Что такое концерт цоя
Что такое концерт цоя
Первый раз я услышала группу «Кино», когда была еще ребенком. Это была песня «Алюминиевые огурцы». Я тогда еще не знала, что это «Кино», но веселое словосочетание запомнилось. Потом была «Восьмиклассница», мне было лет пятнадцать.
Более интенсивно я начала слушать Цоя, когда стала студенткой техникума. Как и все студенты, я ездила в колхозы, стройотряды, где мы пели песни под гитару, ходили на дискотеки. Это был конец 1980-х, тогда еще и много фильмов вышло — и «Рок», и «Игла», и «Асса». Еще и время такое — перестройка, много молодежных движений было. А наша «Мелодия» начала выпускать пластинки рок-песен. Русский рок вышел из подполья.
В начале июня 1990 года мы поехали на КВН в Брянск. Нас поселили в общежитие, мы с ребятами из команды сидели в комнате и пели под гитару песни Цоя. В другой комнате были ребята из Пензы и тоже пели Цоя. Мы друг друга еще не знали, но устроили баттл. И мы, и ребята из Пензы прошли в следующий тур КВН. У меня есть фото, где мы все вместе идем от ДК и горланим на всю улицу: «Мама — анархия, папа — стакан портвейна».
Мои друзья из техникума подарили мне билет на концерт в «Лужниках». В нем участвовали группы, которые дольше всех продержались в хит-параде «Московского комсомольца» (голосование читателей газеты, выбиравших лучших советских исполнителей. — Прим. ред.). Я не помню, кто выступал в первом отделении, мы все это время сидели балбесничали, ждали «Кино».
Когда объявили, что сейчас будет Виктор Цой, трибуны взорвались. Всю вторую часть концерта мы уже не садились, стояли, горланили. Концерт шел минут сорок. Огонь в олимпийской чаше, черный флаг с белой надписью «Кино»… Я была на многих концертах, но такого адреналина я больше нигде не чувствовала.
По тем временам охрана работала безукоризненно. Мы привыкли видеть милицию, но тогда я впервые увидела ОМОН: такие серьезные дяди, «шкафчики». Была проверка при входе, что-либо в бутылках пронести было невозможно. Выходили мы тоже строем, нас вели до станции метро. Тогда я впервые увидела еще и конную милицию. После того концерта я сорвала голос.
Билеты я не сохранила, мы тогда не знали, что это последний концерт Цоя. Я была в гостях у друзей, мы веселились, мне было девятнадцать лет. Кто-то включил телевизор, шла программа «Время» — тогда и объявили, что Цоя не стало. Беситься нам уже расхотелось. На похороны я не смогла поехать из-за работы. В сентябре, когда прошло сорок дней, мои друзья поехали в Питер, а мы, как в той песне — «Электричка меня везет туда, куда я не хочу», — поехали на КВН в Луганск.
15 августа, когда стало известно о смерти Цоя, на стене на Арбате появилась надпись «Сегодня погиб Виктор Цой, мы будем уважать тебя!». Дальше кто-то приписал «Цой жив». Позже я познакомилась с этими ребятами. Вообще, многие приносили к стене Цоя свои рисунки, стихи, фотографии. Несколько ребят все это очень бережно собирали. В середине декабря 1990 года где-то в клубе в Бирюлево они оформили стенды со всем этим материалом и провели выставку.
За несколько дней до презентации «Черного альбома» мне удалось побывать на закрытом показе короткометражного фильма Рашида Нугманова «Йя-Хха». Именно там мы первый раз услышали «Черный альбом». На этом показе моя знакомая подарила мне билет на его официальную презентацию. Билет стоил 150 рублей — по сути, это был мой оклад на работе. «Черных альбомов» у меня два. Один у меня появился чуть раньше, чем в магазинах, а второй мне подарили на презентации. Он отличался от тех, что были в продаже: у него была глянцевая обложка, с разворотом, внутри был пакет с плакатом и наклейками. Эта пластинка до сих пор нетронута — как я ее принесла домой, так она и лежит.
В феврале 1991 года мы с ребятами на полгода со дня смерти Цоя поехали в Питер. Народу было очень много. Мы были и в рок-клубе на Рубинштейна, 13, и в «Камчатке», и на Богословке (Богословское кладбище. — Прим. ред.). В то время около могилы находилась палатка, в которой жили те, кто за ней ухаживал. Меня удивило отношение ленинградцев: они приносили чай в термосах, еду — живя на кладбище, где можно питаться? В следующий раз я поехала в Питер на годовщину смерти с мамой. Тот же самый маршрут. Опять же поразили местные жители: бабулечки принесли нам трехлитровую банку чая и пироги. Мы сидели на гараже около «Камчатки», передавали друг другу этот чай, ели. Потом поехали на кладбище. Памятник [Цою] уже тогда поставили, но оградки не было. В какой-то момент я заметила, что моя мама долго разговаривает с неизвестным мужчиной. Когда он отошел, какая-то бабуля начала кричать, мол, что вы засоряете все здесь, зачем, вы здесь топчете чужую могилу, оставляете сигареты. Ну понятно же — «Если есть в кармане пачка сигарет…». Мужчина пошел успокаивать эту бабулю, и оказалось что это — Алексей Учитель, приехал снимать о Цое. Кадр, где женщина кричит, есть в документальном фильме, мы туда не попали, видны только наши спины.
Мои две дочери тоже растут на песнях Цоя. У нас есть песенник, уже старый и потрепанный — сначала я его носила, что-то подчеркивала, потом старшая дочь, потом младшая. Они знают, что лучший подарок маме — книга о Цое или билет на «Симфоническое «Кино».
Последний концерт «Кино», 24 июня 1990 года, идеально демонстрирующий стадионную мощь группы
Антон Сазонов
Мой отец был военным, ездил за границу, поэтому у меня была вся [доступная на тот момент] техника, в том числе и кассетный магнитофон. Отец постоянно слушал Высоцкого. Я к нему достаточно равнодушен был, зато слушал The Doors, The Beatles, The Rolling Stones. Летом 1982-го старшая сестра мне сказала: «У нас в Ленинграде тоже есть рок. Поехали на квартирник, послушаешь».
Семья у нас продвинутая — сестра тогда была несовершеннолетней, я тоже, но родители нас спокойно отпускали. Тогда я впервые увидел Гребенщикова и понял, что попал. Попал на русский рок, стал им интересоваться.
Цоя первый раз я услышал, наверное, в 1984 году, три песни — «Алюминиевые огурцы», «Восьмиклассницу» и «Мои друзья идут по жизни маршем». Я их переписал на кассету, но первые две показались мне общепопулярными, а вот «Мои друзья идут по жизни маршем» — классическая композиция, я до сих пор считаю, что она супер.
Я был на концертах в Пскове, в Москве и несколько раз в Питере. В 1985 году был фестиваль рок-клуба, тогда я увидел первый раз Цоя на сцене, понял, что это он, чьи песни я слушал. Честно говоря, выступление было очень слабое, потому что у Цоя и состава тогда нормального не было, Юрий Каспарян только учился играть на гитаре. На басу был Александр Титов, но он разрывался на два коллектива — на «Аквариум» и на «Кино». Цой показался мне обычным человеком, я не мог в нем какой-то изюминки выделить. Мы с ним общались еще до «Группы крови», а после этого нет — там он уже стал суперзвездой. Я рассказывал ему про книжку детективов Рекса Стаута, он заинтересовался, и я ему отдал ее, так она у него и осталась.
Последний концерт, на котором я был, прошел осенью 1989 года в спортивно-концертном комплексе имени Ленина (впоследствии СКК «Петербургский», снесен в 2020 году. — Прим. ред.). Купил билет в кассе за 6 рублей. По пути к СКК стояли лоточники, продавали значки, футболки. У каждого стояла очередь.
Это было настолько мощно, я смотрел вокруг на людей, энергетика была бешеная. Я тогда постоянно ходил на рок-концерты — на «Аквариум», «Пикник», «Чайф», «Зоопарк», — но нигде такой энергетики не было, вот это меня поразило. Тогда был самый сильный концерт, команда была сыграна, голос Цоя звучал мощно, с акустикой все было в порядке.
Некоторые концерты других исполнителей начинались с вопросов зрителей. В Пскове Цой вышел на сцену и сказал: «Я вас очень прошу, можно это сегодня не делать? Давайте просто…» И тут он с аплодисментами и ревом зала начинает играть. Тогда он обычно открывал все концерты песней «Последний герой». Как правило, у групп порядок песен для концертов расписан, но в случае с Цоем несколько раз начинал Каспарян — должны были играть другую песню, а он берет первые ноты «Пачки сигарет», Цой резко на него поворачивается, улыбается, кивает и говорит: «Поехали».
В 1989–1990 году Цой был для меня номер один однозначно, никто близко не стоял. Всех остальных стоит ставить на 11–12-е место, потому что первые десять он занимал точно. А после Цоя для меня потрясением был альбом «Аквариума» 2004 года «Zoom Zoom Zoom». Были моменты, когда я думал, что «Кино» — это для пэтэушников, для девочек, для совсем молодых, что это не мое уже. Но периодически я включаю — и мне до сих пор нравится. Прошло тридцать лет, а это не умерло и никуда не ушло.
Филипп Кравченко
Это было в 1988 году, брат мне дал послушать песню «Группа крови». Она такое сильное впечатление на меня произвела, так мне понравилась, что я хотел еще и еще ее переслушивать. Потом узнал другие песни — так постепенно и познакомился с творчеством группы. С этого момента я стал только Цоя и слушать, других исполнителей очень мало. Когда я купил магнитофон, уже после его смерти, я стал записывать: сначала все альбомы, потом и концерты, и редкие песни.
Я был на двух концертах. Первый раз — в октябре 1989 года во дворце спорта «Крылья советов» в Москве. Сначала минут сорок выступал «Альянс», потом — «Кино» с Цоем. Все пришли на них, конечно. Многие песни я тогда впервые услышал.
Второй раз был на его последнем концерте в «Лужниках». Публика очень восторженно реагировала, все приветствовали Цоя. Было ощущение, что, когда он поет, появляется такая аура, будто песня полностью тебя поглощает. Только его слушаешь — и ничто не может сейчас отвлечь. После концерта Цой вышел к машине, все поклонники бросились к нему, милиция их сдерживала, и даже когда Цой сел в машину, фанаты не давали ей проехать.
Цой такое большое впечатление оставил, что я до сих пор его слушаю с огромным удовольствием, не надоедает. Понятное дело, что песен новых уже не будет, все песни уже известные, но для меня они все каждый раз как новые.
Записей выступлений Цоя и «Кино» до «Группы крови» почти нет. Вот на этой можно увидеть, как звучала группа в момент смены звука с новой романтики на строгую новую волну
Раскрыты закулисные детали последнего концерта Цоя
Главный редактор «МК» Павел Гусев уговаривал директора «Лужников» разрешить выступление «Кино»
ЦОЙ ЖИВ! И вовсе не нужно погружаться в мутные конспирологические изыскания, чтобы утверждать это без всяких кавычек в дни, когда с грустью вспоминают аварию тридцатилетней давности под Юрмалой 15 августа 1990 г., трагически оборвавшую жизнь музыканта. Без кавычек — не потому, что нашлись «свидетели» живого Цоя, якобы разыгравшего собственный уход и теперь наслаждающегося безмятежной и спокойной жизнью, наблюдая свое посмертное величие из тайного убежища где-то на красивом тропическом острове в компании таких же приколистов — Элвиса Пресли, Майкла Джексона и других, кто «на самом деле не умер»…
Фото: Александр Астафьев
Цой жив без кавычек, потому что достаточно взглянуть на плейлист нынешнего лета, в котором песня «Перемен» стала
главным хитом, гимном, призывом, воззванием на огромной территории некогда одной страны. Будто склеила своими четкими маршевыми аккордами и предельно ясными чеканными строчками разлетевшиеся осколки одного целого, стерев с его морщинистого лица глубокие борозды границ.
Потому что и в Хабаровске, и в Беларуси, и во многих местах между этими реперными (не от слова «рэп»!) географическими точками во всей своей пассионарной мощи, в записях и в живом исполнении сотен музыкантов и просто «горлопанов», в бесчисленных перепевках-трактовках — от трэша и хип-хопа с гитарами и синтезаторами до фолка с лютнями и волынками, — сольно и многотысячными хорами звучит: «Перемен требуют наши сердца!»
Потому что даже в Москве новое граффити, таинственно появившееся темной июльской ночью на знаменитой стене Цоя на Арбате, с его портретом и надписью «ПЕРЕМЕН!» большими буквами на тревожном черном фоне, не решилась до сих пор замазать ни одна коммунальная крыса. Иные проявления «провокационного» и «несогласованного» «хулиганства» изничтожались моментально и без церемоний. Как было с поэтом Иосифом Бродским, например… А тут словно рука не поднялась или кишка истончилась? Никто не знает. Но показательно. Цой жив!
Фото: Кадр из видео
Журналист и рок-подвижник Артемий Троицкий на памятном собрании в трагическом Тукумсе под Юрмалой, где сооружен мемориал музыканта, не стал усугублять печаль и грусть под песни «Кино», звучавшие целый день, а наоборот… поздравил собравшихся. Поздравил с днем бессмертия Виктора Цоя. Очень точная аллегория с легким налетом изящной провокативности — все как г-н Троицкий умеет и может.
Арбатское граффити. Фото: Артур Гаспарян
В Санкт-Петербурге к трагической круглой дате, наконец, поставили памятник. Могли запрятать во дворах у знаменитой кочегарки «Камчатка». Но все-таки решили не мелочиться, не жаться с публичным пространством — пышный сквер на пересечении больших улиц. В уверенной позе во весь рост, в свободолюбивом взгляде, устремленном вдаль (в будущее?), в гордо поднятом подбородке, в руках, сложенных на гитаре, — во всей композиции читается цоевская героика. К счастью, не та вульгарная монументальная героика-агитка, в которой Ленин пыжится на броневичке перед Финляндским вокзалом, да и вообще которая сплошь и рядом царит в «победобесном» Зазеркалье, а героика поэта и музыканта, в которой слились и романтика, и мечтательность, и отчаяние, и человеческая грусть, и надежда. Как это когда-то читалось и в лице Высоцкого на его надгробном памятнике, пока ему не спилили голову Поэта, заменив на голову Мента, по убийственно точному выражению моего коллеги из «МК» Александра Минкина. Они с Троицким оба — мастера провокативной, но обезоруживающей правды-матки.
Памятниу Виктору Цою в Санкт-Петербурге. Фото: фонд Виктора Цоя
К счастью, в судьбе и карьере Цоя, хотя его так же, как и Высоцкого, кинематограф очень любил, не случилось а-ля жегловских ролей. И если когда-то даже и соберутся спиливать ему голову, меняя на другую (мало ли еще какая «духовная скрепа» охмурит несчастную страну), уж вертухая из Цоя точно не получится. Из него вообще не получится никого, кроме глашатая перемен и свободы, а минувшие после его гибели 30 лет показали это более чем отчетливо.
Ни в 90-е, ни в нулевые Цой ведь никуда не пропадал. И никто его не перепел с его «Перемен». Конечно, в моменты общественных обострений и потрясений — будь то нынешнее лето, прошлое или «болотные» осень-весна 2011/12 гг. — бессмертный рок-гимн обязательно и безальтернативно становится главным идейным саундтреком процесса и времени. Но и в относительно сонные дни тропа народной любви к Цою отнюдь не зарастала.
По свидетельствам окружения и всевозможным хроникам, можно почти с уверенностью сказать, что Цой сочинил «Перемен» в середине 1986 года после (или во время) поездки на съемки документально-музыкального фильма о «Кино» в Киев, что совпало с первыми апокалиптическими неделями Чернобыльской катастрофы и пока еще робкими всхлипами горбачевской перестройки. Но в воздухе, как говорится, уже витало — плюс весь этот сюрреалистический (или соцреалистический?) ужас от ядерного «перфоманса» и вымершей Припяти…
Виктор Цой вряд ли предвидел участь главного революционного гимна, которую судьба приготовила песне «Перемен» для прекрасной России будущего. В отличие от прошлых и грядущих, гораздо менее пассионарных, а больше лиричных, романтичных, меланхоличных и даже трагичных альбомов, включая последний прижизненный «Звезда По Имени Солнце» и посмертный «Черный Альбом», диск «Группа Крови» состоял не только из одних «Перемен» — там что ни песня, то «духоподъемный» призыв или гимн: «Война», «Спокойная ночь», «В наших глазах», «Дальше действовать будем мы» и т.д. Именно эта героическая канва стала позднее как бы главной краской, мировоззренческим посылом и наследием, оставшимся от Цоя потомкам, слегка притушив все прочие грани его творческой и человеческой сути.
Хотя, скорее всего, дело не только и даже не столько в «революционном» кураже. Этим куражом русский рок не испугаешь и не удивишь. И все бы растворилось-потерялось среди множества других вполне мощных и достойных рок-поп-виршей — витиеватых и метафоричных, прямолинейных и брутальных, заумных и односложных, — если бы не прекрасный и легкий мелодизм, доступная, ясная и простая поэзия. Тот самый случай, когда простота равна не примитиву, а невероятной талантливости. Цой до оцепенения обожал «Битлз» и, видимо, впитал в себя гениальность мелодической и поэтической простоты ливерпульцев. Его творчество не теряет актуальности, резонирует со временем, как бы оно ни юлило и менялось, тем более уж что-что, а востребованность вечно ожидаемых перемен еще долго не потеряет свойство неутоленной жажды на землях, населенных поклонниками Цоя.
К 1990 году, когда слава группы «Кино» и Виктора Цоя совершила вертикальный взлет (после выхода альбома «Группа Крови»), а саму группу прибрал к своим деятельным рукам продюсер-менеджер Юрий Айзеншпис, только еще метивший на лавры акулы шоу-бизнеса, «Московский комсомолец» совершал собственный вертикальный взлет. Зарождалась многолетняя традиция ежегодных праздников «МК» в День молодежи, выпадавший на последнее воскресенье июня. После первых «проб пера» в ЦПКиО им. Горького было решено осваивать огромную, но загаженную перестроечными ларьками и хаотичной барахолкой территорию «Лужников», поскольку на рандеву с самой массовой и любимой газетой, ее героями и гостями стекались не то что сотни тысяч, а до миллиона людей. Для десятков площадок, посвященных рубрикам газеты, и их посетителей требовался простор.
«Лужники». Праздник «МК» 24 июня 1990 г. Фото: Кадр из видео
Ради знакового новоселья «Звуковая Дорожка» со всеми ее звездными персонажами задумала устроить грандиозный концерт на самой главной площадке «Лужников», да и всей страны, — Большой спортивной арене. Подобного размаха попсово-роковых зрелищ страна, еле приходившая в себя после 70 лет кромешного красноказарменного ада и комиссарской муштры, еще не знала. Все было «впервые и вновь», как пел Андрей Макаревич.
Годом ранее, правда, Стас Намин сотряс «Лужники» «Фестивалем мира» с целой обоймой западных рок-звезд: Motley Crue, Bon Jovi, Ozzy Osbourne, Scorpions, Cinderella, Skid Row и наминский «Парк Горького» как многообещающая международная рок-сенсация из Раши — символ советской Perestroyka. «Советский Вудсток» был посланием «ветра перемен» остальному миру, и никто не собирался нечто подобное ставить на поток — да еще для местной доморощенной попсовой и рок-н-ролльной «шелупони».
Нужен был не только безапелляционный авторитет «МК» или пробивная мощь концертной компании «ЛИС’С» — ведущего в то время игрока на зарождавшемся музыкальном рынке, а некий мощный музыкальный стержень. Уговаривать Юрия Айзеншписа «поделиться» ради праздника «МК» и грандиозного концерта «ЗД» на БСА 24 июня 1990 г. группой «Кино» долго не пришлось, поскольку всем было очевидно, кто должен стать хедлайнером «вечеринки». Менеджерские амбиции в данном случае совпали с нашим видением справедливости.
Игорь Журавлев, лидер группы «Альянс», также принимавшей участие в грандиозном расколбасе с мегахитом «На Заре», вспоминал недавно в интервью «ЗД»: «Помню, на этом концерте в «Лужниках» стояли великие тогда продюсеры Эдуард Смольный, Олег Непомнящий. Между ними был разговор: если бы мы сюда сейчас даже Леонтьева, Пугачеву, Преснякова, все сливки свезли, то все равно бы не собрали столько народу, сколько пришло на Цоя. Это было феерично. Ты же помнишь! Олимпийский огонь, все трибуны забиты, все поле забито. Немыслимо. Ни один футбол столько не собирал».
При этом помимо «Кино» с хедлайнерским сетом из десяти песен на закате под зажженный ради такого случая олимпийский огонь и красочный салют в первой части мегашоу выступали уже культовые на то время «Алиса», «ДДТ», многие другие популярные исполнители. Юрий Айзеншпис, заботясь о том, чтобы его подопечные появились, как и подобает мегазвездам, самым помпезным образом, подрезал из правительственного гаража лимузин «Чайка» с открытым верхом, который подвозил Цоя и Ко, словно генералов на военном параде, прямо к сцене. Диковинное зрелище настолько потрясло 100-тысячную толпу, забившую стадион, что мои отчаянные крики в микрофон: «На сцене «Звуковой Дорожки» — группа «Кино»!» — потонули в истошном вое зрителей, а первые три песни пришлось слушать будто через вату: уши банально подоглохли от народного восторга.
По поводу «Чайки», правда, известный «великий комбинатор» роспопсы (хотя нет, скорее просто пройдоха) Андрей Разин расписал в своей сетевой паутинке, что это был, конечно, его лимузин. Так и написал: «Моя «Чайка» — подогнал, стало быть, нищеброду Айзеншпису с барского плеча «племянника Горбачева», а так Юрий Шмильевич даже бы и не знал, в какие двери стучаться. А еще Разин был последним, с кем Цой разговаривал по телефону накануне своей гибели 15 августа 1990 г. Где сейчас найдешь эти телефонные распечатки — звонил, не звонил, последний, не последний? Но разве у кого-то возникнет даже тень сомнения в том, что Цой просыпался по утрам только с одной мыслью — созвониться с Разиным, поделиться наболевшим, обсудить творческие планы, спросить совета, передать привет Шатунову.
Надо четко понимать, что без Разина, конечно, вообще ничего, нигде и никогда не происходило на российской эстраде минувших десятилетий. Поразительно, что он еще не пел (если, конечно, это безысходное кудахтанье уместно назвать пением) в дуэте с Цоем на празднике «МК» и что Цой вообще согласился выйти на сцену без столь почетного сопровождения… А может, все-таки они пели дуэтом, просто мы сошли с ума и ничего не помним? Точно, пели. Именно поэтому бесновалась стотысячная толпа и весело плясало языками пламя олимпийского факела…
Хотя нет. Есть же видеозапись. А не было бы, то тогда, как пить дать, мы бы читали сейчас, что Разин и Цой не просто пели вместе на фестивале «ЗД» в «Лужниках», а еще и в сопровождении «Ласкового мая»…
Сергей Лисовский, ныне сенатор, а в то время — создатель и руководитель компании «ЛИС’С», в партнерстве с которой «МК» и открывал «Лужники» для празднующей молодежи, вспоминает: «Сейчас всем кажется, что концерт на стадионе легко сделать, а тогда это была целая экспедиция, трудно представить соразмерность события с сегодняшним днем. Помню, как я и главный редактор «МК» Павел Гусев уговаривали гендиректора «Лужников» Владимира Алешина, которому надо, конечно, сказать спасибо: он не только, что называется, вник, но и пошел на большой риск. Боялись, что всё поле вытопчут, а как это — концерт на стадионе без зрителей на поле? Нонсенс. Милиция говорила, что там всех поизнасилуют, мол, нельзя толпу на поле пускать. Пугали: представляете, толпень в такой тесноте, все будут делать что угодно, мы ничего не увидим, люди разойдутся, а у нас — трупы на поле…
Все требовало, конечно, огромных усилий ото всех. Так что реально было тяжело. Но зато, когда все закончилось, помню свою эмоцию: все уже разошлись, я вышел на сцену, посмотрел на пустое поле и испытал буквально на физическом уровне невероятное облегчение и ощущение победы от того, что удалось это организовать, открыть Большую арену «Лужников». Ничего не случилось, никого не убили, концерт прошел невероятно. И не только потому, что Цой выступил, — в тот день круто и на подъеме выступали все артисты, многие тоже были звезды первой величины. Никто не выделял кого-то особенно, хотя очевидно, что «Кино» было, конечно, хедлайнером фестиваля. Просто никто не знал, что это был последний концерт Вити, а когда в августе случилась трагедия, то, конечно, восприятие и оценка того, что происходило на стадионе в «Лужниках», приобрели какие-то сакральные оттенки, а тот фестиваль «ЗД» на празднике «МК» стал событием исторического масштаба и значения для отечественной культуры и музыки.
Теперь даже страшно представить: а что если бы не было телевизионной съемки? Мы ее организовали по лучшим стандартам того времени — были ПТС из «Останкино», других тогда не было, творческая бригада из музыкальной редакции».
Однако с этой телевизионной съемкой вышла почти детективная история: уникальная запись чуть не оказалась навечно утерянной. По воспоминаниям г-на Лисовского было всего две копии, одну из которых он отдал Юрию Айзеншпису, и ее дальнейшая судьба неизвестна: «Тогда же не было всех этих прав на съемки, их монетизации». Вторая запись погибла в архиве одного из телеканалов, где хранился видеоархив «ЛИС’С» с ценнейшими съемками премьерных концертов в «Олимпийском» Александра Малинина, Богдана Титомира, Олега Газманова, Филиппа Киркорова, последних «Рождественских встреч Аллы Пугачевой» — более 1000 профессиональных кассет «Бетакам». «Не было надлежащего присмотра, и эти кассеты просто растащили, — сокрушается г-н Лисовский. — На телевидении в те годы «Бетакамы» были в вечном дефиците и использовались как расходный материал, на них по многу раз записывали-перезаписывали другие программы. И когда мы спохватились с этим архивом, многое погибло, было безвозвратно уничтожено».
Остается загадкой, каким образом еще одна копия оказалась в те годы у одной крупной издательской компании. Судя по всему, ее скопировали с одной из двух записей, упомянутых Сергеем Лисовским, и выпустили спустя несколько лет на DVD, хотя качество оставляло желать лучшего: размытая картинка, плавающий звук. Эта запись позже была выложена в Интернете и время от времени крутилась на различных телеканалах.
К 30-й годовщине гибели Цоя, однако, телевизионная запись последнего концерта «Кино» со «Звуковой Дорожки» на празднике «МК» обрела поистине вторую жизнь благодаря энтузиазму Первого канала. Как рассказал «МК» Юрий Аксюта, директор музыкального и развлекательного вещания, над файлом с качеством допотопной VHS-пленки «максимально поработали лучшие режиссеры и монтажеры, убрали всю грязь, подтянули, вычистили и выровняли звук. В итоге получилась максимально идеальная по сегодняшним технологическим и техническим меркам запись. В эфире было потрясающее зрелище, которое собрало огромную аудиторию. Благодаря «МК» состоялось историческое событие».
С тех пор прошло 30 лет, и осталась эта душераздирающая, пронзительная последовательность событий: триумф артиста, вершина его карьеры, самый главный концерт, к которому он шел всю жизнь, единение и восторг огромного количества людей. Следующий кадр — почти без паузы: оглушившая страну гибель музыканта и поэта, шок, скорбь, слезы, похороны, драма для миллионов поклонников.
Эпилог: бессмертие. Постскриптум к эпилогу: лето-2020, песни Цоя — от Хабаровска до Бреста, аресты людей за песни Цоя и героизм людей с песнями Цоя на устах. Рекордный рейтинг телетрансляции последнего концерта, отреставрированного с любовью и душой.