риме запретили гладиаторские бои, люди продолжили лечиться кровью обезглавленных военнопленных. Странно, но некоторые римские врачи сообщают, что данный метод лечения действительно был весьма эффективным. Они утверждают, что были свидетелями того, как люди, которые страдали от эпилептических припадков, выпивали человеческую кровь и выздоравливали.
5. Женщины в Древнем Риме мазали свои лица мёртвыми, ороговевшими клетками кожи гладиаторов
Гладиаторы, которые проигрывали бой, становились лекарством для эпилептиков, в то время как победители превращались в афродизиаки. В древнеримские времена достать мыло было практически невозможно, поэтому спортсмены мылись, покрывая своё тело маслом и удаляя ороговевшие клетки кожи при помощи специального приспособления – стригиля.
Как правило, соскобленную грязь не выбрасывали, если Вы были гладиатором. Она помещалась в бутылки и продавалась женщинам в качестве афродизиака. Представительницы прекрасного пола часто использовали её вместо крема для лица. Они мазали свои лица ороговевшими клетками кожи гладиаторов, надеясь на то, что это сделает их неотразимыми и привлекательными для мужчин.
6. Помпеи были переполнены непристойными произведениями искусства
Извержение вулкана, которое обрушилось на Помпеи, позволило городу прекрасно сохраниться до наших дней. Когда археологи впервые изучали его, они обнаружили вещи, которые были настолько неприличными, что их прятали от общественности.
Помпеи были переполнены произведениями искусства, которые были настолько неприличными, что их на сотни лет заперли в секретной комнате, подальше от людских глаз. Археологи нашло множество самых безумных эротических произведений искусства. Одно из них (статуя), к примеру, изображало древнегреческого бога Пана, занимающегося сексом с козой.
Также в Помпеях было много проституток, которые оставили на вымощенных улицах много неприличных знаков. Сегодня, прогуливаясь по улицам Помпей, Вы можете увидеть то, что древние римляне лицезрели каждый день – пенис, направленный концом в сторону ближайшего борделя.
7. В опасных местах древние римляне рисовали пенисы для привлечения удачи
Мужские половые органы были очень популярными в Риме. Они с гордостью изображали их везде, где только можно было, а иногда даже носили на шее в виде кулонов. Обычно это делали мальчики, но не только ради красоты. Согласно древнеримским сочинениям, медные пенисы защищали их от всякого рода опасностей.
Однако на этом древние римляне решили не останавливаться. Они рисовали мужские гениталии для привлечения удачи в местах, которые считались рискованными для путников, например, на извилистых дорогах и хрупких мостах.
Во время еврейской Пасхи римских солдат отправили в Иерусалим, чтобы усмирить народ в случае, если он решит восстать. Они должны были поддерживать порядок, однако один из них сделал то, что, наоборот, привело к его нарушению. По словам Иосифа Флавия, римский солдат поднял задний край своей одежды, повернулся спиной к жителям города, присел и издал громкий звук, который сопровождался ужасным зловонием. Сделал он это в том месте, где совершалось жертвоприношение.
Евреи были в ярости. Во-первых, они потребовали, чтобы солдата наказали, после чего начали забрасывать римлян камнями. Вскоре в Иерусалиме вспыхнул настоящий бунт – и родился жест, который, как оказалось, будет жить тысячелетиями.
9. Римляне вызывали рвоту, чтобы продолжить объедаться пищей
По словам Сенеки, римляне во время застолий наедались до полного изнеможения, после чего вызывали рвотный рефлекс, чтобы продолжить пиршество.
Одни люди блевали в пустые миски, которые ставились на стол специально для этой цели, другие особо не беспокоились о правилах приличия и извергали содержимое своих желудков прямо на пол, после чего спокойно возвращались к еде.
Кому нельзя было позавидовать во время всех этих пиршеств, так это рабам. Предоставьте, какой ужасной была их работа.
10. Римские колесничие пили энергетические напитки, приготовленные из козьего навоза
У древних римлян не было бинтов и лейкопластырей, поэтому они нашли другой способ залечивать раны. Согласно Плинию Старшему, жители Древнего Рима предпочитали накладывать на раны и царапины козий навоз. Его собирали и заготавливали впрок в весенний период. Но наиболее эффективными в «чрезвычайных ситуациях» были всё же свежие экскременты.
Тем не менее, это не самый худший способ использования козьего навоза. Римские колесничие пили его, чтобы повысить уровень энергии в организме. Они либо варили козий навоз в уксусе, либо перемалывали его в порошок и смешивали со своими напитками.
Это делали не только бедные люди. По словам Плиния, никто так не любил пить козий навоз, как император Нерон.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов