Гойя капричос сон разума рождает чудовищ
Сон разума рождает чудовищ
«Сон разума рождает чудовищ» (исп. El sueño de la razón produce monstruos ) — испанская поговорка, фабула известного одноименного офорта Франсиско Гойи из цикла Капричос.
Согласно бытовавшему в те времена представлению, живопись и графика являют собой некий доступный для всех и всем понятный всеобщий язык (лат. idioma universal ). По первоначальному замыслу Гойи офорт должен был называться «Всеобщий язык». Однако это название впоследствии показалось ему слишком дерзким, и он переименовал свой рисунок в «Сон разума», сопроводив его следующим пояснением: «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений». [1] Воображение в сочетании с разумом производят не чудовищ, а чудесные творения искусства. А чудищ, по всей видимости, порождает не само воображение и не сам по себе разум, но именно сон последнего.
Разум призван к бдительности, которая сдерживает навязчивые фантазмы, которые немедленно овладевают сознанием человека, когда сном ослаблена цензура рассудка над чувствами и воображением. Во сне человек мыслит не точно, и это позволяет утверждать, что во сне он оказывается захвачен игрой собственного воображения, результат которой представляется чуждым и опасным вмешательством неких сторонних сил, посягающих на суверенитет рационально структурированного сознания. Подобный ход мыслей превратил художественную аллегорию в аргумент в пользу незыблемых полномочий «здравого смысла».
В настоящее время фразу используют, чтобы подчеркнуть негативный результат необдуманных действий.
Сон разума
Спустя почти 200 лет, в 1977 году, Сальвадор Дали представил свою интерпретацию «Капричос». Самый скандальный художник XX века не только дополнил работы сюрреалистическими образами и цветом, взяв за основу психоанализ Фрейда, – он полностью переосмыслил композиции и изменил их названия.
«Сон разума рождает чудовищ»
«Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений».
А как интерпретировал В. Пелевин эту тему?
«Распрощавшись с египтологом, Голгофский думает всю ночь. После разговора с Солкиндом у него практически нет сомнений, что «сон Разума», который так пронзительно и точно изобразил Гойя, относился к тому же классу оккультно-магических процедур, что и египетские практики. Он садится за крохотный столик в гостиничном номере и, по французскому обычаю, начинает писать на салфетках.
«Что есть «сон Разума»? Спит здесь отнюдь не Разум. Наоборот, это сон, полностью посвященный Разуму, отданный Ему и названный по Его имени. Засыпает сам адепт, и физическое бесчувствие дает ему возможность вступить с Разумом в гораздо более интенсивный контакт, чем позволил бы один-единственный дрон-летун… Видимо, темная тень-простыня, коммутирующая каждого из нас с Разумом, получает подкрепление…»
Голгофский находит доказательство на офорте Гойи.
«Мы видим, что летунов вокруг спящего целая туча. Скорей всего, они на время покидают других людей, спящих по соседству (вот для кого действительно ненадолго наступает «сон Разума» в первом смысле), и собираются вокруг впавшего в транс адепта, чтобы дать ему дополнительную энергию, необходимую для результативных манипуляций с ноосферой…»
На офорте Гойи, однако, нет никаких монстров – только спящий адепт и служащие ему архонты, символически представленные знакомыми элементами фауны.
Так что же за чудовищ порождает этот сон? Вспышка откровения – и Голгофский отвечает сам себе:
«У Гойи все названо своими именами. Сон Разума порождает химер. Это изображение в символической форме указывает на технику создания ноосферных инсталляций, принятую у посвященных в мистерии Разума…»
Но почему все-таки Гойя не изобразил обещанных чудищ?
Голгофский понимает и это.
«Увы, мы, люди иного века, воспринимаем этот рисунок несколько иначе, чем современники. В те времена монстров не надо было рисовать. Мысленным взором химеру революции видели перед собой все, в любую минуту любого дня – особенно потрясенная европейская аристократия, среди которой жил и творил Гойя. Но химеру, увы, так же сложно нарисовать, как просто ощутить – и покориться ей…»
Ослепительная ночь.»
Описание картины “Сон разума рождает чудовищ” Франсиско Гойи
Офорт “Сон разума рождает чудовищ” написал испанский художник Франсиско Гойя в 1799 году.
Чистая аллегория, глубокий смысл и взывание к человечности
Это произведение относится к циклу автора “Капричос”; его название – испанская пословица.
Ни название, ни сюжет не толкуются так страшно, как звучат и выглядят. Дело в том, что в то время живопись и графика считались неким “универсальным” языком, способным передавать информацию, независимо ни от каких социальных и географических принадлежностей человека.
Поэтому изначально Франсиско Гойя назвал свое произведение “Всеобщим языком”. Однако позже пересмотрел свое решение: такое название казалось слишком пафосным, наглым. И художник переименовывает офорт в “Сон разума”, сопровождая его высказыванием о том, что фантазия спящего разума действительно порождает монстров, однако, объединяясь с разумом, фантазия перевоплощается в мать искусства, со всеми его прекрасными произведениями.
Есть и более мрачное толкование этого офорта, если не сказать, что просто более глубокое. Сном в сюжете Франсиско Гойя олицетворил свои переживания, тревогу по отношению к обществу современников; оно настораживало Гойю. Своим произведением художник высмеивает пороки “спящих разумов”. Изображенный человек – сам автор, вынужденный закрыться от действительности, наполненной чудовищами. Ведь сон – только аллегория: на самом деле его и другие горячие умы страдают от чужих пороков наяву.
Гойя пытается воззвать, докричаться до общества, донося мысль о том, что когда разум позволяет себе заснуть, когда человек позволяет себе надеть “шоры”, закрыть глаза и собственное сердце на происходящее, монстрам-порокам ничего не стоит овладеть его сознанием. А в монстрах, конечно, уже нет ничего человеческого.
Офорт хранится в Национальной библиотеке Испании, в Мадриде.
Гойя капричос сон разума рождает чудовищ
Франсиско Гойя. «Капричос»
Полная серия офортов (все офорты подписаны)
«Сон разума рождает чудовищ» (El sueño de la razón produce monstruos) — испанская поговорка, фабула известного одноименного офорта Франсиско Гойи из цикла Капричос.
Согласно бытовавшему в те времена представлению, живопись и графика являют собой некий доступный для всех и всем понятный всеобщий язык. По первоначальному замыслу Гойи, один из офортов: https://vk.com/photo-52526415_378665830 должен был называться «Всеобщий язык». Однако это название впоследствии показалось ему слишком дерзким, и он переименовал свой рисунок в «Сон разума», сопроводив его следующим пояснением: «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений». Воображение в сочетании с разумом производят не чудовищ, а чудесные творения искусства. А чудищ, по всей видимости, порождает не само воображение и не сам по себе разум, но именно сон последнего.
Разум призван к бдительности, которая сдерживает навязчивые фантазмы, которые немедленно овладевают сознанием человека, когда сном ослаблена цензура рассудка над чувствами и воображением. Во сне человек мыслит не точно, и это позволяет утверждать, что во сне он оказывается захвачен игрой собственного воображения, результат которой представляется чуждым и опасным вмешательством неких сторонних сил, посягающих на суверенитет рационально структурированного сознания. Подобный ход мыслей превратил художественную аллегорию в аргумент в пользу незыблемых полномочий «здравого смысла».
В настоящее время фразу используют, чтобы подчеркнуть негативный результат необдуманных действий.
«Капричос» — гениальное, и как все гениальное, достаточно сложное для восприятия произведение. Серия состоит из 80 офортов, взаимное расположение которых относительно друг друга было определено Гоей порядковыми номерами.
Офорт в европейском изобразительном искусстве известен с XVI в., и к эпохе Гойи стал самым популярным видом гравюры. Техника изготовления офорта включает в себя несколько операций. Прежде всего, на металлическую пластину наносится кислотоустойчивый состав из воска, лака, специальных смол и прочих добавок, известных только мастерам. Художник с помощью гравировальной иглы процарапывает на воске рисунок, подобно тому, как он чертит карандашом по бумаге. Затем доска подвергается травлению кислотой, действующей лишь на процарапанные места. Отсюда происходит название техники – eau-forte, французская крепкая водка, известная в России как «Царская водка». Для того, чтобы при печати штрих получился разной толщины, часть рисунка снова покрывают лаком, а на оставшуюся второй раз воздействуют кислотой. Основные достоинства этого приема – легкость и быстрота исполнения. Со временем техника офорта усложнялась и совершенствовалась, художники научились получать в гравюре эффект рисунка кистью, протравливая доски сквозь асфальтовую или канифольную пыль – «акватина». Именно эту технику в сочетании с офортом резцом и применил Франсиско Гойя. Но, конечно, славу и место в истории ему принесли не техническое мастерство.
В чем же гениальность «Капричос», почему многие историки считают, что именно с этой серии гравюр начинается новый период в европейском искусстве?
Название серии восходи к итальянскому слову «Каприччи» – искусство, открывающее новые способы восприятия мира. Гойя создал «Капричос», что называется, на одном дыхании, всего за полтора года и при первой же публикации заставил о себе говорить. Современники если и не всегда понимали художника, то не могли не отметить новизну, не похожесть творения Гойи на все, что случалось им видеть прежде. Сам Гойя назвал серию «Сюитой офортов на причудливые сюжеты», проведя аналогии с музыкальной формой. Ведущей темой, лейтмотивом сюиты он избрал историю своей счастливой и трагической любви к герцогине Каэтане Альба. Никогда прежде личная драма художника не становилась содержанием его искусства. Художник был ремесленник, его работа определялась вкусами заказчика, и только романтики превратили творчество в выражение душевных и духовных переживаний автора. В музыке впервые это сделал Л. Бетховен, в изобразительном искусстве – Гойя.
Второе, что поражает в «Капричос» — отчаянная смелость художника. Гойя зло, саркастически высмеял Испанию: пороки простых людей, лицемерие дворянства, придворные круги, правящую чету, церковь, инквизицию. Смелость Гойи граничила бы с безумием, если бы он не понимал, что его художественные приемы слишком новы, чтобы правильно быть понятыми всеми. И главное, рассказав о своей несчастной любви и о своей несчастливой Родине, Гойя поднялся на более высокий уровень восприятия мира. В «Капричос» впервые в европейском искусстве было сказано о беззащитности человека в его отношении к судьбе. Никогда художник не был так пессимистичен, никогда так остро не ощущал себя беспомощной игрушкой темных сил мироздания, как Гойя в «Капричос». Но прежде чем обратиться к более подробному разбору офортов, стоит сказать несколько слов об обстоятельствах, сопутствовавших их созданию.
Подобно музыкальной сюите «Капричос» состоит из Прелюдии («Автопортрет»), пяти частей, связанных общей темой (герцогиня Альба) и финалом (офорт «Уже пора!»). В каждой из частей ясно прочитывается вступление, кульминация и заключение. Офорты взаимным расположением могут образовывать пары или триптихи, дополняя друг друга. В первой части «Капричос» Гойя рассказывает о своей личной любовной драме, хотя на первый взгляд это не очевидно. При поверхностном восприятии мы видим сцены в духе «сатиры нравов»: брак по расчету, «маменькины сынки», маскарад, бессмысленное убийство на дуэли. Ключом к правильному истолкованию замысла художника является гравюра «Тантал». Тантал – персонаж античной мифологии, осужденный богами на вечные жажду и голод, символ неудовлетворенного желания («танталовы муки»). В женской фигуре на коленях Тантала мы без труда узнаем герцогиню Альбу, это один из подготовительных вариантов знаменитого парного портрета Альбы «Обнаженная Маха». В словесном пояснении к гравюре Гойя дал свою версию разрыва отношений: «Если бы он был более учтив и менее назойлив, она, быть может, ожила бы», — т. е. не оставила его.
В третьей части мы поднимаемся на одну ступеньку выше по лестнице социальной иерархии, попадая в мир испанского дворянства. Здесь Гойя использует хорошо знакомый по басням прием – место людей заняли животные, но нам не приходится долго разгадывать замысел автора. Главный персонаж третьей части – осел. Он изучает свою родословную, слушает музыкантов, позирует художнику, обучается сложным наукам. В заключительном офорте – согбенные спины людей и восседающие на них ослы: «Эти верховые суть животные», — поясняет Гойя, не оставляя сомнений, на чьей стороне его симпатии.
Четвертая часть – самая большая и непонятная. Это мир населенный дьяволом, ведьмами, зооморфными существами и угнетенными ими людьми. Среди ведьм Гойя поселил короля, королеву, католическую церковь и инквизицию в дьявольском обличии. Для понимания мысли автора наиболее важна гравюра «Тонко прядут». Мы видим трех старух неприятной наружности за прялками, на заднем плане на нитях висят младенцы. В наши дни античная мифология известна только специалистам, тогда как двести лет назад любой сколько-нибудь грамотный человек спокойно в ней ориентировался. Три женщины за прялками – античные богини судьбы, и прядут они нити человеческой жизни. Людям свойственно надеяться на их благосклонность, но когда судьба – ведьма: нет надежды, остается только отчаяние. Индивидуальный человек, в данном случае автор, понимает свою малость и беззащитность перед лицом мирового зла. Лучше всего это ощущение передано в офорте «Доносчики». Фигура человека на переднем плане, умоляющего только о том, чтобы его оставили в покое, — сам Гойя. Но перейдя верхнюю границу отчаяния человек обретает «трагическое веселье», веселье без ожидания счастливого конча. И здесь рождается гротеск, опрокидывающий святыни смех-сарказм, дух «Капричос». Продолжая рассматривать гравюры четвертой части, мы вновь сталкиваемся с герцогиней Альба, которая подобно героине «Фантастической симфонии» Г. Берлиоза, летит на шабаш ведьм. И, наконец, кульминация – черная месса в гравюре «Благочестивая профессия», вывернутая на изнанку христианская месса.
Заключительная, пятая часть – краткий конспект предыдущих четырех. Здесь мы в последний раз встречаем Гойю и Альбу в офорте «Неужели нас никто не развяжет?». Женщина (поза и одежда как в «Тантале») и мужчина связаны веревками, между ними дерево без корней, они сами – его корни, на дереве сова – спутник дьявола в предшествующих гравюрах. «Неужели я никогда не избавлюсь от этой мучительной, мне не нужной страсти», — спрашивает автор в названии офорта и оставляет вопрос без ответа. В целом «Капричос» крайне безрадостное сочинение, и только в заключительной коде у Гойи появляется какой-то луч надежды на лучшее – странные существа то ли звериного, то ли человеческого облика кричат, поднимают в верх руки, их лица обезображены гримасой ужаса. Светает, наступает царство Бога, дьявол уступает свои права: «Уже пора», — говорит ему Гойя. Так заканчивается великий и трагический «Капричос», открывший Эпоху Романтизма в изобразительном искусстве.
Знаменитый Капричос Гойа
Франсиско Гойя,Сон разума рождает чудовищ, 1797,Национальная библиотека Испании, Мадрид
Серия «Капричос» стала одной из самых больших загадок в мировом художественном наследии и пребывает в центре внимания исследователей уже 200 лет. Посвященные ей исследования насчитывают тысячи страниц.
Во второй половине 80х гг. Гойя был уже признанным мастером. Он стал заместителем директора отделения живописи мадридской Королевской академии Сан Фернандо (академии искусств), художественным руководителем Королевской шпалерной мануфактуры. В 1789 г. он получил звание придворного художника.
Однако блестящая карьера длилась недолго. В 1792 г. Гойю начали мучить сильнейшие головные боли, зрение у него ослабло, и он полностью оглох. С 90х гг. начался новый этап его творчества. Весёлый и жизнерадостный живописец остался в прошлом, а его место занял страдающий, замкнувшийся в себе и в то же время зорко видящий чужое горе мастер.
Графическая серия «Капричос» (wen. «фантазия», «игра воображения») из 80 офортов была создана в 1797— 1798 гг. В ней Гойя, используя образы испанских народных пословиц, басен, поговорок, высмеивал людские суеверия и пороки — трусость, лицемерие, притворство, жестокость и т. п.
В сущности, он разоблачал весь традиционный порядок и уклад жизни старой Испании. В его офортах реальное сплетается с фантастическим, гротеск переходит в карикатуру. Каждый лист серии представляет собой законченное произведение, состоящее из рисунка и авторского комментария к нему.
Как говорят исследователи, последние два года работы над ней Гойя практически доламывал себя, болезнь очень сильно прогрессировала – его постоянно мучили сильные головные боли. Физические и психические травмы заставляли сильно напрягаться.
Но 19 февраля 1799 года серия была выпущена. А спустя четыре дня (за это время было продано всего 27 экземпляров из 240) по решению инквизиции она изымается из продажи. Мы знаем об инквизиции по книгам и фильмам. Гойя жил в это время. И, конечно же, он не мог откровенно показать то, что хотелось. Мы можем лишь об этом догадываться по некоторым штрихам.
Гойя был вынужден прийти к королю Карлу IV извиниться за то, что позволил себе выпустить такую серию. И в качестве жеста примирения он передает ему собрание из 499 репродукций своих произведений, в том числе 80 типографских пластин, а также все непроданные экземпляры вместе с рукописными страницами. С этого момента при жизни Гойи ни одна из его серий, созданных впоследствии, не увидела свет.
Слово Capriccio имеет два значения. В первом варианте это «взбалмошная коза», другой перевод звучит как «взъерошенные волосы». В итоге если соединить все вместе и сказать русским языком, то получится примерно следующее: от увиденного волосы встанут дыбом.
Серия начинается Автопортретом Гойя.
Самым известным листом «Капричос» является офорт «Сон разума порождает чудовищ».(Иллюстрация вверху)
По первоначальному замыслу Гойи офорт должен был называться «Всеобщий язык». Однако это название впоследствии показалось ему слишком дерзким, и он переименовал свой рисунок в «Сон разума», сопроводив его следующим пояснением: «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений.
Разум призван к бдительности, которая сдерживает навязчивые фантазмы, которые немедленно овладевают сознанием человека, когда сном ослаблена цензура рассудка над чувствами и воображением. Во сне человек мыслит не точно, и это позволяет утверждать, что во сне он оказывается захвачен игрой собственного воображения, результат которой представляется чуждым и опасным вмешательством неких сторонних сил, посягающих на суверенитет рационально структурированного сознания.
В его герое мы можем узнать самого художника, опустившего лицо на стол с разбросанными листами бумаги.Уснул ли он? Изнемог ли в борьбе с ужасами жизни?
Летучие мыши и совы подстерегли момент физической и духовной слабости и слетаются на свой ужасный пир.
Легкость с которой многие женщины соглашаются на брак,
объясняется надеждой жить в нем более свободно, чем раньше.»
Пагубная ошибка в начальном воспитании: у ребенка вызывают страх перед несуществующим и заставляют его бояться буки больше чем отца.
Небрежное воспитание, потворство и баловство делают детей капризными, упрямыми, заносчивыми, жадными, ленивыми и несносными. Вырастая, они становятся недорослями. Таков и этот маменькин сынок.
«Один другого стоит»
Немало было споров о том, кто хуже: мужчины или женщины. Пороки тех и других происходят от дурного воспитания. Распутство мужчин влечет за собой разврат женщин.
Барышня на этой картинке так же безрассудна, как и щеголь, беседующий с ней, а что до двух гнусных старух, то они друг друга стоят.
«Никто никого не знает»
«Он даже и так не разглядит ее»
А как же ему распознать ее? Чтобы узнать ее как следует, мало лорнета. Нужен здравый смысл и жизненный опыт, а этого-то и не достает нашему бедняжке.
«Ее похитили!»
Женщина которая не умеет себя соблюсти, оказывается во власти первого встречного. А когда уже ничего не поделаешь, удивляется, что ее похитили.
«Тантал»
Если бы он был более учтив и менее назойлив, она, быть может, ожила бы.
«Любовь и смерть»
Вот любовник в духе Кальдерона: не сумев посмеяться над соперником, он умирает в объятиях возлюбленной и теряет ее из-за собственного безрассудства. Не следует слишком часто обнажать шпагу.
Они так торопятся проглотить, что глотают кипящее. В удовольствиях тоже необходимы умеренность и воздержание.
Как водится, жених не из самых привлекательных, но он богат, и ценою свободы несчастной девушки нищая семья покупает благополучие. Такова жизнь
«Бог простит. Это была ее мать»
«А у него горит дом»
Пока пожарные насосы не освежат его, ему никак не удается снять штаны и прервать беседу со светильником. Такова сила вина.
Удивительно! Опыт погибших не идет в прок тем, кто стоит на краю гибели. Ничего тут не поделаешь. Все погибнут.
«Зачем их прятать?»
Ответ очень прост: потому что он не хочет их тратить, а не тратит их потому, что, хотя ему уже исполнилось 80 лет и жить осталось не больше месяца, он все еще боится, что ему не хватит денег на жизнь. Столь обманчивы расчеты скупость.
«Поняли? Чтоб все было по-моему, слышите? А не то. »
Этот болван воображает, что раз он носит кокарду и жезл, то он от природы выше других, и злоупотребляет доверенной ему властью, чтобы досаждать всем кто имеет с ним дело.
Тщеславный, спесивый, наглый с теми, кто ниже его по положению, он гнет спину и пресмыкается перед теми, кто его сильнее.
Смелость Гойи граничила бы с безумием, если бы он не понимал, что его художественные приемы слишком новы, чтобы правильно быть понятыми всеми. И главное, рассказав о своей несчастной любви и о своей несчастливой Родине, Гойя поднялся на более высокий уровень восприятия мира.
В «Капричос» впервые в европейском искусстве было сказано о беззащитности человека в его отношении к судьбе.
Никогда художник не был так пессимистичен, никогда так остро не ощущал себя беспомощной игрушкой темных сил мироздания, как Гойя в «Капричос».