Что такое куртуазная песня
куртуазная поэзия
Смотреть что такое «куртуазная поэзия» в других словарях:
Трубадуры — У этого термина существуют и другие значения, см. Трубадур (значения). Пердигон. Инициал из песенника XIV века Трубадуры (фр. troub … Википедия
миннезингеры — (от нем. Minnesinger, Minnesänger, «певец любви») авторы и исполнители немецкой куртуазной лирики (миннезанга «любовной песни»), культивировавшейся ок. 1160 1350 гг. Этот термин впервые употреблен Гартманом фон Ауэ ок. 1195 г. и восходит… … Словарь средневековой культуры
Французская литература — Титул одного из первых изданий «Гаргантюа и Пантагрюэля» (Лион, 1571) … Википедия
Французская литература — занимает центральное положение в умственном и художественном развитии всей Европы. Ей принадлежало еще в XII в. то передовое значение, которого она не утратила и до наших дней. Песня о национальном французском герое Роланде властно заполонила… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона
Швеция — (Sverige) Королевство Швеция (Konungariket Sverige). I. Общие сведения Ш. государство в Северной Европе, на В. и Ю. Скандинавского полуострова. Граничит на З. и С. с Норвегией, на С. В. с Финляндией. На Ю. и В.… … Большая советская энциклопедия
Dolce stil nuovo — (итальянское «сладостная новая манера письма») лит ое направление, возникающее на грани средних веков и Возрождения в крупных торговых городах Тосканы и Романьи Флоренции, Ареццо, Сиене, Пизе, Пистойе, Болонье и других. Представленный лирической… … Литературная энциклопедия
Итальянский язык — Самоназвание: italiano, la lingua italiana прослушать (инф.) … Википедия
Dolce stil nuovo — (ит. «сладостная новая манера письма») литературное направление, возникающее на грани средних веков и Возрождения в крупных торговых городах Тосканы и Романьи Флоренции, Ареццо, Сиене, Пизе, Пистойе, Болонье и других. Представленный лирической… … Википедия
Итальянский — язык Самоназвание: italiano, lingua italiana прослушать (info) Страны: Италия, Сан Марино, Ватикан, Швейцария, Словения, Хорватия, Франция, Монако, Ливия, Тунис, Эритрея, Эфиопия, Сомали … Википедия
куртуазный — ая, ое. courtois, se adj. Любезный, вежливый. БАС 1. Что касается стиля дискуссий, то к куртуазному разговору мы исторически не приучены. Сов. культ. 16. 1988. ♦ Куртуазная поэзия, литература. Лирика западноевропейского средневековья, воспевающая … Исторический словарь галлицизмов русского языка
Что такое куртуазная песня
Куртуазные поэты создали свою систему лирических жанров, восходящую к народным истокам и в то же время усложненную в соответствии с эстетическими установками провансальских поэтов. Ведущее место в этой системе занимала канцона, жанр сложный, изысканный, призванный уже формой своей передавать утонченность куртуазного чувства. Канцона представляла собой большой по объему текст, вмещающий в своей структуре пять-семь строф, часто завершающихся так называемыми торнадами (посылками). Если каждая строфа содержала, как правило пять- десять стихов, то торнады представляли более укороченную строфу из трех-четырех стихов, причем повторяющих метрическую структуру и рифмы заключительных стихов последней строфы. Назначение торнады предполагало вывод или обращение. Она могла, таким образом, содержать указание на имя воспеваемой дамы, чаще зашифрованное под условным именем – «сеньялем». Так, в одной кансоне Гильом Аквитанский называет свою даму «Воп Vezi» – «Добрый Сосед». Бернарт де Вентадорн в своих песнях может назвать даму «Отрадой Глаз» или «Опорой Вежества». Нам также известно, что прославленную внучку Гильома, Элеонору Аквитанскую, Бернарт называл «Жаворонком».
Уже само обозначение жанра (канцона – итал. «песня») подчеркивало его музыкальность. Последняя создавалась самой структурой строфы, которая распадалась на две или три метрически различные группы, создающие определенный мелодический рисунок за счет «восходящей» и «нисходящей» интонации и чередования длинных и укороченных строк. Часть с «восходящей интонацией», в свою очередь, делилась на «два шага», отмеченные сходным расположением строк и иногда тождественностью рифм. Связь между «восходящей» и «нисходящей» частями поддерживалась рифмой: первая рифма нисходящей части должна была «подхватывать» последнюю рифму восходящей части. М. Л. Гаспаров связывает принцип чередования строк разной длины в канцоне с ее истоками, восходящими к хороводной народной песне: «хоровод под напев двигался на полкруга, потом под напев (того же ритма) возвращался попятным движением к исходному положению, а потом, наконец, под напев нового ритма совершал полный оборот. Эта структура – две короткие части одинакового строения и одна длинная иного строения – сохранилась и в строфе литературной канцоны». Приведем пример из канцоны мастера «изысканного стиля», трубадура Пейре Овернского (Peire d’Alvernhe, ок. 1149–1168). Перевод канцоны «О том, как в любви наступила зима» выполнен исследователем и переводчиком поэзии трубадуров А. Г. Найманом, стремящимся сохранить строфические особенности текста.
Своеобразную разновидность «персональной сирвенты» представляет жанр плача, нацеленный на прославление достоинств и подвигов умершего лица. Куртуазные поэты оплакивали своих высоких покровителей или собратьев- трубадуров. Изредка этот жанр предназначался и для оплакивания возлюбленной Дамы. Один из наиболее известных текстов Бертрана де Борна содержит его плач по своему политическому кумиру, рано умершему сыну Генриха II Плантагенета – Джефри, герцогу Бретонскому, которого при жизни Бертран дс Борн побуждал к восстанию против отца. Герцогу Джеффри было суждено умереть в самый разгар военных действий (1183), но не от боевых ран, а от горячки.
Славился своими плачами также трубадур Сордель (Sordcl, ок. 1220–1269). Среди его плачей выделяется плач, посвященный Блакацу (ум. 1236), провансальскому сеньору, который снискал известность своей щедростью и покровительством по отношению к трубадурам, а также отличался поэтической одаренностью. Среди собратьев-трубадуров этот плач вызвал резонанс содержащимся в нем мотивом «съеденного сердца»[1]. Сордель в своем плаче призывал ряд современных властителей к «вкушению» сердца умершего с целью укрепления мужества. Трубадур Бертран д’Аламон (Bertran d’Alamanon, ок. 1229–1266), к примеру, по-своему возражал Сорделю, предлагал делить сердце не между трусами, а между достойными Дамами. Заметим, что позднее Данте в своей «Божественной комедии» выводит Сорделя как общего для них с Вергилием спутника по Чистилищу. Примечательно, что в ходе этого путешествия трубадур показывает Данте и Вергилию души тех правителей, которых он представил в своем плаче по Блакацу.
Куртуазные поэты не только часто пели полемику друг с другом, но и нередко культивировали формы с внутренней диалоговой природой. Так, своеобразный диалог-спор представлял собой жанр тенсопы. Трубадуры спорили на темы рыцарского этикета и касались не только тонкостей куртуазной любви, но и предпочтительных форм ее изображения. К примеру, они могли обмениваться мнениями, что лучше: быть мужем Дамы или ее любовником, предпочесть служение Даме или бранной славе и т.д. В области поэтического творчества наиболее значимой была полемика о различиях «простого» и «темного» стиля. Нередко генсону сочиняли два поэта, и они же совместно ее исполняли. Так, известностью пользуется тенсона, в которой два поэта – Рамбаут д’Ауренга и Гираут де Борнейль – рассуждают о мотивах своего пристрастия к разным стилям: первый отстаивает достоинства «темного» стиля, изысканной, утонченной манеры, – trobar cius, второй отдает преимущество простой и ясной, более доступной поэзии – trobar lieu. Приведем фрагмент из указанной тенсопы, в которой обращает на себя внимание подчеркнуто учтивая манера спорящих.
Куртуазная литература средневековья
В нашем повседневном представлении о Средневековье фигура рыцаря – неизменно на первом плане. Так оно и было в действительности. Ведь рыцарь это феодал, а феодалы были основными представителями имущественного класса того времени, на которых была возложена обязанность участвовать во всех военных мероприятиях государства. В тройственной структуре средневекового общества у феодала была своя роль: простолюдины трудились, обеспечивая общество материально; духовенство молилось, учило и наставляло; феодалы воевали, защищали или расширяли границы своего государства, взимали дань или грабили другие народы. Таким образом рыцарь это не просто феодал-землевладелец, а профессиональный военный, который оборонял страны от внешних врагов, сам отправляясь в военные походы, а порой и просто возглавлял шайку головорезов и беззастенчиво грабил и чужих, и своих.
Но на протяжении столетий облик рыцаря-феодала менялся. Менялась и феодальная культура. Значительные изменения феодальной культуры произошло в эпоху зрелого Средневековья, то есть в конце XI, начале XII столетия. К этому времени уже завершилось так называемое «великое переселение народов», на территории Европы начали складываться национальные государства, заметно развилась техника и всевозможные ремесла, расширились торговые связи и т.д. Внушительные успехи сделала и культура: с поразительной быстротой на разных концах континента возникают школы нового типа – университеты, где преподается не только теология, но и различные светские дисциплины. В архитектуре на смену монументальному романскому стилю приходит более экспрессивная и выразительная готика. Огромных успехов добивается литература на новых, недавно родившихся языках. Она возрастает не только количественно: на смену нескольким её жанрам приходит целая их россыпь. Именно в это время сложились те жанровые разновидности и формы, которые просуществуют затем несколько веков. Изменился и тип писателя: если раньше им был исключительно ученый монах, одиноко трудившейся в монастырской келье, то теперь берутся за перо представители всех сословий – и духовенство, и рыцари, и простые горожане.
В это время усложнились и умножились связи Европы с Востоком. В конце XI началась эпоха крестовых походов, и перед удивленным Западом воочию предстали диковины Ближнего Востока – остатки искусства Древней Греции, пышная культура Византии, многоцветный и притягательный мир Сирии, Ливана, Палестины.
Крестовые походы всколыхнули западный мир. Дальние земли явились не только взору благочестивых паломников и отважных купцов, но многочисленным толпам крестоносцев. Столкновение с живой реальностью отрезвило умы. Фанатизм и восторженно-благочестивую экзальтацию первых участников походов сменяет более разумный подход к оценке событий, появляется подлинный интерес к новым странам. В феодальном обществе появились более стойкие цементирующие силы, чем вассальная верность и хорошо налаженный аппарат церкви – силы экономических интересов. Они обусловили процесс консолидации и упрочнения центральной власти.
Но, ни укрепление королевской власти, ни богатеющие города, ни рост образованности, ни связи с восточными народностями – ни одно из этих явления в отдельности не могло повлиять на глубокую трансформацию феодальной культуры. Лишь их уникальное сочетание привело к возникновению новых форм литературы и искусства, которые принято называть «куртуазным».
Действительно, новые формы культуры отвечали запросам больших и малых феодальных дворов и обслуживали, прежде всего, их обитателей. Но понятие куртуазности не было адекватно реальным придворным обычаям и нравам этого времени. Даже напротив: как ее понимали прежде всего поэты, она этим обычаям и правам решительно противостояла. И поэтому идеалы куртуазии явились своеобразным протестом против не очень поэтической повседневности.
Прочим, к началу XII столетия замковый быт заметно изменился по сравнению с предшествующими веками. Замки строились повсюду: каждый феодал хотел иметь свой «двор», пусть даже и совсем маленький. При строительстве, конечно, учитывались и задачи обороны – замки оставались крепостями. Но стали думать и о комфорте: удобнее стали покои сюзерена, обширнее и пышнее – пиршественные залы, просторнее – внутренний двор. Все это украшалось скульптурой, резным орнаментом, гигантскими коврами. Времяпрепровождение феодалов стало разнообразнее. В нем появилось больше праздничности, ярких красочных увеселений и забав. Отношения между людьми оставались, естественно, прежними, основанными на принципах сословности и религии, но вместе с праздничными одеждами в быт вошел некоторый внешний лоск – стали цениться учтивость обращения, умение вести беседу, слушать исполнение любовных песен или чтение увлекательных рассказов о фантастических похождениях рыцарей, о их подвигах во славу уже не сюзерена, а своенравной красавицы.
Куртуазия как бы стала новой своеобразной религией средневекового Запада, со своими ритуалами, системой ценностей, со своим божеством – Прекрасной Дамой. Нет, куртуазия не посягала на старую религию – христианство, но она сформировалась рядом с ним и почти вне его. Куртуазия, как комплекс моральных и эстетических норм, носила подчеркнуто светский, внецерковный характер.
Куртуазность захватила, конечно, лишь самую поверхность феодальной культуры, но придала ей особые черты.
У куртуазии были свои сторонники, были венценосные покровители, поощрявшие поэтов и старавшиеся утвердить при своих дворах ее «законы». Но в целом, куртуазия не вошла в повседневный замковый быт и реализовалась по преимуществу только в области поэзии. Если мы и находим, подчас, отражение куртуазных идеалов в изобразительной искусстве Средневековья, то это также связано с литературой – это красочные миниатюры-иллюстрации в рукописях куртуазных поэтов, изделия из кости или металла, иллюстрирующие литературные сюжеты, несколько позже – яркие гобелены и шпалеры, на которых также изображены герои куртуазных повествований.
Широкое распространение куртуазия получила благодаря тому, что куртуазно любили или, по крайней мере, пели о такой любви и герцоги, и вавессеры (простые дворяне), и купцы, и клирики, и даже дети простолюдин. Возвышенная любовь всех уравнивает, как и высокое поэтическое мастерство. И наоборот – низменность, приземленность чувств лишает человека истинного благородства. Этим куртуазный «табель о рангах» бросал первый серьезный вызов сословно-религиозной морали, на которой основывалось средневековое общество, но куртуазные идеалы объективно противостояли этой морали и в другом.
Вопреки общепринятым средневековым моральным нормам главной фигурой куртуазной любовной лирики стала женщина – Дама. Тут она брала реванш за многовековую приниженность, когда иные схоласты всерьез обсуждали вопрос обладает ли женщина душой. В куртуазном микрокосмосе Дама была не только предметом восторженного и смиренного поклонения, причем подчас об этом говорилось в терминах привычного феодального обихода, но и обожествления на свой манер.
Дама куртуазных поэтов непременно прекрасна. Она совершенна душой и телом, и способна внушить возвышенную всепоглощающую страсть. Причем Прекрасная Дама совсем не обязательно принадлежит к высшим слоям дворянства, она может быть и горожанкой, и даже простой пастушкой. Как любовь и поэтический талант были выше сословной принадлежности влюбленного певца, так и красота, и высокая одухотворенность Дамы оставляли далеко позади ее реальное место в обществе.
Лирическая поэзия средневекового Запада была первым в европейской литературе прорывом в области интимным сердечных переживаний, по своей напряженности, по многообразию и глубине во много раз превосходящим любовные чувства, воспетые античными поэтами (например, Катуллом, Горацием или даже Овидием). В отличии от не очень сложной гаммы чувств, обуревавших героев средневекового эпоса, в лирике мир человеческой души выглядел более противоречивым, богатым и экспрессивным. К тому же в куртуазной поэзии на первом плане были переживания личностные, ориентированные не столько во внешний мир, сколько внутрь мятущегося и страдающего сердца.
Куртуазная лирика обратилась к любовным мотивам во многом потому, что этой области человеческих отношений и переживаний не коснулась та жесткая регламентация, которой были подчинены другие стороны жизни средневекового человека. И именно любовь незаконная, запретная, безнадежная давала широкий простор изображению изменчивой и глубокой человеческой души, подверженной игре сложных страстей; изображению их трагического накала.
Иногда полагают, что Прекрасная Дама куртуазных поэтов потому уже замужняя женщина, что она должна быть наделена богатым внутренним миром, тогда как неопытная девушка – в условиях Средневековья – обладать им не могла. Отчасти это, видимо так, но, все-таки, в Даме важнее не ее жизненный и чисто эмоциональный опыт, а те неодолимые преграды, которыми она окружена. В той воображаемой модели мира, которая встает из всего комплекса куртуазной лирики, Дама всегда была недоступна и недостижима, какие бы дерзкие мечты не изливал поэт в своих стихах.
Образ Дамы на всем протяжении развития куртуазной поэзии лишен не просто бытовых примет, которые могли бы принижать ее возвышенность, но и вообще каких-то ни было индивидуальных черт. Вот почему происходила своеобразная «ангелизация» Дамы.
Вокруг куртуазной поэзии сложилось немало увлекательных легенд, да и в самих ее законах и правилах было немало придуманного и измышленного. Метафорой было и бескорыстное любовное «служение», и нехитрые чувственные радости, но платонические мотивы, тесно связанные с идеей возвышающей и одухотворяющей роли любви, бесспорно занимали в этой поэзии очень большое место, отразившись в ее образном строе, ее аллигоризме. Средневековая любовная лирика просуществовала более двух веков, выродившись в последствие в эпигонство. Национальные поэтические школы куртуазной поэзии этого периода обладали неповторимыми особенностями.
На исходе XI столетия куртуазная лирика появляется на юге Франции в богатом крае – Провансе. Основной, наиболее универсальной и емкой формой любовной лирики Прованса стала кансона (песня), которую исполняли трубадуры.
Первым из известных нам трубадуров был герцог Гильем Аквитанский. Ранние его произведения относятся к концу XI века. Творческое наследие Гильема еще очень разношерстно и неровно: рядом с вполне куртуазными стихотворениями соседствуют песни, повествующие о любви, но очень далекие от смиренного поклонения Даме. В дальнейшем у трубадуров следующего поколения, платоническая тенденция решительно побеждает. Так, легендарный Джауфре Рюдель выступает певцом «любви из далека», доводя тем самым эту тенденцию до конца: чтобы возвышенно любить и воспевать Даму, даже не надо видеть ее, вполне достаточно лишь услышать о ней восторженные рассказы. Однако платонизм очень скоро вызывает реакцию: у некоторых поэтов, например, у знаменитого Бертрана де Борна мы подчас встречаем ироническое и пародийное решение любовной темы.
В целом же, у наиболее талантливых поэтов мы находим постоянную игру противоположными устремлениями – стремлением искренне рассказать о своем чувстве, которое далеко не всегда платонично, и старанием следовать определенной системе мышления и условной поэтической образности. Борьба этих разноречивых устремлений и составляет одну из притягательных черт этой поэзии.
Большинство поэтов-трубадуров было не очень знатными рыцарями. На севере Франции на первых порах слагать любовные песни также стали рыцари средней руки, например, Гас Брюле, Ги Турорт (шатлен [1] де Куси). Но общая обстановка во Франции была не совсем такой, как в Провансе. На севере большее значение имели дворы крупных феодалов. Одним из таких дворов был, например, двор Альеноры Аквитанской, внучки первого провансальского трубадура Гильема Аквитанского и жены французского короля Людовика VII (а после развода с ним – английского короля Генриха II Плантагенета). Здесь, а также при дворах ее дочерей Марии Шампанской и Аэлисы Блуаской, охотно бывали и трубадуры, и местные поэты, среди которых нередко встречались выходцы из городской среды, а также учёные клирики.
У поэзии трубадуров была одна важная черта, которая указывает как на ее фольклорные истоки, так и на особенности бытования – это ее диалогичность. В стихах трубадуров часто звучит не один, а два голоса. То поэт беседует с Дамой, просит ее благосклонности, упрекает ее в безразличии и т.д., Дама же отвечает ему, что-то обещает в будущем, сурово отказывает, иногда сама обращается с упреками, обвиняя поэта в легкомыслии, коварстве, увлечении другими женщинами. А то перед нами беседа-спор двух поэтов о достоинствах той или иной Дамы, о силе и благородстве чувства, а задачах и средствах поэзии и т.п.
Подобные стихотворения сложились в специальную жанровую разновидность – тенсона – с четким чередованием реплик спорящих и соответствующей этому строфической организацией. Другая разновидность спора – партимен – требовала, чтобы начинающий диспут трубадур сразу же четко обозначил обсуждаемую тему. Очень распространена была альба – песня расцвета: двойной диалог возлюбленного с Дамой и другом или слугой.
К XIII столетию куртуазных поэтов-горожан становится особенно много. Возникают уже чисто городские центры куртуазной поэзии. Таким, в частности, становится, например, Аррас, где творит плодовитый Адам де ла Аль и еще не один десяток талантливых поэтов. Но в городе куртуазная поэзия претерпевает существенную трансформацию. Так, в творчестве талантливейшего Рютбёфа куртуазная традиция получает уже решительное и полное переосмысление. Проникновенный лиризм этого поэта-парижанина носит уже совсем иной характер, начисто освобождаясь от куртуазных штампов. Куртуазные поэты нового времени стали называться труверами от французского слова «trouver» (находить).
В творчестве северо-французских труверов культивируются примерно те же жанры, что и трубадуров, но здесь еще больший удельный вес принадлежит фольклорным традициям. Поэтому такой популярностью пользуются пастурели, песни полотна, песни о несчастном замужестве и другие, где приметы повседневной жизни более ощутимы и не затушеваны куртуазной фразеологией. Лишь очень немногие труверы посвящали свое творчество лирическим жанрам и культивировали куртуазную концепцию любви.
Жанровое многообразие поэзии труверов сказалось также в том, что у них широкое распространение получили песни крестовых походов, где традиции куртуазной лирики переплелись с лирикой описательной и религиозной. В этих песнях мотивы неизбежного расставания с капризной Дамой нередко сменяются сетованиями девушки, чей возлюбленный ушел в крестовый поход, а тема куртуазного служения переплетается с идеей участия в «правом» и богоугодном деле. Вообще в этих песнях конфликт приобретает совсем иной, чем у трубадуров и вообще в куртуазной лирике, характер. Здесь значительно меньше условной игры: реальная жизнь с ее подлинными сложностями и тревогами приходит на смену надуманным и стереотипным коллизиям. Это результат вторжения в куртуазный мир дыхания живой действительности, преобразившей любовную поэзию и сделавшей её более прагматичной.
Сходными были становление и эволюция куртуазной лирики в немецких землях, где также сложилась, не без французского влияния, своеобразная рыцарская культура. Первые произведения немецких миннезингеров («певцов любви») появляются уже во второй половине XII века. И у них было очень сильно воздействие фольклора, уравновешивающего куртуазные условности и сообщавшего их песням то незамысловатую лукавость, то задушевность.
Однако уже к концу XII столетия у немецких поэтов появляются несвойственная их романским собратьям меланхоличность, мотивы сердечной тоски и безысходной печали. Чувственный элемент совершенно изгоняется из их поэзии. Томление души и нескончаемые сетования становятся отличительной чертой лирики таких талантливых миннезин-геров, как Фридрих фон Хаузен и Рейнмар фон Хагенау. У их менее способных последователей на это наслаиваются усиленные поиски в области формы, становящейся исключительно изысканной, но лишь внешне блестящей, внутренне же бездушной и пустой.
Поэтому великий поэт немецкого Средневековья Вальтер фон дер Фогельвейде, в начале верный ученик Рейнмара, в зрелом своем творчестве выступает как смелый новатор. Во-первых, он возвращает поэзию к ее фольклорным истокам. Во-вторых, отбрасывает меланхолический тон и изысканные иносказания и во весь голос славит как возвышенную любовь к недоступной Даме, так и чувства к простой крестьянской девушке, отвечающей ему ответным чувством, т.е. любовь с точки зрения куртуазии «низкую», но как полагал поэт также бесконечно прекрасную и радостную.
Как и из среды труверов, из числа миннезингеров вышло несколько выдающихся авторов рыцарских романов (например, Генрих фон Фельдеке, Гартман фон Ауэ, Вольфрам фон Эшенбах), для которых их лирическое творчество, порой весьма обильное, все таки оставалось на втором плане. Но вскоре в поэзии миннезингеров большую роль начинает играть дидактическое начало, широко распространяется жанр шируха (назидательное стихотворение).
Возникнув в конце XI столетия, достигнув своих вершин к концу XII столетия, куртуазная поэзия в XIII веке стремится к своему упадку.
Для этого были как внутренние, так и внешние причины. Устойчивость лирических тем и форм, при всем таланте поэтов и понимании ими того непреложного факта, что обновление в сфере творчества необходимо, не могла не привести к возникновению определенного поэтического канона, пользоваться которым было легко, но который лишал лирику неподдельной свежести и новизны. Во второй половине XIII века еще создавались любовные кансоны по всем правилам «веселой науки» трубадуров, но более типичным для этого времени было творчество Пейре Карденаля, сурового обличителя нравов, славившего любовь за то, что ему удалось от нее избавиться. Но значительно существеннее оказались причины внешние. Обеспокоенная расцветом в Провансе свободомыслия и в том числе ряда уравнительных ересей, католическая церковь организовала в начале XIII века крестовый поход в Прованс северо-французских феодалов. Началась полоса опустошительных войн, в пламени которых погибла куртуазная культура. Но дело трубадуров не пропало. Дальнейшая история куртуазной лирики – это история ее воздействия, восприятия и изучения европейскими поэтами последующих веков, благодаря чему образ Прекрасной Дамы дошел до наших дней.
Андреев Л., Козлова Н., Косиков Г. История французской литературы. М., 1987.
Штейн А., Черневич М., Яхонтова М. История французской литературы. М., 1988.
История зарубежной литературы: Средние века и Возрождение /под ред. М. Алексеева, М., 1987.
История немецкой литературы /под ред. А. Дмитриева, М., 1986.
Мелетинский Е. Средневековый роман. М., 1993.
[1] Не знатный рыцарь, владеющий замком более знатного сеньора на определённых условиях.