Что такое диспуты в средневековье
Диспут
Диспут (от лат. disputatio ) — в схоластической системе образования средневековой Европы формальный способ ведения спора, проводимого с целью установления богословской или научной истины. Данный процесс подчинялся формальным правилам, основными из которых были ссылки устоявшиеся письменные авторитетные источники и тщательный анализ аргументов каждой из сторон. Другой категорией диспутов были межконфессиональные диспуты, призванные доказать превосходство того или иного религиозного учения.
Содержание
В схоластике
Формальный диспут был способом проведения состязательной дискуссии, в которой один из её участников защищал некоторый тезис перед выдвигающими возражения и контраргументы оппонентами. Данный метод являлся общепринятым в средневековой университетской практике и был главным способом тренировки и проведения экзамена во всех четырёх основных науках — искусстве, медицине, теологии и юриспруденции. Структурно, процедура имела сходство с юридическим процессом и возглавлялась магистром, который подобно судье принимал окончательное решение о результате диспута. Существенным правилом являлось «бремя доказательства (англ.) русск. », требовавшее, чтобы тезис доказывал тот, кто его выдвинул.
Правила построения и изложения аргументации основывались на теории, изложенной в «Органоне» и «Риторике» (англ.) русск. Аристотеля и «De Inventione» (англ.) русск. Цицерона.
Межконфессиональные диспуты
В Средние века
В Средние века большое значение имели диспуты христианских теологов с их иудейскими коллегами. Часто христианскую сторону представлял крещёный еврей, хорошо знакомый с талмудической литературой. Наиболее известны следующие диспуты:
В период Реформации
См. также
Примечания
Литература
Полезное
Смотреть что такое «Диспут» в других словарях:
диспут — а, м. dispute f., ит. disputa, пол. dysputa. 1. Спор, прения. Сл. 18. Вчера в собрании статском довольно диспута было. АК 6 160. А когда все подпишут свое мнение о деле, тогда диспуты иметь, и с той диспуты, куда более голосов явится, так и… … Исторический словарь галлицизмов русского языка
ДИСПУТ — (лат. disputatio, от disputare спорить). Спор, прение об ученом предмете, публичная защита диссертации. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ДИСПУТ 1) ученый спор; 2) публичная защита диссертации,… … Словарь иностранных слов русского языка
диспут — См … Словарь синонимов
ДИСПУТ — ДИСПУТ, диспута, муж. (от лат. dispute обсуждаю) (книжн.). Публичный спор на научные темы. Диспут о происхождении человека. Диспут о кино. || Публичная защита диссертации (устар.). «А спорил в жизни только раз на диспуте магистра.» Тютчев.… … Толковый словарь Ушакова
ДИСПУТ — муж., лат. ученый спор, прение, состязание, гласный отстой, защита, оправдание сочинения, написанного для получения ученой степени. Диспут на магистра, на доктора. Толковый словарь Даля. В.И. Даль. 1863 1866 … Толковый словарь Даля
Диспут — Речь * Афоризм * Болтливость * Грамотность * Диалог * Клевета * Красноречие * Краткость * Крик * Критика * Лесть * Молчание * Мысль * Насмешка * Обещание * Острота * … Сводная энциклопедия афоризмов
ДИСПУТ — (от лат. disputo рассуждаю спорю), публичный спор на научные, литературные и т. п. темы … Большой Энциклопедический словарь
ДИСПУТ — ДИСПУТ, а, муж. Публичный спор на научную или общественно важную тему. Д. при защите диссертации. Литературный д. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова
Диспут — (от лат. disputo рассуждаю, спорю) публичный спор на политические, научные, литературные и т. п. темы. Политическая наука: Словарь справочник. сост. проф пол наук Санжаревский И.И.. 2010 … Политология. Словарь.
диспут — ДИСПУТ (от лат. disputare рассуждать, спорить) публичное обсуждение научной или общественной проблемы. Ее смысл все участники Д. понимают еще до его начала. Это первое предварительное условие Д. Вторым является наличие тезиса гипотезы,… … Энциклопедия эпистемологии и философии науки
Диспуты
Интеллектуальный спорт. — Профессиональные спорщики. — Кризис жанра
На первом этапе обучения преподаватель зачитывал текст и комментировал его, а студент просто слушал. На следующем этапе текст читал и анализировал уже сам студент, а преподаватель поправлял, если надо. Наконец, третьим этапом были диспуты, то есть семинары в нашем понимании: студенты обсуждали текст, предложенный учителем, а тот оценивал их выступления. Таким образом изучали схоластическое богословие, римское право и философию по Аристотелю.
Являясь частью учебного процесса, диспуты были и своего рода «активным отдыхом», азартным спортивным состязанием, чем-то вроде словесного турнира с элементами митинга и театрального представления. Целью участников диспутов было научиться отстаивать свою точку зрения, применяя полученные знания, и привлекать других на свою сторону.
Присутствие на диспутах было обязательным. На факультете вольных искусств в рабочие дни диспуты проводили магистры, а по воскресеньям — бакалавры. В день «диспутации» лекции не читались.
Магистр-председатель, произносивший речь, старался выбрать тему «посочнее» и поинтереснее, и формулировал тезисы, предлагая их оспорить. Другие магистры развивали эти тезисы своими аргументами. Бакалавр-оппонент должен был разрешить поставленный вопрос, дав ему логическое определение.
В Париже тезисы для диспутов объявляли за несколько дней; каждый участник был поочередно оратором и оппонентом. В ходе прений запрещалось употреблять резкие оценочные суждения: студентам, присутствовавшим при этом действе, прививали культуру спора. В Падуе запрещалось шуметь во время диспутов, вмешиваться в них или заранее сговариваться с одним из участников. Послушав, «как надо» вести научные споры, студенты вечером того же дня или в воскресенье устраивали собственные диспуты под руководством магистра или бакалавра.
Диспуты начинались в полдень и продолжались вечером и проходили почти каждый день при полном аншлаге. В Парижском университете на факультете вольных искусств раз в год или в четыре года, в зависимости от внешних обстоятельств, устраивали диспут «на вольную тему» под руководством декана, который длился… две недели. Это был своего рода фестиваль диалектики и бенефис кводлибетария — человека, отваживавшегося возражать на аргументы всех противников, которым будет угодно бросить ему вызов.
Такие диспуты проходили в особо торжественной обстановке, в присутствии ректора и докторов высших факультетов. Ректор, декан, магистры по старшинству, а затем и все желающие развивали свои аргументы, а кводлибетарий, стоявший на кафедре у всех на виду, должен был всякому возражать, порой отстаивая прямо противоположные точки зрения, облекая при этом свои рассуждения в безупречную логическую форму и выискивая малейшие щелочки в броне доказательств противника.
Однажды целый день спорили: могут ли демоны и силы тьмы быть связываемы заклинанием? Чтобы удерживать внимание слушателей, которых все эти латинские мудрствования начинали утомлять, бакалавров и школяров просили задавать вопросы юмористического свойства, возможно, даже скабрезные, но не выходящие за рамки благопристойности, — например, «о верности любовниц». Кводлибетарию же в качестве поощрения выдавали новые берет, сапоги и перчатки.
Мастера схоластических диспутов гастролировали по стране, а то и уезжали за границу, вызывая, точно странствующие рыцари, желающих сразиться с ними на словесной дуэли. Ингольштадтский профессор богословия Иоганн Экк побывал в Кёльне, Гейдельберге, Майнце, Фрейбурге, Тюбингене, а еще в Италии, и везде торжествовал победу. Диспут 28 августа 1515 года в Вене под председательством делегированного государем доктора-юриста продолжался целый день. Экку противостояли пять теологов и два магистра вольных искусств. В зале была такая давка, что некоторых студентов, лишившихся чувств, замертво выносили из залы. Экк производил выгодное впечатление спокойной уверенностью, начитанностью и громким ровным голосом. Диспут закончился вничью.
Однако самую громкую славу Экку принес диспут с Мартином Лютером, которого тот обвинил в «богемской ереси», то есть подражании гуситам. Лютера защищал Андреас Карлштадт, доктор богословия из Виттенбергского университета, и Экк сначала вызвал на бой именно его. В декабре 1518 года он опубликовал 12 тезисов, которые намеревался развить во время диспута, но поскольку они были нацелены против Лютера, тот заявил Карлштадту, что готов сразиться с Экком лицом к лицу.
Диспут между Экком и Карлштадтом начался в Лейпцигском университете 27 июня 1519 года и продолжался четыре дня. Он был посвящен свободе воли человека в выборе между Добром и Злом. Несмотря на то, что Экк в конце концов отошел от своей изначальной позиции, благодаря своей прекрасной памяти и диалектическому мышлению он сумел сбить с толку тугодума Карлштадта и был признан победителем. Однако, по его собственному признанию, Лютер превосходил его в находчивости и образованности. Их диспут о папской власти, чистилище, покаянии длился 23 дня, с 4 по 27 июля, и судьи не могли вынести вердикт. Тогда Экк заманил Лютера в ловушку: заставил его во всеуслышание заявить о том, что Констанцский собор, осудивший Гуса, был неправ и что сам он не признаёт власти папы. Богословы Лейпцигского университета признали победителем Экка, осыпали его почестями и подарками.
Со временем диспуты выродились в простое жонглирование словами и цитатами, в выхолощенное упражнение, из которого были изгнаны живая мысль и стремление родить в споре истину. Гуманисты сравнивали диспуты с петушиными боями. Культура спора была безнадежно утрачена: оппоненты не чурались взаимных оскорблений и угроз, порой брань переходила в самую настоящую драку, ученые мужи отвешивали противникам пинки и пощечины, даже кусались. И ради чего? Вместо того чтобы отстаивать свою правоту, «отличники» в искусстве диалектики приобретали эластичные взгляды и становились непревзойденными лицемерами. Жак дю Перрон (1556–1618), сын протестантского священника, бежавшего от преследований в Швейцарию, к двадцати годам стал одним из ученейших людей своего времени. Он отправился в Париж и отрекся от протестантства, чтобы получить должность королевского чтеца, а затем принял сан священника и стал придворным проповедником. Однажды он произнес перед королем Генрихом III исполненную красноречия проповедь против атеизма, приведя убедительные доказательства бытия Божия. Король осыпал его похвалами. Тщеславный священник тут же произнес новую речь, не менее убедительно доказав, что Бога нет. Король прогнал его с глаз долой, но должности не лишил.
В 1603 году семнадцатилетний маркиз де Шиллу оставил Академию Плювинеля, чтобы стать аббатом де Ришельё. Он стал усиленно изучать богословие в Наваррском коллеже и много занимался самостоятельно. Юноша познакомился с одним из мастеров полемики того времени, англичанином Ричардом Смитом, и задумал устроить публичный философско-богословский диспут в стенах Сорбонны. Руководство университета отвергло эту идею; диспут состоялся в 1604 году в Наваррском коллеже и имел большой успех.
Любовь к словопрениям сохранялась и на бытовом уровне: выпускники университетов уже не могли вести «нормальную» беседу и в разговоре норовили опровергать друг друга. «Склонность к препирательствам… может превратиться в дурную привычку и часто делает человека невыносимым в обществе, так как он начинает всем противоречить, — с неодобрением писал Бенджамин Франклин в автобиографии, вспоминая свою молодость, пришедшуюся на 1720-е годы. — Люди здравомыслящие… редко себя так ведут, кроме юристов, университетчиков, а также всех, получивших образование в Эдинбурге».
Впрочем, к концу XVIII века диспуты уже были благополучно забыты. Аббат Бастон вспоминает, что в Сорбонне лишь один профессор, нормандец по имени Жоли, внешне суровый, но добрый в душе, захотел восстановить порядок в аудитории и с этой целью ввести диспуты для упражнения в задавании вопросов и аргументации. В первый раз необычное зрелище привлекло всеобщее внимание, так что даже установилась тишина, но в дальнейшем всё пошло по-старому.
Конечно, в разумных пределах дискуссия на определенную тему не могла не быть полезной. Тот же Бастон вспоминал, как однажды, не удовлетворившись объяснениями профессора Шеврейя по поводу какого-то места из Пятикнижия, написал ему длинное анонимное письмо на латыни. Он был взволнован и польщен, когда на следующем занятии профессор упомянул об этом письме, похвалив неведомого автора, и счел своим долгом ответить на содержавшиеся в нем вопросы. «Автор» мгновенно стал университетской знаменитостью.
Философский диспут в Средневековье
Критическое отношение к схоластическим диспутам обнаруживается и у представителей зарождающейся науки Нового времени. Так Френсис Бэкон (1561-1626) сетует в своем «Новом Органоне» на то, что «…громкие и торжественные диспуты часто превращаются в споры относительно слов и имен…» и предлагает искать альтернативные формы научных занятий, в основе которых вместо спекулятивных рассуждений лежали бы наблюдения и опыт.
Но подобное пренебрежительное отношение к культуре диспута, по меньшей мере, несправедливо. Оно является, с одной стороны, исторической реакцией, направленной против средневекового засилья книжной учености, слепого следования канону и теологического мировоззрения. С другой стороны — результатом недостаточного понимания самой природы схоластического диспута и роли, которую он играл в средневековом познании универсальной Истины. Чтобы освободиться от предвзятого отношения, попытаемся разобраться, чем в действительности был философский диспут для Средневековья.
Термин «диспут» происходит от латинского глагола disputare, который имеет значения «спорить», «рассуждать», «исследовать». Еще древнегреческий софист Протагор (ок. 490– 420 гг. до н.э.), бывший искусным спорщиком, использовал публичные диспуты для демонстрации своего диалектического мастерства, а также предлагал своим ученикам отстаивать или опровергать предложенные им тезисы. Разрабатывая теорию красноречия, софисты не могли не затронуть вопросов, которые позднее были отнесены к сфере логики. Протагор написал специальное сочинение «Искусство спорить». Исходя из положения, что о всякой вещи есть два противоположных мнения, он первый стал применять диалог, в котором два собеседника в споре защищали два противоположных взгляда. Спустя семнадцать веков диалектическому методу Протагора суждено было стать одним из краеугольных камней университетского образования.
Во всех средневековых университетах двумя основными способами обучения были lectio (лекция) и disputatio (диспут). Как правило, сначала учащимся зачитывался определенный отрывок из Священного писания или другого текста, принадлежащего перу признанного авторитета, а затем наставник объявлял quaestio (вопрос) для прений. Сам диспут представлял собой серию своеобразных диалектических поединков, проходивших под председательством одного или нескольких преподавателей, несущих за них ответственность. Каждый студент должен был выдвигать аргументы pro et contra (за и против) предложенного положения. Наиболее яркое воплощение эта техника сопоставления доводов и контрдоводов получила в трактате «Sic et non» («Да и нет») известного французского схоласта Пьера Абеляра (1079-1142). Некоторые диспуты проводились регулярно через одну-две недели, и преподаватели, курсы которых они дополняли, старались выбрать для них темы таким образом, чтобы их совокупность составляла единое целое. От этих диспутов до нас дошли “Quaestiones disputae” («Вопросы диспутов»), которыми изобилуют средневековые сочинения.
Темы средневековых диспутов по преимуществу носили религиозный характер. С XI в., ввиду обращения схоластической философии к сочинениям Аристотеля, традиционной темой университетских диспутов стала проблема универсалий.
Следует отметить, что диспут был в средневековье не только методом преподавания, но и формой философского исследования. Само устройство диспута, столь чуждое современным представлениям о манере научной дискуссии, выявляет важную особенность средневекового мышления. В диспуте имело место противостояние персональных сознаний, по-разному интерпретирующих канонические тексты. Каждый из спорящих претендовал на подлинность и достоверность своей интерпретации. В глубине «диспутирующего» сознания было скрыто убеждение в существовании единственной Истины, открывающейся в противостоянии неадекватных интерпретаций, вызванных неадекватностью самого человеческого восприятия священных текстов.
Стоит подчеркнуть также, что в средневековом диспуте воплощался речевой диалог, в рамках которого разворачивалась диалектика сакрального и мирского. Каждый ученик оказывался личностью (буквально – скрывающимся за «личиной», «маской»), совмещающей в себе божественную природу, направленную на постижение Истины, и природу человеческую, искаженную первородным грехом. Потому ответ на поставленный вопрос был не поиском «объективной истины» в современном понимании, а жизнью Разума в человеке.
Следствием чрезвычайного эмоционального напряжения, царившего на некоторых университетских диспутах, становились порою весьма курьезные ситуации. Так один парижский схоласт Симон, прославившийся своим диалектическим искусством, затеял однажды диспут на тему таинства святой Троицы. На разворачивание всех pro et contra по этому вопросу ему потребовалось два дня; причем диспут этот вызвал необычайный интерес, как у студентов, так и среди преподавателей. Рассуждения Симона были столь остроумны, а доводы столь блистательны, что после окончания диспута множество студентов бросилось к нему с мольбой повторить некоторые положения, чтобы их можно было записать. Согласно свидетельствам очевидцев, опьяненный похвалами Симон возвел глаза к небу, захохотал и обратился к Христу со следующей речью: «Иисус, Иисусик, сегодня я немало послужил твоему Закону, разъясняя этот вопрос. Но если бы я захотел восстать на Тебя и против Тебя обратиться, то я бы нашел довольно оснований и еще более сильных аргументов для того, чтобы поколебать Твою религию, и смог бы ее уничтожить!» Такое богохульство не могло остаться безнаказанным. Как утверждают источники, тот же час Симон впал в глубочайший идиотизм и потерял способность к разумной речи.
Говоря о схоластическом диспуте, нельзя не упомянуть о той огромной роли, которую он сыграл в развитии логики. Многие современные исследователи согласятся, что без становления культуры диспута, развития формально-логического аппарата норм доказательства и обоснования не стала бы возможной и философия Нового времени с ее интеллектуализмом, критицизмом и методологизмом. Таким образом, упреки Ф. Бэкона, упомянутые ранее, теряют свою остроту при рассмотрении того фундамента, который схоластическая философия заложила для будущего здания европейской науки. В целом, выпады Нового времени против схоластической философии следует относить только к тем омертвевшим ее формам, которые заполонили университеты к XVI в. Впрочем, и в эпоху Ренессанса культура философского диспута не вполне выродилась. Напротив, в живом диспуте обсуждались новые вопросы, характерные уже для гуманистического мышления и нередко несшие в себе угрозу для господства католической церкви. Так весной 1568 г. в Париже должен был состояться диспут, к которому Дж. Бруно написал 120 тезисов против метафизики Аристотеля. Все эти тезисы базировались на позиции атомизма. Хотя диспут и состоялся, Бруно пришлось покинуть Париж. В это время католическая церковь, увидевшая в свободных диспутах потенциальную угрозу, начала прибегать к запрещению публичных дискуссий. Впрочем, в качестве метода обучения философский диспут не был полностью упразднен, но просуществовал во многих европейских университетах до середины XVIII в., а в некоторых католических учебных заведениях и до начала XX в.
Итак, мы выяснили, что схоластический диспут имеет в своей основе важные особенности средневекового мышления. Они включают в себя не только его религиозную направленность, подвергшуюся впоследствии жесткой критике, но и особое воззрение на проблемы достоверности, непривычную для современного человека интерпретацию личности, ритуальный характер самого процесса познания, общую ставку на диалектику и ключевую роль эмоциональной составляющей в философском поиске. Подробное изучение этих характерных особенностей помогает пересмотреть представления о Средневековье как о «темных веках», а о схоластической философии как о своеобразной теологической софистике.
Опыт изучения культуры средневекового диспута может иметь и практическую ценность. Ведь если рассматривать диспут в отрыве от религиозной догматики, исследовать лишь формально-логическую сторону диспута, современным преподавателям будет чему поучиться у своих средневековых коллег. Ведь в современном образовании логика, увы, играет далеко не ведущую роль. Большинство современных школьников и студентов не знакомы даже с азами логики, не говоря уж об основах аргументации. А без этих знаний ученическая дискуссия оказывается игрой без правил, в которой каждый участник действует по наитию. Однако в игре без правил не может быть ни выигравших, ни проигравших. В отсутствие культуры спора живая мысль не имеет структурной основы и представляется аморфной и неясной. Кончено, строгость мышления — не панацея от идейного бесплодия. Но овладение аппаратом логики дает человеку ценнейший инструмент, без которого тот представляется лишь сложным хранилищем информации.
Источники:
1. Абеляр П. История моих бедствий. // Абеляр, Петр. История моих бедствий : Августин Аврелий. Исповедь. М., Республика, 1992. С. 260.
2. Бэкон Ф. Новый органон. // Сочинения : в 2 т. : пер. с англ. М., Мысль, 1971-1972. Т. 2. С. 26.
3. Жильсон Э. Философия в средние века : от истоков патристики до конца XIV века. М., Республика, 2004. С. 296-302.
4. Либера А. Средневековое мышление. М., Праксис, 2004. С. 92-134.
Литература:
5. Кохановский В. П. Основы философии науки. Ростов н/Д, Феникс, 2007. С. 144-156.
6. Неретина С.С. Верующий разум. К истории средневековой философии. Архангельск, Изд-во Поморского педуниверситета, 1995. C 303-310.
7. Огурцов А. П. Дисциплинарная структура науки. Ее генезис и обоснование. М., Наука, 1990. C. 158.
8. Пирс Ч. С. Научная метафизика // Избранные философские произведения. М., Логос, 2000. С. 342-376.
9. Швырев В.Ф. Рациональность как философская проблема. // Рациональность как предмет философского исследования. М., ИФ РАН, 1995. С. 3-21.
10. Соколов В.В. Средневековая философия. М.: Высш. школа, 1979. С. 126-131.
Средние века. Большое значение искусству спора придавалось в средневековых университетах, где часто проводились диспуты
Большое значение искусству спора придавалось в средневековых университетах, где часто проводились диспуты, которые должны были приучать школяров защищать приобретенные ими знания от всяких нападений и убеждать других в правильности того, что они сами стали считать истиной.
Интерес представляет порядок проведения таких диспутов. Лекции в этот день отменялись, чтобы каждый мог принять участие в диспутах. Магистры являлись на диспут в своем официальном облачении. Один из них держал речь на тему, имеющую многосторонний интерес, а в заключение выдвигал тезисы или ставил вопросы, которые должны были стать предметом спора. Другим магистрам следовало приводить аргументы в доказательство тезиса, развивать тезис посредством аргументов. Отвечать на аргументы было делом бакалавров. Тот, кому предстояло выступать на ближайшей диспутации, за несколько дней объявлял, какие тезисы он намеревался поддерживать. Студенты на таких диспутах были внимательными слушателями, а вечером того же дня или в воскресный день у них устраивались свои диспутации под руководством магистра или бакалавра. Любопытно, что в средневековых университетах на факультете искусств ежегодно проводились так называемые «диспутации о чем угодно», которые продолжались до двух недель, а иногда и более. По словам университетских историков, диспутационный акт выглядел большим парадом. Налицо выставлялись все полученные знания. Представлялся удачный случай наблюдать весь запас и объем духовных сил тех, кто обучался на этом факультете. Вот как проходили эти диспутации. Из магистров факультета искусств выбирался один, который, как умеющий диспутировать о чем угодно, брал на себя нелегкий труд вести столь продолжительные прения. Его называли кводлибетарием, т. е., если можно так выразиться, чего-угодником. Действие происходило в самом большом зале, переполненном публикой. В строгом порядке рангов свои места занимали ректор, декан, которые были обязаны вести наблюдения за ходом диспута, магистры, которым предстояло оппонировать, доктора факультетов, бакалавры искусств и массы школяров. Вот педели (так называли в университетах надзирателей, следивших за поведением студентов), стоящие с серебряными «скипетрами», призывают к спокойствию, и виновник торжества, кводлибетарий, выходит на кафедру, произносит речь, в которой приветствует собрание и призывает противников начать свои нападения.
Кводлибетарий должен был возражать каждому своему оппоненту, поэтому нередко ему приходилось защищать прямо противоположные мнения. Например, если первый оппонент утверждал, что люди суть животные, он опровергал это, а если другой оппонент выдвигал тезис «люди не суть животные», чего-угодник опровергал и это, тем самым показывал свою ловкость в диспутировании. Чтобы избежать скучного однообразия и удержать школяров в собрании до конца диспута, оппоненты должны были предлагать для обсуждения все новые и новые темы. После разрешения всех поставленных магистрами вопросов, бакалавры и школяры могли ставить вопросы шуточного и юмористического характера. Нужно было и магистров «заохочивать» к участию в таких диспутах и поощрять тех, кто выполнял очень тяжелую роль чего-угодника. Чтобы не было недостатка в желающих взять на себя это бремя, предпринимались различные меры: устанавливалась очередь, производились выборы, выбранному в качестве поощрения от факультета выдавались новые сапоги, перчатки и берет. Все эти вещи в первый же день диспутации педель возлагал на кафедру, с которой выступал чего-угодник. Позднее «натура» была заменена денежным вознаграждением.
Целью подобных диспутации, конечно, не было постижение истины, желание получить новые знания, решить спорные вопросы. Поэтому постепенно в таком виде эти диспуты изжили себя. Но сам факт их проведения представляет интерес.
Блестящая пародия на схоластические средневековые словопрения дается в романе французского писателя Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Даже при очень внимательном чтении невозможно уловить, из-за чего же идет тяжба между героями, что послужило причиной их обращения в суд, что является предметом спора. Совершенно очевидно, что единая тема разговора отсутствует. Каждый исполняет свою партию, не вникая в суть утверждений своего оппонента и вообще не слушая его. И истец, и ответчик говорят очень туманно, запутанно, с какими-то непонятными намеками. В их речи нет внутренней логики, поэтому трудно проследить за ходом их рассуждении.