толоконникова храм христа спасителя
Россия выплатила 37 тысяч евро участницам Pussy Riot, осужденным за акцию в храме Христа Спасителя
Россия исполнила решение Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) и выплатила 37 тысяч евро (более 2,6 миллиона рублей) по делу об акции Pussy Riot в храме Христа Спасителя в 2012 году, рассказал «Эху Москвы» издатель «Медиазоны» и участник Pussy Riot Петр Верзилов.
Сумма компенсации Марии Алехиной и Надежде Толоконниковой составила по 16 тысяч евро каждой, Екатерине Самуцевич — 5 тысяч евро. Как уточнил Верзилов, большая часть этих средств пошла на развитие издания «Медиазона».
Акция Pussy Riot прошла в храме Христа Спасителя в Москве в конце февраля 2012 года. Активистки пришли в храм и, надев маски, исполнили песню «Богородица, Путина прогони».
Всего в акции под названием «Панк-молебен» участвовали пять девушек, но полиция задержала только Марию Алехину, Надежду Толоконникову и Екатерину Самуцевич. Найти двух других подозреваемых не удалось.
ЕСПЧ вынес решение по делу Pussy Riot в июле 2018 года. Страсбургский суд постановил, что российские власти нарушили четыре статьи Конвенции о защите прав человека и основных свобод — о запрете бесчеловечного и унижающего достоинство обращения (ст. 3), праве на свободу и личную неприкосновенность (ст. 5), праве на справедливое судебное разбирательство (ст. 6) и о свободе выражения мнения (ст. 10).
Сами истицы просили ЕСПЧ взыскать с России по 120 тысяч евро в качестве компенсации морального вреда и 10 тысяч евро в возмещение судебных издержек. Российский Минюст обжаловал решение суда, но ЕСПЧ отказал в его пересмотре в Большой палате. В итоге Минюст подтвердил, что России придется выплатитькомпенсацию участницам Pussy Riot.
В августе 2012 года Хамовнический суд Москвы приговорил всех троих [девушек] к двум годам в колонии общего режима за хулиганство. Позднее Мосгорсуд заменил реальный срок для Самуцевич условным.
В декабре 2013 года Алехина и Толоконникова были освобождены по амнистии, объявленной в связи с 20-летием российской Конституции. Через несколько месяцев после их освобождения Мосгорсуд смягчил наказание девушкам на месяц. Приговор был пересмотрен после того, как Верховный суд РФ признал наличие в нем многочисленных нарушений.
Pussy Riot выбежали на поле во время финала чемпионата мира
Толоконникова храм христа спасителя
Поймите-то наконец не было ни какого молебна в Храме, эта фонограмма, для разводки «защитников». На растиражированных в сети роликах, вы видите лишь картинку, слова же наложены отдельно, и совсем не те, которые в действительности выкрикривались в Храме.
Корр.: Лариса Октябристовна, что же на самом деле случилось в Храме Христа Спасителя?
Л.Павлова: Об этом стоит поговорить, так как информация о ходе предварительного расследования и рассмотрения дела в суде подается однобоко, не является достаточно полной и не позволяет тем, кого интересует этот процесс, составить свое независимое мнение о происходящем. На сегодняшний день в Хамовническом суде города Москвы федеральный судья Сырова Марина Львовна рассматривает дело «по обвинению трех молодых женщин, Надежды Толоконниковой, Марии Алехиной и Екатерины Самуцевич, в совершении хулиганства, то есть нарушении общественного порядка в Храме Христа Спасителя по предварительному сговору по мотивам религиозной ненависти и вражды и по мотивам ненависти в отношении какой-нибудь социальной группе». Сами по себе преступные действия происходили незначительное время, но, тем не менее, усилиями охраны и людей, присутствовавших в храме, хулиганки были выдворены из Храма, а часть участников была задержана.
Л.П.: Да. В хулиганской акции принимали участие пять женщин, которые в масках бесновались на амвоне. Но, помимо этого, была еще группа людей, которая их сопровождала и помогала им определенным образом. Войдя в храм, все они выглядели вполне пристойно, цивилизованно; головы женщин прикрыты капюшонами, мужчины без шапок. Поэтому у окружающих не возникло подозрений о их намерениях. Судя по показаниям очевидцам, часть вошедших намеренно отвлекали внимание служащих храма, давая возможность женщинам перепрыгнуть через все заграждения и прорваться к амвону, помогали пронести гитару, которая так и не зазвучала. На амвоне у Царских врат, женщины сбросили с себя верхнюю одежду, натянули на лица маски и попытались запустить свою музыкальную аппаратуру, но безуспешно. Одновременно они стали прыгать дергаться, задирать ноги и скандировать в адрес Господа нецензурную брань, многократно ее повторяя, выкрикнули оскорбительные слова в адрес Богородыцы. Помимо выкрикиваемого женщинами сквернословия, носящего очевидный антирелигиозный характер, ничего иного произнесено не было. Те, кто был в храме, их тут же стали останавливать, требовали, чтобы они сошли с амвона. Видя, что включить музыку не удается, женщины безо всякой музыки продолжали совершать непристойные и воинственные телодвижения: задирать ноги, как-будто отплясывая канкан, махать кулаками, изображая удары противнику, пародировать крестное знамение и поклоны. При этом все пятеро продолжали выкрикивать нецензурную брань в адрес Господа и Богородицы. Это все. Никаких «панк-молебнов» не было, никаких выкриков «Богородица, прогони Путина!» — ничего этого не было.
Корр: Как не было? На записи же все это есть!
Л.П.: Интернет-продукция, которую видели многие, интересовавшиеся происшедшим, была в тот же день сделана или самими участниками, или, скорее всего, их сообщниками. Это компиляция разных кадров: там есть то, что происходило на амвоне Храма Христа Спасителя, и кадры, снятые в Елоховском соборе, где за два дня до этого тоже было учинено хулиганство, но где участников не опознали, потому что маски с них снять не удалось, и они быстро убежали. Возможно, на записи, выложенной в интернете, есть и еще какие-то кадры. Дело в том, что у подсудимых есть какая-то база, где они тренируются, репетируя свои «акции», которые проводят с 2011 года.
Л.П.: Это как-то одномоментно возникшая Группа женщин под непристойным названием «Пусси Райот». Не хочу даже переводить, что это означает. Чтобы не повторять грязное ругательство, я их называю «Муси-Пуси». Всем и так понятно, о ком речь. Надежда Толоконникова раньше участвовала в группе «Война», затем ее по каким-то причинам эта группа отторгла. «Муси-Пуси» начали свои акции с 2011 года. На сегодняшний день известно несколько их дерзких, хулиганских выходок на Лобном месте, в метро, еще где-то. Потом они пошли по храмам и дошли до Храма Христа Спасителя, где и совершили хулиганство.
Корр.: Некоторые юристы утверждают, что в действиях этих особ нет состава преступления. Якобы они совершили лишь административное правонарушение, и судить их по уголовной статье нельзя. Как бы Вы прокомментировали такое мнение?
Л.П.: Да, такое мнение есть, и порой его высказывают достаточно квалифицированные юристы. Но они просто не знают материалов дела и фактических обстоятельств. Их выводы основаны на содержании интернет-ролика, в котором действительно присутствует политический акцент: ругательства в адрес Путина, нелицеприятные слова в адрес Патриарха. Но содержание дела гораздо больше. На сегодняшний день оно составляет 8 томов, обвинительное заключение содержит более 140 страниц, где перечислены доказательства по делу. 9 человек очевидцев привлечены в качестве потерпевших. Потерпевшие — люди разных возрастов и профессий, в том числе с двумя высшими образованиями, есть и кандидат технических наук. Их объединяет одно: все они верующие, православные, почитают православные святыни и ходят в храм помолиться. А часть из них даже пришла работать в храм, желая быть рядом со святынями.
Корр.: Опознали всех участниц?
Л.П.: Нет. Двух женщин в масках не опознали, потому что сообщники не давали снять с них маски, отталкивали прихожан, которые пытались это сделать, помогли им выйти неопознанными. Все произошло стремительно. У присутствующих было сильное шоковое состояние, и люди не сразу смогли сориентироваться. Они не верили своим глазам: неужели такое безобразие возможно в храме? И не просто в храме, а в центральном кафедральном соборе!
Корр.: Почему многочисленные апологеты хулиганок упорно цитируют слова «Богородица, Путина прогони?», хотя, как выяснилось, они этих слов в храме не произносили?
Л.П.: Это попытка вывести хулиганок из-под уголовной ответственности, скрыть настоящий состав преступления. Дескать, девушки выражали политический протест, за это сажать нельзя. В реальности же действия обвиняемых совершенно очевидно имели религиозную подоплеку и были направлены против православных верующих. В этом нет никаких сомнений: на святом месте, перед Святыми Вратами произносилась нецензурная брань в адрес Господа. Каждому, надеюсь, понятно, что если ты оскорбляешь человека нецензурной бранью, да еще сопровождаешь брань телодвижениями, выражающими неприязнь, это говорит вовсе не о любви, а о вражде, ненависти, о враждебном внутреннем настрое, вызывающем такое поведение. Так что поведение участниц акции было, безусловно, антирелигиозного толка. Религиозный мотив налицо, а это — уголовная статья 213 часть 2. Преступление по данной статье является тяжким преступлением, так как мера наказания по нему свыше пяти лет лишения свободы, а именно и до семи лет лишения свободы.
Корр.: Значит, когда журналисты и эксперты уверяют нас, что совершено МЕЛКОЕ хулиганство, это неправда?
Л.П.: Да, это искажение фактов и высказывание не связанное с конкретными событиями, имевшими место. Преступление правильно квалифицировано по статье 213 ч.2 — это ТЯЖКОЕ преступление. Кроме того из настоящего дела выделены материалы и направлены в прокуратуру, касающиеся возможного совершения преступления по ст.282 УК РФ — возбуждение ненависти или вражды, а равно унижение человеческого достоинства. Но это уже за рамками хулиганства и более связано с интернет-роликом: Богородица — прогони Путина, да и состав участников преступления другой. Однако об этом можно говорить тогда, когда дело по данной статье будет хотя бы возбуждено прокуратурой, а такой информации у меня нет.
Корр.: Либералы постоянно призывают Церковь и государство простить «несчастных девушек». Но девушки, похоже, даже не собираются раскаиваться.
Л.П.: Да. Можно только сожалеть, что они по-прежнему считают себя правыми. Вообще, в поведении обвиняемых — а теперь уже и подсудимых — есть необычность.
Корр.: В чем она выражается?
Л.П.: На первом допросе они заявили, что ни в чем не виноваты, поскольку участия в акции не принимали, и отказались давать показания. 51 статья нашей Конституции, по которой каждый человек имеет право не свидетельствовать против себя, это позволяет. Но ведь их опознали очевидцы, их лица запечатлены на камерах! Какой смысл отпираться хотя бы от присутствия в Храме? Если ты и сама знаешь, что была в Храме Христа Спасителя, и столько народу тебя там видело, ты лучше объясни свои поступки. Так, по крайней мере, поступил бы любой нормальный человек. Дескать, я это делала, потому-то и потому-то. Или, если ты утверждаешь, что тебя там не было, представь алиби. Но они ничего не объясняют, а лишь упорно твердят: «Мы вины не признаем, мы ни в чем участия не принимали». И больше не произносят ничего, все остальное за них говорят адвокаты.
Корр.: Да, своеобразное поведение… Я где-то слышала, что так порой ведут себя «воры в законе». Хоть сорок человек видело, как его повязали, и на камеру все заснято, а он твердит: «Это был не я».
Л.П.: Да, в уголовной среде это встречается. У «воров в законе» кредо такое — не признавать очевидную вину. Но тут-то вроде бы другой случай. Для лиц, которые совершили случайное преступление, такое поведение не характерно, почему я и говорю, что подсудимые ведут себя неадекватно. Конечно, они имеют право защищаться, как хотят. Но складывается впечатление, что они добиваются какой-то иной цели и умышленно затягивают расследование и рассмотрение дела.
Корр.: Сами затягивают? Но в публикациях все выглядит ровно наоборот!
Л.П.: Информация искажается. Это потерпевшие настаивают на скорейшем рассмотрении дела, а обвиняемые наоборот затягивают. Заявляя о незаконно долгом их содержании под стражей и возражая против ареста, обвиняемые сами затягивали расследование. Например, им был дан месяц на то, чтобы ознакомиться с делом. Их адвокат Волкова отсканировал все, ей дали возможность отснять дело, в том числе сделать копии вещественных доказательств. В архиве у адвокатов подсудимых имелся полный объем дела, но они отказывались с ним знакомиться, просили отложить ознакомление на сентябрь. Суд устанавливает им срок ознакомления, тогда — они отказываются подписывать протоколы. Но когда началось предварительное слушание дела в суде 20.07.2012 г., они сразу же заявили ходатайство о возвращении дела прокурору и настаивали на продолжении расследования даже после того, как им продлили срок содержания под стражей до января 2013 г.! То есть они не хотят суда. Им важно, чтобы дело опять застряло в прокуратуре. При этом подсудимые постоянно говорят о нарушении своих прав, хотя все проволочки создают сами. Поэтому суд вполне обоснованно отказался вернуть дело в прокуратуру, указав на то, что это нарушает права подсудимых на судебное рассмотрение дела. Каких-то веских оснований, связанных с Уголовно-процессуальным Кодексом для возвращения дела в прокуратуру, нет. Кроме того, потерпевшие обращали внимание суда на то, что со стороны подсудимых не принято никаких мер к заглаживанию вреда.
Корр.: А какие меры они могли бы принять?
Л.П.: Например, извиниться. Или хотя бы продемонстрировать своим поведением, что не намерены так поступать впредь…
Корр.: Раз уж мы заговорили о потерпевших… Как они себя чувствуют в обстановке либерального ажиотажа вокруг этого дела?
Л.П.: Им непросто, фактически они защищают свое право на свободное отправление своей веры. Пресса искажает информацию. Защитники хулиганок стоят у здания суда с оскорбительными плакатами. Православных называют стадом. Стоит толпа, 30—50 человек с видеокамерами, которые, как автоматы, направлены на идущих в суд. Потерпевшие входят в зал буквально под конвоем прессы. Каждый взмах ресниц, каждый жест может быть заснят и затем осмеян. В зале суда также были оскорбления в их адрес. Конечно, это очень большое моральное давление, и я, как адвокат потерпевших, буду настаивать на том, чтобы суд максимально защитил моих подопечных от насмешек над их верой и убеждениями. Кроме того, потерпевшие уже обратили внимание суда на то, что идет массовая атака на общественное сознание. Содержание под стражей и сам судебный процесс используются подсудимыми и их защитниками для популяризации кощунственных, хулиганских действий, как возможность привлечения публики к этой истории.
Корр.: Может, они для этого и затягивают?
Л.П.: Не исключено. Складывается впечатление, что в задачу подсудимых изначально входило привлечь как больше можно внимания к своим действиям. По показаниям потерпевших, когда одну из участниц хулиганской акции пытались вывести с амвона, она вывернулась и, перебежав на другую сторону амвона, подальше от того, кто ее задерживал, продолжала демонстрировать на камеру удары воображаемому противнику и имитировать поклоны. То есть, она снимала видеосюжет. Ее задачей было не только совершить на глазах у всех дерзкое хулиганство, но еще и, как написано в обвинительном заключении, через интернет добиться того, чтобы это хулиганство задело как можно более широкие слои верующих. Такие действия свидетельствуют о желании разжечь вражду в обществе. Ведь не потерпевшие, не Церковь раздувают этот пожар. Это как всем известная история с ворами, украсть, а потом громко кричать «Держите вора».
Корр.: Что ж, это вполне укладывается в «оранжевые» схемы. Либералы прямо-таки кличут гражданскую войну. А некоторые — например, журналист Михаил Берг — уже договорились до того, что гражданская война между «православной гопотой» и «культурным слоем» у нас уже идет (http://www.ej.ru/?a=note&id=12048).
Корр.: Либералы уверяют, что уголовное преследование участниц группы только поднимет их рейтинг, они станут героинями.
Л.П.: Это очередная манипуляция. Думаю, что даже при современном упадке нравов, женщины такого поведения не имеют шансов стать народными героинями. На самом деле их, конечно, жаль, ибо, по большому счету, они не ведают, что творят, и в каком-то смысле являются жертвами: жертвами воспитания, образования, дурной компании, в которой оказались. Но с другой стороны, это взрослые люди, которые сейчас сами куют свою судьбу и, судя по их дерзкому поведению, хотят той судьбы, которую они для себя избрали. За последние месяцы столько раз звучали призывы отпустить «девочек», но возникает вопрос: сами-то «девочки» хотят, чтобы их отпустили? Может, мы на суде их об этом и спросим. Пока что, по крайней мере, складывается впечатление, что они хотят совсем иного.
Корр.: В какой стадии находится сейчас дело?
Л.П.: 30 июля начало рассмотрения дела по существу: вначале зачитывается обвинительное заключение, потом установлен порядок исследования доказательств. Адвокаты подсудимых уже заявили, что им отказывают во всех ходатайствах, поэтому суд уже несправедлив. Но объективности ради следует сказать, что их ходатайства не были должным образом оформлены, они не соответствуют нормам нашего Уголовно-процессуального Кодекса, и на это было обращено внимание суда. Кроме того, адвокаты заявили ходатайства в той стадии процесса, в которой такие ходатайства не рассматриваются.
Корр.: Как же так?! Они что, не знают порядка? Неужели это такой вопиющий непрофессионализм?
Л.П.: Нет, думаю, они сделали это намеренно, «для шума», заведомо зная, что в ходатайствах будет отказано. Даже если бы суд очень хотел удовлетворить их просьбы, он, в силу закона, не имел права этого сделать. Он мог рассмотреть только один вопрос — об изменении меры пресечения.
Корр.: Как Вы относитесь к тому, что подсудимые просили вызвать на процесс Патриарха Кирилла и Путина?
Л.П.: Это уже фарс. В ответ, со стороны потерпевших было предложено вызвать в суд — раз уж речь идет о правах человека — Генерального секретаря ООН Пан Ги Муна. Короче, это фарс, рассчитанный на несерьезную аудиторию. Ясно же, что Президенту незачем ходить к хулиганкам, которых судят по статье 213 п.2 УК РФ, и о чем-то с ними объясняться. Он не присутствовал при их хулиганстве в храме и не является очевидцем.
Корр.: А то, что они в интернете распространили ролик против Президента?
Л.П.: Вот когда его признают потерпевшим, тогда, наверное, будут основания его опросить. То же можно сказать и по поводу требований вызвать в суд Патриарха Кирилла. Это еще одна демонстрация неуважения к Церкви и Патриарху, потому что Патриарх тоже не является очевидцем событий, и в данном случае не вправе выражать точку зрения за тех или иных верующих. У Патриарха свои обязанности и свое место в мире. Никаких оснований для вызова глав государства и Церкви на судебный процесс нет.
Корр.: Подсудимые еще хотят вызвать в суд художников, культурологов и поговорить о силе искусства. Дескать, акция в храме — это перформанс, продукт самореализации творческих личностей…
Л.П.: Акцию в Храме Христа Спасителя под перформанс все равно не подогнать. Там было просто хулиганство, и это зафиксировано. Здесь опять-таки попытка исказить факты, подменить реальные события роликом, выложенным в интернете. Хотя и ролик, на мой взгляд, тоже нельзя назвать искусством. Равно, как и стихи, приобщенные к делу и изобилующие площадной бранью. Признаться, я была удивлена таким уровнем «творчества». В материалах дела все это будет представлено, и если пресса захочет познакомиться с «произведениями творческих личностей», она получит такую возможность. Судебное заседание будет открытым, на него сможет прийти любой. Другое дело, что зал небольшой, всех желающих он не вместит.
Корр.: А, может быть, затягивание подсудимыми процесса преследует еще одну цель: создать на Западе образ страшного полицейского государства в России и жестокой Церкви, которая притесняет свободу? Ведь такая схема всегда использовалась при разжигании бунтов и революций.
Л.П.: Я далека от политики, поэтому мне трудно что-то сказать об этих политтехнологиях. Я знаю одно: если даже у нас, в России, нет достоверной информации о совершенном преступлении и о ходе рассмотрения дела, то на Западе такой информации еще меньше.
Теперь учтем еще одну фразу: » «Волкова (адвокат девиц) доказывала, что фразеологизм «срань господня«, произнесенный девушками в Храме Христа Спасителя, относится к «анально-экскрементальной семантике» и не направлен на оскорбление православных верующих, как это говорится в экспертизе»http://lenta.ru/articles/2012/08/07/pussynumbersix/
Используем пояснения Андрея Кураева, все-таки человека более сведущего в вопросах богословия, нежели мы с вами.
«В европейской религиозной мысли есть по крайней мере одно течение, для которого «срань Господня» это вполне приемлемый богословский термин. Это хасидизм.
«Мне не хотелось садиться»: Четвертая участница панк-молебна Pussy Riot о том, как скрывалась, и жизни после
Автор фото, Mitya Aleshkovsky/TASS
Диана давно занимается музыкой. Она играла на барабанах в нойз-рок группе «Фанни Каплан», а сейчас занимается сольным электронным проектом Rosemary Loves a Blackberry, в рамках которого выпустила уже несколько альбомов. Ее новый альбом Weirdberry выйдет 12 июня.
Продюсер Русской службы Би-би-си Амалия Затари поговорила с Дианой Буркот о том, как она познакомилась с Pussy Riot, как скрывалась от следствия и о том, что ей дал этот опыт.
Би-би-си: Как я поняла из интервью The Village, ты изначально не должна была участвовать в этой акции, должна была участвовать другая девочка, Настя из группы Asian Women on the Telephone (AWOTT), но она отказалась в последний момент.
Диана Буркот: Это неточность. Изначально в акции должны были участвовать и я, и Настя. Но у Маши [Алехиной] с Настей ночью был разговор, в котором Маша выражала свои опасения и сомнения. Но потом она все-таки решилась и пошла на акцию, а Настя не пошла. Я не знаю, кстати, по какой причине: может она передумала, может, просто вовремя не встала, потому что они всю ночь разговаривали и у нее не было сил идти. Я не была на замене, я в любом случае туда собиралась.
Автор фото, Ekaterina Frolova
Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.
Конец истории Подкаст
Би-би-си: Как ты тогда решила в ней участвовать и почему?
Д.Б.: Какое-то время девчонки сами писали музыку, делали ее из сэмплов, каких-то подручных средств. И в один момент они решили, что нужно записать живые инструменты, более профессионально, и поэтому стали через знакомых и друзей искать музыкантов, которые могли бы им помочь записать музыку.
Мне написала Наташа [Евстигнеева], сейчас у нее группа «Джуна», которая помогала девчонкам писать музыку для акции в Сочи. Она мне кинула ссылки посмотреть, сказала, что вот, есть девчонки, и что нужно им помочь записать музыку, и спросила, не хочу ли я поучаствовать. Меня это все заинтересовало, хоть сначала я и подумала, что это все дико странно и что вообще они делают. Но у меня возник интерес и любопытство, и я сказала: да, давай.
Пришли Надя [Толоконникова], Катя [Самуцевич], еще девчонки, которые участвовали в акции на Лобном месте, мы записали музыку, вокал. То есть изначально они на меня вышли скорее как на музыканта, который может помочь написать музыку. И уже после того, как мы ее записали, Надя с Катей предложили мне поучаствовать в акции, спросили, что может мне будет интересно влиться и в другую часть деятельности группы, акционистскую. И в тот момент я прямо очень хотела.
Даже можно сказать, что я ждала этого предложения, но стеснялась спросить сама наверное, не знаю. В общем, когда мне предложили, я с радостью согласилась. После этого я присоединилась к группе и участвовала в двух акциях: на Красной площади и в храме Христа Спасителя. И еще помогала с музыкой: писала барабаны, голос.
Би-би-си: То есть в самой записи песни «Богородица, Путина прогони» ты тоже участвовала, и пела, и играла на барабанах?
Би-би-си: Когда ты согласилась тогда участвовать в акции в ХХС, ты отдавала себе отчет в том, что у нее могут быть какие-то серьезные последствия?
Но в тот момент, конечно, я всего этого не понимала, я тоже думала, что это мелкое хулиганство максимум, а о каких-то суперсерьезных последствиях я не думала. Я не предполагала, конечно, что за это могут посадить на два года.
Автор фото, Getty Images
«Мы встретились в метро и пошли в храм»
Би-би-си: Ты со своей стороны можешь описать, как все проходило? Ты помнишь, что ты делала в храме, что делала после акции?
Д.Б.: Мы встретились в метро и пошли в храм, зашли в него. Никаких сложностей не было. У нас была плюс-минус подходящая одежда, хотя, конечно, под верхней одеждой на нас на всех были цветные колготки и цветные платья.
Мы зашли в храм и какое-то время там находились, ходили, смотрели иконы, хотели сориентироваться в пространстве: как лучше подойти к амвону. Потому что на предварительные вылазки посмотреть место я лично не выезжала, девчонки гоняли. Мы огляделись, посмотрели, есть ли охрана, и в какой-то момент, я сейчас уже не помню, кто был первый, забрались на амвон, и началась сама акция.
Все, конечно, пошло не по плану. Музыка практически сразу перестала играть, у Кати, по-моему, сразу отобрали гитару, охранники начали нас оттуда по одной брать и уводить. Когда меня пытались убрать с амвона, я не сопротивлялась, мужчина просто взял меня, оттащил меня и отпустил. Когда он пошел за кем-то дальше, я вернулась и старалась дальше продолжать само действо.
Потом всех девчонок уже прогнали с амвона и они пошли к выходу, а я почему-то немного замешкалась, и по-моему осталась там вообще одна. Охранники на меня особо внимания уже не обращали, а девчонки в каком-то возбужденном и испуганном состоянии уходили. И оставили там куртки. Это очень забавная деталь, что они вообще забыли про верхнюю одежду.
Я собрала все наши куртки и пошла на выход, догнала их и все. Мы вышли беспрепятственно, свечница предприняла попытку дернуть меня за волосы, но никто нас не бил, не задерживал. Мы перешли дорогу, нас никто не преследовал и казалось, что все хорошо, все в порядке и ничего плохого не произошло. И последствий никаких нет.
Перед акцией я очень плохо спала. Перед акциями всегда какое-то волнение, это в любом случае риск, ты до конца не отдаешь себе отчет в том, чем это может закончиться, но все равно дико страшно. Я очень мало и беспокойно спала и после акции практически сразу, минут через 20-30, поехала домой.
А девчонки остались и вместе с другими ребятами из команды стали собирать ролик, дали видеоинтервью, на котором как раз-таки было три девушки. И мне кажется, что это одна из причин, почему никто до конца не помнит или не знает или просто не обращает внимания, что было не три девушки, а пять.
Д.Б.: Да, была еще одна девушка. На амвоне было пятеро: Маша, Надя, Катя, я и еще одна девушка, которая также осталась анонимной. Общественность не знает, кто она.
Автор фото, Mitya Aleshkovsky/TASS
Би-би-си: Как ты сама относишься к этой акции, удачной она была по-твоему или нет? Вроде бы к ней относились неоднозначно даже среди тех, кто поддерживал Pussy Riot, но считалось, что пока девочки сидят в тюрьме, критиковать акцию неэтично.
Д.Б.: Насколько я помню, вроде никакой резкой критики акции внутри группы не было, были сомнения о том, можно ли брать на себя такую ответственность. Я человек неверующий и достаточно критично отношусь к РПЦ. Так что у меня сомнений на этот счет точно не было.
Сама акция прошла очень скомканно, конечно, можно сказать, что и вовсе сорвалась. Но я не уверена, что такую технически сложную акцию можно было бы сделать лучше. Больше минуты такая акция не может продлиться.
«Есть некая угроза, и она реальна»
Д.Б.: Нет, меня не было. Какое-то количество ребят встретились, обсудили. У них была информация, что поступил заказ, что есть некая угроза и что она реальна. Они стали обдумывать, каким образом действовать дальше.
И после этого заседания ко мне ночью приехал Петя [Верзилов] с адвокатом. И сказал, что завтра рано утром все встречаются там-то во столько-то, для того чтобы уехать за город в безопасное место и отсидеться, потому что непонятно, что будет происходить дальше. Что мне нужно туда приехать и что какое-то время лучше не появляться дома, чтобы разобраться, что происходит и какие могут быть последствия.
Би-би-си: И ты поехала с ними в Подмосковье?
Д.Б.: Нет. Это как раз наверно была ключевая причина, почему меня не поймали. Девчонки встретились и скрывались вместе. И когда их поймали, они были все вместе.
«Я скрывалась в другом месте»
Би-би-си: Втроем? Пятая была не с ними?
Д.Б.: Да. Я не знаю деталей, но насколько я знаю, пятая девочка тоже поехала скрываться в другое место, она уехала куда-то в деревню. Насколько я могу понимать, она приняла примерно такое же решение, как и я. Я тогда подумала: зачем скрываться всем вместе? Это нелогично. Даже оборачиваясь на какие-то фильмы, все всегда врассыпную разбегаются и не поддерживают контакт между собой.
И я скрывалась в другом месте. И, мне кажется, с этого момента и где-то месяц-два после этого я вообще не поддерживала контакт с девчонками и с Петей. Сначала я пряталась в одном месте, на репетиционной точке, где мы записывали песни. Мне там было дико некомфортно, потому что это было нежилое помещение, полуподвальное. Ночевать там было вообще не здорово, потому что там было достаточно грязно и по ночам даже бегали крысы. То есть было жутковато.
Я пробыла там в районе двух-трех дней, а после этого практически сразу уехала из Москвы в Крым недели на две-три. И потом на протяжении полугода, до осени, я ездила туда-сюда и старалась как можно меньше времени проводить в Москве.
Автор фото, Ekaterina Frolova
Когда я еще участвовала в акции на Лобном месте, у нас была стратегия: находить в базе данных водительских прав какие-то более подходящие по году рождения и запоминать их. И когда нас задержали после акции на Лобном месте, Маша, например, как она сама про себя в книжке пишет, дала свои настоящие паспортные данные. И я в тот момент была так взволнована, что тоже дала свои настоящие паспортные данные.
Потому что, мне кажется, что если бы я начала с ними контактировать, то тогда на меня было бы легче выйти. Хотя есть мнение, что большее количество девушек и не хотели задерживать, что кого нужно, того поймали, грубо говоря.
Би-би-си: Ну да, аресты Нади, Маши и Кати были достаточно показательными. Когда их арестовали, собственно, тебе стало страшнее, тревожнее? Что ты почувствовала?
Д.Б.: Меня практически не было в Москве, я не ходила на акции поддержки, не общалась с оппозиционным коммьюнити. Я общалась вообще с другой тусовкой, с другими ребятами. Проводила много времени в Крыму. Мне это в любом случае помогало не окунаться во всю жуть, которая происходила.
До меня долетали какие-то вещи, что девчонок поймали, что они сидят в СИЗО. Мне было естественно страшно и в тот момент я думала: так, если меня не поймали, значит, я все правильно делаю, остаюсь дальше в Крыму, не нарываюсь, в общем.
Мне не хотелось садиться, я не хотела, чтобы меня арестовывали. Это было все как-то совсем сюрреалистично и я старалась держаться от этого всего подальше.
Действительно безумно страшно и супернервозно стало осенью, когда я вернулась в Москву и деваться мне было больше особо некуда. Возможности куда-то переехать у меня по крайней мере не было. Я вернулась в Москву и пыталась жить своей жизнью и тогда, пребывая уже больше в контексте, стало страшно.
«У меня началась своя жизнь»
Би-би-си: А как долго вообще ты скрывалась и когда перестала это делать?
Д.Б.: Около полугода. Где-то с весны до конца лета меня практически не было в Москве и я скрывалась. Потом я вернулась в Москву и начала стараться жить какой-то своей жизнью. Я поступила в тот момент в Школу Родченко, стала играть в группе новой на барабанах.
У меня началась какая-то своя жизнь, и дистанция с Pussy Riot сохранилась, я ни с кем особо не общалась. В период судов, был момент, когда я около недели была в Москве и со мной связался Петя. Сказал, что у них появилась идея сделать акцию в поддержку [арестованных], но я в ней участвовать не могу, потому что если меня задержат, то в моем случае все может закончиться очень плохо. Но понадобилась моя помощь в написании песни и записи вокала.
Какое-то время мы общались с Петей, он мне рассказывал, что происходит. Записали собственно песню «Путин зажигает костры революций». Сама акция не состоялась, ее сорвали. И потом все, я прервала контакт.
Автор фото, Алешковский Митя
17 августа Хамовнический суд Москвы приговорил Толоконникову, Алехину и Самуцевич к двум годам лишения свободы по обвинению в хулиганстве. В октябре суд заменил Самуцевич наказание на условное и свободил в зале суда. Толоконниковой и Алехиной приговор оставили в силе
Но с осени началась самая жуть, потому что мне уже было некуда сбежать и было непонятно, что делать дальше. Я пыталась жить своей жизнью, но было очень много каких-то параноидальных штук. У меня были неврозы, паранойи, вплоть до галлюцинаций. Я думала, что меня преследуют, что оперативники в штатском следят за мной в метро, снимают меня на телефон и так далее. Это было очень тяжелое эмоциональное состояние, и мне особо было не с кем пообщаться на эту тему.
В тот момент я была музыкантом, а в 2012 году в музыкальной среде про политику было как-то не очень классно разговаривать. То есть среда музыкантов меня не поддерживала. И в среде современного искусства, где я училась, когда поступила на 1 курс, тоже кому-то нравилось, что делают Pussy Riot, но было очень много негатива. И я старалась меньше вспоминать, меньше думать, но было безумно некомфортно и непонятно вообще, что делать.
Но потом я стала общаться с Катей Самуцевич, ее тогда уж отпустили. И все стало как-то попроще, потому что я могла с ней разговаривать.
Би-би-си: Вы продолжаете сейчас общаться с Катей и с кем-то еще из девочек?
Д.Б.: Я достаточно много общаюсь с Машей Алехиной, потому что она потом написала эту книжку, Riot Days, и по ней потом поставили спектакль. Я играю в этом спектакле, играю в нем электронную музыку (не свою, музыку написали ребята из группы AWOTT), на барабанах, пою. Последние полтора года я играю в спектакле и много общаюсь с Машей.