Что такое зов плоти
Зов плоти
А, что такое есть зов плоти?
Это не только другой пол,
Он заключается в охоте
Взять ложку и бежать за стол!
Он заключается в загаре,
Когда на пляже ты лежишь,
В куренье, в пьяненьком угаре,
Когда за выпивкой сидишь.
Зов плоти, когда совесть просит,
Что надо всё же, выбирать:
Иль свои принципы отбросить,
Или, за правду пострадать.
Зов плоти, если ты женился
Не по любви, а на деньгах,
Когда мечты своей лишился,
Жил не за совесть, а за страх.
Зов плоти, это всё что надо,
Чтоб жить безбедно, налегке,
Отбросив лишние преграды,
От проблем всяких вдалеке.
Зов плоти, это плоти ради
Предать родителей своих,
Их поручить чужому дяде,
Казённый дом, как раз для них.
А, что такое плоть людская?
То, что сплотилось внутри нас,
То, что мы любим и ласкаем,
В сей жизни, миллионы раз.
Нас плоть зовёт, ведёт куда-то,
Туда где слаще и жирней.
Она запросами богата,
А мы? До лампочки мы ей!
А ей, свою бы плоть потешить,
Умаслить её, усладить.
Понять и вовремя утешить,
Богаче и смачнее жить.
Зов плоти долог, но не вечен
Так, как не вечна плоть сама.
И конец плоти обеспечен
Понять хватило бы ума!
И принять главное решенье,
Про души наши вспомянуть.
Не только в плоти утешенье,
А в душах наших больше суть!
Рауш-наркоз. Вскоре зов плоти довёл Николая до того, что он стал активно хватать женский персонал госпиталя.
Капитан Николай Людоедов служил в морской пехоте с удовольствием. Хотя закончил он очень приличное командное военно-морское училище, в морской пехоте он был не случайным человеком.
С детства он выделялся среди своих сверстников богатырским здоровьем, красным цветом лица и незамысловатыми шутками, над которыми сам же и смеялся безудержным смехом, напоминающем ржание подорванного коня. Каким бы видом спорта не занимался юный Коля, всюду он достигал впечатляющих успехов, а по сему адекватно не мог оценивать свой интеллектуальный уровень.
Читать книжки Коля не любил, да и некогда было парню ерундой заниматься. Но, однажды увидев по телевизору фильм про моряков, запал на морскую форму и решил про себя, что после школы обязательно пойдёт «учиться на матроса», о чём самолично известил родственников.
Вполне серьёзно полагая, что полученных на школьных выпускных экзаменах троек в единственной средней школе города Краснозадрючинск достаточно для поступления в один из лучших ВУЗов страны, Николай пришёл в приёмную комиссию, где и угодил в распростёртые объятия начальника кафедры физвоспитания полковника Баобабова.
Абитуриент Людоедов радостно и с одинаковым успехом бегал, прыгал, грёб, играл в волейбол и перетягивал канат, поэтому вскоре был зачислен на первый курс с перспективой стать через пять лет специалистом по минам и торпедам, но последнее интересовало Николая в меньшей степени.
Прыжки прыжками, но уже на первой сессии курсант Людоедов обнаружил полное отсутствие присутствия хоть капли мозга, отвечающей за накопления инженерных знаний.
После такого недвусмысленного намёка экзаменаторы единодушно удовлетворили скромные познания курсанта Людоедова, учитывая поразительные спортивные достижения экзаменуемого. При этом Коля хохмил и веселился все пять лет, не переставая.
Так или иначе, Коля постиг смысл торпедного треугольника и дотянул до окончания училища. Оценки в его дипломе отличались умиротворяющей стабильностью и удовлетворяли всех, и Николая в первую очередь.
Но были два предмета, успехи по которым вселяли надежду в родных и близких молодого офицера. По предметам «Тактика морской пехоты» и «Физическая культура» в оценочной графе стояла оценка «Отлично». На фоне стройных рядов каллиграфически выведенных «Удовлетворительно», это выглядело вполне оптимистично.
Лейтенант Людоедов попал служить на забытый богом и начальством бомбосклад в маленьком североморском посёлке Большой Бибис в непосредственной близости от границ вероятного противника. Был он третьим офицером на базе, были, правда, ещё пять мичманов, которые от полярной тоски и тяге к романтике периодически уводили друг у друга жён, но недалеко. Причём с бурными страстями и чувствами на всю тундру. Некоторые из них страдали уже по второму кругу. Большинство детей приходились друг другу многоюродными братьями и сёстрами, так как в степени их родства родители давно запутались сами.
Недолго думая и собираясь, молодой лейтенант добавил свежую струю в прямом и переносном смысле в однообразную жизнь военнослужащих посёлка и их семей.
Он радостно окучил всех женщин, живших на базе, включая жену и старшую дочь командира склада, целого капитана третьего ранга, после чего загрустил. Ему явно не хватало спортивных побед, любимой спорткафедры и перетягивания каната на плацу по праздникам.
Перспектива стать «старым» лейтенантом Николая не бодрила вовсе, и он, повинуясь здоровым амбициям, начал обозревать североморские окрестности в надежде отыскать более интересное место службы.
После опустошения третьей литровой ёмкости огненной воды под разговоры про службу и женщин, Николай начал понимать, что «пятнадцатилетний» капитан лучше «старого» лейтенанта, да и коллектив был ему явно по душе.
Морпехи, приняв томления старшего лейтенанта как свои, в один голос закричали:
По возвращению на ненавистный склад, Коля сразу же подал рапорт о переводе в бригаду морской пехоты, и в скором времени без особого сожаления сменил жёлтый просвет своих погон на красный. Он наповал сразил кадровика отличной оценкой в дипломе по предмету «Тактика морской пехоты», который он в первый раз предъявил без малейшей доли стеснения. Пройдя все перипетии оформления, он снова с удовольствием начал бегать, прыгать и всячески играть в войнушку, чему сам радовался необычайно.
Правда, с женщинами стало сложнее, так как ослабленных службой в бригаде не было, некоторые даже не укачивались. Подруги офицеров тоже были весьма не слабого десятка. Привычку Людоедова направо и налево размахивать «кожаной шашкой», не деля население на своих и чужих, новые сослуживцы не одобряли и тихо посоветовали Николаю держаться.
Совсем недолго прокомандовав взводом, Николай получил капитанскую звезду и стал командиром роты. Отдельные знания по специальности всё-таки закрепившиеся в его мозгу, всплыли весьма кстати, и поднимали его рейтинг в глазах коллег, пришедших на флот в основном из пехотных училищ.
Служба бойца морской пехоты невозможна без полевых учений. Как-то раз на очередных учениях среди тундровых мхов и камней капитан Людоедов умудрился испачкать в каком-то дерьмище свои новые ватные штаны. Офицеру морской пехоты свойственна подтянутость и аккуратность даже в боевых условиях.
Матросы его роты отдыхали у чахлого костерка, где их непосредственный начальник и решил ускорить процесс высыхания важнейшей части своего полевого мундира.
Присев на корточки в непосредственной близости от источника открытого пламени, капитан Людоедов мгновенно полыхнул задней частью своего костюма как подбитый бомбардировщик. Он от чего-то даже не испугался произошедшего, более того, это его безумно развеселило. Пытаясь затушить пламя, он принялся бегать и прыгать из стороны в сторону, колотить себя руками и елозить задом по замшелым валунам, при этом, радостно гогоча, как будто не горел, а парился в бане.
Матросам, проявив сноровку, всё же удалось повалить яростно отбивающегося командира и погасить пламя, но тлеющая вата командирских штанов в процессе стягивания всё же успела поджарить ягодицы, задние поверхности бёдер и ещё кое-какие нужные причиндалы их весёлого ротного.
Ему сделали обезболивающий укол промедола, положили на живот в кузов «Шишиги», прикрыли какой-то сухой ветошью и рванули по просёлку на полной скорости в сторону госпиталя. Растопырившись в кузове как паук-крестовик, Коля дымил голым обугленным задом, постанывая и периодически взрываясь хохотом сквозь слёзы, как будто наблюдал со стороны за самим собой.
Перед самым госпиталем капитан Людоедов потерял сознание.
Жизнь Николая Людоедова в госпитале протекала, главным образом, на животе. Ему своевременно меняли повязки, и раз в неделю иссекали омертвевшие ткани на пострадавших местах. Процедура с поэтическим названием некрэктомия длилась 10-15 минут под общим наркозом, и делом была весьма малоприятным.
Заповедные места, пострадавшие в меньшей степени, регулярно смазывались и заживали сами собой, причём гораздо быстрее остального организма.
Похожие поначалу на хорошо прожаренную яичницу с колбасой, они беспокоили капитана своим цветом и перспективой самоампутации при резких движениях, но вскоре молодой организм пошёл на поправку, и органы, на которые оказывалось повышенное давление, стали беспокоить Николая совсем по другому поводу.
Но в силу положения, поразить женский медперсонал лечебного учреждения своими скрытыми достоинствами капитан Людоедов возможности не имел.
Вскоре зов плоти довёл Николая до того, что он стал активно хватать женский персонал госпиталя, имевший неосторожность попасть в радиус действия его огромных ручищ, за филейные места. Медсёстры заходили сзади, но и это их не спасало от вездесущих рук, маявшегося от постоянного давления на ретивый орган, морского пехотинца. Даже семидесятилетняя санитарка баба Шура была прихвачена обгоревшим бойцом за некоторые места, о существовании которых последняя давно забыла сама.
Госпитальная администрация в лице начальника госпиталя полковника Витамингера и всех его заместителей не раз настоятельно просила выздоравливающего умерить свою похоть, обещая сообщить командованию бригады, где служил капитан, о нездоровых наклонностях Людоедова, но это только распаляло охотничий азарт весельчака.
Но час расплаты наступил! Неотвратимо и неожиданно, как это всегда и происходит.
Перемещаемый по коридору на каталке в операционную двумя выздоравливающими матросами Николай заметил впереди по коридору женскую фигуру, явно до сих пор не охваченную его вниманием.
Непроинструктированные о пагубных наклонностях перевозимого пациента матросы пилотировали каталку, не думая о плохом, как вдруг перевозимый вытянул руку и похлопал даму с видимым удовольствием чуть пониже спины. Дама остановила каталку и резко обернулась.
Смехоржание Людоедова резко оборвалось, матросики вытянулись по стене коридора.
Перед ними с внезапно проступившим румянцем негодования на щеках стояла интересная женщина лет тридцати пяти, и не просто женщина, а майор медицинской службы, и не просто майор, а врач-анестезиолог госпиталя.
Матросы с места врубили повышенную передачу, и Николаю пришлось судорожно вцепиться в края каталки, чтобы не вылететь на вираже.
И вообще, последнее время урология как отрасль медицины интересует его гораздо больше, чем по глупости обгоревшая задница озабоченного капитана, да и денег приносит несравнимо больше.
Молчавший всё это время недопустимо долго для своей энергичной натуры пациент выглядел как-то странно, шевелил губами, явно пытаясь что-то спросить, но, стесняясь это что-то произнести неправильно.
Как и все военные врачи, доктор Денисов обладал своеобразным юмором.
— Знаете ли, любезный, лет эдак сто тридцать тому многие граждане нашей страны не ездили к туркам отдыхать, а ездили в Крым их, проклятых, воевать. Так вот, в те стародавние времена жил-был такой доктор Пирогов, который очень любил и жалел простых русских матросов, которые, собственно, этого турка и воевали. Воевали они воевали, но периодически получали от супостата то штыком, то пулей, то осколком, а это, согласитесь, весьма больно и неприятно.
Доктор Пирогов их лечил, и для этого иногда резал.
Подготовка к процедуре шла своим чередом. Коля сосредоточенно сопел и думал о чём-то своём. Неожиданно в поле зрения пациента появилось нежное создание, которое Николай видел впервые. Создание совсем недавно окончило медучилище и очень старалось. Девушка стояла совсем рядом и раскладывала на подносе хирургические инструменты. Как в замедленном кино рука страдальца сама, непроизвольно, как будто жила своей отдельной от остального организма жизнью, вдруг потянулась к юному созданию и легла девушке на бедро.
Крепкий череп капитана Людоедова выдержал рауш-наркоз! Последнее, о чём успел подумать Николай на пути в нокаут, была мысль: «Не обманула, контра!»
Пациент обошёлся без общего наркоза.
Многие заметили, что после последней процедуры капитан Людоедов стал какой-то тихий и задумчивый. Внезапное спокойствие полового агрессора в первую очередь отметили дежурные медсёстры, которым чаще других приходилось приближаться к больному на расстояние постановки укола. Вместо обычных непристойных действий Николай попросил принести ему из библиотеки госпиталя книгу по истории военно-полевой хирургии, которую, не отрываясь, прочитал за одну ночь.
Прошло полтора месяца. Капитан Людоедов быстро выздоравливал, стремительно обрастая новой кожей, при этом так увлёкся чтением, что к выписке прочитал все книги, что нашлись в библиотеке по выбранной тематике.
Придя после выписки из госпиталя в родную бригаду, он устроил грандиозный сабантуй по случаю своего возвращения к привычной жизни, но пил мало, всё больше беседуя с начальником медслужбы, явно мешая последнему спокойно отдыхать.
Коля уже почти безболезненно мог сидеть, но периодически предъявлял опалённые места бригадному доктору, с которым вскоре особенно сблизился на почве внезапно обретённого знания в области истории военной медицины вообще, и проблем обезболивания в частности, и даже стал выпивать с доктором чаще, чем с остальными.
Вскоре он сделал предложение той самой молоденькой девушке-медсестре, из-за которой так красиво получил сеанс старинного обезболивающего, по простоте душевной предположив, что некосметические рубцы и залысины на его боевом заду никогда не обрастут буйным волосом, но вряд ли испугают настоящего военного медработника в повседневной жизни.
Ухаживания его были молниеносны и напористы, как атака морской пехоты. Однако невеста его наотрез отказалась менять фамилию и пожелала остаться как в девичестве Машей Витамингер.
Коля был так рад, что совсем не обиделся.
Спасибо! Благодаря Вам я узнала о Кирилле Щетинин-Ланском, и теперь читаю его рассказы!
О, какую конфетку «с колбасой» подвезли. Годнота-то какая, годнота.
Маленький секрет
Субмарины типа Оясио – серия многоцелевых неатомных подводных лодок (НАПЛ) Морских сил самообороны Японии. Спроектированы в начале 1990-х годов, постройка первой лодки начата в 1994 году. Всего в этой серии построено 11 субмарин, последняя из которых вступила в строй в 2008 году. Имеет 6 носовых торпедных аппаратов 533 мм, может нести 20 торпед или крылатых ракет типа Гарпун. Водоизмещение 2750/3000 т, длина 81.7 м, ширина 8.9 м. Корпус выполнен с применением резиновых шумопоглощающих элементов.
» Жизнь под мостом »
Отряд Балтийского флота при Кавказской туземной конной дивизии
С началом Первой мировой войны наместник Кавказа и главнокомандующий войсками Кавказского военного округа граф И.И. Воронцов-Дашков обратился 26 июля 1914 г. к Николаю II с предложением создать новую дивизию из «воинственных кавказских народов». Уже 23 августа Николай II официально объявил о создании Кавказской Туземной конной дивизии и назначил ее командующим своего младшего брата великого князя Михаила Александровича.
В октябре 1914 года во 2-м Балтийском флотском экипаже в г. Петрограде под командованием капитана 2-го ранга Б.А.Страдецкого начато формирование Конного подрывного отряда Кавказской туземной конной дивизии.
Офицеры и матросы поступали в отряд добровольно. Вскоре задачу отряда расширили с целью снабдить дивизию опытной пулеметной командой.
Всего по штату отряд насчитывал 12 офицеров и 216 нижних чинов. Предполагалось содержать в отряде пулеметную батарею из 8-ми пулеметов (4 конных пулеметных взвода по 2 пулемета в каждом), с имуществом по табелям конно-пулеметной команды кавалерийской дивизии.
Для обеспечения отряда обозной командой Приказом Штаба Верховного Главнокомандующего от 4.11.1914 № 139 его численность была увеличена на 8 старших и 12 младших унтер-офицеров, 1 ветеринарного фельдшера, 3 кузнецов и 59 рядовых.
В октябре полки были переброшены на Украину. В районе Жмеринки дивизия доукомплектовывалась техническими службами, обозами и проходила боевую подготовку. Правда, с последней приходилось тяжело, поскольку большинство горцев не знало русского языка и цифр.
В связи с этим было принято решение сформировать для дивизии специальный конно-пулеметно-подрывной отряд из добровольцев-моряков.
Для единообразия балтийские офицеры и матросы переоделись в горскую одежду и «впервые с тех пор, как существует русская военная форма, можно было видеть на кавказских черкесках «морские» погоны».
В марте 1915 г. Конно-подрывной отряд переименован в Отряд Балтийского флота при Кавказской туземной конной дивизии, а также в нем была сформирована 2-я пулеметная батарея из 8-ми пулеметов, после чего штатный состав Отряда стал насчитывать 14 офицеров, 1 врача, 1 военного чиновника, 278 строевых и 9 нестроевых нижних чинов. Шесть взводов Отряда придавались шести конным полкам дивизии, а два взвода состояли в дивизионном резерве.
«Золотой патрон» моряка Андрусенко
17 июня 1944 года, в ходе воздушного налёта немецких бомбардировщиков, моряк-балтиец Валентин Кузьмич Андрусенко из автомата подбил Юнкерс Ju 88, точно попав в кабину самолёта.
Андрусенко получил ранение, но не оставил вверенный ему пост.
6 марта 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за «образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками» старшина первой статьи Валентин Кузьмич Андрусенко был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая звезда» за номером 5875.
Волшебный пендаль
Служил на одном аэродроме Северного флота водитель топливозаправщика по имени Ян Аванесов. Не смотря на то, что был он большой оригинал, был он к тому же и мастером своего дела. День и ночь, в любую погоду гонял он по бетонной полосе на своём КРАЗе с огромной бочкой на прицепе и заправлял керосином всё, на что ему покажут. КРАЗ ломался редко, не смотря на возраст и моральный износ, и за это начальство воина ценило.
Родился матрос в Баку, хотя матушка его была из Латвии, а батюшка из Армении. Поэтому родители решили по честному: мама дала мальчишке латышское имя Янис, а отец, армянскую фамилию Аванесов. Получилось оригинально и интересно, может быть, поэтому чувство юмора было парню не чуждо.
Мелкие проделки матросу прощали, на губу не сажали, да и вообще наказывали редко, просто отправляли работать. Единственное, чего он не любил явно, и не скрывал того, были замполиты всех видов. Он в меру хулиганил, в меру попивал, что доставал, службой не тяготился, но при этом и задерживаться на ней особого желания не испытывал.
Как всякий правильный военный, Ян надеялся, что его, за всё то хорошее, что он сделал для укрепления боеспособности страны, долго в части держать не будут и демобилизуют с первой партией. Но не тут-то было! Прошёл апрель, май, июнь перевалил за половину, а матрос по-прежнему тянул лямку. А начальство молчало, начальству было интереснее удержать отличного специалиста подольше. Это было обидно и этому не было оправдания. Ян решил процесс ускорить. Он сорвал со своего бушлата погоны и все атрибуты военного, ходил сам по себе, и демонстративно называл офицеров на «ты», да ещё и с армянским акцентом. Ничего позитивного это ему не принесло, Про него словно забыли, как будто решили оставить его в рекрутах ещё на 23 года.
В один из июньских дней, когда из вечной мерзлоты попёрла сумасшедшая заполярная растительность, Ян приехал на обед к матросской столовой на своём топливозаправщике. Он сдвинул бескозырку на затылок, расстегнул молнию олимпийки, чтобы видна была тельняшка и, засунув руки в карманы, как и положено «дедушке» Северного флота, загремел сапогами в сторону камбуза.
Ян не долго смотрел на это явное попрание немногочисленных прав матросов-авиаторов.
— Чиго ты хочишь?- спросил Ян у обалдевшего от матросской борзости замполита.
— А разреши пройти!- сказал Ян, в полупоклоне разведя грязные руки, и, сдвинув майора плечом, гордо прошёл за своё место.
Эта фраза надолго стала крылатой, и к месту, и без него, пользовалась популярностью и у матросов, и у офицеров базы.
На следующий день матрос морской авиации Янис Аванесов был уволен в запас.
© Copyright: Кирилл Щетинин-Ланской, 2012 источник
Мишка на Севере. Гутен морген, Карл Иваныч! Ёп, ядрёна мухобойка, ты прикинь, какие бабки мы козе под капсюль пустили.
Есть много удивительных мест на Земле, о существовании которых большинство людей даже понятия не имеет. Между тем и в этих забытых богом местах живут и работают люди, многие из них вполне довольны жизнью и собой, и никуда из этих медвежьих углов уезжать не собираются.
Одним метельным майским днём из тёплого и душного чрева ИЛ-18 на бетонную полосу аэродрома посёлка Чокурдах спустилась по трапу группа товарищей даже отдалённо не напоминающая местное население, не смотря на то, что почти все они были обуты в кирзовые сапоги.
Ошарашенные радостной простотой приёма практиканты, молча, двинулись через всё поле к одиноко стоящему на краю «кукурузнику».
Надо честно сказать, что группа будущих инженеров-судомехаников появилась в этих краях по зову кошелька. Часть народа, выпучив глаза от счастья, рванула на практику на суда загранплавания за сущие гроши, поддавшись на видимую престижность процедуры. Меньшая, но, более прагматичная часть населения решила, что на заграницу они своевременно насмотрятся, а сезонный заработок в Сибири, с её постоянным кадровым голодом, в рублёвом эквиваленте будет гораздо выше, чем валютно-шмоточная выручка сокурсников.
И они оказались правы!
Моряков в небольших сибирских пароходствах не хватало катастрофически. С учётом северных надбавок и обработок недостающих членов экипажа, зарплата была очень даже приличная.
В салоне маленького самолёта температура была аналогична забортной, но, к счастью, ветра не было. Ребята уселись на лавочки вдоль бортов. Между ними, на полу стояли коробки с куриными яйцами, накрытые страховочной сеткой. Из кабины пилотов выглянула рыжеволосая и жутко конопатая физиономия пилота.
Ещё через пару минут, многие убедились в правоте первого впечатления.
Пилот то добавлял, то сбрасывал обороты, мотор завывал, как бешенный, но самолёт категорически отказывался трогаться с места.
Раздался грохот раскидываемых железяк, спустя минуту откуда-то из-под коробок, как чёрт из табакерки, выскочил второй пилот и помчался, хрустя плодами куриных усилий, по коробкам к двери с огромной колотушкой в руках.
От Белой Горы до Восточносибирского моря шестьсот километров по петляющей по тундре Индигирке, а напрямую лёта два часа. Пока пилотировал Рыжий, самолёт летел ровно, без виражей и воздушных ям. Но как только управление брал на себя Национальный Кадр, самолёт начинало мотать во все стороны, судорожно трясти и кидать в воздушные ямы.
Последний вираж, резкое снижение и мотор выключился. Кажется, что всем, включая даже самых неукачивающихся, было уже всё равно.
Вместо того, что уже давно ожидал измученный перелётом народ, а именно: пике, штопор и конец земным мучениям, самолёт мягко коснулся полосы, загремев лыжами по редким гравийным проталинам.
Обветшалые двухэтажные домики на сваях, вбитых в вечную мерзлоту. «Курятники» общественных удобств, с художественно торчащими бурыми сталактитами из продуктов человеческой жизнедеятельности, в подставленных снизу железных баках, подтверждающими извечную аксиому: наш человек может вполне комфортно жить где угодно.
Горы двухсотлитровых бочек, уложенных в пирамиды на берегу реки, десятки отслуживших свой срок дизелей, стоящих ровными рядами, и спирт в прозрачных поллитровках на полупустых полках единственного магазина, по восемь рублей двенадцать копеек за порцию. Как сказал один поэт, возможно даже местный, «. это Север, край неповторимый. ».
Даниил и Андрей получили в отделе кадров направление на танкер СПН-711. Судно было простым, универсальным и отлично подходило для работы в этих местах.
Внутри корпуса судна находились грузовые топливные танки, а на палубе, в огромной «ванне» можно было перевозить всё, что угодно.
Данила все три года срочной службы на Северном флоте прослужил на подводной лодке.
Друзья звали его Кокер, потом стали звать его просто Джо, может быть потому, что служил он коком, а может потому, что имел от природы низкий, чуть с хрипотцой голос. Не смотря на военно-кулинарную юность, через пару лет он собирался стать нормальным судовым механиком.
Дрюня отдавал священный долг Родине в морчастях погранвойск, так что на почве своего военно-морского прошлого, ребята и сблизились.
В первых числах июня танкер, загрузив в танки восемьсот тонн авиационного бензина, двинулся вверх по реке к устью речки Мома, где круглый год в любую погоду артельщики мыли золотишко.
Несмотря на кажущуюся глушь, с началом навигации по берегам Индигирки закипела жизнь. Танкер упорно шёл вверх, преодолевая пороги с помощью дежурного буксира, оставляя за кормой хижины рыбаков по берегам, древние погосты, огромные антенны локаторных станций и полуразрушенные бараки сталинских лагерей.
Весь июнь по большой воде во все населённые пункты, расположенные вдоль реки, скорыми темпами завозилось всё, включая строевой лес. В этих местах кроме чахлых лиственниц, которые местные называли чепыжником, и не росло ничего приличного. А это добро только в печь и годилось.
В июле вода спала, и вместо топлива пароход стал возить в порт гравий, который день и ночь черпал со дна реки плавучий кран.
Однажды из грейфера посыпались какие-то кости, и вместе с ними громыхнуло по палубе огромное кривое бревно.
В последующие недели весь экипаж был занят расчленением и дележом добычи. Острая и наиболее хорошо сохранившаяся оконечность по умолчанию досталась капитану.
Эта тяжёлая работа в свободное от вахты время в скором времени утомила обоих. Ребята и так работали вдвоём, обрабатывая ставку третьего моториста и повара за одно, которого на судне то же не было. Оставшимся куском практиканты стали подпирать дверь в каюту.
Вскоре на этот реликт просто перестали обращать внимание.
Наступил август. Началась арктическая навигация. На бар в устье Индигирки пришёл караван морских судов. Морским путём сюда доставлялось все, начиная от стройматериалов, леса и топлива, и заканчивая одеколоном и клеем БФ, и то, и другое, кстати, вполне годилось и для питьевых целей, когда запасы алкоголя ближе к весне, истощались.
Милях в пяти к северу лежал в дрейфе и маячил красной, как морковка, надстройкой атомоход «Арктика», который и привёл этот караван. С десяток пароходов день и ночь перегружали содержимое своих трюмов на речные суда, практически всё, что было необходимо местному населению, чтобы пережить долгую полярную зиму.
Между судами по льдинам, как по улицам небольшого посёлка, неторопливо бродили десятки белых медведей, абсолютно не обращая внимания на грохот выгрузки, визг лебёдок судовых кранов и крики работающих матросов.
Хозяева Арктики, задрав чуткие носы, ждали, когда коки сыпанут за борт камбузные отходы: рыбьи головы, кости и прочую дребедень. Выглядели они довольно мирно, но некоторые особенно пытливые, пытались вставать на задние лапы и дотянуться своим любопытным чёрным носом до среза верхней палубы. Когда степень медвежьей дерзости переполняла чашу терпения моряков, мохнатых гостей отгоняли мощными струями из пожарных рукавов, но Умкам эта игра скорее нравилась, чем отпугивала от борта.
Танкер СПН-711 шёл от приёмного буя к танкеру «Ленанефть», который стоял чуть в стороне от разгружающихся сухогрузов. Данила готовил на камбузе борщ из лосятины с кислой капустой и сушёными ингредиентами. Борщ пузырился на плите, а сам кок задумчиво глядел в безоблачную морскую даль через открытый иллюминатор и грыз хрящик. Рядом с тёплой плитой в большой миске стояла опара, из которой Данила предполагал выпечь несколько буханок хлеба, но в скором времени понял, что это вряд ли получится. Трупы дрожжей, случайно обнаруженные им в дальнем углу провизионки, категорически отказывались возбуждать тесто.
Неожиданно во рту что-то хрустнуло, и Кокер увидел впившийся в хрящ, кусок собственного зуба.
От безысходности он всё-таки положил вялое тесто в формы и засунул в духовку. Результат добил Данилу окончательно. Вместо румяных воздушных буханок, из формы вывалились тяжёлые унылые кирпичи.
Вид гуляющего по палубе огромного белого медведя никого не обрадовал. Стоило зверю подняться по двум трапам, и он оказался бы прямо у хлипких дверей почти полностью остеклённой рубки.
Медведь на палубе задрал морду и начал водить носом по ветру.
Молодой старпом шутки не понял и забился в угол, обхватив руками локатор.
Неожиданно из динамика рации раздался искажённый помехами голос капитана, проходящего мимо буксира, обращённый к капитану СПН-711.
— Валерий Иванович, давай я твой зверинец из ракетницы пугану!
Между тем медведь всё ближе подбирался к трапу, поводя носом над палубой.
Вдруг на карело-финского лесовика Ёпаролайнена внезапно снизошло озарение.
Скатившись по узкому трапу в машинное отделение, Дрюня покрутил головой, и, ухватившись за тиски, закреплённые на верстаке, стал пытаться оторвать их.
И тут он увидел кусок мамонтового бивня, удерживающего дверь каюты в открытом состоянии. Издав индейский победный клич, он схватил его и бросился вверх по трапу в ходовую рубку.
Между тем, михельсон, стоя задними лапами на палубе, уже лежал брюхом на трапе, занимая всю его длину.
Он неторопливо, как будто плавая, двигал поочерёдно передними и задними лапами, пытаясь вползти мохнатым пузом на палубу второго яруса надстройки. Его огромная башка, с двигающимися во все стороны ушами, сантиметр за сантиметром, поднималась над верхней ступенькой трапа.
Карело-финский медвежатник огласил населению план борьбы с супостатом, в нём проснулся бывший пограничник.
Охотники встали по номерам.
Перед мордой медведя с грохотом рассыпались ключи и ломы, как резиновая запрыгала кувалда. Зазвенели звонки авральной сигнализации, раненным слоном загудел воздушный тифон. Данила, размахнувшись, что было сил, запустил куском бивня в медвежью голову с трёхметровой высоты. Бивень гулко врезался в медвежий череп, высоко подскочил, и улетел в мутные воды Восточно-Сибирского моря.
Мишка от нападения сверху со всего размаха ударился носом о верхнюю ступеньку трапа, и на брюхе съехал обратно на палубу. Испуганно подскочил, и, разбежавшись, бросился за борт, только брызги полетели!
Через несколько минут загрохотали дизеля, якорь вполз в клюз, и танкер малым ходом пошёл вперёд.
Все, как-то разом успокоились. Мотористы уселись на камбузе попить холодного компота, и тут Данила увидел буханки непропеченного хлеба.
— Андрюха, хватай буханки, пошли на палубу.
Ребята, схватив чуть прихваченные коркой кирпичи, выбежали наверх. Судно заканчивало делать оборот вокруг большой льдины, по которой вразвалочку брёл обиженный бивнем по башке Умка.
В конце сентября закончилась навигация и практиканты, получив устную благодарность начальника порта и приличные деньги, вылетели в Москву обратным рейсом, с посадкой в Тикси и Игарке.
В душном салоне самолёта стоял напоённый специфическими миазмами дух сезонных рабочих. Несколько раз стюардесса по трансляции передавала убедительную просьбу экипажа и лично командира корабля, всем мужчинам одеть обувь. До Москвы было двенадцать часов лёта.
Андрей спал, а Данила листал полусвежие московские газеты.
На последней странице какой-то газетёнки, ему попалось на глаза объявление, от которого у него встали дыбом волосы на голове и бороде одновременно.
«. художественные мастерские принимают у граждан и организаций слоновую кость по сто долларов за килограмм, и кость мамонта в хорошем состоянии по триста долларов за килограмм. Расчёт на месте. Адрес. Телефон. ».
Он ткнул локтем спящего товарища.
Оба дружно расстроились, с горя достали припасённую, как сувенир, бутылку спирта, хлебнули прямо из ствола и занюхали рукавами бушлатов.
В аэропорту все тепло простились друг с другом, и разбежались по своим направлениям, до первого ноября догуливать полагающиеся каникулы, перед началом нового учебного года.
На Ленинградском вокзале Даня зашёл в унылую «забегаловку», и попросил у обильной девушки за барной стойкой чашку кофе и пару конфет. За соседним столиком пристроился мутный дедулик, и, с видимым удовольствием, лакомился недоеденными более привередливыми пассажирами, пирожками.
Официантка принесла чашку и небольшое блюдечко, на котором лежали две конфетки «Мишка на Севере».
Пейзаж на обёртке кондитерских изделий напомнили о недавней потере. Даниил одним глотком выпил кофе, и с досадой шибанул кулаком по столу, расплющив конфеты прямо в фантике.
Много лет спустя он увидел сотни касаток и дельфинов в Гибралтарском проливе. Десятки китов, шумно пускающих фонтаны серебристых брызг посреди Атлантики. Тысячи морских котиков на островных пляжах у берегов Канады и стаи акул в Мексиканском заливе. Но больше никогда в жизни не довелось ему ещё раз увидеть, бродящие по бескрайним Арктическим льдам, стада белых медведей.
Краткий словарь специальных морских терминов.
О природе флотского юмора
Ромка с Максимом стояли на причале рядом с оранжевым бортом морского буксира-спасателя, на котором большими чёрными буквами было написано «Пересвет», не решаясь подняться по трапу.
Сверху на них смотрел вахтенный у трапа, раздумывая про себя, чем всё дело кончится. Матрос был заранее предупреждён о появлении двух практикантов, но события не форсировал, ожидая более решительных действий со стороны курсантов. Наконец, набрав в лёгкие побольше воздуха и подхватив большие спортивные сумки, мальчишки нерешительно вступили на раскачивающийся трап, и стали подниматься, широко расставляя ноги.
— Мы, это, прибыли на практику,- сказали они вахтенному в один голос.
— А что без воодушевления? Где радость от прибытия на самый мощный буксир-спасатель на Балтике?- грозно спросил матрос, поправляя сине-бело-синюю повязку на рукаве.
— Да мы, это, нас прислали, и вот ещё,- оробев окончательно, сказали курсанты, протягивая вахтенному направление на судно из отдела кадров.
Матрос набрал несколько цифр на телефоне внутрисудовой связи и сказал в трубку:
— Васька, организмы прибыли!
Через минуту к трапу вышел человек в «спецодежде» моряка загранплавания: джинсах «Montana», куртке «Montana» и ковбойских сапогах на скошенном каблуке. Редеющие волоски были оформлены на затылке в жиденький плейбойский хвостик.
— Вася, новобранцы прибыли,- отрапортовал вахтенный.
— Для кого Вася, а для кого третий помощник капитана Василий Павлович,- грозным голосом сказал штурман матросу, глядя при этом на прибывших.
Оформив курсантские документы в судовой канцелярии, вахтенный помощник повёл их на представление к старшему механику «Пересвета». Дверь в каюту стармеха была открыта и через неё была видна широченная спина, обтянутая тёмно-зелёной тканью комбинезона, на которой было написано название судна по-английски.
— Дед, к тебе студиозы!- радостно оповестил хозяина каюты штурман Василий.
Дедом оказался крупный светловолосый мужчина лет сорока.
— Валерий Петрович, вы такой молодой и уже дед?- с детской непосредственностью спросил Максим.
— Да, иди, Вася, только вызови ко мне Клеща по громкой, он наверняка, забился в какую-нибудь шхеру и дрыхнет, хотя снится ему, скорее всего, машинное отделение.
Штурман удалился, и через несколько минут из динамика донёсся призыв: «Вахтенному мотористу Клещёву прибыть в каюту старшего механика!»
Вскоре в дверях нарисовался невысокий парнишка с абсолютно рыжей шевелюрой и помятым лицом, чем-то напоминающим хитрую мордашку ёжика.
— Опять харю плющил вместо работы, Сергей,- строго спросил Дед.
— Никак нет, Валерий Петрович, фильтра мыл,- не моргнув ответил моторист.
— Вот, принимай учеников. Мотористы второго класса Роман и Максим. Твоя задача через полгода сделать из них мотористов первого класса. В общем, ты меня понял, действуй, только сначала покажи ребятам пароход.
Курсанты попрощались со стармехом и двинулись за наставником. Клещ не был бы Клещём, если бы не начал путешествие по судну с камбуза.
В дверях, ведущих с камбуза на палубу, стоял огромный дядька с добродушным лицом, спокойный, как финский лыжник на старте. Невероятных размеров мужчина занимал собой весь дверной проём и пытался глядеть вдаль, но упирался взглядом в забор и испытывал от этого некоторый дискомфорт. У ног повара лежала его самая верная подруга и почитательница, судовая собака Зара, хотя полное её имя было Зараза.
В каждом порту животное вместе с экипажем сходило на берег и при наличии физиологической возможности имело многочисленные дружеские связи с местным кобелиным населением. Результат этих связей через два месяца принимал участие в водолазных спусках.
— Перетопчешся, маслопуп, до обеда час остался,- добродушно ответил кок, как бы не замечая с высоты своего роста Клеща, суетившегося у подножья его огромного организма.
— Пошли дальше, мужики. Злой ты, Петруччо, не любишь ты «машину».
Экскурсия по судну окончилась как раз к обеду. Дальше водить по буксиру курсантов Клещ не мог физически.
— Всё, ребята, после обеда переодевайтесь в робишку, и в «яму»,- захлёбываясь слюной, подытожил путешествие вечно голодный наставник и первым рванул за свой стол в пустую до того кают-компанию.
— Ромка, Максимка, берите ведро с крышкой, два противогаза и полным ходом без остановок на ледокол, который у нас по корме стоит. Там найдёте вахтенного моториста и попросите у него ведро компрессии. Да не забудьте перед загрузкой противогазы одеть, компрессия штука ядрёная. Потом отнесёте его в каюту второго механика, только аккуратно, не расплескайте, вещь ценная,- раскинул очередные сети старший моторист Кеша, не прекращая при этом возвратно-поступательно пристукивать и притирать распылитель форсунки главного двигателя.
Гремя ведром, ребята поднялись на палубу ледокола. Вахтенный у трапа беспрепятственно пропустил их, указав на вход в машинное отделение. Пароход был подключён к береговому электропитанию, и в машине было непривычно тихо. В ЦПУ, развалившись в кресле механика, запрокинув голову, дремал воронкой кверху вахтенный моторист, кряхтя и похрапывая. Услышав шум открывающейся двери, вахтенный ожил и принял бдительный вид.
— Мы с «Пересвета», нам бы компрессии,- тактично встав у двери, спросили прибывшие.
Моторист отличался умом и сообразительностью и в тему въехал сразу.
— Наберут бакланов на флот, а потом ходят, просят. У нас самих мало! Ну что делать, опять надо выручать братков-спасателей, пошли, это внизу,- и пошёл куда-то вниз мимо хитросплетений трубопроводов.
— Стойте и ждите,- сказал моторист, остановившись у железной двери с таинственной надписью «Сепараторная». Из-за двери послышался шум, грохот падающего железа и витиеватый мат специалиста. Ещё через несколько секунд он поставил перед курсантами ведро, до половины наполненное какой-то зеленовато-бурой смокатурой. От ведра исходил отвратный запах, и курсанты как по команде натянули противогазы.
Мальчишки пулей рванули из машинного отделения, и лишь противогазы не позволили им услышать гомерический хохот, сломавшегося пополам от смеха вахтенного.
С грохотом сбежали они по трапу ледокола, не переставая тыкать при этом термометром в ведро. У трапа родного парохода тем временем сменилась вахта. Опершись на планширь, службу нес матрос по прозвищу Тормозюка. Он читал учебник математики, периодически закатывая глаза и шевеля губами. Матрос в пятый раз готовился поступать на заочное отделение средней мореходки, но по наблюдениям окружающих шансов у него и на этот раз было немного, но он твёрдо решил добить это дело не умом, так выносливостью. Мимо него пронёсся торнадо с мерзким запахом чего-то до боли знакомого.
— Пусти, остывает!- услышал он приглушённый резиной голос и решил посторониться, не вдаваясь в подробности.
Он успел только протянуть руку и спросить: «Эээ. », а курсанты уже мчались в сторону каюты второго механика. Постояв ещё пару минут, Тормозюка вспомнил этот запах. Когда сдавали фекалку на сборщик, он часто стоял вахтенным у шланга.
Курсанты без стука ворвались в каюту механика с радостным криком:
— Успели! Не остыла компрессия!- и снова начали тыкать термометр в ведро, показывая на показания прибора второму.
— Аааа! Оооо! Уууу!- доносился им в след стон механика.
Два парохода веселились несколько дней, в подробностях раз за разом смакуя происшедшее. Старший моторист Кеша веселился только в начале истории, к середине её, только улыбаясь, с грустью в глазах, думая о том, сколько же ещё дней ему жить с открытым иллюминатором, разводя в пепельнице костер из кофейных зерен. В каюте устойчиво держался запах «компрессии».
В начале сентября буксир-спасатель «Пересвет» готовился к выходу в море в точку дежурства. Приближались осенние шторма, а вместе с ними возможные траблы и катаклизмы. В эти теплые последние дни бабьего лета будущие механики попались на очередную шутку, готовящихся к рейсу юмористов-спасателей.
— В море идём, штормить будет. Надо лапы якоря подточить, чтоб лучше за грунт цеплялся. Давай, Макс, приступай, пока этот Пикассо всё не замазал в тупом виде,- выдал первое ЦУ четвёртый механик.
Мальчишки усердно колотили по кнехтам через колобашку и шоркали напильником лапы якоря, а на баке, тем временем, начали собираться моряки как бы по своим делам. Начиналось веселье, которое усиливалось по мере прибытия зрителей. Зараза обрадовалась общему сбору и радостно носилась от борта к борту, распугивая громким лаем вороватых чаек. Вновь прибывшие специалисты помогали курсантам советами: бить по кнехту с оттягом, напильник ровнее держать, у вас что, слесарной практики не было?
Смех и веселье двигались по нарастающей, пока по судовой трансляции не раздался гневный голос Мастера: «Долго вы будете над детьми издеваться? Давно ли сами такими были. Разойтись всем по работам! А тебя, Гондурасик, я когда- нибудь спишу на катер водолазный, вот и закончится твой загранзаплыв у приёмного буя! Курсанты, срочно на мост!»
Наставления продолжились в ходовой рубке.
— Вы что, ребята, не понимаете, что над вами население издевается? Пора головой работать, фильтруйте информацию и книжки читайте, Покемоны. А то по распределению не на флот, а в цирк клоунами попадёте!- закончил техучёбу капитан, и практиканты, понурив головы, грустно ушли в машинное отделение.
На некоторое время всё как-то затихло, и до того доброе отношение к мальчишкам сменилось прямо-таки родительской заботой со стороны всего экипажа. Особенно старался кок Петруччо, усердно подкармливая студентов. Клещ страдал молча.
В середине сентября «Пересвет» вышел в море и, дойдя без приключений до острова Гогланд, встал на якорь в точку дежурства. Несмотря на неблагоприятные прогнозы, погода стояла отличная, и свободные от вахты частенько гоняли на остров на надувной моторной лодке за грибами. Шуточки над практикантами, конечно, продолжались, но не было уже той публичности и всеобъемлющего веселья, как в начале их появления на судне. А ребята окончательно втянулись в работу, освоили судовую организацию и усердно готовились к экзамену на первый класс. Приближался октябрь, а вместе с ним и окончание производственной практики.
Как-то вечером курсанты появились в кают-компании, где свободные от вахты коротали время за просмотром энергичных программ финского и эстонского телевидения, да незатейливыми настольными забавами.
За столом в углу расположилась компания, состоящая из боцмана, Колобахи, доктора, Электромена и двух водолазов. Компания что-то возбуждённо обсуждала и размахивала руками над развёрнутым журналом специфического содержания, которые так любят рассматривать моряки, особенно вдали от родных берегов.
Курсанты сели рядом, разложили свои отчёты по практике и попытались, было писать, но активное обсуждение злободневной статьи явно мешало процессу конспектирования первоисточников. В статье говорилось о чудесном влиянии морского климата и полнолуния одновременно на мужскую потенцию. А это важная деталь в жизни плавсостава. Главный судовой целитель подтверждал потрясающее влияние полной Луны на стойкость детородных принадлежностей, а электромеханик подводил под это научную базу, рисуя на бумажке какие-то схемы и эпюры.
На схемах пересекались плавающие нециклические электромагнитные поля судна, и силы притяжения ночного светила, что убедительно доказывало повышение стойкости органа, увеличение угла атаки и времени нахождения в активной фазе готовности. Всё это логически связывалось докладчиком с усилением крепости семейных уз (у кого они были) и прочих связей вообще (у кого эти узы отсутствовали). А качка лишь усиливала лечебный эффект, и это было ясно видно на эпюрах.
Лектор увлёкся и не замечал прибавления числа слушателей. Курсанты слушали, раскрыв рты. Далее слово взял боцман. Он объяснил этот феномен с точки зрения народного целителя, так как был родом из дремучих вятских лесов, а посему заядлым охотником, и всё свободное от спасания терпящих бедствие время проводил в лесу за отстрелом и отловом бедных зверушек.
Посиделки закончились групповым чаепитием, после чего моряки разбрелись по каютам.
В клубе по половым интересам продолжалась дискуссия. Электромен и доктор перешли к обсуждению потенциальных возможностей охотников из племени массаев в сравнении с той же функцией мужчин из племени пигмеев. Старшина водолазной станции по прозвищу Клосс смотрит с крыла мостика на тёмные очертания острова. Скрипнула входная дверь, и в освещённом проёме двери показался кок Петруччо с тарелкой фирменных плюшек для ночной вахты.
— Мужики, а что это там, на корме курсанты какие-то странные песни поют? Опять происки Клеща?
Присутствующие дружно развернулись к окнам, выходящим на корму. Электромеханик щёлкнул тумблером буксирного прожектора, освещающего корму. Секундная заминка в связи с анализом происходящего на корме представления. Такого хохота с подвыванием, иканием, сморканием и прочими атрибутами эпилептического припадка долго не услышат стальные воды Балтики.
На покатой корме буксира, спустив до колен штаны и, распустив по ветру специальные первичные половые принадлежности, стояли курсанты-практиканты, протяжно и дружно воя на Луну.
Первым сломался штурман. Он упал на четвереньки и пополз по локсодромии, крича и булькая нутром одновременно. Водолаз ржал как конь, стуча лбом в стекло. Механик гоготал, держась за живот, крича: «Ой, мама, сейчас предохранительный клапан сорвёт!». Электромен просто лежал на спине и протяжно икал, а судовой доктор, его друг и собутыльник, подчиняясь каким-то рефлексам, пополз вокруг рулевой колонки с протяжным криком погорельца: «Аааа!».
Тормозюка молча смотрел в окно, опустив руки по швам. Он чего-то недопонимал. Скорее всего, он опять не поступил и по этому поводу пребывал в некотором ступоре с элементами заторможенности. На шум и крики на мостик поднялись Мастер и Дед. Узнав о представлении, они были более сдержаны, в силу их положения, но чувствовалось, что сдерживаются они с трудом.
На утро при появлении бедняг в дверях кают-компании на завтрак смех и веселье началось с новой силой.
— Да мы, это, донки проверяли,- пытались оправдаться потерпевшие, но это лишь усиливало всеобщий смех.
К концу октября «Пересвет» сменил на точке другой буксир-спасатель «Капитан Федотов». По приходу в порт практиканты списались с судна. Повар Семёныч в знак всеобщего мира и взаимопонимания приготовил прощальный обед и фирменный пирог с размоченными сухофруктами. Ребятам выдали справки о плавании и аттестационные листы, где было написано, что курсанты мореходного училища такие-то сдали квалификационный экзамен на мотористов первого класса.
— Ну, не забывайте «Пересвет». Получите дипломы, приходите к нам работать,- напутствовал их стармех.
Попрощавшись с экипажем, мальчишки подхватили свои сумки и бодро сбежали по трапу, а провожающие их моряки долго махали им вслед.
— Хорошие были ребята,- сказал мудрый повар, и верная Зара, громко тявкнула в подтверждение его слов.
Краткий словарь специальных морских терминов.
Термометр для контроля температуры выхлопных газов двигателей, имеет градуировку до 500 С.