Что такое давир в храме

Глава 6

«Давир» 5 – название Святого Святых (сн. ст. ( 3Цар.6:16,19–23,31 ), по Гезениусу, означает заднее (от dabar, быть сзади) положение его в храме напротив, по переводу LXX-ти и Александрийскому списку κρημαστὴριον и Vulg. oraculum, – производя это название, очевидно, от dabar, говорить, возвещать, выражают идею самооткровения Бога над ковчегом Завета. Вокруг главного здания храма, исключая только восточную, входную сторону его, шли пристройки, яциа – боковые комнаты, целаот, у LXX-ти: μέλαθρα (у И. Флавия: οῖκοι ), Vulg.: tabulata, расположенные в 3 этажа. «Вместе с храмом вне его строились другие малые здания, которые окружали собою главное здание, так что ни один левит не мог прикасаться к стенам храма. В тех же малых зданиях, построенных вкруг храма, хранилась утварь для божественной службы» (блаженный Феодорит, вопр. 23). Общий вход в эти пристройки был, полагают (см. E. Riehm. Handwortierbuch des biblischen Aiterthums, 2A., Bd. II, s. 1656), с юга, y пpopокa Иезекииля ( Иез. 41:11 ) с севера и юга. По И. Флавию (Иудейские Древн. VIII, 3, 2), «вся пристройка доходила до половины основного здания всего храма, верхняя половина которого не была окружена такими пристройками». На основании ( Иез.41:6 ) число этих комнат определяется в 33 или 30 (по 12 на северной и южной сторонах и 6 на западной). В них хранились великие сокровища ветхозаветного храма ( 3Цар.7:51,15:15 ; 2Пар.5:1 ).

Если одни работы – по отделке дерева и камня производились далеко в Ливане, то другие работы – литейные – были исполняемы в Иорданской долине на месте между Сокхофом и Цартаном ( 3Цар.7:46 ; 2Пар.4:17 ), т. е. в ближайшем к Иерусалиму месте, где можно было найти необходимую для литейных работ кирпичную землю и песок. Таким образом, на месте строения храма, по библейскому выражению, не было слышно ни молота, ни топора, ни другого орудия (см. проф. Олесницкий. Ветхозаветный храм, с. 214). Менее всего, однако, следует отсюда, что храм был деревянный (мнение Штиглица, Шнаазе, Гринейзена) или же, что стены его представляли деревянные рамы, наполненные камнями (мнение раввинов): на самом деле каменные стены были лишь обложены кедровым деревом (ст. 15), откуда и образное выражение: «и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный» ( 1Пет.2:5 ).

Крыша храма, именно главного здания его самого по себе и пристроек к нему, была деревянная, кедровая; по форме своей она отнюдь не была двускатной (мнение Лундия): такой формы крыш не знает древнееврейская архитектура, и Библия говорит только о крыше плоской с бруствером ( Втор.22:8 ); гебим (ст. 9) – не своды, как полагали некоторые, а доски, балки. Только уже Иродов храм имел крышу, по-видимому, шлицеобразной формы (И. Флав. Иудейск. Война V, 5:6).

Не непосредственное откровение Бога Соломону, а данное через пророка ( 3Цар.3:5,9:2 ), имевшее место, видимо, во время постройки храма и вызванное, вероятно, некоторым проявлением со стороны Соломона уже тогда нетвердости в «уставах, определениях и заповедях» Иеговы; только под условием верности Соломона им обещается исполнение данных Давиду обетований ( 2Цар.7:8,12 ; 1Пар.22:10 ) о благодатном пребывании Иеговы в народе израильском, а вместе и в строящемся храме Его имени.

Обычай обкладывать каменные стены деревянными досками, а затем металлом (золотом), по свидетельству истории искусств, был широко распространен в древневосточной архитектуре. Так и в Соломоновом храме вся внутренность его, от пола до потолка, была выложена деревом: стены и потолок кедровым, а пол кипарисовым, и все покрыто чистым золотом (21 ст.), а по ( 2Пар.3:6 ) – и драгоценными камнями.

Святое Святых от передней части храма или Святого отделялось деревянной, кедровой стеной, а не каменной, как иногда полагали на основании ( Иез.41:3–4 ); не было здесь каменной стены и в Иродовом храме (в скинии Моисеевой обе части храма разделяла лишь завеса ( Исх.26:33 ) ). Высота промежуточной стены между Святым Святых и Святым равнялась, конечно, общей высоте храма, т. е, имела 30 локтей. Давир (о значении слова см. выше, замеч. к ст. 5) – редкое название вместо обычного «кодеш кодашим», Святое Святых; кубическая вместимость последнего указана ниже, ст. 20.

(Ср. стих 29). Деревянные доски, покрывавшие стены храма, нигде не были видны, как и камни: дерево было всюду покрыто золотом и резьбой. Резьба эта (у греков κοιλαν άγλυφα ) состояла из глубоко углубленных очерков известной картины никогда не выдававшихся выше плоскости стены (в виде рельефа). Сюжетами картин были херувимы (ст. 29, 32), пальмы (там же), колокинты – род диких огурцов и распустившиеся цветы, вероятно, лилии (ср. 3Цар.7:19,22,26 ). О херувимах, их идее и символике см. Толков. Библию., т. I, с. 27 и 163 и подробнее в книге А. Глаголева «Ветхозаветное библейское учение об Ангелах» (Киев. 1900), с. 417–512. Пальма – символ красоты, величия и нравственного совершенства ( Пс.91:13 ), но вместе и эмблема Израиля, почему на римских монетах, чеканенных на счет взятой при разрушении Иерусалима добычи, плененная Иудея («ludaea capta») изображалась в виде пальмы. Колокинты и цветы имели второстепенное декоративное значение, окружая поле херувимов и пальм (см. А. А. Олесницкого, Ветхозав. храм, с. 298–300).

«Бул» – древнеханаанское название 8-го месяца еврейского года (конец октября и большая часть ноября), позже получившего имя «Мархешван». Xрам Соломонов строился 7,5 лет, что по сравнению с продолжительностью постройки известных колоссальных сооружений древности представляется очень небольшим сроком. По Плинию (Hist. Nat 36, 12), вся Азия строила храм Дианы Ефесской 200 лет. Подобное известно и о египетских пирамидах.

Подробно о хронологической дате ( 3Цар.6:1 ) см. у И. Спасского, Исследование о библейской хронологии, с. 85–115

Отделение для Святаго Святых

По переводу архим. Макария (Глухарева): «заднее святейшее отделение».

Вам может быть интересно:

Поделиться ссылкой на выделенное

Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»

Источник

Что такое Давир? Значение и толкование слова davir, определение термина

(прорицание)-а) (Нав 10.38,39; 11.21; 12.13; 15.15,49; 21.15; Суд 1.11; 1Пар 6.58)-священнический город в нагорной части Иудеи недалеко от Хеврона в юго-западном направлении. Этот город назывался раньше Кириаф-Сефер (город книг) (Нав 15.15,16; Суд 1.11,12) и Кириаф-Санна (город учености) (Нав 15.49) и поэтому считают, что здесь, возможно, и зародился известный финикийский алфавит. Город был хорошо укреплен и, судя по названию, был религиозным центром хананеев; (См. ученость) б) (Нав 13.26)-город в уделе Гадовом между Маханаимом и Есевоном (во 2Ц 9.4,5 назван Лодевар, а во 2Ц 17.27-Лодавар); в) (Нав 15.7)-город близ Галгала.

(3Ц 6.5,16,19,20,23,31; 8.6.8)-отделение Святое-святых в храме. (См. Святое-святых, храм)

— Даир. Давир, т. е. святилище. 1) Хананейская столица в нагорной стране Иудеи, прежде называлась Кириаф-Сефер, т.е. город книг (И Нав 15:15) и Кириаф-Санна, т. е город пальмовых листьев (И. Нав. 15:49). Сначала эта столица была покорена Иисусом Навином (И Нав. 10:38; 11:21), но хананеи взяли ее обратно. Гофомиил покорил ее снова (И. Нав. 15:16 и дал ; Суд. 1.11) и она отдана была священникам (И. Нав. 21.15). Из названия этого города можно заключить, что это был центр, где писались и откуда распространялись книги; может быть, отсюда и вышел финикийский алфавит. Местоположение города неопределенно. Одни полагают, что это — село Доберие в нескольких часах ходьбы к юго-западу от Хеврона; другие — что место этого города — развалины Дильбе, ближе к Хеврону, на холме, где льет источник. Воду этого источника провели в пруд, который находится у подошвы холма: срав. И. Нав. 15:19. 2) Город близ Галгала (И. Нав. 15: 7). 3) См. «Лодевар». 4) (3 Цар. 6:5). Святое святых.

Источник

Ветхозаветные прототипы алтарной преграды византийских храмов

Ещё там были раз­но­цвет­ные завесы искус­ной ткац­кой работы, где раз­лич­ные цвета соче­та­лись друг с другом, при­да­вая ткани кра­соту. Они раз­де­ляли скинию на две части: на види­мую и доступ­ную неко­то­рым свя­щен­но­слу­жи­те­лям и на таин­ствен­ную и недо­ступ­ную. Первая име­но­ва­лась свя­ти­ли­щем, а вторая, сокро­вен­ная — Святая Святых.
свя­ти­тель Гри­го­рий Нис­ский1

Алтар­ная пре­града с точки зрения хри­сти­ан­ской архи­тек­туры и её сим­во­лики — это барьер, кото­рый ставит пре­граду между алта­рём и наосом храма, между чув­ствен­ным и мыс­лен­ным, или, по тол­ко­ва­нию архи­епи­скопа Симеона Солун­ского, “как бы твёр­дая стена, раз­де­ля­ю­щая веще­ствен­ное от мыс­лен­ного. Веще­ствен­ным назы­ва­ется то, что чело­век видит и ося­зает, а мыс­лен­ным то, чего он не видит, не ося­зает, а только пости­гает умом”2. Мисти­че­ское тол­ко­ва­ние назы­вает также про­стран­ство между алта­рём и наосом “рекой огня”, кото­рая отде­ляет греш­ни­ков от пра­вед­ни­ков3. С точки же зрения худо­же­ствен­ной — это слож­ное явле­ние, совер­ша­ю­щее своё раз­ви­тие на про­тя­же­нии всего хри­сти­ан­ского искус­ства. Её облик скла­ды­вался и менялся под воз­дей­ствием раз­лич­ных причин: вслед­ствие раз­ви­тия архи­тек­туры, скульп­туры, живо­писи, кото­рые в твор­че­ском сли­я­нии обра­зо­вы­вали единое про­из­ве­де­ние.

В началь­ный период не суще­ство­вало даже спе­ци­аль­ных тер­ми­нов для обо­зна­че­ния частей алтар­ной пре­грады. Для этой цели исполь­зо­ва­лись обыч­ные для город­ской архи­тек­туры обо­зна­че­ния (три­кли­ний, кан­келла). Позже, когда в XII–XIV веках ико­но­стас при­об­ре­тает наи­бо­лее цель­ный и гар­мо­нич­ный вид, под­би­ра­ются и опре­де­лён­ные слова, сви­де­тель­ству­ю­щие о про­ду­ман­ном его устро­е­нии. Напри­мер, доку­мент о наруж­ном виде и подвиж­ном иму­ще­стве церкви во дворце Вота­ни­ата в Кон­стан­ти­но­поле 1202 года опи­сы­вает с необ­хо­ди­мой точ­но­стью и при этом с пора­зи­тель­ной крат­ко­стью кон­струк­цию пре­грады в Кон­стан­ти­но­поле, давая назва­ние каждой из её частей: “Алтар­ная пре­града из четы­рёх зеле­ных опор (stemonoron) и двух плит ограды (stetha), мра­мор­ной балки (архит­рав или kosmeton) и позо­ло­чен­ного дере­вян­ного тем­плона (templon)”4. Этот отры­вок из мона­стыр­ской описи, каза­лось бы, ничего осо­бен­ного в себе не содер­жит, но важно, что он сви­де­тель­ствует об опре­де­лён­ном уровне тео­ре­ти­че­ского раз­ви­тия, уве­ренно соот­вет­ству­ю­щего прак­ти­че­скому опыту. Такое ёмкое и крат­кое опи­са­ние гово­рит о том, что данные тер­мины часто упо­треб­ля­ются, они известны и понятны людям того вре­мени.

В работе рас­смат­ри­ва­ются памят­ники более леген­дар­ные, чем реаль­ные, но их леген­дар­ность, как выяс­ня­ется, обла­дает боль­шой силой и зна­чи­мо­стью. Обра­ще­ние к древним исто­кам может внести неко­то­рые новые аспекты и ожи­вить вос­при­я­тие той полной и закон­чен­ной формы пре­грады, кото­рую она при­об­ре­тает в XII–XIV вв. Посвя­щая вет­хо­за­вет­ным про­то­ти­пам алтар­ной пре­грады столько вни­ма­ния, автор пре­сле­дует одну-един­ст­вен­ную цель: открыть её зна­че­ние для хри­сти­ан­ского искус­ства. Рас­смот­реть в кон­тек­сте одной работы памят­ники, отсто­я­щие друг от друга на столь широ­ком хро­но­ло­ги­че­ском отрезке, доста­точно сложно и грозит опас­но­стью диле­тан­тизма отно­си­тельно каж­дого отдель­ного пери­ода, но всё же это необ­хо­димо. Задача эта оправ­ды­ва­ется тем, что леген­дар­ные памят­ники Вет­хого и Нового Завета хотя и имели кон­крет­ный архи­тек­тур­ный облик, но оста­лись в памяти чело­ве­че­ства скорее как сим­во­ли­че­ский про­об­раз для кон­крет­ных про­из­ве­де­ний более позд­него вре­мени. В этом смысле хро­но­ло­ги­че­ский отре­зок между выбран­ными памят­ни­ками сокра­ща­ется. Воз­ни­кают вопросы: почему в тот или иной период ожи­вают пре­да­ния? Что зна­чила и как вос­при­ни­ма­лась архи­тек­тура Вет­хого Завета в ново­за­вет­ное время? Каким мог быть дей­стви­тель­ный её облик?

Оче­видно, что рас­смот­ре­ние исклю­чи­тельно архи­тек­туры Скинии и Иеру­са­лим­ского храма, от кото­рых прак­ти­че­ски не оста­лось архео­ло­ги­че­ских сви­де­тельств, не имеет прак­ти­че­ского зна­че­ния. В то же время пытаться интер­пре­ти­ро­вать неко­то­рые хри­сти­ан­ские памят­ники (и тем более ран­не­ви­зан­тий­ские, когда струк­тура хри­сти­ан­ского искус­ства только начи­нала фор­ми­ро­ваться) без каких-либо све­де­ний о вет­хо­за­вет­ных про­то­ти­пах также невоз­можно. В ранний период древ­нее искус­ство ока­зы­вало силь­ней­шее вли­я­ние: оно было осно­ва­нием, из кото­рого вырас­тали после­ду­ю­щие про­из­ве­де­ния. Осо­бенно чётко это про­сле­жи­ва­ется на памят­ни­ках пале­стин­ского про­ис­хож­де­ния, напря­мую при­ле­га­ю­щих к биб­лей­ским исто­кам.

Вет­хо­за­вет­ная хра­мо­вая архи­тек­тура Пале­стины — это гипо­те­ти­че­ские рекон­струк­ции и редкие архео­ло­ги­че­ские находки. Ноев ковчег, Скиния, Иеру­са­лим­ский храм в той сте­пени, в кото­рой их реаль­ность доступна нашему вос­при­я­тию, — лишь стра­ницы книж­ных опи­са­ний. Но даже “не суще­ствуя уже внешне, про­дол­жают суще­ство­вать в тех душев­ных следах, кото­рые они оста­вили в Изра­иле и чело­ве­че­стве”5. Многие иссле­до­ва­тели, зани­ма­ю­щи­еся сред­не­ве­ко­вым искус­ством, обра­щают вни­ма­ние на вет­хо­за­вет­ные истоки того или иного явле­ния, при­да­вая ему, таким обра­зом, больше весо­мо­сти, осно­ва­тель­но­сти. Но лишь немно­гие помимо крат­кого цити­ро­ва­ния соот­вет­ству­ю­щей части Библии про­дол­жают искать вза­и­мо­дей­ствие с хри­сти­ан­ским искус­ством, то уси­ли­ва­ю­ще­еся, то зати­ха­ю­щее. На мой взгляд, для рекон­струк­ций вет­хо­за­вет­ной пре­грады воз­можно найти доста­точ­ное коли­че­ство необ­хо­ди­мых све­де­ний, чтобы работа в этом направ­ле­нии была резуль­та­тив­ной.

Не менее важную роль для фор­ми­ро­ва­ния ран­не­хри­сти­ан­ской архи­тек­туры играл храм Гроба Гос­подня. Пер­во­на­чаль­ная его постройка вре­мени Кон­стан­тина Вели­кого (IV в.) про­су­ще­ство­вала лишь до 617 г. (наше­ствие персов). Но уже многие совре­мен­ные ему церкви повто­ряли струк­туру извест­ного про­то­типа (святой Кон­стан­ции в Риме), не говоря уже о более позд­них6. Н. П. Конда­ков в начале XX века так пишет о храме Гроба Гос­подня: “Храм Гроба Гос­подня — глав­ный, искон­ный памят­ник хри­сти­ан­ства, важный не для одной Пале­стины, и только потому, что мы доселе не в силах даже мыс­ленно вос­ста­но­вить его облик, этот памят­ник не постав­лен в главу всей исто­рии восточно-хри­сти­ан­ского и древ­не­хри­сти­ан­ского искус­ства”7. Круг­лая форма ротонды встре­ча­ется и на архи­тек­тур­ных фонах мозаик, напри­мер, — в бази­ли­ках святой Пуден­ци­аны в Риме (IV в.), свя­того Апол­ли­на­рия в Равенне (VI в.) и т. д. Куву­к­лия (Эди­кула) с харак­тер­ными и общими для всех её мно­го­чис­лен­ных изоб­ра­же­ний при­зна­ками (четы­рёх­ко­лон­ный портик, бал­да­хин, решёт­ча­тые двери) прочно вошла в сим­во­лику хри­сти­ан­ского искус­ства, став обра­зом Небес­ного Иеру­са­лима. Для архи­тек­туры алтар­ной пре­грады здесь был сделан реши­тель­ный и фено­ме­наль­ный шаг вперёд, открыв­ший пути раз­ви­тия на многие сто­ле­тия, что также дока­зы­ва­ется в данной статье.

Пре­иму­ще­ство пале­стин­ских памят­ни­ков состоит в их кон­крет­но­сти: они отме­чают свя­щен­ные собы­тия именно на тех местах, где те про­ис­хо­дили. Алтар­ная часть каж­дого храма рас­по­ла­га­лась на месте глав­ной его свя­тыни. Напри­мер, в Соло­мо­но­вом храме — это вер­шина горы Мориа; в храме Гроба Гос­подня — место Вос­кре­се­ния, скала Гол­гофа, в Виф­ле­ем­ской бази­лике — Пещера Рож­де­ства и т. д. Архи­тек­тору при­хо­ди­лось каждый раз нахо­дить тот проект, кото­рый объ­еди­нил бы форму и исход­ные сакраль­ные и топо­гра­фи­че­ские усло­вия. Бла­го­даря этому постройки несли в себе огром­ное мно­го­об­ра­зие смыс­лов и обра­зов. “На святых местах Иеру­са­лима, Еле­он­ской горы, Виф­ле­ема, Иери­хона и пр. сло­жи­лись пер­во­на­чаль­ные формы алтаря, его пре­грады, жерт­вен­ника”8.

В худо­же­ствен­ном отно­ше­нии алтар­ная пре­града должна быть наи­бо­лее при­вле­ка­тель­ной по срав­не­нию с дру­гими хра­мо­выми частями. Тайна архи­тек­тур­ного совер­шен­ства хра­нится в системе про­пор­ций, в мно­го­об­ра­зии форм и орна­мента, в работе со средой (в данном случае име­ется в виду осве­ще­ние). Здесь обра­ща­ется вни­ма­ние в основ­ном на архи­тек­туру алтар­ной пре­грады, кото­рая раз­ви­ва­лась в зави­си­мо­сти от своих функ­ций и инте­рьера. С одной сто­роны, она огра­ни­чена внут­рен­ним про­стран­ством храма и во многом берёт на себя задачу просто его оформ­лять; поэтому её эле­менты по пре­иму­ще­ству деко­ра­тивны. С другой сто­роны, она сосре­до­та­чи­вает на себе дина­мику внут­рен­него архи­тек­тур­ного дви­же­ния, кото­рое направ­лено к алтарю, и обра­щает на себя всё вни­ма­ние чело­века, нахо­дя­ще­гося в храме. И вет­хо­за­вет­ная, и хри­сти­ан­ская пре­града несёт на себе изоб­ра­же­ния, рас­счи­тан­ные на фрон­таль­ное вос­при­я­тие. С этой точки зрения её архи­тек­тура, во-первых, очень активна, во-вторых, функ­ци­о­нальна, так как служит свое­об­раз­ным экра­ном для сакраль­ных обра­зов.

Под­водя итог этим крат­ким тео­ре­ти­че­ским рас­суж­де­ниям, обо­зна­чим пози­ции, с кото­рых будет рас­смат­ри­ваться даль­ней­ший мате­риал. Архи­тек­тура алтар­ной пре­грады состоит из вза­и­мо­дей­ствия 1) про­стой кон­струк­ции (соот­но­ше­ние несо­мых и несу­щих эле­мен­тов — колонн и балок) и 2) орна­мента, кото­рый настолько необ­хо­дим в этом случае, что при­об­ре­тает мощную тек­то­нику и мону­мен­таль­ность. В свою оче­редь кон­струк­циявоз­ни­кает из опре­де­лён­ного мате­ри­ала, пра­виль­нее будет ска­зать веще­ства, и формы, кото­рая ему при­да­ётся руками худож­ника. И то, и другое (веще­ство и форма) имеют важное сим­во­ли­че­ское зна­че­ние. Орна­мент, кото­рый состав­ля­ется из рас­ти­тель­ных и фигур­ных изоб­ра­же­ний, также имеет худо­же­ствен­ную форму и твор­че­ский смысл, нуж­да­ю­щийся в трак­товке и рас­шиф­ровке. Если кон­струк­ция — про­блема, в основ­ном, исто­рико-архео­ло­ги­че­ская, то орна­мент — скорее исто­рико-фило­ло­ги­­чес­кая. Вза­и­мо­дей­ствие кон­струк­ции и орна­мента всегда про­ис­хо­дило твор­че­ски активно; в период ран­него хри­сти­ан­ства осо­бенно ярко чув­ству­ется вдох­нов­лён­ность, новизна искус­ства. Но при этом про­сле­жи­ва­ется и чёткий поря­док, гра­ницы, кото­рым себя под­чи­няет худож­ник, опре­де­лён­ный канон. Он пред­по­ла­гает неко­то­рую систему, на кото­рую опи­ра­ется каждое про­из­ве­де­ние. Важно понять, когда и по каким при­чи­нам он появ­ля­ется и каким целям служит каждый из его эле­мен­тов.

Вет­хо­за­вет­ная пре­града между Святая Святых и Свя­ти­ли­щем

1. Пре­града в Скинии

Вет­хо­за­вет­ная Скиния слу­жила свя­щен­ным и един­ствен­ным местом для покло­не­ния Еди­ному Богу в Ара­вий­ской пустыне, по исходе изра­иль­ского народа из Египта (вторая поло­вина II тыс. до Р. Х.). Создан­ная в поход­ных усло­виях, с рас­чё­том на быст­рую сборку и уста­новку в случае пере­дви­же­ния изра­иль­ского народа с одного места на другое, она имела доста­точно про­стое устро­е­ние с точки зрения раз­ви­той хри­сти­ан­ской архи­тек­туры (само слово скиния по-еврей­ски звучит охел и пере­во­дится ‘шалаш, куща, палатка’). Но чем более раз­ви­той и слож­ной ста­но­вится со вре­ме­нем архи­тек­тура, тем более глу­бо­кое и важное зна­че­ние при­об­ре­тает осмыс­ле­ние про­стых (на первый взгляд) форм её про­то­типа. В плане Скиния пред­став­ляла собой пря­мо­уголь­ник неболь­шого раз­мера (длина — около 13,5 м, ширина и высота — 4,5 м), кото­рый внут­рен­ней пере­го­род­кой делился на две части: Свя­ти­лище (кодеш)и Святая Святых (кодеш кода­шим). Сосре­до­та­чи­вая вни­ма­ние на попытке вос­со­здать устрой­ство именно этой пре­грады, мы будем при необ­хо­ди­мо­сти опи­раться на опи­са­ние всей Скинии в целом.

Скиния рас­по­ла­га­лась вдоль оси восток-запад. Вход нахо­дился на восточ­ной сто­роне, глав­ная же часть постройки, Святая Святых, с Ков­че­гом Завета, нахо­дя­щимся внутри неё, была обра­щена на запад. Подоб­ное рас­по­ло­же­ние имело не только сим­во­ли­че­ское и бого­слов­ское зна­че­ние, о кото­ром мы скажем чуть позже. От ори­ен­та­ции Скинии отно­си­тельно сторон света зави­сел и облик инте­рьера. Как пишет Иосиф Флавий: “Скинию Моисей воз­двиг посре­дине двора, обра­тив её лице­вою сто­ро­ною к востоку, для того чтобы лучи вос­хо­дя­щего солнца раньше всего могли про­ни­кать внутрь её”9. Правда, завеса лице­вого входа (масак), висев­шая на пяти стол­бах, при­под­ни­ма­лась до поло­вины своей высоты только во время бого­слу­же­ний и жерт­во­при­но­ше­ний10, поэтому сол­неч­ные лучи про­ни­кали в свя­ти­лище не посто­янно. В осталь­ное же время един­ствен­ным источ­ни­ком света был семи­лам­пад­ный све­тиль­ник с тускло мер­ца­ю­щими огонь­ками, а Святая Святых нахо­дится в посто­ян­ном мраке. Эта часть Скинии была недо­ступна не только сол­неч­ным лучам, но даже и свя­щен­но­слу­жи­те­лям. Только один раз в году, в День очи­ще­ния, пер­во­свя­щен­ник вносил в поме­ще­ние Святая Святых кадиль­ницу ( Лев 16:12 ). Таким обра­зом, внут­рен­ний облик Скинии — таин­ствен­ный, сумрач­ный — наме­ренно кон­тра­сти­рует с при­ро­дой Ара­вий­ской пустыни, испол­нен­ной яркого сол­неч­ного света.

Рекон­струк­ция Скинии Завета

В Библии об устрой­стве внут­рен­ней пере­го­родки гово­рится кратко: И сделай завесу из голу­бой, пур­пу­ро­вой и черв­ле­ной шерсти и кру­че­ного вис­сона; искус­ною рабо­тою должны быть сде­ланы на ней херу­вимы; и повесь ее на четы­рех стол­бах из ситтим, обло­жен­ных золо­том, с золо­тыми крюч­ками, на четы­рех под­но­жиях сереб­ря­ных; и повесь завесу на крюч­ках (Исx 26:31–33). Несмотря на исклю­чи­тель­ную крат­кость опи­са­ния, здесь можно найти ука­за­ния на все эле­менты, из кото­рых состоит пре­града: завеса, изоб­ра­же­ния на ней, её цвет, колонны, их форма, мате­риал, способ креп­ле­ния. Более позд­ние лите­ра­тур­ные и иссле­до­ва­тель­ские работы допол­нят архео­ло­ги­че­ский облик пре­грады неко­то­рыми парал­лель­ными наход­ками и гипо­те­зами. Сим­во­ли­че­ское же зна­че­ние устрой­ства пре­грады, име­ю­щее кос­мо­ло­ги­че­ский мас­штаб, откры­ва­ется через про­из­ве­де­ния бого­сло­вов, в основ­ном ран­не­хри­сти­ан­ского вре­мени (свя­ти­тель Гри­го­рий Нис­ский, Филон Алек­сан­дрий­ский).

Иосиф Флавий в своём опи­са­нии Скинии опи­рался не только на Свя­щен­ное Писа­ние, кото­рое он как пото­мок рода пер­во­свя­щен­ни­ков знал исклю­чи­тельно точно и твёрдо, но и на пре­да­ния своего народа, и на свои соб­ствен­ные пред­став­ле­ния, иногда субъ­ек­тив­ные, но всегда очень живые. О колон­нах пре­грады он пишет так: “Четыре колонны, сде­лан­ные напо­до­бие всех осталь­ных стол­бов и поко­ив­ши­еся на таких же осно­ва­ниях, причём про­ме­жу­ток между этими колон­нами был самый незна­чи­тель­ный”. Как же выгля­дели “осталь­ные столбы”? Флавий трак­тует их форму как четы­рёх­уголь­ную, пред­став­ляя стены Скинии в виде сплош­ной плос­ко­сти. Пер­вому пред­по­ло­же­нию (отно­си­тельно формы колонн) не про­ти­во­ре­чит биб­лей­ское сви­де­тель­ство, кото­рое, умал­чи­вая о том, были ли брусья круг­лыми или четы­рёх­уголь­ными, ука­зы­вает тем не менее, что форма отвер­стия в под­ставке (базе) для колонн была именно круг­лой. Нижние концы брусьев, вне зави­си­мо­сти от общего своего архи­тек­тур­ного облика, могли быть сде­ланы в виде шипов-кону­сов, в попе­реч­ном раз­резе имев­ших округ­лую форму. На наш взгляд, в каче­стве аргу­мен­тов против опи­са­ния Флавия можно, во-первых, обра­тить особое вни­ма­ние на тот про­стой факт, что в Египте изра­иль­ский народ был занят стро­и­тель­ными рабо­тами, и два архи­тек­тора Скинии — “Весе­леил, сын Ури, из колена Иудова, пле­мян­ник вождя по сестре его Мари­амме” и его помощ­ник “Елиав, сын Иса­маха, из колена Дана”11 — были избраны для работ как наи­бо­лее опыт­ные и уже имев­шие неко­то­рые навыки. Хра­мо­вая же архи­тек­тура Древ­него Египта, кото­рая и была их школой, знает в основ­ном только круг­лую форму колонн. Во-вторых, было бы весьма есте­ственно в тех усло­виях, в кото­рых воз­во­ди­лась Скиния, просто под­чи­нить архи­тек­туру исход­ному мате­ри­алу (заме­тим, что прак­ти­че­ски всегда мате­риал и худо­же­ствен­ная форма про­из­ве­де­ния вза­и­мо­за­ви­симы). Про­стей­шая обра­ботка ство­лов еги­пет­ской акации (евр. шитта),из кото­рой и был сделан остов Скинии, опре­де­ляла и соот­вет­ству­ю­щую форму — округ­лую. В Ара­вий­ской пустыне дерево шиттим (шттим) было един­ствен­ной поро­дой, кото­рая дости­гала раз­ме­ров туто­вого дерева. Его дре­ве­сина, бледно-жёл­того цвета, покры­тая твёр­дой корой с ост­рыми двой­ными колюч­ками, отли­ча­лась лег­ко­стью и кре­по­стью. Поэтому она была удобна для изго­тов­ле­ния архи­тек­тур­ных эле­мен­тов. Допол­ни­тель­ные срезы могли повре­дить струк­туру дерева, кото­рая стала бы втя­ги­вать влагу и быстро гнить. Помимо этого, креп­кое дерево — обычно и твёр­дое, а значит, не так легко под­да­ётся обра­ботке.

Для пол­ного пред­став­ле­ния об архи­тек­тур­ной форме колонны необ­хо­димо уточ­нить ещё вопрос о спо­собе креп­ле­ния. Текст Библии трак­ту­ется раз­лич­ными иссле­до­ва­те­лями по-раз­­но­му. В Тол­ко­вой Библии Лопу­хина ска­зано, что “каждый брус окан­чи­вался внизу двумя йодот — руч­ками, с двумя шипами”12. На мой взгляд, сле­ду­ю­щий биб­лей­ский стих: по два шипа на концах, один против дру­гого ( Исх.26:17 ), — можно тол­ко­вать несколько по-иному. Колонна могла иметь по одному шипу сверху и снизу, а не оба шипа только в нижней части. В про­тив­ном случае облик верх­ней части не под­да­вался бы ника­ким рекон­струк­циям, так как иных ука­за­ний для этого в тексте Библии мы не нахо­дим. Сделай два под­но­жия под один брус для двух шипов его ( Исх 26:19 ). Одно под­но­жие слу­жило базой и под­дер­жи­вало саму колонну, другое — капи­те­лью и под­дер­жи­вало три слоя тяжё­лых покры­вал, кото­рые в скинии состав­ляли стены и крышу, и вся их тяжесть ложи­лась на дере­вян­ный остов. Итак, дере­вян­ные колонны пре­грады выгля­дели сле­ду­ю­щим обра­зом: каждая колонна (высота — 10 локтей (4,5 м)13, диа­метр — 1,5 локтя (0,7 м)) была покрыта золо­том, верх­ний и нижний концы увен­чи­ва­лись сереб­ря­ными под­став­ками, кото­рые были оди­на­ко­вой струк­туры, но рас­по­ла­га­лись друг против друга как бы в зер­каль­ном отра­же­нии (к сожа­ле­нию, их облик вос­ста­но­вить не уда­ётся).

Хотя колонны стен и пре­грады и были иден­тичны как архи­тек­тур­ные еди­ницы, но их строй, орга­ни­за­ция в про­стран­стве несколько отли­ча­лись. Наме­тим несколько аспек­тов рас­смот­ре­ния этих отли­чий. Прежде всего, столбы про­доль­ных стен Скинии плотно при­ле­гали друг другу. Этот вывод, про­ти­во­ре­ча­щий неко­то­рым иссле­до­ва­те­лям14, сле­дует из эле­мен­тар­ных мате­ма­ти­че­ских рас­чё­тов: длина южной и север­ной сторон — 30 локтей каждая; диа­метр колонн — 1,5 локтя; коли­че­ство колонн на каждой сто­роне — 20. Сле­до­ва­тельно, между ними не могло быть ника­кого рас­сто­я­ния. К этому стоит доба­вить, что для устой­чи­во­сти брусья были скреп­лены пятью попе­реч­ными шестами, обло­жен­ными золо­том и про­пу­щен­ными через золо­тые кольца, причём сред­ний шест был цель­ный (а не состав­ной, как прочие шесты) и “шёл по всей длине постройки”15. Биб­лей­ский текст назы­вает его также “внут­рен­ним” (см. Исх.26:28 ). Веро­ятно, име­ется в виду, что он про­хо­дил сквозь брусья, через спе­ци­ально выто­чен­ное отвер­стие в каждом столбе. Хотя подоб­ным обра­зом были устро­ены не колонны пре­грады, а лишь боко­вые стены Скинии, их опи­са­ние ока­зало вли­я­ние на позд­нюю архи­тек­туру алтар­ных пре­град. На наш взгляд, при­чуд­ли­вые очер­та­ния визан­тий­ских колонн, как бы пере­вя­зан­ных узлом посе­ре­дине, осно­ваны на данном биб­лей­ском тексте. Этот мотив был доста­точно рас­про­стра­нён. Укажем лишь на несколько архи­тек­тур­ных при­ме­ров: алтар­ные пре­грады в Дафни (XI в.), в мона­стыре Хилан­дар на Афоне (конец XII в.), в церкви Мит­ро­по­лии в Мистре (конец XIII — начало XIV в.). Подоб­ного рода колонны часто встре­ча­ются и в мини­а­тю­рах при изоб­ра­же­нии архи­тек­тур­ных моти­вов: мини­а­тюра Гомилий Иоанна Кок­ки­но­ваф­ского, сцена Воз­не­се­ния (XII в.).

Внут­рен­няя пре­града Скинии пред­став­ляла собой сплош­ную поверх­ность, разо­мкну­тую лишь посе­ре­дине, из плотно при­ле­га­ю­щих друг к другу четы­рёх брусьев; те в свою оче­редь упи­ра­лись в боко­вые стены. Таким обра­зом, шесть брусьев ука­зан­ной ширины (1,5 локтя), должны были уме­ститься в отре­зок длиной 10 локтей (ширина Скинии). Для един­ствен­ного цен­траль­ного про­ме­жутка — входа в Святая Святых — оста­ва­лось рас­сто­я­ние узкое (около 1 локтя), но всё же доста­точ­ное для того, чтобы доступ для чело­века был воз­мо­жен. Пре­града и не могла быть совер­шенно непро­ни­ца­е­мой стеной по опре­де­ле­нию, но цель её архи­тек­туры в том и заклю­ча­лась: хра­нить таин­ствен­ность скры­того от глаз людей Ков­чега Завета — Шехину (евр. ‘местопре­бы­вание’), то есть облако, в кото­ром при­сут­ство­вал Бог. Даже свя­щен­ник, про­ни­кав­ший в Святая Святых для кроп­ле­ния крышки Ков­чега кровью жерт­вен­ного живот­ного, в том полном мраке, кото­рый здесь царил, не мог ничего раз­гля­деть.

Столбы пре­грады хотя и не были в той же сте­пени, что и стены, функ­ци­о­наль­ными, но также слу­жили опорой для тяжё­лых покры­вал, из кото­рых сде­лана крыша Скинии. Тем не менее, в отли­чие от стен, брусья пре­грады были лишены попе­реч­ных укреп­ле­ний. Веро­ятно, проч­ность Скинии была обес­пе­чена настолько, чтобы в данном случае, при оформ­ле­нии внут­рен­ней пере­го­родки, можно было поза­бо­титься исклю­чи­тельно об изя­ще­стве её облика.

Важной частью пре­грады была завеса (паро­кет). Свя­ти­тель Гри­го­рий Нис­ский, говоря о раз­де­ле­нии между Свя­ти­ли­щем и Святая Святых, вообще упо­ми­нает только завесу, не обра­щая вни­ма­ния на дере­вян­ный остов пре­грады16. Она кре­пи­лась к золо­тым крюкам, сде­лан­ным в верх­ней части колонн на той сто­роне, кото­рая обра­щена внутрь Свя­того. Этот тяжё­лый ткан­ный зана­вес был сделан тем же спо­со­бом, что и нижние покровы Скинии (мишкан,что значит ‘оби­та­ние’), и состав­лял единое целое с общим инте­рье­ром. Правда, в отли­чие от миш­кана, паро­кет све­ши­вался до самого пола (иначе вход в Святая Святых был бы открыт) и таким обра­зом пол­но­стью закры­вал колонны пре­грады. В Тол­ко­вой Библии Лопу­хина на осно­ва­нии точных и выве­рен­ных рас­чё­тов раз­ме­ров ниж­него покрова в соот­вет­ствии с ука­за­ни­ями в Библии дела­ется вывод, что “он не дости­гал земли более чем на локоть”. Это было сде­лано не слу­чайно, а наме­ренно: не сле­до­вало ткани с изоб­ра­же­нием херу­ви­мов спус­каться до самой земли. Не дости­гая пола, завесы остав­ляли откры­тыми нижнюю часть стен Скинии. Их риф­лё­ная позо­ло­чен­ная поверх­ность, состав­лен­ная из плотно соеди­нён­ных полу­ци­лин­дри­че­ских форм, и линия сереб­ря­ных баз весьма изящно соче­та­лись с бога­той отдел­кой нижних покры­вал.

В случае же с заве­сой более важной зада­чей, чем бла­го­го­вей­ное отно­ше­ние к сакраль­ному изоб­ра­же­нию, явля­лось хра­не­ние таин­ствен­но­сти Святая Святых. Вышивка с херу­ви­мами на ткани паро­кета не обя­за­тельно должна была дости­гать нижних краёв. Ответ на вопрос об облике, стиле изоб­ра­же­ния херу­ви­мов лежит в обла­сти изу­че­ния древ­не­еги­пет­ского искус­ства и ждёт своего иссле­до­ва­ния. Известно только, что они были вышиты особым спо­со­бом — маасе хошеб. По пре­да­нию, этот искус­ный вид вышивки “давал ткани два разных вида с лица и изнанки”17.

Обра­тимся к мате­ри­алу, из кото­рого была изго­тов­лена завеса, и к спо­собу его обра­ботки. Несо­мненно, что это всё имело сим­во­ли­че­ский харак­тер. Рас­шиф­ровка сим­во­лики завесы откры­вает вет­хо­за­вет­ное зна­че­ние пре­грады. Мишкан и паро­кет были сде­ланы из покры­вал кру­че­ного вис­сона и из голу­бой, пур­пу­ро­вой и черв­ле­ной шерсти ( Исх 26:1 ). Прежде всего раз­бе­рёмся в тер­ми­но­ло­гии. Под вис­со­ном и шер­стью скорее всего под­ра­зу­ме­ва­ется одна и та же мате­рия, либо ткани, близ­кие друг другу по составу. В каче­стве дока­за­тельств можно при­ве­сти два аргу­мента. Во-первых, по древ­нему и стро­гому иудей­скому обычаю кате­го­ри­че­ски запре­ща­ется сме­ши­вать шерсть с каким-либо другим видом ткани. Для шер­стя­ных изде­лий были пред­на­зна­чены даже отдель­ные вере­тёна, в то время как для льня­ных и хлоп­ча­то­бу­маж­ных изде­лий можно было исполь­зо­вать один и тот же ткац­кий станок18. Во-вторых, по Герод­оту, виссон сделан “из дре­вес­ной шерсти”: шер­стью могли назы­вать вся­кого рода мате­рию, но при этом прин­ци­пи­ально раз­де­лять её про­ис­хож­де­ние — живот­ное или рас­ти­тель­ное. По мнению многих иссле­до­ва­те­лей, виссон — это либо лён, либо хлопок19. В Египте под этим назва­нием под­ра­зу­ме­вали льня­ное полотно, кото­рое упо­треб­ля­лось как состав­ная часть жре­че­ских и цар­ских одежд и при муми­фи­ци­ро­ва­нии и счи­та­лось очень доро­гим. Лён мог быть очень тонким (Иосиф Флавий срав­ни­вает его тон­кость с “кожей змеи”)20, прак­ти­че­ски полу­про­зрач­ным, белого (или, по тол­ко­ва­нию Филона Алек­сан­дрий­ского, фио­ле­то­вого)21 оттенка. При необ­хо­ди­мо­сти он хорошо впи­ты­вал кра­си­тели и при­об­ре­тал густой, насы­щен­ный цвет. Для изго­тов­ле­ния завесы Скинии исполь­зо­ва­лись чистые, есте­ствен­ного оттенка нити вис­сона, кото­рые искусно пере­пле­та­лись с нитями, окра­шен­ными тремя раз­ными крас­ками: голу­бой, пур­пу­ро­вой, черв­лё­ной. Но если вни­ма­тельно вник­нуть в данное ука­за­ние, каса­ю­ще­еся рас­цветки ткани, то можно заме­тить, что белый (или фио­ле­то­вый) отте­нок близко соче­та­ется с голу­бым, пур­пу­ро­вый — с черв­лё­ным (то есть крас­ным). Таким обра­зом, завеса была соткана из гар­мо­нич­ных цветов, кото­рые не кон­тра­сти­ро­вали, а напро­тив, мягко пере­ли­ва­лись, углуб­ляли друг друга, выяв­ляя тон­чай­шие тона. Стоит также отме­тить, что про­ис­хож­де­ние кра­си­те­лей — рас­ти­тель­ное и живот­ное — созда­вало особо бога­тые и глу­бо­кие цве­то­вые гра­да­ции. Гри­го­рий Нис­ский так пишет об их соче­та­нии: “раз­но­цвет­ные завесы искус­ной ткац­кой работы, где раз­лич­ные цвета соче­та­лись друг с другом, при­да­вая ткани кра­соту”.

Что под­ра­зу­ме­ва­ется под “искус­ной ткац­кой рабо­той” — какой-то опре­де­лён­ный узор или просто кра­сиво рас­цве­чен­ная ткань? Свя­ти­тель Гри­го­рий даёт ответ на этот вопрос, опи­сы­вая корот­кие одежды пер­во­свя­щен­ни­ков (ефод). В данном случае вполне логично обра­титься к этому тол­ко­ва­нию, так как биб­лей­ские опи­са­ния завесы и ефода прак­ти­че­ски сов­па­дают22. Свя­ти­тель пишет: “Ткань ефода — раз­но­цвет­ная: фио­ле­то­вая нить пере­пле­тена с баг­ря­ной, черв­лё­ная — с белой, а по всему этому раз­но­цве­тью про­хо­дит золо­тая нить, так что вся эта пест­рая ткань сияет единой кра­со­той”. Таким обра­зом, завеса имеет ровный, хотя и неод­но­род­ный цвет. Иное пред­став­ле­ние нахо­дим у Флавия, кото­рый раз­ли­чал на ней неко­то­рые изоб­ра­же­ния: “Чудно укра­шена мно­го­раз­лич­ными, самыми раз­но­об­раз­ными изоб­ра­же­ни­ями цветов, какие только про­из­во­дит земля, и вся­кими дру­гими узо­рами, исклю­чая изоб­ра­же­ния живых существ, была завеса, раз­де­ляв­шая обе части храма”23. Но опи­са­ние Скинии у Флавия нельзя без­ого­во­рочно при­ни­мать на веру, так как он нахо­дился под непо­сред­ствен­ным впе­чат­ле­нием от Вто­рого Иеру­са­лим­ского храма времён Ирода (I в. до Р. Х.), стены, завеса кото­рого дей­стви­тельно были укра­шены бога­той резь­бой и вышив­кой с изоб­ра­же­ни­ями. Хотя известно, что храм (и Первый, и Второй) воз­во­дился по образу Скинии и во многом повто­рял её план и неко­то­рые детали, но при этом не мог не раз­ви­ваться уже как само­сто­я­тель­ное худо­же­ствен­ное про­из­ве­де­ние, соот­вет­ству­ю­щее своему вре­мени. Для Флавия, напро­тив, Скиния пред­став­ля­ется подо­бием храма. Если досто­вер­ность его трак­товки облика Скинии отно­си­тельна, то точ­ность опи­са­ния Вто­рого Иеру­са­лим­ского храма — вряд ли целе­со­об­разно под­вер­гать сомне­нию. Скорее сле­дует при­ни­мать вооб­ра­жа­е­мые детали “его” Скинии — как отго­лоски и допол­не­ние к реаль­ному декору храма. Флавий также откры­вает своё весьма инте­рес­ное сим­во­ли­че­ское вос­при­я­тие храма, и для нас оно осо­бенно важно, так как Иосиф был одним из его послед­них вет­хо­за­вет­ных — слу­жи­те­лей.

Итак, завеса не могла быть по рели­ги­оз­ным кано­нам укра­шена узо­рами раз­лич­ных цветов и существ, за исклю­че­нием изоб­ра­же­ний херу­ви­мов. Но, как ока­зы­ва­ется, для изра­иль­ского народа был важен даже состав мате­рии и красок. Способ их изго­тов­ле­ния был хорошо изве­стен. Поэтому язык мало­де­ко­ри­ро­ван­ной, рав­но­мерно окра­шен­ной мате­рии гово­рил ярко и глу­боко сим­во­ли­че­ски, в той же сте­пени, в какой для нашего вос­при­я­тия досту­пен смысл кон­крет­ного образа. В связи с данным вопро­сом хоте­лось бы обра­тить вни­ма­ние на более позд­ние про­из­ве­де­ния визан­тий­ских ткачей. Ткани, испол­нен­ные в мастер­ских, рас­по­ло­жен­ных непо­да­леку от храма Святой Софии Кон­стан­ти­но­поль­ской, в Боль­шом импе­ра­тор­ском дворце, были укра­шены самыми раз­но­об­раз­ными сюже­тами (орлы, быки, звери, ког­тя­щие друг друга, бога­тый гео­мет­ри­че­ский орна­мент)24, но при этом коло­рит их повто­рял набор всё тех же красок: пурпур, золото, охра, синий. При изу­че­нии тех­ники изго­тов­ле­ния завесы Софии Кон­стан­ти­но­поль­ской (VI в.) А. А. Иеру­са­лим­ская при­хо­дит к выводу о сирий­ском её про­ис­хож­де­нии или по край­ней мере о заим­ство­ва­нии неко­то­рых навы­ков (напри­мер, золо­че­ния) у сирий­ских масте­ров25. Извест­ный иссле­до­ва­тель визан­тий­ской тра­ди­ции тка­че­ства X. Пирс, обра­щая вни­ма­ние на коло­ри­сти­че­скую схему тканей, гово­рит об опре­де­лён­ной её системе: «раз­ви­тие в тече­ние веков отра­жает оттенки при­роды, кото­рые сме­няют друг друга в тече­ние года. Самые ранние шелка, появив­ши­еся ещё до вве­де­ния шел­кот­ка­че­ства в Импе­рии, — имеют моно­хром­ный или соче­та­ю­щийся из нежных, при­глу­шён­ных оттен­ков коло­рит, в кото­ром розо­вые, зелё­ные и белые цвета чаще всего пре­об­ла­дают, — могут отра­жать весен­ний рас­цвет искус­ства. Затем, после откры­тия “шёл­ко­вого” сек­рета, боль­шое коли­че­ство тканей окра­ши­ва­лось в крас­ные и золо­тые цвета лета Позже, частично уже в VIII веке, ткачи исполь­зо­вали насы­щен­ные розо­вые цвета, брон­зо­вые или тёмно-корич­не­вые, серо-зелё­ные — цвета осени. Затем, перед новым циклом раз­ви­тия, кото­рый начался в X веке, при­хо­дят увяд­шие, сухие цвета зимы»26. Такое поэ­ти­че­ское срав­не­ние вряд ли пре­тен­дует на науч­ность, но имеет объ­ек­тив­ную, хотя и не всегда абсо­лют­ную основу. На наш взгляд, далеко не только при­род­ные усло­вия влияли на цве­то­вой спектр тканей, давая лишь огра­ни­чен­ное коли­че­ство пиг­мен­тов. Боль­шой вес в выборе тонов имела тра­ди­ция, легенда о заве­сах Скинии. К этому выводу при­во­дят нас и сочи­не­ния святых Отцов ран­не­хри­сти­ан­ского вре­мени, кото­рые уде­ляли боль­шое вни­ма­ние цве­то­вой сим­во­лике.

Краски для завесы Скинии были выбраны не слу­чайно. Каждая обо­зна­чала одну из четы­рёх стихий, из кото­рых по пред­став­ле­ниям того и более позд­него вре­мени, уже ново­за­вет­ного, состоял мир: из огня, воз­духа, земли и воды. “Баг­ря­ница и гиа­цинт были избраны для этой цели по сход­ству цвета, а два осталь­ных — из-за своего про­ис­хож­де­ния, так как виссон про­ис­хо­дит от земли, а пурпур от моря”27. Баг­ря­ница, или черв­лё­ная, озна­чала огонь, так как была ярко-крас­ного цвета28. Гиа­цинт, или голу­бая с фио­ле­то­выми пере­ли­вами, сим­во­ли­зи­ро­вала воздух29. Виссон, ней­траль­ного охри­стого оттенка, был близок к цвету земли и бук­вально про­из­рас­тал из неё. Пурпур же — цвет цар­ской славы, соеди­няет своё про­ис­хож­де­ние с водной сти­хией30. “Подоб­ное сме­ше­ние мате­ри­а­лов дол­жен­ство­вало слу­жить подо­бием миро­зда­ния” и соот­вет­ство­вать тексту книги Бытия (о первых днях Тво­ре­ния: неба, земли, воды), напи­сан­ной Мои­сеем неза­долго до устро­е­ния Скинии (или одно­вре­менно с ним), кото­рая также воз­во­ди­лась под его руко­вод­ством и отоб­ра­жала тот пер­во­об­раз, кото­рый был пока­зан на горе Синай: Смотри, сделай их по тому образцу, какой пока­зан тебе на горе( Исх 25:40 ). Завеса Скинии, соеди­няя в себе четыре веще­ства, являла собой первый этап миро­зда­ния, когда, по словам пре­по­доб­ного Иоанна Дамас­кина, Бог “привёл всё из не сущего в бытиё: иное из не быв­шего прежде веще­ства, как-то: небо, землю, воздух, огонь, воду”31. Завеса же Иеру­са­лим­ского храма, более раз­ви­тая с худо­же­ствен­ной точки зрения, укра­шен­ная рас­ти­тель­ными узо­рами, изоб­ра­же­ни­ями херу­ви­мов, и тем более сред­не­ве­ко­вые пелены, кото­рые не просто укра­ша­лись вышив­кой, но тка­лись изна­чально с опре­де­лён­ным и доста­точно слож­ным рисун­ком, — с точки зрения сим­во­лики отоб­ра­жали как бы сле­ду­ю­щий этап Тво­ре­ния: “А другое — из этих уже создан­ных Им веществ, как-то: живот­ных, рас­те­ния, семена. Ибо это по пове­ле­нию Созда­теля про­изо­шло из земли, воды, воз­духа и огня”32. В Новом Завете завеса названа плотью ( Евр.10:20 ). Её внут­рен­нее, замкну­тое зна­че­ние не обособ­ля­лось от сим­во­лики всей Скинии в целом, так как “третья часть её [то есть Святая Свя­тых] в кото­рую был запре­щён доступ свя­щен­но­слу­жи­те­лям, изоб­ра­жала небо, как место­пре­бы­ва­ние Гос­пода Бога, осталь­ное же про­стран­ство было открыто для одних свя­щен­но­слу­жи­те­лей, напо­до­бие того как земля и море доступны чело­веку”33.

Завеса не только по внеш­нему своему облику чисто худо­же­ственно соче­та­лась с инте­рье­ром, будучи сде­лан­ной из тех же мате­ри­а­лов, тем же спо­со­бом, что и стены, и крыша Скинии, но и являла собой креп­кую сим­во­ли­че­скую связь с её архи­тек­тур­ным про­стран­ством. Подоб­ное един­ство — с точки зрения тех­ники, с точки зрения смысла — можно счи­тать заве­том для всего после­ду­ю­щего раз­ви­тия цер­ков­ного искус­ства.

2. Архи­тек­тура давира Иеру­са­лим­ского храма

Иеру­са­лим­ский храм, как известно, стро­ился дважды: Первый был воз­ве­дён царём Соло­мо­ном при помощи фини­кий­ского царя Хирама (ок. 967 — ок. 960 до Р. Х.). Второй храм отстра­и­вался Зоро­ва­ве­лем по воз­вра­ще­нии изра­иль­ского народа из вави­лон­ского плена (520–516 до Р. Х.). Ко вре­мени воз­об­нов­ле­ния Вто­рого храма от момента раз­ру­ше­ния Пер­вого прошло около 70 лет. Насколько точным было их соот­вет­ствие, ска­зать сложно. Конечно, Второй храм был далеко не столь пышным и бога­тым, но не соот­вет­ство­вать преж­нему плану и свя­щен­ным пред­пи­са­ниям он не мог. Здесь храм в том облике, в кото­ром он пред­стал на рубеже лето­ис­чис­ле­ния после мас­штаб­ной рестав­ра­ции, пред­при­ня­той Иродом Вели­ким (19 г. до Р. Х.). Несмотря на общий элли­ни­сти­че­ский дух, кото­рый прак­ти­че­ски заглу­шил преж­ние фини­кий­ские корни, Святая Святых и Свя­ти­лище менее всего были затро­нуты этой неудер­жи­мой стра­стью Ирода. Таким обра­зом, храм времён Ирода пред­став­ляет для нас особый инте­рес: с одной сто­роны, в нём были сохра­нены искон­ные черты, вос­хо­дя­щие к самому осно­ва­нию, а с другой — до наших дней дошли реаль­ные сви­де­тель­ства его совре­мен­ника Иосифа Флавия. Соот­вет­ственно, есть воз­мож­ность соеди­нить два источ­ника инфор­ма­ции, леген­дар­ный и фак­ти­че­ский. Биб­лей­скому же тексту равно соот­вет­ствуют все три фазы суще­ство­ва­ния Иеру­са­лим­ского храма.

Рекон­струк­ция Вто­рого Иеру­са­лим­ского храма (I в. до Р. Х. — I в. по Р. Х.)

Святая Святых храма, в Библии назы­ва­ется давир, так же как и в Скинии обра­ща­ется на запад — “не на восток, чтобы моля­щи­еся покло­ня­лись не солнцу вос­хо­дя­щему, а вла­дыке Солнца”34. Общий план храма имел про­стые пря­мо­уголь­ные очер­та­ния, повто­ря­ю­щие устрой­ство Скинии. Но подоб­ное устрой­ство повто­ря­ется также и во многих совре­мен­ных ему язы­че­ских построй­ках. Неко­то­рые иссле­до­ва­тели ука­зы­вают “на без­услов­ные про­то­типы Соло­мо­нова храма в сред­нем брон­зо­вом веке Эолы, Мегиддо, Сихема”35. Най­ден­ные архео­ло­гами в XX веке храмы в Телль-Тай­нате на сирий­ском побе­ре­жье, в Самале в северо-запад­ной Сирии и в Хамафе в цен­траль­ной Сирии дати­ру­ются как совре­мен­ные Соло­мону и рас­смат­ри­ва­ются как бли­жай­шие парал­лели Иеру­са­лим­скому храму. Храм в Айн-Дара (80 км от Телль-Тай­ната) сохра­нился лучше других и содер­жит вполне осно­ва­тель­ные эле­менты для гипо­те­ти­че­ской рекон­струк­ции его соб­ствен­ного свя­ти­лища, а вслед за ним — и для рекон­струк­ции Святая Святых Соло­мо­нова храма. Храм в Айн-Дapa имел трёх­част­ную схему. Свя­ти­лище воз­вы­ша­лось над уров­нем глав­ного зала и вести­бюля и пред­став­ляло собой подиум, на кото­рый вёл неболь­шой лест­нич­ный пандус. Свя­ти­лище с нахо­див­шейся в нём в особой нише ста­туей боже­ства отде­ля­лось от перед­ней части зала дере­вян­ной пере­го­род­кой. Такой облик Айн-Дара при­об­ре­тает во второй или тре­тьей фазе своего суще­ство­ва­ния, то есть под вли­я­нием Соло­мо­нова храма. Его воз­дей­ствие на прин­цип язы­че­ской архи­тек­туры, кото­рая обычно поме­щала перед­нюю часть храма (cella) выше задней (adyton), ока­за­лось прин­ци­пи­аль­ным. Теперь в нашем рас­по­ря­же­нии оста­лась лишь архео­ло­гия Айн-Дары и споры вокруг облика давира Иеру­са­лим­ского храма, в кото­рые мы попы­та­емся внести неко­то­рую ясность. Не совсем понятно, каким обра­зом куби­че­ский объём давира с высо­той, длиной и шири­ной, равной 20 локтям, соеди­нялся с высо­той Свя­ти­лища — 30 локтей. Гипо­тезы каса­лись разных частей давира:одни счи­тали, что пони­жен был уро­вень потолка, другие нахо­дили некую закры­тую камеру в верх­ней его части. На наш взгляд, осно­ван­ный на пред­по­ло­же­нии о соот­вет­ствии Айн-Дары и Соло­мо­нова храма, Святая Святых поме­ща­ется на поди­уме или цоколе высо­той 10 локтей, к кото­рому был под­ве­дён лест­нич­ный пролёт в ширину входа в Святая Святых. Этот подиум скры­вал вер­шину горы Мориа36, кото­рая и теперь высту­пает над общим уров­нем пло­щади Иеру­са­лим­ского храма37. Подоб­ное воз­вы­ше­ние, о кото­ром было известно лишь пер­во­свя­щен­ни­кам, вхо­див­шим внутрь Святая Святых, и о кото­ром прочие слу­жи­тели храма, попа­дав­шие лишь в Свя­ти­лище, дога­ды­ва­лись лишь по при­став­лен­ному к стене пре­грады пан­дусу, напо­ми­нает устрой­ство солеи в хри­сти­ан­ских храмах.

Соб­ственно пере­го­родка между Святая Святых и Свя­ти­ли­щем пред­став­ляла собой сплош­ную дере­вян­ную плос­кость, кото­рая под­ни­ма­лась до самого потолка и совер­шенно скры­вала Святая Святых от взора любого чело­века. В этом опи­са­нии устрой­ства храма мы нахо­дим бук­валь­ное соот­вет­ствие и объ­яс­не­ние тол­ко­ва­ния архи­епи­скопа Симеона Солун­ского, кото­рый алтар­ную пре­граду назы­вал гра­ни­цей между веще­ствен­ным и мыс­лен­ным: “Веще­ствен­ным назы­ва­ется то, что чело­век видит и ося­зает, а мыс­лен­ным то, чего он не видит, не ося­зает, а только пости­гает умом”38. По своему архи­тек­тур­ному строю и по деко­ра­тив­ному оформ­ле­нию она соче­та­лась со сте­нами храма, отли­ча­ясь от них только лишь нали­чием двери, к кото­рой под­ни­мался лест­нич­ный пандус на высоту до 10 локтей. Учи­ты­вая то, что все основ­ные свя­щен­но­дей­ствия про­ис­хо­дили в Свя­ти­лище, пре­града должна была вос­при­ни­маться как нечто абсо­лютно непре­одо­ли­мое, запе­ча­тан­ное таин­ствен­но­стью и свя­щен­ным тре­пе­том. Так как в Библии нет каких-либо особых ука­за­ний, каса­ю­щихся исклю­чи­тельно облика данной пре­грады, вполне есте­ственно пред­по­ло­жить, что она была сде­лана из иден­тич­ных досок, укра­шен­ных тем же набо­ром изоб­ра­же­ний, что и весь осталь­ной инте­рьер (то есть изоб­ра­же­ни­ями херу­ви­мов, пальм, огур­цов). В центре пре­грады нахо­ди­лись двери входа в Святая Святых, к кото­рым вёл лест­нич­ный пандус: Для входа в давир сделал двери из мас­лич­ного дерева, с пяти­уголь­ными кося­ками ( 3Цар 6:31 ). Двери должны были при­мы­кать к тол­щине пре­грады с внут­рен­ней её сто­роны, нахо­дясь как бы в углуб­ле­нии. С внеш­ней сто­роны входа, перед дверьми, по сви­де­тель­ству Иосифа Флавия, “царь при­ка­зал пове­сить раз­но­цвет­ные завесы лазо­ре­вого, пур­пур­ного и фио­ле­то­вого цвета из самого про­зрач­ного и тон­кого вис­сона”, кото­рые были во всём подобны завесе Скинии.

3. Вход в давир

Деталь моза­ич­ного декора сина­гоги в Бет Шеане (VI в. по Р. Х.) с изоб­ра­же­нием Арки Торы

В сина­го­гах, кото­рые под вли­я­нием элли­ни­сти­че­ской куль­туры уже в начале нашей эры стро­и­лись в виде бази­лик, часто при­сут­ство­вало моза­и­че­ское изоб­ра­же­ние Арки Торы с Мено­рой (Menorah, семи­свеч­ник) — с одной сто­роны и с Лула­вом (Lulab, паль­мо­вая ветвь) — с другой; изоб­ра­же­ние также допол­ня­лось Шофа­ром (Shofar, рог)41. В центре же ком­по­зи­ции поме­ща­лась Дверь; рас­по­ла­га­ясь в самом глав­ном месте сина­гоги, она должна была мыс­ленно воз­но­сить к Иеру­са­лим­скому храму, раз­ру­шен­ному в 70 году. Моза­ич­ное искус­ство, кото­рое даже на уровне тех­ники было заим­ство­вано из элли­ни­сти­че­ской куль­туры, и в образ­ном кон­тек­сте также неда­леко от неё уходит: худож­ники сле­дуют извест­ным при­ё­мам и моти­вам своего вре­мени. Арка Торы оформ­лена в виде четы­рёх­ко­лон­ного пор­тика. К этому же ряду “элли­ни­зи­ро­ван­ного” изоб­ра­же­ния Ков­чега при­мы­кают при­меры из разных видов искусств: на рим­ской монете вре­мени Бар Кохбы, на рельефе антаб­ле­мента Капер­на­ум­ской сина­гоги, изоб­ра­жа­ю­щем Скинию. Подоб­ная форма вряд ли ста­вила себе ори­ен­ти­ром объ­ек­тив­ные све­де­ния или догадки о реаль­ном облике пре­грады Скинии; скорее худож­ники стре­ми­лись соот­вет­ство­вать уровню раз­ви­тия искус­ства на данном этапе.

Деталь антаб­ле­мента сина­гоги в Капер­на­уме (III в. по Р. Х.) с изоб­ра­же­нием Скинии

Пре­града Скинии, как пока­зано выше, была сплош­ной стеной; Флавий, кото­рый опи­сы­вает её в виде “четы­рёх колонн”, сто­я­щих на опре­де­лён­ном рас­сто­я­нии друг от друга, скорее всего также под­да­ётся общей “элли­ни­сти­че­ской” стра­сти своего вре­мени. Вообще его сочи­не­ние, кото­рое теперь явля­ется самым точным и бога­тым источ­ни­ком для исто­рии иудей­ского народа, не было при­нято в соот­вет­ству­ю­щей среде его вре­мени по двум при­чи­нам; кто-то не мог забыть пре­да­тель­ства Иосифа, его пере­хода на сто­рону римлян, другие же не могли про­стить ему “элли­ни­за­цию” Вет­хого Завета. Поэтому неосто­рож­ные выска­зы­ва­ния авто­ров о том, что опи­са­ния Святая Святых рисуют её устрой­ство в виде четы­рёх­ко­лон­ного пор­тика42, сле­дует вос­при­ни­мать более осмыс­ленно и кри­ти­че­ски. Объ­ек­тивно набор из 4‑х колонн, став­ший осно­вой для ран­не­хри­сти­ан­ской формы пре­грады, не имел худо­же­ствен­ной связи со Ски­нией. Фак­ти­че­ская основа в виде биб­лей­ского ука­за­ния на число колонн хотя и сохра­ня­ется, но интер­пре­ти­ру­ется доста­точно сво­бодно уже в русле элли­ни­сти­че­ского раз­ви­тия. Реше­ние, к кото­рому при­хо­дит ран­не­хри­сти­ан­ское искус­ство, имеет худо­же­ствен­ное осно­ва­ние в язы­че­ской архи­тек­туре Древ­ней Греции и Древ­него Рима, тогда как его сим­во­ли­че­ский исток лежит в обла­сти пре­да­ний иудей­ского народа. Пале­стин­ское искус­ство рубежа лето­ис­чис­ле­ния дало проч­ное соеди­не­ние двух этих пла­стов — тео­ре­ти­че­ского и пла­сти­че­ского. Это утвер­жде­ние дока­зы­ва­ется тем фактом, что элли­низм был прочно усвоен иудей­ским искус­ством при рестав­ра­ции Иеру­са­лим­ского храма Иродом Вели­ким, при стро­и­тель­стве сина­гог как до Р. Х., так и после. О тео­ре­ти­че­ской основе, кото­рую предо­став­ляло вет­хо­за­вет­ное искус­ство, ска­зано уже доста­точно. В каче­стве при­мера пла­сти­че­ского раз­ви­тия можно упо­мя­нуть, напри­мер, о рекон­струк­ции алтаря гре­че­ского храма Геры Акрей­ской в Пера­хоре (Perachora, V век до Р. Х.)43. С рели­ги­оз­ной и сим­во­ли­че­ской точки зрения данная архи­тек­тура не имеет ника­кого отно­ше­ния ни к иудей­скому миру, ни тем более к хри­сти­ан­скому, но нельзя не заме­тить, что хри­сти­ан­ские алтар­ные пре­грады начи­ная с VI века по Р. Х. имеют много общего с архи­тек­ту­рой подоб­ного рода.

Данную часть работы, посвя­щён­ную вет­хо­за­вет­ным про­то­ти­пам алтар­ной пре­грады, можно завер­шить глав­ными выво­дами: архи­тек­тура Скинии и Иеру­са­лим­ского храма дали основу для даль­ней­шего раз­ви­тия искус­ства в виде кон­струк­ции пре­грады из четы­рёх колонн с при­креп­лён­ной к ним заве­сой (Скиния) и с дверью в цен­траль­ной части (Иеру­са­лим­ский храм). Солея хри­сти­ан­ских храмов так же под­ни­ма­ется над наосом, как и давир Вет­хо­за­вет­ного храма над свя­ти­ли­щем. Если число опор в пре­граде и деко­ра­ция завесы в тече­ние веков посто­янно видо­из­ме­ня­лись (каждая эпоха созда­вала своё соб­ствен­ное, инди­ви­ду­аль­ное про­из­ве­де­ние, сохра­няя лишь основ­ную кон­струк­цию), то вет­хо­за­вет­ный вход в виде кес­со­ни­ро­ван­ной двери в этом кон­тек­сте более ста­ти­чен. С тече­нием вре­мени менялся только набор ико­но­гра­фи­че­ских изоб­ра­же­ний на створ­ках Цар­ских врат. В целом архи­тек­тура пре­грады ран­не­хри­сти­ан­ского вре­мени являет собой про­ти­во­по­лож­ность вет­хо­за­вет­ной, заим­ствуя из биб­лей­ских пред­пи­са­ний лишь фак­ти­че­ское и сим­во­ли­че­ское осно­ва­ние: вместо того чтобы скры­вать Святая Святых храма, пре­града первых храмов, напро­тив, откры­вает алтарь и про­ис­хо­дя­щую в нём литур­гию для всех веру­ю­щих. Её фор­ми­ро­ва­ние про­хо­дит под вли­я­нием других леген­дар­ных, уже ново­за­вет­ных памят­ни­ков: храма Гроба Гос­подня и Виф­ле­ем­ской бази­лики, но это тема сле­ду­ю­щего иссле­до­ва­ния.

Алтар­ная пре­града в ново­за­вет­ной хра­мо­вой архи­тек­туре

На святых местах Иеру­са­лима, Еле­он­ской горы, Виф­ле­ема, Иери­хона… сло­жи­лись пер­во­на­чаль­ные формы алтаря, его пре­грады, жерт­вен­ника.
Н. П. Конда­ков44

На вопрос, когда и где появи­лась алтар­ная пре­града, не может быть точ­ного ответа. Есть только гипо­тезы. Одно из первых упо­ми­на­ний, на кото­рое часто ссы­ла­ются не только иссле­до­ва­тели, но и Отцы Церкви, нахо­дим в книге “Цер­ков­ная исто­рия” Евсе­вия Кеса­рий­ского (IV века), кото­рый вос­хва­ляет архи­епи­скопа Пав­лина и опи­сы­вает недавно постро­ен­ный им храм в Тире (314 год): “Завер­шив постройку храма, он укра­сил его воз­вы­шен­ными пре­сто­лами в честь пред­сто­я­те­лей и, кроме того, сиде­ни­ями, рас­по­ло­жен­ными в строй­ном порядке по всему храму, а посре­дине поста­вил святая святых — жерт­вен­ник. Чтобы это свя­ти­лище не для всех было доступно, он огра­дил его дере­вян­ной решёт­кой, искусно и тонко сра­бо­тан­ной, при­во­дя­щей в удив­ле­ние созер­ца­ю­щих”45. В “Житии Васи­лия Вели­кого” также нахо­дим очень ёмкое и поэ­тич­ное опи­са­ние появ­ле­ния алтар­ной пре­грады. При­ве­дём здесь этот крат­кий, но важный отры­вок.

«Васи­лий Вели­кий принял кре­ще­ние уже взрос­лым, купе­лью ему послу­жил свя­щен­ный Иордан, где кре­стился Гос­подь Иисус Хри­стос. Перед кре­ще­нием блес­нула молния и из неё выле­тел голубь, опу­стился и вско­лых­нул воду. В память этого чуда над Пре­сто­лом того храма, где Васи­лий служил уже епи­ско­пом, висел сереб­ря­ный голубь, сде­лан­ный для Свя­ти­теля одним юве­ли­ром.

Васи­лий всегда пла­менно молился в храме, и за это Гос­подь посы­лал ему чудо: во время пре­ло­же­ния Святых Даров голубь тре­пе­тал кры­льями, как живой. Одна­жды свя­ти­тель Васи­лий про­из­нёс слова: “И сотвори убо хлеб сей…” и заме­тил, что голубь остался непо­дви­жен. Сму­тился Свя­ти­тель и стал молить Бога открыть при­чину Своей неми­ло­сти. Перед пре­сто­лом стояли диа­коны, чтобы отго­нять от Святых Даров насе­ко­мых, кото­рых так много на Востоке, и видит свя­ти­тель Васи­лий, что один из диа­ко­нов засмот­релся на кра­си­вое жен­ское лицо. Воз­го­релся рев­но­стью о славе Божией пла­мен­ный Васи­лий, изгнал диа­кона, отстра­няя его от службы, и после этого Бог опять явил Своё чудо. С этого вре­мени и ввёл свя­ти­тель Васи­лий ико­но­стас, чтобы не раз­вле­ка­лись свя­щен­но­слу­жи­тели во время молитвы»46. Таким обра­зом, мы видим, что Евсе­вий и автор жития свя­ти­теля Васи­лия только допол­няют друг друга: первый ука­зы­вает на форму и мате­риал пре­грады, второй — на при­чину её появ­ле­ния.

На вопрос о том, что такое ико­но­стас, свя­ти­тель Герман, пат­ри­арх Кон­стан­ти­но­поль­ский (VII век), даёт такой ответ: “бруски в решёт­ках (киониа), отде­ля­ю­щих алтарь (вима) от про­чего храма, озна­чают храм вне алтаря и вхож­де­ние людей моля­щихся. Алтарь есть внут­рен­няя часть храма и святая святых, доступ­ное одним только иереям и сослу­жа­щим с ними. И далее, пере­го­родки или решётки (кан­келла) озна­чают место молитвы, где стоит вхо­дя­щий народ; алтарь же, как святая святых, досту­пен одним только иереям. Так в храме Свя­того Гроба Гос­подня были медные решётки, за кото­рые никому не поз­во­лено было вхо­дить, хотя и нужно было”47. В начале своей речи Свя­ти­тель опи­сы­вает низкую алтар­ную пре­граду, состо­я­щую только лишь из ряда плит, кото­рые опи­ра­ются на бруски. Пре­грады подоб­ного типа, состо­я­щие только лишь из одного низ­кого пара­пета, хотя уже и хорошо орга­ни­зо­ван­ного, появи­лись в IV веке и в столь лако­нич­ном виде суще­ство­вали лишь корот­кое время. Архи­тек­тура алтар­ных пре­град стре­ми­тельно раз­ви­ва­лась и к VI веку пре­вра­ти­лась уже в свое­об­раз­ные про­стран­ствен­ные “пор­тики”. Низкие пара­петы известны в несколь­ких рекон­струк­циях. Орлан­дос, напри­мер, рекон­стру­и­ро­вал пре­граду бази­лики IV века в Лок­риде48 таким обра­зом: четыре плиты, под­дер­жи­ва­е­мые шестью стол­би­ками, обра­зуют пря­мо­уголь­ный выступ, закры­ва­ю­щий цен­траль­ную апсиду. Более инте­рес­ной и раз­ви­той мы нахо­дим рекон­струк­цию пре­грады бази­лики V века Петра и Павла в Герасе, выпол­нен­ную Дж. В. Крау­фут49. Обще­из­вестна пре­града Софии Кон­стан­ти­но­поль­ской. Таким обра­зом, мы видим, что алтар­ные пре­грады ран­него пери­ода хри­сти­ан­ского искус­ства тяго­тели к двум основ­ным типам. Во-первых, к низкой, откры­той кон­струк­ции, кото­рая остав­ляла види­мой боль­шую часть службы, про­ис­хо­дя­щей в алтаре. Во-вторых, к объ­ём­ной, то есть пре­града стре­ми­лась охва­тить неко­то­рую часть наоса, а не просто ого­ро­дить алтар­ную часть храма прямым пара­пе­том. Если попы­таться объ­яс­нить обе эти тен­ден­ции с точки зрения хра­мо­вой архи­тек­туры, то прежде всего стоит упо­мя­нуть о двух самых рас­про­стра­нён­ных в IV веке её формах: ротонды и бази­лики. И тот, и другой виды имели свои корни и свои тра­ди­ции, но здесь важно осо­знать, что в каждом храме было особое место алтаря, кото­рое тре­бо­вало опре­де­лён­ной орга­ни­за­ции. В цен­три­че­ских построй­ках алтарь нахо­дился соот­вет­ственно в центре, неза­ви­симо от стен храма. В бази­ли­ках — со сто­роны, про­ти­во­по­лож­ной входу, ого­ра­жи­вая эту часть храма прямой пере­го­род­кой. Пале­стин­ская архи­тек­тура IV века, появив­ша­яся под патро­на­том Кон­стан­тина Вели­кого, стре­мится к такому кон­струк­тив­ному реше­нию, кото­рое объ­еди­нило бы обе формы: ротон­даль­ную и бази­ли­каль­ную. В кон­тек­сте этой же тен­ден­ции раз­ви­ва­ется и форма алтар­ной пре­грады. Наи­бо­лее пока­за­тельна в этом смысле архи­тек­тура храма Гроба Гос­подня (IV в.) и Виф­ле­ем­ской бази­лики (IV–VI вв.).

Воз­вра­ща­ясь к речи свя­ти­теля Гер­мана, отме­тим, что для объ­яс­не­ния формы алтар­ной пре­грады, дока­зы­вая её необ­хо­ди­мость, он при­во­дит в пример архи­тек­туру Гроба Гос­подня. Свя­ти­тель Софро­ний, пат­ри­арх Иеру­са­лим­ский (VII век), соста­вив­ший Ком­мен­та­рии для Литур­гии, также, говоря об алтар­ной пре­граде, срав­ни­вает её балю­страду с решёт­ками, окру­жав­шими Куву­к­лию50. Оче­видно, что для обоих авто­ров упо­ми­на­ние о храме, постро­ен­ном Кон­стан­ти­ном Вели­ким в 335 г., обла­дало очень веской зна­чи­мо­стью. Для бого­слов­ского тол­ко­ва­ния смысла алтар­ной пре­грады Гроб Гос­по­день как цен­траль­ная хри­сти­ан­ская свя­тыня имеет огром­ное сим­во­ли­че­ское зна­че­ние. Но, как сле­дует из выше­при­ве­дён­ных аргу­мен­тов, храм Вос­кре­се­ния являлся и с точки зрения своего архи­тек­тур­ного раз­ви­тия весьма при­тя­га­тель­ным образ­цом для под­ра­жа­ния.

1. Архи­тек­тура храма Гроба Гос­подня IV в. Раз­лич­ные виды алтар­ной пре­грады. Канон для после­ду­ю­щего раз­ви­тия её архи­тек­туры

Актив­ные архео­ло­ги­че­ски рас­копки, про­ве­дён­ные в храме Вос­кре­се­ния после его рестав­ра­ции в 1960‑х гг. и про­дол­жа­ю­щи­еся до сих пор51, поз­во­лили соста­вить доста­точно точную его рекон­струк­цию.

Деталь антаб­ле­мента сина­гоги в Капер­на­уме (III в. по Р. Х.) с изоб­ра­же­нием Скинии

Храм Вос­кре­се­ния состоял из 4‑х частей: 1. Ротонда, окру­жа­ю­щая Гроб­ницу; 2.“Три­пор­тик”, или внут­рен­ний двор, в юго-восточ­ной части кото­рого рас­по­ла­га­лась Гол­гофа; 3. “Мар­тирион”, то есть бази­ли­каль­ная цер­ковь; 4. Атриум, глав­ный откры­тый двор. Вход в храм рас­по­ла­гался с восточ­ной сто­роны, при­мы­кав­шей к глав­ной улице города Кардо Мак­си­мус. Рас­по­ло­жен­ная по прямой оси восток-запад, постройка по замыслу должна была объ­еди­нить две глав­ные свя­тыни: Пещеру, про­стран­ство вокруг кото­рой выров­няли, срыв каме­ни­стый слой почвы и выде­лив её как отдельно сто­я­щую эди­кулу, и Гол­гофу, верх­няя часть кото­рой пред­став­ляла собой про­стую каме­ни­стую породу; её при­род­ная поверх­ность наме­ренно не обра­ба­ты­ва­лась. Таким обра­зом, весь храм в целом делился на две части, каждая из кото­рой ори­ен­ти­ро­ва­лась на одну из двух свя­тынь.

План храма Гроба Гос­подня (IV век)

1. Ротонда и Три­пор­тик обра­зо­вы­вали единую, хотя и весьма необыч­ную постройку. Ротонда пред­став­ляла собой геми­сфе­рий, крыша кото­рого могла быть откры­той52. Но если судить по изоб­ра­же­ниям храма Вос­кре­се­ния на моза­ич­ной карте в Мадабе (Иор­дания, V век), на моза­ике Святой Пуден­ци­аны (Рим, V век), в сцене “Жёны у Гроба” в моза­ике верх­него яруса бази­лики Сант Апол­ли­на­рио Нуово (Равенна, VI век), на пла­стин­ках из сло­но­вой кости также со сценой “Жёны у Гроба” (Munchen, Bayerisches Nationalmuseum, 400 г.; Milan, 400 г.), Ротонда имела замкну­тое куполь­ное пере­кры­тие. В плане она обра­зо­вы­вала полу­круг стен с тремя апси­дами со всех сторон света, кроме восточ­ной (аналог три­конха), внутри кото­рого нахо­дился мень­ший по ради­усу, прак­ти­че­ски замы­ка­ю­щийся круг из 12 колонн. Гроб­ница нахо­ди­лась не точно в центре геми­сфе­рия, а была чуть сдви­нута к западу, “на пере­се­че­ние осей, про­хо­дя­щих через три апсиды”. Совре­мен­ная архи­тек­тура храма Гроба Гос­подня, вырос­шая на месте фун­да­мен­тов IV века, повто­ряет это устро­е­ние. С восточ­ной сто­роны к Ротонде при­мы­кал откры­тый пря­мо­уголь­ный двор, с трёх сторон окру­жён­ный колон­на­дой (отсю­да и его назва­ние — Три­пор­тик). Пол его был выло­жен отпо­ли­ро­ван­ными камен­ными квад­рами, неко­то­рые из кото­рых были най­дены в про­цессе архео­ло­ги­че­ских рас­ко­пок. На месте соеди­не­ния двух архи­тек­тур­ных форм была выстро­ена стена (46 м) с четырьмя вхо­дами по бокам. По сути, эта пере­го­родка более раз­де­ляла Ротонду и Три­пор­тик, чем соеди­няла их. Но вни­ма­тель­ное изу­че­ние плана при­во­дит к выводу о том, что она явля­лась лишь частью тран­септа (ширина 8 м), кото­рый при­мы­кал к Ротонде. Пря­мо­уголь­ник вли­вался в кон­струк­цию Ротонды, скры­вая в ней свою запад­ную грань и захва­ты­вая часть её колонн внутрь своей пло­щади. В про­стран­ство Три­пор­тика тран­септ откры­вался восточ­ной (внеш­ней) гранью. Парал­лель­ная — запад­ная — сто­рона тран­септа соеди­няла концы север­ной и южной апсид внутри Ротонды. Вдоль неё, по данным послед­них архео­ло­ги­че­ских рас­ко­пок, про­хо­дило осно­ва­ние алтар­ной пре­грады. Соб­ственно, был найден камен­ный сти­ло­бат, на кото­ром, судя по опи­са­ниям палом­ни­ков, стояли решётки из дерева или бронзы.

2. Мар­ти­рион — пяти­неф­ная бази­лика (длина — 58 м, ширина — 38,5 — 40 м), сори­ен­ти­ро­ван­ная на запад, с восточ­ной сто­роны к ней при­мы­кал внеш­ний атриум. Цен­траль­ный неф, вдвое пре­вы­ша­ю­щий по ширине каждый из боко­вых, увен­чи­вался на западе алтар­ной частью в виде полу­круга. Её остатки были обна­ру­жены в 1970 году под полом гре­че­ского Кафо­ли­кона. По внут­рен­нему пери­метру, так же как и в Ротонде, рас­по­ла­гался ряд из 12 колонн. Сам алтарь был как бы утоп­лен в толще стены, с север­ной и южной сторон к нему при­мы­кали боко­вые пря­мо­уголь­ные ком­наты (пас­тофо­рии), через кото­рые про­ле­гал проход во внут­рен­ний атриум. Все три поме­ще­ния упи­ра­лись с запад­ной сто­роны в прямую стену, внеш­няя часть кото­рой явля­лась одно­вре­менно и стеной Три­пор­тика. Южный пас­тофо­рий нахо­дился на месте Гол­гофы и выгля­дел как неболь­шой откры­тый дворик. Сама скала Гол­гофы под­ни­ма­лась над уров­нем камен­ного пола и была окру­жена кругом из низкой резной решетки.

Таким обра­зом, в храме Гроба Гос­подня суще­ство­вало два типа алтар­ной пре­грады. 1. Круг­лая форма: Куву­к­лия, охра­няв­шая Гроб­ницу, и решётка вокруг Гол­гофы. 2. Прямая (линей­ная) форма: барьер Ротонды и алтар­ная пре­града Мар­ти­ри­она (если она суще­ство­вала, что сле­дует лишь из воз­мож­ной ана­ло­гии с устрой­ством Ротонды).

Куву­к­лию отли­чает то, что её устрой­ство было объ­ём­ным, высо­ким и пред­став­ляло по сути само­сто­я­тель­ное, хотя и неболь­шое архи­тек­тур­ное соору­же­ние. Для её рекон­струк­ции можно исполь­зо­вать несколько источ­ни­ков. Но прежде всего сле­дует разъ­яс­нить худо­же­ствен­ный замы­сел, по кото­рому архи­тек­тур­ная обо­лочка должна была только оформ­лять есте­ствен­ный вид Пещеры. Перед нача­лом стро­и­тель­ства Храма она пред­став­ляла собой погре­баль­ную ком­нату тра­ди­ци­он­ного иудей­ского захо­ро­не­ния, выруб­лен­ную в толще скалы. Ко входу вели сту­пеньки перед­ней ком­наты. Внутри Пещеры вдоль север­ной стены нахо­ди­лось углуб­ле­ние — арко­со­лий, или коким, куда и поме­ща­лось тело усоп­шего. При стро­и­тель­стве Храма вся лишняя камен­ная порода вокруг неболь­шой камеры вместе с пред­две­рием была сто­чена, так что на ровной поверх­но­сти появи­лась эди­кула круг­лой формы, повто­ряв­шая внут­рен­ние очер­та­ния Пещеры, но уже с внеш­ней сто­роны. Пётр Диакон, палом­ник IV века, даёт такое опи­са­ние Гроб­ницы: “из камня иссе­чена круг­лая Гроб­ница Гос­подня, верх кото­рой чело­век сто­я­щий внутри неё может достать рукою; вход в неё с востока и тут при­ва­лен боль­шой Камень”53.

Пред­по­ло­же­ния о том, каким был вид Гроб­ницы сна­ружи, мы можем стро­ить на основе изоб­ра­же­ния Гроб­ницы в сценах “Жёны у Гроба” на ампу­лах Монцы и Боббио (Monza и Bob­bio, Пале­стина, VII в.). Если верить тому, что оно, по словам Н. П. Конда­кова, “имеет вполне реа­ли­сти­че­ский харак­тер”, то колонны имели вид свое­об­раз­ной спи­рали из закру­чен­ных кане­люр и под­дер­жи­вали неболь­шой полу­круг­лый шатёр. Отме­тим, что ампулы из Монцы уже при­вле­ка­лись к вопросу изу­че­ния алтар­ной пре­грады И. Шали­ной, но иссле­до­ва­тель­ница отме­тила только ту осо­бен­ность, кото­рая сбли­жает изоб­ра­же­ние Куву­к­лии и изоб­ра­же­ние Арки Торы: четы­рёх­ко­лон­ный портик54. Но как раз эта оче­вид­ная ком­по­зи­ци­он­ная ана­ло­гия несколько насто­ра­жи­вает. Если вет­хо­за­вет­ное по сути своей изоб­ра­же­ние появи­лось уже в эпоху элли­низма, под непо­сред­ствен­ным его сти­ли­сти­че­ским вли­я­нием и весьма неточ­ной ана­ло­гией с леген­дар­ным ори­ги­на­лом, то насколько тогда изоб­ра­же­ние Гроб­ницы в сценах “Жёны у Гроба” как изоб­ра­зи­тель­ный про­то­тип Скинии сле­до­вало реаль­ному архи­тек­тур­ному соору­же­нию — Куву­к­лии? Но крат­кое сви­де­тель­ство Евсе­вия дока­зы­вает реа­ли­сти­че­скую точ­ность изоб­ра­же­ния на ампу­лах: “Эту пещеру как главу всего хри­сто­лю­би­вей­шая щед­рость васи­левса напе­рёд одела отлич­ными колон­нами и мно­го­чис­лен­ными укра­ше­ни­ями”55. То есть вокруг Гроба дей­стви­тельно была выстро­ена колон­нада, кото­рая “одела” Куву­к­лию замы­ка­ю­щимся коль­цом по всему пери­метру.

Не про­ти­во­ре­чит, хотя и не вносит прин­ци­пи­ально новых све­де­ний наблю­де­ние диа­кона Петра: “Сна­ружи же до вер­шины всё покрыто мра­мо­ром. Вер­хушка же купола, укра­шен­ная золо­том, имеет на себе золо­той крест Цвет этой Гроб­ницы и Гроба пред­став­ля­ется белым с крас­но­ва­тым”56. То есть колон­нада несла крышу в виде лёг­кого шатра или полу­ку­пола, увен­чан­ную Кре­стом. Говоря о цвете камня, диакон Пётр ука­зы­вает на особую извест­ня­ко­вую породу, кото­рая добы­ва­ется в запад­ных окрест­но­стях Иеру­са­лима и при тща­тель­ной поли­ровке при­об­ре­тает вид твёр­дого камня, похо­жего на мрамор. Таким обра­зом, мы нахо­дим дока­за­тель­ство того, что все эле­менты внеш­него декора Гроб­ницы были сде­ланы не из живой скалы, в кото­рой была выдолб­лена сама пещера, но пред­став­ляли собой отдель­ное соору­же­ние из редкой кра­си­вой породы. Каме­но­ломня, кото­рая неко­гда нахо­ди­лась на месте Гроба Гос­подня, давала иной и не очень высо­ко­ка­че­ствен­ный камень, неудоб­ный для дета­ли­зи­ро­ван­ной обра­ботки — какули или миззи; он имел серый отте­нок. Анто­нин из Пла­цен­дии гово­рит о том, что “ка­мень, кото­рым был заграж­дён Гроб, стоит при входе в него; цвет тот же, как у скалы, он выруб­лен из скалы Гол­гофы”57. То есть есте­ствен­ный цвет пещеры и камня должны были быть серого оттенка и отли­чаться от окру­жав­шей его белой с крас­ными про­жил­ками колон­нады.

Гре­че­ский учёный начала XX века Г. А. Соти­риу в работе, посвя­щён­ной алтар­ным пре­гра­дам ран­не­ви­зан­тий­ского вре­мени, пишет о том что “высо­кие колонны в пре­граде глав­ной вимы были в упо­треб­ле­нии уже во вре­мена Кон­стан­тина Вели­кого. Сам импе­ра­тор сви­де­тель­ствует о том, что пода­рил колонны для духо­вен­ства бази­лики Свя­того Петра в Риме. Так же опи­саны колонны в храме Гроба Гос­подня, Свя­того Сте­фана в Газе, Свя­того Павла в Риме и т. д.”58. Если для точной архео­ло­ги­че­ской рекон­струк­ции Куву­к­лии необ­хо­димы хотя бы незна­чи­тель­ные находки, то вос­со­здать её реаль­ный облик дей­стви­тельно невоз­можно. Но Гроб Гос­по­день прак­ти­че­ски сразу после своего появ­ле­ния вошёл в изоб­ра­зи­тель­ную сим­во­лику хри­сти­ан­ского искус­ства, “ста­но­вясь сия­ю­щим обра­зом Града Божьего, зову­щего избран­ных своих”59. Помимо уже упо­мя­ну­тых ампул из Монца и Боббио в каче­стве изоб­ра­же­ний, дающих отно­си­тель­ное пред­став­ле­ние о реаль­ном облике Куву­к­лии, можно упо­мя­нуть Гроб Гос­по­день на сирий­ской моза­ике V века (Националь­ный музей в Копен­га­гене), на камен­ном рельефе VI — начала VII века (Визан­тий­ская кол­лек­ция Dumbarton Oaks в Вашинг­тоне)60, на моза­ике VI века в бази­лике Сант Апол­ли­на­рио Нуово в Равенне в сцене “Жёны у Гроба”. Изоб­ра­же­ния имеют ряд общих черт: портик из четы­рёх колонн со слож­ными капи­те­лями и про­стыми базами под­дер­жи­вает бал­да­хин. На сирий­ской моза­ике и на рельефе он имеет харак­тер­ную для восточ­ной школы кону­со­вид­ную форму, на визан­тий­ской моза­ике — полу­круг­лую. Цен­траль­ная часть акцен­ти­ру­ется раз­ными спо­со­бами: в одном случае это лам­пада, кото­рая, по пре­да­нию, была при­не­сена ко Гробу Жёнами-миро­но­си­цами; в другом — Крест. В равенн­ской моза­ике — тёмное отвер­стие входа с высту­па­ю­щей из него плитой. Нельзя не заме­тить, что архи­тек­тур­ный фон мозаик в ротонде Свя­того Геор­гия в Фес­са­ло­ни­ках (V в.) во многом повто­ряет при­ня­тую для изоб­ра­же­ния Гроба Гос­подня схему, что ясно дока­зы­вает суще­ство­ва­ние еди­ного для всех про­то­типа. Мно­гие иссле­до­ва­тели обра­щали вни­ма­ние на данное изоб­ра­же­ние. Д. В. Айна­лов писал о том, что данное искус­ство про­дол­жает тра­ди­цию пом­пе­ян­ского архи­тек­тур­ного стиля. Но здесь он “пере­стает быть архи­тек­тур­ным пей­за­жем”, а создаёт осле­пи­тель­ный, мисти­че­ский мир Небес­ной Церкви61.

Осо­бого вни­ма­ния заслу­жи­вает деталь моза­ики со свя­тыми Они­си­фо­ром и Пор­фи­рием. В центре двухъ­ярус­ной постройки поме­ща­ется ниша-апсида, оформ­лен­ная в виде рако­вины. В восточ­ном искус­стве этот мотив часто исполь­зу­ется для декора наи­бо­лее сакраль­ных мест храма (напри­мер, в нише для Торы в сина­гоге Дура-Евро­пус (Сирия) или рельеф с изоб­ра­же­нием Ков­чега Завета в Капер­на­ум­ской сина­гоге (Нижняя Гали­лея) и другие). В нише поме­ща­ется круг­лая постройка, постав­лен­ная на невы­со­кий цоколь. Её архи­тек­тура весьма проста: четыре изящ­ные колонны с капи­те­лями ком­по­зит­ного ордена с закру­чен­ными кане­лю­рами (восточ­ный эле­мент) под­дер­жи­вают бал­да­хин. Он доста­точно мону­мен­та­лен по своим про­пор­циям: его гра­нё­ное в плане и вытя­ну­тое в высоту осно­ва­ние деко­ри­ро­вано пере­се­ка­ю­щи­мися пря­мыми лини­ями, обра­зу­ю­щими сетку ромбов; по сере­дине про­хо­дит гори­зон­таль­ная линия с повто­ря­ю­щимся моти­вом вось­ми­ле­пест­ко­вой розетки. Несмотря на серьёз­ные повре­жде­ния моза­ич­ной поверх­но­сти, кото­рые уни­что­жили всю цен­траль­ную часть изоб­ра­же­ния, по неболь­шим остат­кам гео­мет­ри­че­ского орна­мента в левой нижней части киво­рия можно пред­по­ло­жить, что его окру­жал ряд брон­зо­вых плит — так наз. кан­келлы.

Многие иссле­до­ва­тели, не обра­щая глу­бо­кого вни­ма­ния на архи­тек­тур­ный фон, видели в нём исклю­чи­тельно черты фан­та­стич­но­сти62. Но, как писал М. Ростов­цев, “я вообще не очень хорошо пони­маю термин — фан­та­стич­ность”63, любая фан­та­зия не может рож­даться на пустом месте; так же и архи­тек­тура этого неболь­шого соору­же­ния имеет реаль­ный про­то­тип. Осо­бого вни­ма­ния заслу­жи­вает боль­шое коли­че­ство восточ­ных эле­мен­тов во всей ком­по­зи­ции. Если вспом­нить, что архи­тек­тор Гроба Гос­подня был сирий­цем по про­ис­хож­де­нию (его имя — Зино­вий), то гипо­теза о наи­бо­лее близ­ком соот­вет­ствии дан­ного изоб­ра­же­ния с архи­тек­ту­рой Куву­к­лии вполне обос­но­вана.

Осо­бого вни­ма­ния заслу­жи­вают пере­го­родки между колон­нами Куву­к­лии, кото­рые на моза­ике ока­за­лись прак­ти­че­ски пол­но­стью уни­что­жены. Прежде всего необ­хо­димо разо­браться в тер­ми­но­ло­гии. В про­ме­жут­ках между колон­нами, по опи­са­нию Анто­нина, были уста­нов­лены решётки “из серебра и золота, в окруж­но­сти вся золо­тая”. Латин­ское слово transvolatile, кото­рым он обо­зна­чает данный вид решётки, по мнению Н. П. Конда­ко­ва, сле­дует пони­мать как “решёт­ча­тое покры­тие Гроба Гос­подня (тре­льяж) или прямо высо­кую решётку, шедшую вокруг Гроба”. Если обра­тить вни­ма­ние на зна­че­ние слова volatile — измен­чи­вый, неуло­ви­мый, и trans — частица, кото­рая ука­зы­вает на изме­не­ние формы, то можно пред­по­ло­жить, что Пётр таким обра­зом ука­зы­вает на пере­нос­ное, съём­ное устрой­ство решё­ток вокруг Гроба64.

В другом зна­ме­ни­том палом­ни­че­стве Силь­вии (или Этерии) нахо­дим упо­ми­на­ние о пре­граде перед Куву­к­лией: “А затем при­хо­дит епи­скоп с клиром и тотчас входит в пещеру, и там внутри пре­грады читает молитву за всех”65. Далее она гово­рит о том, что “народ соби­ра­ется в откры­том месте между Кре­стом и Ана­ста­си­сом, в таком коли­че­стве, что нет воз­мож­но­сти открыть решётку”66. В обоих слу­чаях для обо­зна­че­ния решётки упо­треб­ля­ется латин­ское слово c_ftnrefellos, кото­рое напря­мую про­изо­шло от гре­че­ского — kagkљlla или kigkl…dej. “По объ­яс­не­нию Свиды, это то же, что и dikl…dej и озна­чает соб­ственно двух­створ­ча­тую дверь, в упо­треб­ле­нии же так назы­ва­лись в кан­це­ля­риях при­сут­ствен­ных мест решётки, кото­рыми ого­ра­жи­ва­лись поме­ще­ния для архи­вов с делами и для писцов”67. В Вуль­гате термин c_ftnrefellos, по наблю­де­нию Л. Дрей­ера, встре­ча­ется трижды и обо­зна­чает при этом разные архи­тек­тур­ные эле­менты. 1. Охозия же упал через решетку с гор­ницы своей ( 4Цар.1:2 ). По восточ­ному обычаю плос­кая кровля ограж­да­лась на случай паде­ния пери­лами или бруст­ве­ром (евр.саваха)68. 2. Вот, одна­жды смот­рел я в окно дома моего, сквозь решетку (евр. эшнв)мою ( Притч.7:6 ). 3. Друг мой похож на серну или на моло­дого оленя. Вот, он стоит у нас за стеною, загля­ды­вает в окно, мель­кает сквозь решетку (евр. харак) ( Песн.2:9 ). Подоб­ного рода решётки известны и в архи­тек­туре Храма Соло­мона, где “окна были глухо-решёт­ча­тыми, служа не столько для осве­ще­ния храма, сколько для вен­ти­ля­ции”. Из этого наблю­де­ния сле­дует, что для изго­тов­ле­ния пара­пе­тов могли исполь­зо­ваться разные архи­тек­тур­ные эле­менты, извест­ные в искус­стве пред­ше­ству­ю­щих эпох.

О реаль­ном облике кан­келл можно судить по изоб­ра­же­ниям Гроба на уже упо­мя­ну­тых в связи с Куву­к­лией памят­ни­ках. На сирий­ской моза­ике (Наци­о­наль­ный музей в Копен­га­гене, V–VI вв.) — это сквоз­ной узор из повто­ря­ю­ще­гося мотива полу­круга; на фес­са­ло­ни­кий­ской моза­ике ротонды Свя­того Геор­гия и ампу­лах из Монца и Боббио — пере­се­ка­ю­щи­еся под острым углом линии и т. д. В любом случае пара­петы пред­став­ляли собой метал­ли­че­ские плиты, укра­шен­ные про­стым гео­мет­ри­че­ским орна­мен­том, не име­ю­щим слож­ного сим­во­ли­че­ского зна­че­ния, и явля­лись одним из первых, ещё не очень раз­ви­тых образ­цов деко­ра­ции алтар­ной пре­грады.

Гол­гофа также была окру­жена решёт­кой, кото­рая отли­ча­лась от той, что нахо­ди­лась у Гроба, более низкой формой со стол­би­ками, не пре­вы­шав­шими высоту самой пре­грады: “Есть там боль­шой атриум и там холм Лоб­ного места И в окруж­но­сти горы сереб­ря­ные балю­страды Оно имеет сереб­ря­ное устье, где был постав­лен Крест Гос­по­день, и самый Крест весь укра­шен золо­том и кам­нями, и над ним небо (свод) золо­тое, и отго­ро­жено решёт­кою”. Счи­та­ется, что именно здесь свя­ти­тель Кирилл Иеру­са­лим­ский про­из­нёс свои зна­ме­ни­тые “Поуче­ния огла­си­тель­ные и тай­но­вод­ствен­ные”, так как он неод­но­кратно ука­зы­вает на Крест как живое сви­де­тель­ство своих слов. Неко­то­рые иссле­до­ва­тели пола­гают, что моза­ика Святой Пуден­ци­аны изоб­ра­жает этот широ­кий откры­тый дворик. Над архи­тек­тур­ным фоном моза­ики в виде асим­мет­рич­ной экседры воз­вы­ша­ется инкру­сти­ро­ван­ный Крест. Он опи­ра­ется на скалу и при­бли­зи­тельно соот­вет­ствует опи­са­нию того Креста, что был пода­рен Евдо­кией во время её посе­ще­ния Иеру­са­лима: “золо­той Крест с каме­ньями для ора­то­рия на Лобном месте взамен более про­стого”.

Архи­тек­тура Гроба Гос­подня дей­стви­тельно гран­ди­озна для своего вре­мени. Соб­ственно, в IV в. Иеру­са­лим был не только рели­ги­оз­ным, но и куль­тур­ным цен­тром Рим­ской импе­рии. Его архи­тек­тура носит не про­вин­ци­аль­ный харак­тер (как, напри­мер, пале­стин­ская архи­тек­тура Юсти­ни­ана), а пере­до­вой. Она выра­жает слож­ность эпохи, её поис­ко­вый, экс­пе­ри­мен­таль­ный харак­тер. Ста­ви­лись и реша­лись слож­ные вопросы и задачи: одни назрели в обла­сти архи­тек­туры, другие обу­слав­ли­ва­лись свя­щен­ной топо­гра­фией мест­но­сти. Хотя, конечно, можно гово­рить о том, что Гол­гофа, в отли­чие от Гроб­ницы, полу­чила менее эффект­ный облик с точки зрения деко­ра­тив­ного оформ­ле­ния и ока­за­лась сме­щён­ной отно­си­тельно центра, заняв таким обра­зом посред­ствен­ное поло­же­ние в архи­тек­тур­ном реше­нии. Сам храм, рас­по­ло­жен­ный даже не строго по одной оси, не состав­лял еди­ного, нераз­дель­ного и устрем­лён­ного целого. Но это не поме­шало храму Гроба Гос­подня стать эта­ло­ном твор­че­ского раз­ви­тия.

Для исто­рии раз­ви­тия алтар­ной пре­грады здесь содер­жится несколько важных откры­тий. Во-первых, в Гробе Гос­под­нем было два типа её гео­мет­ри­че­ского плана: в виде пря­мого отрезка, соеди­ня­ю­щего про­ти­во­по­лож­ные сто­роны апсиды, и в виде замы­ка­ю­ще­гося кольца колонн и плит, кото­рые охра­няли глав­ные свя­тыни храма. Рекон­струк­ция алтаря VI века Софии Кон­стан­ти­но­поль­ской пред­став­ляет собой слож­ное про­стран­ствен­ное реше­ние, при кото­ром барьер пре­грады высту­пает полу­кру­гом в наос. Её план как бы объ­еди­няет круг­лую форму и прямую — те, что в храме Гроба суще­ство­вали отдельно. Кон­стан­ти­но­поль­ская кон­струк­ция, соеди­нив­шая два разных типа, явля­ется прямым след­ствием раз­ви­тия хра­мо­вой архи­тек­туры, кото­рая соеди­нила купол и бази­лику. Во-вторых, здесь появи­лись сразу две наи­бо­лее харак­тер­ные формы пре­грады: низкий пара­пет (вокруг Гол­гофы, перед Куву­к­лией, в алтар­ной части бази­лики) и высо­кий колон­ча­тый “портик” (Куву­к­лия). Впо­след­ствии в архи­тек­туре эти эле­менты будут варьи­ро­ваться и каждый раз по-новому соче­таться. Также сле­дует обра­тить вни­ма­ние на ряд плит, кото­рые были сде­ланы из дра­го­цен­ных и полу­дра­го­цен­ных метал­лов: золота и серебра (Куву­к­лия, Гол­гофа), бронзы (пре­града в Ротонде). Хотя из раз­лич­ных спо­со­бов их деко­ра­ции гео­мет­ри­че­ский орна­мент из про­стых повто­ря­ю­щихся моти­вов был наи­бо­лее неза­мыс­ло­ва­тым, в храме Гроба Гос­подня его упо­треб­ле­ние не было хао­тич­ным или слу­чай­ным; напро­тив, декор был упо­ря­до­чен и осмыс­лен.

2. Архи­тек­тура Виф­ле­ем­ской бази­лики. Срав­не­ние устрой­ства алтаря в бази­ли­ках IV и VI вв. Вза­и­мо­связь и про­ти­во­ре­чие ново­за­вет­ной и вет­хо­за­вет­ной сим­во­лики

Бази­лика Рож­де­ства Хри­стова в Виф­ле­еме (IV–XIX вв.). Совре­мен­ный вид

Виф­ле­ем­ская бази­лика стро­ится прак­ти­че­ски одно­вре­менно с храмом Гроба Гос­подня (храм Гроба в 333 г. уже суще­ство­вал; Виф­ле­ем­ский был освя­щён 31 мая 339 г.). В её архи­тек­туре решался тот же вопрос, что и при стро­и­тель­стве храма Гроба Гос­подня: соеди­не­ние сфе­ри­че­ской формы (в данном случае это окта­гон) и бази­ли­каль­ной, но здесь они ока­за­лись более сли­тыми в единое целое. Совре­мен­ный облик храма — резуль­тат рестав­ра­ции, пред­при­ня­той во вре­мена Юсти­ни­ана. Хотя постройка VI в. повто­ряет очер­та­ния пред­ше­ству­ю­щей эпохи, но именно алтар­ная часть пре­тер­пела наи­боль­шие изме­не­ния. Скорее всего эти изме­не­ния были не только резуль­та­том раз­ви­тия архи­тек­туры за тот про­ме­жу­ток вре­мени, кото­рый раз­де­лял обе постройки, но имели и прин­ци­пи­аль­ное зна­че­ние. Здесь кро­ется очень важный для сим­во­лики алтар­ной пре­грады твор­че­ский замы­сел, свя­зы­ва­ю­щий Виф­ле­ем­скую бази­лику и Иеру­са­лим­ский храм.

Планы Виф­ле­ем­ской бази­лики (внизу – IV век, сверху – VI век)

Прежде всего необ­хо­димо выяс­нить, как выгля­дел алтарь Виф­ле­ем­ской бази­лики изна­чально, до рестав­ра­ции VI в.

Бази­лика IV века состо­яла из трёх частей: атри­ума, бази­лики (квад­рат­ной формы) и алтар­ной части в виде окта­го­наль­ной часовни. Окта­гон (7,9 м — длина каждой сто­роны по внеш­нему пери­метру) рас­по­ла­гался прямо над пеще­рой Рож­де­ства. С бази­ли­кой его соеди­няли три входа, рас­по­ла­гав­ши­еся по одной прямой и оформ­лен­ные ана­ло­гично запад­ному фасаду храма. Цен­траль­ный вход, самый широ­кий (во всю длину запад­ной грани окта­гона), вёл из цен­траль­ного нефа по лест­нич­ному (двух­сту­пен­ча­тому) про­лёту непо­сред­ственно к Гроту, в то время как север­ный и южный входы, более узкие, откры­вали доступ в две сим­мет­рично рас­по­ло­жен­ные тре­уголь­ные ком­натки. “Гипо­те­нузы” их рав­но­сто­рон­них тре­уголь­ни­ков сов­па­дали с северо- и юго-запад­ными сто­ро­нами окта­гона.

Необ­хо­димо пояс­нить устрой­ство глав­ной свя­тыни храма, ради кото­рой он и был воз­ве­дён, то есть устрой­ство Грота, Пещеры Рож­де­ства. Внутри уже опи­сан­ного нами окта­гона, кото­рый при­мы­кал к бази­лике с востока, рас­по­ла­гался ещё один окта­гон, мень­ший по раз­меру (сто­рона 3,5 м)69. Он пред­став­лял собой сту­пен­ча­тую плат­форму, высота кото­рой скла­ды­ва­лась из трёх уров­ней. Две верх­ние сту­пени были равны по ширине (за ширину здесь при­ни­ма­ется рас­сто­я­ние от каждой вер­шины внеш­него окта­гона до вер­шины впи­сан­ного в него, мень­шего) и могли вме­стить на своей поверх­но­сти зна­чи­тель­ное коли­че­ство людей, в то время как самая нижняя сту­пенька — весьма узкая — имела скорее деко­ра­тив­ный харак­тер. В центре нахо­ди­лось боль­шое круг­лое отвер­стие (диа­метр 3,9 м)70, через кото­рое палом­ники могли загля­нуть в Пещеру. По пери­метру этой окруж­но­сти была уста­нов­лена пере­го­родка, предо­хра­няв­шая свя­тыню и палом­ни­ков от несчаст­ных слу­чаев и чрез­мер­ного любо­пыт­ства. Дж. В. Кра­у­фут пишет о том, что во время архео­ло­ги­че­ских рас­ко­пок был найден фраг­мент этой пре­грады: она пред­став­ляла собой глад­кий, хорошо отшли­фо­ван­ный камень, искусно обра­бо­тан­ный для соеди­не­ния с сосед­ним блоком, без следов рельеф­ной или литей­ной обра­ботки. В. Харвей пред­по­ла­гает, что суще­ство­вал также некий “экран (точнее будет назвать его бал­да­хи­ном), веро­ятно, брон­зо­вый, кото­рый под­дер­жи­вался колон­ками, уста­нов­лен­ными в желоб­ках по внеш­ней сто­роне камен­ного изде­лия”. То есть круг­лое отвер­стие, помимо камен­ной пре­грады вдоль всего пери­метра, было укра­шено ещё брон­зо­вым киво­рием, веро­ятно, тонкой худо­же­ствен­ной работы. Прямо над ним архи­тек­тор воз­двиг кони­че­скую дере­вян­ную крышу с отвер­стием (oculus) посе­ре­дине. Таким обра­зом, внизу откры­ва­лась пещера, в кото­рой Хри­стос родился; наверху — небо, куда Хри­стос воз­нёсся. Полы вокруг сту­пен­ча­того воз­вы­ше­ния в центре алтаря до самых стен окта­гона были покрыты моза­и­ками.

Так выгля­дел алтарь Виф­ле­ем­ской бази­лики при Кон­стан­тине. Доступ в саму пещеру был запре­щён для боль­шин­ства палом­ни­ков, хотя был ли он вообще воз­мо­жен — даже для самых почёт­ных кли­ри­ков — вопрос даль­ней­ших архео­ло­ги­че­ских работ и науч­ных дис­кус­сий, так как до сих пор не выяс­нено, был ли спуск в пещеру в виде тун­неля или тот неболь­шой проход, что обна­ру­жен внутри северо-восточ­ной сто­роны окта­гона — более позд­нее допол­не­ние? Кра­у­фут счи­тает, что внутри пещеры не мог нахо­диться алтарь, и сам Грот был пред­на­зна­чен только для созер­ца­ния и покло­не­ния палом­ни­ков, но не для служб. С одной сто­роны, эти меры можно пони­мать просто как предо­сто­рож­ность: место Рож­де­ства было непри­частно к доброй палом­ни­че­ской тра­ди­ции “что-нибудь взять на память”. С другой же сто­роны, воз­ни­кает инте­рес­ная ситу­а­ция: тёмная под­зем­ная пещера, инте­рьер кото­рой можно раз­гля­деть только при туск­лом отблеске от брон­зо­вого бал­да­хина, и при этом совер­шенно недо­ступ­ная, таин­ствен­ная… Л. А. Беляев пишет о том, что это “первый извест­ный случай экс­по­ни­ро­ва­ния архео­ло­ги­че­ского объ­екта с помо­ста!”. Но, воз­можно, что подоб­ное устро­е­ние глав­ной свя­тыни храма Рож­де­ства было при­звано к более глу­бо­кой цели: напом­нить о другой постройке, инте­рьер кото­рой был также погру­жён в полу­мрак. Известно, что в Иеру­са­лим­ском храме были окна решет­ча­тые, глухие с отко­сами ( 3Цар.6:4 ), “служа не столько для осве­ще­ния храма, сколько для его вен­ти­ля­ции”71. Если в при­строй­ках, где пер­во­свя­щен­ники гото­ви­лись для служб и жерт­во­при­но­ше­ний, окна были доста­точно широки, то в Свя­ти­лище храма царил полу­мрак, а в Святая Святых — полная мгла. Двери из Свя­того в Святая Святых, где хра­нился Ковчег Завета, были всегда закрыты и запе­ча­таны золо­той цепью: и про­тя­нул золо­тые цепи пред дави­ром, и обло­жил его золо­том ( 3Цар 6:21 ). То есть давир, где нахо­дился Ковчег Завета со скри­жа­лями, был совер­шенно недо­сту­пен даже для свя­щен­ни­ков; также и Грот Рож­де­ства, внут­рен­ность кото­рого можно было раз­гля­деть только при искус­ствен­ном осве­ще­нии. Моисей всту­пил во мрак, где Бог ( Исх.20:21 ). Тогда сказал Соло­мон: Гос­подь сказал, что Он бла­го­во­лит оби­тать во мгле ( 3Цар.8:12 ). По неко­то­рым пред­по­ло­же­ниям, слово давир про­ис­хо­дит от древ­не­ев­рей­ского гла­гола dabar ‘гово­рить, воз­ве­щать’. Воз­можно, что это назва­ние, выбран­ное для Святая Святых храма, слу­жило нази­да­тель­ным напо­ми­на­нием о полу­че­нии скри­жа­лей про­ро­ком Мои­сеем на Синай­ской горе: Моисей гово­рил, и Бог отве­чал ему голо­сом ( Исх.19:19 ). В Виф­ле­еме Гос­подь родился в тем­ноте ночи и сумраке пещеры, но путь Его был осве­щён Виф­ле­ем­ской звез­дой.

Саму форму круг­лого “окна”, откры­ва­ю­щего вид Виф­ле­ем­ской пещеры, можно соот­не­сти с устрой­ством жерт­вен­ника в иеру­са­лим­ском храме: И сделал литое из меди море совсем круг­лое, выши­ною в пять локтей ( 3Цар.7:23 ). Суще­ствует несколько вари­ан­тов его рекон­струк­ции. В част­но­сти, по Иосифу Флавию, медное море было сде­лано в виде полу­ша­рия. Конечно, устрой­ство круг­лого “окна” в Пещеру в первую оче­редь зави­село от архи­тек­туры окта­гона, не только струк­турно, но и сим­во­ли­че­ски. Его цен­три­че­ская форма имеет более близ­кие по вре­мени ана­ло­гии, чем вет­хо­за­вет­ные, напри­мер, рим­ские мемо­ри­аль­ные соору­же­ния (мав­зо­лей Дио­клек­ти­ана в Сплите и др.). Архи­тек­тур­ный про­то­тип хотя и не всегда служит непо­сред­ствен­ным источ­ни­ком вдох­но­ве­ния и заим­ство­ва­ния для архи­тек­тора, но его также важно иметь в виду, по край­ней мере тео­ре­ти­че­ски.

В храме, выстро­ен­ном Юсти­ни­а­ном, атриум был про­дол­жен на запад, таким обра­зом при­об­ре­тая пря­мо­уголь­ную форму (на его месте теперь рас­по­ло­жен откры­тый двор). Вокруг была воз­двиг­нута мощная кре­пост­ная стена для защиты от атак сама­рян. Север­ная и южная стены бази­лики про­хо­дили по старой гра­нице, но длина её несколько уве­ли­чи­лась за счёт выдви­же­ния запад­ного фасада. Квад­рат­ный план был заме­нён пря­мо­уголь­ным (33 м вместо 26,5 м). Цен­траль­ный неф рас­ши­рен (10,25 м), боко­вые — сужены. Стро­и­тели Юсти­ни­ана исполь­зо­вали старые колонны и капи­тели. При этом те колонны, кото­рые были ими выте­саны, настолько искусно ими­ти­ро­вали преж­ние, что даже спе­ци­а­ли­сты в XX веке не могли их отли­чить. Они допол­нили преж­нее коли­че­ство деся­тью круг­лыми колон­нами и четырьмя двой­ными, уста­нов­лен­ными по углам впи­сан­ного (теоретичес­кая форма) в алтарь квад­рата. В раз­резе послед­ние имели форму “сер­де­чек” и напо­ми­нали о сдво­ен­ных колон­нах Скинии: и два бруса сделай для углов Скинии они должны быть соеди­нены внизу и соеди­нены вверху к одному кольцу ( Исх.26:23–24 ).

На месте окта­гона стро­и­тели попы­та­лись соору­дить круг­лое здание (диа­метр 33,6), но от этого плана вскоре отка­за­лись. Вместо этого было при­нято реше­ние, вполне тра­ди­ци­он­ное для восточ­ной архи­тек­туры того вре­мени, — соору­дить алтарь с тремя апси­дами по сто­ро­нам света, кроме запад­ной (три­конх). Насколько такое стро­е­ние было необ­хо­димо функ­ци­о­нально — ска­зать сложно, но можно при­ве­сти неко­то­рые ана­ло­гии, дока­зы­ва­ю­щие если не “попу­ляр­ность” такого мотива (как счи­тает Дж. Кра­у­фут), то по край­ней мере его отно­си­тель­ную извест­ность. Два при­мера нахо­дим в архи­тек­туре Греции VI века, один в Додоне (Dodona), другой в Пара­ми­фии (Paramythia). В пустыне Негев в Рафебе (Negev, Ratheiba) также есть храм с три­кон­хом. Но про­то­тип можно найти и в более ранней язы­че­ской архи­тек­туре. Подоб­ные же планы храмов известны ещё в дохри­сти­ан­ской архи­тек­туре Южной Сирии, в Гау­ране (Серайя в Кана­вате и Тихейон в Ис-Сан­амене). “Зодчим рим­ского вре­мени (име­ется в виду после Р. Х.) в Гау­ране не надо было далеко ходить, чтобы найти про­об­раз для апсиды с боко­выми ком­на­тами”72. Сирию и Пале­стину свя­зы­вали давние архи­тек­тур­ные кон­такты: на тер­ри­то­рии Сирии было най­дено несколько храмов вет­хо­за­вет­ных времён, пре­тен­ду­ю­щих на типо­вую бли­зость к Пер­вому иеру­са­лим­скому храму. Восточ­ная школа архи­тек­туры в VI веке была настолько богата и раз­вита, что ока­за­лась при­вле­ка­тель­ной и для Юсти­ни­ана: Анфи­мий и Исидор, стро­и­тели Софии Кон­стан­ти­но­поль­ской — оба были родом из Малой Азии.

Виф­ле­ем­ская бази­лика IV века отно­сится к восточ­ной школе архи­тек­туры, основ­ными при­зна­ками кото­рой Н.И. Брунов счи­тает “скло­не­ние к отчёт­ли­вым гео­мет­ри­че­ским объ­ё­мам, постав­лен­ным изо­ли­ро­вано, к неболь­шим про­ёмам окон, малому их числу, к ста­тич­ному инте­рьеру”73. Стро­и­тели же Юсти­ни­ана попы­та­лись соеди­нить те два здания — бази­лику и окта­гон, кото­рые их пред­ше­ствен­ники просто поме­щали рядом. Прак­ти­че­ски две части храма дей­стви­тельно ока­за­лись “под одной крышей”. Но в целом нельзя ска­зать, чтобы реше­ние ока­за­лось гени­аль­ным: объ­еди­не­ние двух частей про­ис­хо­дит больше на тех­ни­че­ском и искус­ствен­ном уровне, чем осмыс­ленно и вдох­но­венно.

Алтар­ная часть первой Виф­ле­ем­ской бази­лики с “окном” в Пещеру была открыта для палом­ни­ков только в сво­бод­ное от служб время. Но его было не так много: чин иеру­са­лим­ской литур­гии был очень про­дол­жи­тель­ным. Пере­стройка же Юсти­ни­ана поз­во­лила обес­пе­чить одно­вре­мен­ное про­ве­де­ние службы и доступ в Пещеру; именно доступ, а не просто созер­ца­ние. На месте преж­ней плат­формы с круг­лым отвер­стием теперь нахо­ди­лось воз­вы­ше­ние в виде полу­круг­лой плос­ко­сти. Архео­ло­ги­че­ские остатки весьма скудны: най­дены лишь фраг­менты камен­ных блоков, хорошо обра­бо­тан­ные, со сле­дами литей­ных работ и резьбы. Новая плат­форма также была сту­пен­ча­той (2–3 сту­пени), но её поверх­ность была ровной, глухой и нахо­ди­лась прямо над Пеще­рой. Есть пред­по­ло­же­ние, что изна­чально она пред­став­ляла собой круг, кото­рый воз­вы­шался над уров­нем пола и впи­сы­вался в восточ­ную апсиду, сов­па­дая с ней по ради­усу (9,2 м). Если верить тому, что совре­мен­ный ико­но­стас дей­стви­тельно сов­па­дает с местом древ­ней алтар­ной пре­грады, то полу­ча­ется, что она соеди­няла север­ную и южную пяту восточ­ной апсиды и раз­де­ляла круг на две равные части. Восточ­ный сег­мент нахо­дился за пре­гра­дой, а запад­ный — перед ней и пред­став­лял собой амвон. Воз­можно, что это камен­ное воз­вы­ше­ние отме­чало свя­тость места, так как оно нахо­ди­лось прямо над Гротом. Два лест­нич­ных про­лёта (сохра­ни­лись до наших дней) с север­ной и южной сто­роны спус­ка­лись прямо в Пещеру. Таким обра­зом, во время литур­гии группы палом­ни­ков могли при­кла­ды­ваться к свя­тыни, не нару­шая ход бого­слу­же­ния.

Исто­рия любит легенды. Одна из них прочно пре­сле­дует Виф­ле­ем­скую бази­лику: Юсти­ниан велел каз­нить архи­тек­тора, узнав о том, что храм слиш­ком тёмный. Вряд ли это было свя­зано с самой бази­ли­кой, так как по рекон­струк­ции Харвея она осве­ща­лась через широ­кие окна, кото­рых насчи­ты­ва­лось до 22, скорее, с устрой­ством Грота, кото­рый даже в боль­шей сте­пени, чем прежде, был изо­ли­ро­ван от сол­неч­ного света. По замыслу, кото­рый одоб­рил Юсти­ниан, Грот должен был быть откры­тым (как это выра­жа­лось с точки зрения архи­тек­туры — не очень пока ясно). Но архи­тек­тор, видимо, посчи­тал вопло­ще­ние такой идеи слиш­ком затруд­ни­тель­ным и, не посо­ве­то­вав­шись с импе­ра­то­ром, соеди­нил преж­нее стро­е­ние Пещеры с одоб­рен­ным про­ек­том. Резуль­тат импе­ра­тора не удо­вле­тво­рил.

Почему же тёмная Пещера вызвала такой гнев импе­ра­тора? Воз­можно, Юсти­ниан хотел пре­одо­леть то, к чему стре­мился архи­тек­тор Кон­стан­тина — то есть таин­ствен­ность и полу­мрак, напо­ми­нав­шие о Святая Святых иеру­са­лим­ского храма: они должны были рас­се­яться от обиль­ного Света. Давир иеру­са­лим­ского храма был обра­щён на запад, а “не на восток, чтобы моля­щи­еся покло­ня­лись не Солнцу вос­хо­дя­щему, но Вла­дыке Солнца” (по тол­ко­ва­нию Фео­до­рита Кир­ского). Виф­ле­ем­ская бази­лика IV в. — один из первых храмов, кото­рый был обра­щён алта­рём на восток. Даже храм Вос­кре­се­ния, постро­ен­ный прак­ти­че­ски одно­вре­менно, был ори­ен­ти­ро­ван на запад. В резуль­тате фор­ми­ру­ется идея ран­не­хри­сти­ан­ской пре­грады, кото­рая вместо того, чтобы пол­но­стью закры­вать давир (или Святая Святых), напро­тив, откры­вала алтарь для веру­ю­щих.

Итак, алтар­ная пре­града Виф­ле­ем­ской бази­лики IV в. пред­став­ляла собой брон­зо­вый киво­рий, под­дер­жи­ва­е­мый колон­нами с низ­кими камен­ными пли­тами в интер­ко­лум­ниях. Киво­рий был поднят на сту­пен­ча­тый пье­де­стал окта­го­наль­ной формы. Его архи­тек­тура выде­ляла и охра­няла глав­ную свя­тыню храма — Грот Рож­де­ства, точнее, “окно” в него. Нельзя не заме­тить, что такая постройка близко напо­ми­нала киво­рий в храме Гроба — Куву­к­лию. Виф­ле­ем­ская пре­града стро­ится по уже извест­ному образцу, во всём ему под­ра­жая, несмотря на совер­шенно иные топо­гра­фи­че­ские данные: Пещера Вос­кре­се­ния высту­пала над уров­нем пола, Пещера же Рож­де­ства скры­ва­лась в толще камен­ного грунта.

В VI в. про­ис­хо­дят кар­ди­наль­ные изме­не­ния в Виф­ле­ем­ской бази­лике. Про­стран­ство алтаря “раз­мы­ка­ется”: если раньше вход в него был воз­мо­жен только через запад­ную грань окта­гона (ширина цен­траль­ного нефа), то теперь три­лист­ник опи­ра­ется на внеш­ние стены бази­лики и охва­ты­вает ширину всех трёх нефов. Алтар­ная пре­града, соеди­няя концы восточ­ной апсиды, пред­став­ляла собой прямой ряд плит, под­ня­тый на солею. Две другие апсиды, рас­по­ло­жен­ные друг против друга, обра­зо­вы­вали тран­септ и рас­ши­ряли про­стран­ство наоса. Пещера теперь пред­став­ляла собой отдель­ное от всего храма под­зем­ное поме­ще­ние, со вре­ме­нем орга­ни­зо­ван­ное как малень­кая под­зем­ная капелла со своим алта­рём и своей пре­гра­дой. А пре­града храма имела тра­ди­ци­он­ный для той эпохи и для дан­ного типа архи­тек­туры облик, при­спо­соб­лен­ный для про­ве­де­ния служб в бази­лике и прак­ти­че­ски неза­ви­си­мый от Пещеры Рож­де­ства. Таким обра­зом, в Виф­ле­ем­ском храме после­до­ва­тельно сме­нили друг друга два типа алтар­ной пре­грады (круг­лый в плане, высо­кий киво­рий и низкий пара­пет), кото­рые уже при­сут­ство­вали в храме Гроба Гос­подня IV в.

Заклю­че­ние

В каче­стве выво­дов, завер­ша­ю­щих обе части данной работы, сле­дует ска­зать, что архи­тек­тура алтар­ной пре­грады прежде чем при­об­ре­сти тот слож­ный, син­те­зи­ро­ван­ный облик, кото­рый изве­стен по мно­го­чис­лен­ным при­ме­рам XII–XIV веков, прошла долгий путь раз­ви­тия: от вет­хо­за­вет­ного про­то­типа, сквозь раз­но­род­ные, неустой­чи­вые попытки ран­не­хри­сти­ан­ского вре­мени.

Вет­хо­за­вет­ная пре­града, извест­ная по леген­дар­ной Скинии и иеру­са­лим­скому храму, хотя по своей архи­тек­туре и была доста­точно проста, но была наи­бо­лее тесно свя­зана со Свя­щен­ным Писа­нием, бла­го­даря чему дала широ­кое сим­во­ли­че­ское, бого­слов­ское русло для даль­ней­шего раз­ви­тия пре­грады в хри­сти­ан­ской архи­тек­туре. При этом сим­во­лика была не только архи­тек­тур­ной, на основе кото­рой про­стран­ство храма дели­лось на три части, но и изоб­ра­зи­тель­ной, на основе кото­рой в деко­ра­цию ран­не­ви­зан­тий­ских плит вошли многие вет­хо­за­вет­ные мотивы. После­до­ва­тель­ное изу­че­ние вет­хо­за­вет­ных памят­ни­ков, при­во­дит к неко­то­рым заклю­че­ниям. Во-первых, в биб­лей­ском опи­са­нии Скинии наи­бо­лее важ­ными для после­ду­ю­щего раз­ви­тия хри­сти­ан­ского искус­ства ока­за­лись све­де­ния, каса­ю­щи­еся её завес. Во-вторых, в опи­са­нии иеру­са­лим­ского храма даны зна­чи­мые све­де­ния о пан­дусе давира (про­то­тип солеи) и ука­за­ние на облик дере­вян­ной двери (вход в Святая Святых, про­то­тип Цар­ских врат). Хотя от убран­ства иеру­са­лим­ского храма ничего не оста­лось, но рельеф­ное или моза­ич­ное изоб­ра­же­ние двери часто встре­ча­ется в иудей­ских захо­ро­не­ниях рубежа эр и в сина­го­гах первых веков по Р. Х., что даёт доста­точно опре­де­лён­ное пред­став­ле­ние об их реаль­ном облике. В‑третьих, моза­ики в сина­го­гах с изоб­ра­же­нием Арки Торы, заклю­чён­ной в четы­рёх­ко­лон­ный портик, сыг­рали свою роль в раз­ви­тии алтар­ной пре­грады. По сути, эта ком­по­зи­ция, кото­рая появ­ля­ется в самой зна­чи­мой части сина­гоги, иллю­стри­рует пре­граду Вет­хо­за­вет­ного храма. Таким обра­зом, на услов­ном изоб­ра­зи­тель­ном уровне (реаль­ная пре­града Скинии иеру­са­лим­ского храма выгля­дела иначе) созда­ётся про­то­тип для высо­кого типа алтар­ной пре­грады в виде элли­ни­сти­че­ского пор­тика.

В храме Гроба Гос­подня сосу­ще­ство­вало два типа пре­грады: прямой и круг­лой формы, с высо­ким и низким фаса­дом. Деко­ра­цию пара­пе­тов можно назвать ней­траль­ной и не ока­зав­шей в даль­ней­шем суще­ствен­ного вли­я­ния, в то время как для раз­ви­тия архи­тек­туры алтар­ной пре­грады здесь можно найти ясные истоки и при­меры: Куву­к­лия пред­став­ляла собой архи­тек­тур­ное соору­же­ние из ряда высо­ких колонн, несу­щих сфе­ри­че­ское пере­кры­тие в виде бал­да­хина. Перед Куву­к­лией была выстро­ена низкая ограда: плиты с про­стым гео­мет­ри­че­ским орна­мен­том из пере­се­ка­ю­щихся линий. Точно такие же сереб­ря­ные кан­келлы нахо­ди­лись в интер­ко­лум­ниях Гроб­ницы. Впо­след­ствии уже не суще­ство­вало такого чёт­кого деле­ния на высо­кую и низкую кон­струк­цию. Про­ис­хо­дит сли­я­ние двух форм, при­спо­соб­ле­ние к архи­тек­туре, что даёт самые раз­но­об­раз­ные твор­че­ски орга­ни­зо­ван­ные при­меры алтар­ных пре­град. На данный момент извест­ная нам клас­си­фи­ка­ция алтар­ных пре­град ран­не­ви­зан­тий­ского пери­ода, состав­лен­ная гре­че­ским визан­ти­ни­стом начала XX в. Г. А. Соти­риу, явля­ется наи­бо­лее полной, хотя и не исчер­пы­ва­ю­щей. Автор пуб­ли­кует боль­шое коли­че­ство рекон­струк­ций IV–VI вв. Правда, об архи­тек­туре вре­мени Кон­стан­тина Вели­кого и, в част­но­сти, об архи­тек­туре Гроба Гос­подня мы нахо­дим лишь несколько слов: “Высо­кие колонны в пре­граде глав­ной вимы были в упо­треб­ле­нии уже во вре­мена Кон­стан­тина Вели­кого. Сам импе­ра­тор сви­де­тель­ствует о том, что пода­рил колонны для духо­вен­ства бази­лики Свя­того Петра в Риме. Также опи­саны колонны в храме Гроба Гос­подня, Свя­того Сте­фана в Газе, Свя­того Павла в Риме и т. д., только их реаль­ный облик неиз­ве­стен”. На основе нашей попытки вос­со­здать облик алтар­ной пре­грады Гроба Гос­подня можно под­твер­дить гипо­тезу Г. А. Соти­риу реаль­ными при­ме­рами. Утвер­жде­ние Е. Е. Голу­бин­ского о том, что “Юсти­ниан про­из­вёл в суще­ство­вав­шей дотоле форме алтар­ной пре­грады неко­то­рые изме­не­ния, именно — стол­бики, кото­рые раз­де­ляют и вместе свя­зы­вают прясла решётки, он зна­чи­тельно про­тя­нул вверх над решёт­кой так что они стали над ней неболь­шими колон­нами или колон­ками”74, — сле­дует откор­рек­ти­ро­вать. При Юсти­ни­ане хотя и про­изо­шли неко­то­рые изме­не­ния, в резуль­тате кото­рых появился “визан­тий­ский тем­плон” (по клас­си­фи­ка­ции Г. А. Соти­риу), но основ­ной шаг — наи­бо­лее яркий и актив­ный, можно даже ска­зать, фено­ме­наль­ный — в раз­ви­тии архи­тек­туры алтар­ной пре­грады был сделан в храме Гроба Гос­подня при Кон­стан­тине Вели­ком. Все после­ду­ю­щие при­меры варьи­руют и пере­ра­ба­ты­вают хорошо извест­ный в то время про­то­тип.

Тер­ри­то­рия Пале­стины предо­став­ляет уни­каль­ные усло­вия для раз­ви­тия хри­сти­ан­ской архи­тек­туры и деко­ра­ции алтар­ных пре­град ран­не­хри­сти­ан­ского пери­ода. Вет­хо­за­вет­ная куль­тура заро­ди­лась и наи­бо­лее ярко и живо себя выра­зила именно в этой части света. К рубежу эр глав­ная свя­тыня — иеру­са­лим­ский храм — при­об­ре­тает элли­ни­сти­че­ский облик (таковы были не только поли­ти­че­ские, но и куль­тур­ные инте­ресы пра­ви­теля Иудеи — Ирода Вели­кого). То есть язы­че­ский пласт куль­туры уже ока­зался адап­ти­ро­ван­ным к более орга­нич­ному (по срав­не­нию с дру­гими реги­о­нами) вос­при­я­тию её хри­сти­ан­ством. Хотя иеру­са­лим­ский храм вскоре после столь важной рестав­ра­ции был пол­но­стью раз­ру­шен, память о нём не уга­сала и про­дол­жала про­яв­лять себя в стро­и­тель­стве сина­гог. Таким обра­зом, к IV в., когда появ­ля­ются первые хри­сти­ан­ские церкви, уже суще­ство­вал неко­то­рый обра­зец архи­тек­тур­ного вопло­ще­ния хра­мо­вого про­стран­ства. Сложно про­сле­дить и кон­кретно вычле­нить, что именно пере­шло из сина­гоги в хри­сти­ан­скую архи­тек­туру, кроме бази­ли­каль­ного типа постройки, изоб­ра­же­ния Арки Торы. По сути, сина­гога мало чем отли­ча­ется от рим­ской бази­лики с точки зрения архи­тек­туры и скорее явля­ется свое­об­раз­ным про­вод­ни­ком вет­хо­за­вет­ной сим­во­лики и изоб­ра­зи­тель­ных моти­вов, чем архи­тек­тур­ной пер­во­ос­но­вой, — тем более что вет­хо­за­вет­ный запрет на изоб­ра­же­ния каким-то обра­зом обхо­дится сто­ро­ной и в сина­го­гах (Бет Альфа, Бет Шеан) нахо­дят вопло­ще­ние не только мотивы, но и целые сюжеты. Именно в бази­ли­каль­ного типа сина­го­гах, кото­рые впер­вые появи­лись не ранее VI в. под непо­сред­ствен­ным вли­я­нием хри­сти­ан­ства и наи­бо­лее раз­виты по своей архи­тек­туре, раз­ра­ба­ты­ва­ется моза­ич­ная деко­ра­ция полов. Одной из трёх её частей явля­ется изоб­ра­же­ние Арки Торы как четы­рёх­ко­лон­ного пор­тика с услов­ным входом как запе­ча­тан­ных и зана­ве­шен­ных дверей (вход в давир). Обычно оно поме­ща­лось в непо­сред­ствен­ной бли­зо­сти от алтар­ного выступа, перед низкой пре­гра­дой. Эта ком­по­зи­ция свя­зала биб­лей­ский леген­дар­ный про­то­тип, о кото­ром она была при­звана напо­ми­нать, и реаль­ную архи­тек­туру алтар­ной пре­грады хри­сти­ан­ского храма, гене­зис кото­рой сле­дует искать в пале­стин­ской архи­тек­туре визан­тий­ского пери­ода.

При­ме­ча­ния:

1 Свя­ти­тель Гри­го­рий Нис­ский. О жизни Моисея Зако­но­да­теля. М., 1999. С. 68.

2 Архи­епи­скоп Ниже­го­род­ский и Арза­мас­ский Вени­а­мин. Новая Скри­жаль. М., 1999. С. 24.

3 Walter C. A New Look at the Byzantine Sanctuary Barrier // Revue des Etudes Byzantines. Vol. 51. 1993. С. 203.

4 Бель­тинг Х. Образ и культ. М., 2002. С. 583.

5 Тол­ко­вая Библия, или ком­мен­та­рий на все книги Св. Писа­ния Вет­хого и Нового Завета / Изд. пре­ем­ни­ков А. П. Лопу­хина. Репр.: Сток­гольм, 1987 (далее — Тол­ко­вая Библия Лопу­хина). Т. 6. С. 458.

6 Цер­ковь свя­того Сте­фана в Боло­нье (432 г.), цер­ковь Кура­тора в Кон­стан­ти­но­поле, мона­стырь Свя­того Гроба в Вален­сии (VI в.), цер­ковь Миха­ила в Фульде (820 г.).

7 Конда­ков Н. П. Архео­ло­ги­че­ское путе­ше­ствие по Сирии и Пале­стине. СПб., 1904. С. 31.

9 Иосиф Флавий. Иудей­ские Древ­но­сти. Кн. 3. Гл. 6. 2 / Пер. Г. Г. Ген­келя. СПб., 1900.

10 Тро­иц­кий И. Г. Биб­лей­ская архео­ло­гия. СПб., 1913. С. 352.

11 Иосиф Флавий. Иудей­ские Древ­но­сти. Кн. 3. Гл. 6. 1.

12 Тол­ко­вая Библия Лопу­хина. Т. 1. С. 361.

13 1 локоть равен 44 см.

14 “Каждая стойка пред­став­ляла собой две колонки, свя­зан­ные попе­ре­чи­нами напо­до­бие при­став­ной лест­ницы”. — Даули Т. Скиния. М., 2003. С. 12.

16 Свя­ти­тель Гри­го­рий Нис­ский. О жизни Моисея Зако­но­да­теля. С. 68–73.

17 Тол­ко­вая Библия Лопу­хина. Т. 1. С. 360, 359.

18 Свя­щен­ник Вяче­слав Синель­ни­ков. Турин­ская Пла­ща­ница на заре новой эры. М., 2002. С. 58.

20 Иосиф Флавий. Иудей­ские древ­но­сти. Кн. 3. Гл. 7. 2.

21 Филон Алек­сан­дрий­ский. О жизни Моисея. 2. 118. Цит. по: Свя­ти­тель Гри­го­рий Нис­ский. О жизни Моисея Зако­но­да­теля. С. 73.

22 И сде­лают ефод из золота, из голу­бой, пур­пу­ро­вой и черв­ле­ной шерсти, и из кру­че­ного вис­сона, искус­ною рабо­тою ( Исх 28:6 ); ср. с опи­са­нием завесы, кото­рое цити­ру­ется выше.

23 Иосиф Флавий. Иудей­ские древ­но­сти. Кн. 3. Гл. 6. 4.

24 Райс Д. Т. Искус­ство Визан­тии. М., 2002.

25 Иеру­са­лим­ская А. А. Ткани собора св. Софии в Кон­стан­ти­но­поле // Восточ­ное Сре­ди­зем­но­мо­рье и Кавказ IV–XVI вв. Сб. ст. Л., 1988.

26 Pierce H., Tyler R. Elephant-tamer silk, VIII-th c. // Dumbarton Oaks Papers. 2. 1941. P. 24.

27 Иосиф Флавий. Иудей­ская война. Кн. 5. Гл. 5. 4 / Пер. М. Фин­кель­берга и А. Вдо­ви­ченко под ред А. Козель­мана. М., 2003.

28 Её полу­чали из червя (отсюда и назва­ние), жив­шего на ветвях рас­те­ния, назы­ва­е­мого древними coccus (совр. назв. коше­ниль).

29 Голу­бую краску полу­чали из рыбы sepia loliga, дающей тёмно-лазу­ре­вую жид­кость, или из рако­вины хал­ла­зон.

30 Пурпур полу­чали из улитки, порода кото­рой встре­ча­ется по берегу Сре­ди­зем­ного моря, осо­бенно у бере­гов Фини­кии.

31 Пре­по­доб­ный Иоанн Дамас­кин. Точное изло­же­ние пра­во­слав­ной веры. Книга 2. Гл. V (19). М., 2003.

33 Иосиф Флавий. Иудей­ские древ­но­сти. Кн. 3. Гл. 6. 3.

34 Бла­жен­ный Фео­до­рит Кир­ский. Изъ­яс­не­ние труд­ных мест Боже­ствен­ного Писа­ния. Вопр. 23. Цит. по: Тол­ко­вая Библия Лопу­хина. Т. 6. С. 387.

35 Райт Дж. Э. Биб­лей­ская архео­ло­гия. СПб., 2003. С. 194.

36 Олес­ниц­кий А. Вет­хо­за­вет­ный храм // Пра­во­слав­ный Пале­стин­ский Сбор­ник. Вып. 13. Т. 5. СПб., 1889.

37 Теперь ровно на этом месте стоит мечеть VII века Куббат-агь-Сахра (Купол Скалы).

38 Архи­епи­скоп Ниже­го­род­ский и Арза­мас­ский Вени­а­мин. Новая Скри­жаль. С. 24.

39 Тол­ко­вая Библия Лопу­хина. Т. 6. С. 486.

40 Айна­лов Д. В. Элли­ни­сти­че­ские основы визан­тий­ского искус­ства. Б. м., б. г. С. 96.

41 Finegan J. The Archeology of the New Testament. New Jersey, 1992. С. 80.

42 Кол­па­кова Г. Искус­ство Визан­тии. Ранний и сред­ний пери­оды. СПб., 2004. С. 51; Конда­ков Н. П. Архео­ло­ги­че­ское путе­ше­ствие по Сирии и Пале­стине. C. 31.

43 Рlоmer Н., Salviat F. The altar of Hera Аkraia at Perachora // The Annual of the British School at Athens. 61. 1966. C. 214.

44 Конда­ков Н. П. Архео­ло­ги­че­ское путе­ше­ствие по Сирии и Пале­стине. СПб., 1904. С. 31.

46 Литур­гия. Про­по­веди свя­щен­но­му­че­ника Сера­фима Звез­дин­ского. М., 2002. С. 46.

47 Архи­епи­скоп Ниже­го­род­ский и Арза­мас­ский Вени­а­мин. (1739–1811). Новая Скри­жаль М., 1999. С. 22.

48 Лаза­рев В. Н. Три фраг­мента рас­пис­ных эпи­сти­лиев и визан­тий­ский тем­плон // Визан­тий­ская живо­пись. 1971. М., 1971. С. 114–116.

49 Crowfoot J. W. Early churches in Palestine. London, 1941. P. 1.

50 Walter A. New Look at the Byzantine Sanctuary Barrier // Revue des Etudes Byzantines. Vol. 51. 1993. P. 201. Куву­к­лия в пере­воде с гре­че­ского озна­чает ‘Цар­ская гроб­ница’ или ‘ложе’; архи­тек­тур­ная кон­струк­ция, постро­ен­ная на месте Вос­кре­се­ния.

51 Беляев Л. А. Хри­сти­ан­ские древ­но­сти. СПб., 2001; Он же. Гроб Гос­по­день и релик­вии Святой Земли // Хри­сти­ан­ские релик­вии в Мос­ков­ском Кремле. М., 2000.

52 Finegan J. The Archaeology of the New Testament. New Jersey, 1992. P. 264.

53 Петра Диа­кона книга о святых местах // Пра­во­слав­ный Пале­стин­ский сбор­ник (далее — ППС). Т. VII. Вып. 2(20). 1889. При­ло­же­ние 1. С. 177. Камень был при­ва­лен таким обра­зом, что вход в Пещеру не пре­граж­дался. Это дока­зы­ва­ется наблю­де­нием палом­ницы Силь­вии, также посе­тив­шей Святые места и службы у Гроба: “А затем при­хо­дит епи­скоп с клиром и тотчас входит в пещеру”. — Палом­ни­че­ство по святым местам конца IV в. // ППС. Т. VII. Вып. 2(20). С. 140.

54 Шалина И. А. Боко­вые врата ико­но­стаса: сим­во­ли­че­ский замы­сел и ико­но­гра­фия // Ико­но­стас. Про­ис­хож­де­ние — Раз­ви­тие — Сим­во­лика. Сб. статей / Под ред. А. М. Лидова. М., 2000. С. 63.

55 Евсе­вий Памфил. Жизнь бла­жен­ного васи­левса Кон­стан­тина. М., 1998. Кн. 3. Гл. 34. С. 119.

56 Палом­ни­че­ство по святым местам конца IV в. С. 177.

57 Путник Анто­нина из Пла­цен­дии конца VI в. // ППС. Т. XIII. Вып. 3(39). 1895. С. 35.

58 Swthr…ou G. A. A… Cristianika… Q»bai thj Qessal…aj. // Arcaiologik» Efhmer…j. 1929. S. 223.

59 Кол­па­кова Г. Искус­ство Визан­тии. Ранний и сред­ний пери­оды. СПб., 2004. С. 115.

60 Опуб­ли­ко­ваны M. Эван­ге­ла­тоу в сбор­нике: Восточно-хри­сти­ан­ские релик­вии. Eastern Christian Relics / Под. ред. А. М. Лидова. М., 2003. С. 204.

61 “Бога­тая дра­го­цен­ная отделка экра­нов, бла­го­род­ные рельеф­ные работы, киво­рии над алта­рями, в кото­рых рас­по­ло­жены Еван­ге­лия, кресты, горя­щие свечи кан­де­лябры — всё это создаёт впе­чат­ле­ние алтаря, но не земной Церкви, а Небес­ной” (пер. автора). —Kourkoutidou-Nikolaidou E. Wandering in Byzantine Thessaloniki. Thessaloniki. 1997. См. также: Kitzinger E. Byzantine Art in the Making. Cambridge, 1977. P. 57.

62 Kitzinger E. Byzantine Art in the Making. P. 57; Айна­лов Д. Элли­ни­сти­че­ские основы визан­тий­ского искус­ства. Б. м., б. г. С. 45.

63 Ростов­цев М. Элли­ни­сти­че­ско-рим­ский архи­тек­тур­ный пейзаж. СПб., 1908. С. IX.

64 Бла­го­дарю за кон­суль­та­цию по этому вопросу Лео­нида Дрей­ера.

65 Палом­ни­че­ство по святым местам конца IV в. С. 140.

66 Конда­ков Н. П. Архео­ло­ги­че­ское путе­ше­ствие по Сирии и Пале­стине. С. 155.

67 Голу­бин­ский Е. Е. Исто­рия алтар­ной пре­грады, или ико­но­стаса в пра­во­слав­ных церк­вах // Пра­во­слав­ное обо­зре­ние. 1872. С. 575.

68 Тол­ко­вая Библия, или ком­мен­та­рий на все книги Св. Писа­ния Вет­хого и Нового Завета / Изд. пре­ем­ни­ков А. П. Лопу­хина. Репр.: Сток­гольм, 1987. Т. 2. С. 479.

69 Рас­чёты и обмеры см. Avi-Yonah M. Encyclopedia of Archaeological Exca­va­tions in the Holy Land. Vol. 1. N.Y., 1975. P. 201 сл.

70 Crowfoot J. W. Early churches in Palestine. London, 1941. P. 27.

71 Олес­ниц­кий А. Вет­хо­за­вет­ный храм // ППС. Вып. 13. Т. 5. СПб., 1889. С. 249–250.

72 Шмер­линг Р. Малые формы в архи­тек­туре Грузии. Тби­лиси, 1962. С. 22.

73 Брунов Н. И. Архи­тек­тура Визан­тии // Все­об­щая исто­рия архи­тек­туры. Т. 3. СПб., 1966. С. 33.

74 Голу­бин­ский Е. Е. Исто­рия алтар­ной пре­грады, или ико­но­стаса в пра­во­слав­ных церк­вах. С. 576.

Источник