телеканал спас и будут двое все выпуски
ИГОРЬ И ИЯ ОГУРЦОВЫ: ЧИСТОТА ДО СВАДЬБЫ И СЧАСТЬЕ ПОСЛЕ — СЕМЕЙНАЯ ТАЙНА ЗВЕЗДЫ «МОЛОДЕЖКИ»
«Желание познать друг друга разговорно — огромное преимущество» — так отзывается звезда «Молодежки» Игорь Огурцов о своем конфетно-букетном периоде свиданий с любимой женой.
«Мой отец, кавказский человек, категорически против сожительства и гражданского брака. Когда мы с Игорем только начали встречаться в 18-19 лет, меня это возмущало — ведь мои подруги могли себе это позволить! Сейчас я понимаю, насколько прав был мой отец!» — отвечает Ия на вопрос о своей точке зрения на целомудрие. Сейчас Игорь и Ия — воцерковленные верующие люди, когда в их жизни появились Святые Таинства — исповедь и Причастие — они ещё глубже осознали, насколько правильным было такое строгое воспитание их родителей, и ещё больше убедились, что чистота и целомудрие в отношениях — залог крепкой и счастливой семейной жизни.
Решив заглянуть в гости к семье Игоря и Ии, наши ведущие — супруги Александр Ананьев и Алла Митрофанова, не прогадали, так как узнали много интересного!
Например, перед тем, как принять приглашение на ту или иную роль, Игорь всегда берет благословение у своего духовника, участвует не во всех проектах — от тех, что противоречат его мировоззрению, отказывается. Ия воспитывает сына, работает экономистом-юристом и порой вынуждена дожидаться мужа из длительных съемок. «Самое длительное расставание длилось месяц, когда Игорь снимался в проекте «Дорога» на телеканале «Спас». Мне было очень сложно его пережить. Зато насколько радостной была встреча» — признается нашей ведущей Алле Ия.
Браку Ии и Игоря уже пять лет. В чем же секрет этой семейной пары? Как преодолевать сложности и разрешать недопонимания в согласии и любви? Об этом и много другом вы можете узнать в новом выпуске нашей программы «И будут двое».
Телеканал спас и будут двое все выпуски
Руководство телеканала «СПАС» преподносит передачу о семьях священников и знаменитостей «Да будут двое» как образовательную для тех, кто хочет создать хорошую семью. Я посмотрела несколько выпусков, и поняла, что через эту передачу в общество внедряют установки, которые не могут дать счастья ни в этой жизни, ни в будущей.
Одна заставка этой передачи чего стоит. Вначале демонстрируется памятник дьяволу, который латентные сатанисты водрузили в 2008 году на месте разрушенного в советское время храма в честь мученицы Параскевы Пятницы возле станции метро «Новокузнецкая» в Москве. Этот памятник Люцеферу представлен в виде фонтана под названием «Адам и Ева». Скульпторы представили момент грехопадения – ликующая Ева с яблоком в руке сидит на улыбающемся доброй улыбкой змее-искусителе, под которым часто подразумевают дьявола, рядом сидит Адам, над ними возвышается древо познания добра и зла. В то время, когда в нашей стране было меньше сатанизма, православные публицисты гремели в интернете: «Где наша православная молодежь? Почему студенты Свято-Тихоновского университета, который находится на «Новокузнецкой», не проводят протестных акций возле этого фонтана?»
А потом в заставке передачи «И будут двое» демонстрируют замки, которые молодые безбожники прикрепляют в день свадьбы к специальным деревьям, установленным для них старыми безбожниками. По неоязыческим верованиям, кто повесит такой замок в день свадьбы, тот будет счастлив в семейной жизни. А в реальности все, кто прикреплял такие замки и устанавливал такие деревья, отправятся в ад после смерти, если не покаются в своем тяжком грехе против Бога, на исповеди. Демонстрация таких вещей на православном телеканале может привести к тому, что христиане начнут вывешивать эти мерзости, считая, что ничего греховного в этом нет.
Может ли являться православной передача, в заставке которой воспеваются дьявол, трагедия грехопадения и неоязычество молодоженов? Однозначно, нет. Уже в этой заставке создатели передачи как бы поставили свою печать, показали, кем они являются на самом деле. Почему-то сатанисты всех рангов, в том числе масоны, то и дело вставляют где-нибудь сатанинские символы, по которым можно легко выйти на их истинную религиозную принадлежность. Например, известные политики зачем-то то и дело складывают из рук треугольники.
Рассказ о своей семейной жизни всегда считался дурным тоном и признаком глупости. Из-за того, что известные люди ХХ века начали направо и налево давать интервью о семейной жизни, такое поведение не перестало быть дурным тоном и глупостью.
Телеканал «СПАС» позиционирует себя как православный, который все делает по Божьему закону. Поэтому выпуская передачу, в которой люди рассказывают о своей семье, он окончательно реабилитирует в глазах общественности откровенничание на эту тему.
У нас и без такой реабилитации уже деваться некуда от грязного белья и описаний физиологических процессов. Одна как бы православная писательница описывает в рассказах процесс своих родов. Другая как бы православная благотворительница рассказывает в Фейсбуке подробности своего выкидыша. Жена белорусского священника сообщает через церковный календарь, что они с мужем сказали друг другу перед тем, как завели очередного ребенка. Бесстыдство просто беспредельное. И граничащее с шизофренией – тяжким психическим заболеванием, при котором иногда наблюдается отсутствие интимного стыда.
Эта льющаяся со всех сторон пропаганда выставления своей семейной жизни на всеобщее обозрение подчас калечит судьбы простых людей. Потому что, гонясь за безмозглой «элитой», многие женщины начинают откровенничать в соцсетях. Есть целая толпа таких гражданок, которые день за днем ведут на своих страницах хроники семейной жизни. Очень часто такая деятельность оканчивается разводом.
Протоиерей Петр Гурьянов даже как-то раз выступил в соцсетях со специальным разъяснением для таких женщин: «Святые хранили себя в чистоте и молчании, а мы на весь мир трубим о своей жизни и потом удивляемся, почему несчастны. Напрасная публичность опустошает, и не все обладают такой духовной силой, чтобы выдержать возникающие в этой связи искушения. Почему же за желанием со всем миром поделиться своим счастьем приходят слёзы и страдания? Потому что счастье любит тишину и тот, кто действительно счастлив, бережно его хранит, не провоцирует зависть у людей. А плоды хвастовства, самолюбия и гордости – это скорби и несчастная жизнь. Отчего так происходит? Попробую объяснить. Ну вот вы рассказали миру о своём счастье и, вроде бы, вполне искренне. Как итог – вам, скорее всего, позавидовали. И, того страшнее, – сглазили, а, возможно, и прокляли. На тех, кто церковной жизнью не живёт, не причащается – колдовство, проклятие, порча, сглаз и другие проделки сатаны действуют молниеносно!»
Я при этом хочу сказать, что и на тех, кто живет церковной жизнью и причащается, действуют и колдовство, и сглаз, и порча. Почему священники и их жены, которые откровенно рассказывают о своем семейном счастье в передаче «И будут двое», не знают о зависти и сглазе, я не знаю. Ведь о сглазе говорил не только преподобный Паисий Святогорец. И святитель Василий Великий сказал в беседе «О зависти», что демоны «глаза завистливых употребляют на служение собственной своей воле». Кроме того, в патериках встречаются наставления на тему того, что сокровище открываемое быстро оскудевает.
К тому же святитель Василий Великий в «Подвижнических уставах» пишет: «Не должно без осторожности доверяться всякому и перед всяким себя обнаруживать и открывать. Выдавая себя любопытным, не навлечем ли на себя клеветы и не устроим ли себе соблазнов? Ибо люди порочные часто и прекрасные дела стараются оклеветать, и даже маловажных погрешностей не потерпят оставить неосмеянными».
Между тем, в телепередаче «И будут двое» герои рассказывают не только о своем счастье, но и о трениях и конфликтах. Любой богоборец может взять какой-нибудь конфликт, о котором священник сам рассказал в эфире, и использовать его для осмеяния священства.
К тому же интерес к чужой семейной жизни, который подогревается подобного рода передачами, отнюдь не христианский. Это уровень деградировавших старух на лавках – следить за перепетиями личной жизни соседей. Таким образом православных зрителей телеканала «СПАС» пытаются превратить в духовных убожеств. Настоящих христиан интересуют Священное писание и Священное предание, а не то, как батюшка пытается удержаться от ссор с матушкой. А научиться счастливой семейной жизни по телевизору невозможно.
Я просмотрела два последних выпуска телепередачи «И будут двое» из тех, которые нашла на сайте телеканала «СПАС». В последнем выпуске обсуждалась семейная жизнь эстрадного певца Сергея Жукова. Таких личностей вообще не должно быть на православном телеканале, потому что настоящее христианство всегда восставало против актерства и развлекательных песенок. Актеров и исполнителей развлекательной музыки обличали и христианами не считали. Сотрудники телеканала пытаются втащить в наше святое православие грязь с эстрады, измазать нас ею, превратить нас в соль, потерявшую свою соленость, про которую Христос сказал, что она ни на что не годна, и ее можно разве что выбросить на попрание людям.
А в выпуске о семье священника Николая Конюхова я услышала воспевание празднования Нового года. Сначала священник со своей женой говорили, что это хороший праздник, и рассказывали, как они его праздновали в каком году. А потом ведущие сказали, что отметят Новый год на литургии, что вообще уже не лезет ни в какие ворота. Так как эти новогодние литургии служат не для тех, кто хочет пооригинальнее отметить новолетие, а для страдальцев-христиан, родственники которых привыкли праздновать Новый год за столом при включенном телевизоре – чтобы прихожанам не пришлось слышать из-за стены песни Пугачевой и шутки Галкина. Для настоящих православных христиан такого праздника, как Новый год, вообще не существует. Их праздник – Рождество Христово. Тот, кто отмечает Новый год, ничего не чувствует в праздник Рождества Христова, и сам себя отлучает от рождественской радости.
Кроме того, матушка священника Николая Конюхова рассказала телезрителям о своих метаниях – как она и в клуб хотела сходить, и актрисой стать, и ходила в кружок рисования, так как хотела развития. Я ничего не имею против этой очень приятной молодой женщины. Может быть, она со временем изменится и станет великой святой. Но выдавать эти обмирщвленные рассуждения за эталон – это хамство и хитрое отлучение людей от пути, ведущего в Царство небесное. Ведь наши люди привыкли смотреть на священников и их жен, как на образцы для подражания.
В те времена, когда в обществе царствовало настоящее православие, людям давали совсем другие образцы для подражания. Тогда российские люди целыми семьями читали изо дня в день жития святых о том, как христиане стремились только к одному Богу. И это чтение дало миру много новых святых.
Выращивание послушных рабов
Я в обеих передачах не увидела ни одного незаурядного человека – ни среди героев, ни среди ведущих. Жена Сергея Жукова вообще заявила: «Наша семейная кондитерская – это для меня большой путь развития». Я помню, как во время Перестройки по телевизору показывали людей, которые говорили примерно следующее: «Сначала я интересовался литературными произведениями эпохи французского романтизма и потому окончил романо-германское отделение филфака МГУ. Потом меня увлекло собирание минералов, я собрал небольшую коллекцию и поступил в соответствующий вуз. Еще думаю начать собирать монеты 19-го века». А теперь вот вам, дорогие россияне, путь развития – клепайте свои рогалики с повидлом в пекарне и мечтайте стать начальником над поварами в соседнем ресторане.
Что же касается воспитания покорности по отношению к власти, то с Жуковым и его женой специально вели беседу о том, как они справились с тяжелыми временами пандемии 2020 года. Те, без тени всякого сомнения в правильности наложенного государством на весь народ домашнего ареста, начали рассказывать, как они выходили из ситуации: правильно настраивали себя психологически на безвыходное сидение и придумывали новые формы развлечений. Это воспитание конформизма в людях, приучение народа бездумно выполнять все, даже самые абсурдные и беззаконные, приказы властей.
А в передаче про семью священника был такой эпизод. Герои рассказали о том, как их сын выпал из окна и при этом не получил никаких повреждений. Но «Скорую» на всякий случай вызвали. Вместе со «Скорой» приехали сотрудники опеки и полиции. Родителей мальчика допросили, провели с ними какие-то тесты, а потом еще отца мальчика погнали в ОВД на беседу со следователем. Закончил рассказ об этих издевательствах священник такой фразой: «К нам отнеслись по-человечески». Да что же тут человеческого, если приличных родителей выпавшего из окна ребенка начинают допрашивать, как преступников? Мало того, потом еще жена священника лежала с выпавшим ребенком в больнице на полном обследовании.
Это все ненормально. И не следует внушать народу, что по-другому и быть не может. Я в 1979 году в детстве выпала из окна первого этажа, когда жила у бабушки. Вызвали «Скорую». Мы на ней с моей тетей съездили в больницу. Мне там сделали рентген, и мы тут же уехали обратно. И никто тетю и бабушку не допрашивал. И мне никто никаких вопросов не задавал.
Христианин не должен быть безмозглым идиотом, слепо доверяющим власти. А сейчас людей специально делают бездумно-послушными, чтобы когда через 30 лет воцарится антихрист, все поклонились и ему, и сатане впридачу.
Алла Тучкова, журналист
Для тех, кто хочет поддержать меня материально, вот номер моей карточки Сбербанка: 5336 6902 3961 1645 Зарабатывать деньги в пропагандистские и пустословные светские СМИ или в православные модернистские СМИ я не пойду.
Программа «И будут двое» с Николаем Караченцовым доступна онлайн
Приблизительное время чтения: 1 мин.
В Интернете доступен онлайн спецвыпуск программы телеканала «Спас» «И будут двое» с Николаем Караченцовым, который умер в пятницу 26 октября на 74-м году жизни.
Также спецвыпуск программы, гостями которого стали Николай Караченцов и его жена Людмила Поргина, будет показан на «Спасе» 26 октября в 17:00, сообщает пресс-служба телеканала.
В день кончины актера автор программы Алла Митрофанова вспоминает о съемках того выпуска:
На съемках выпуска программы «И будут двое» с Николаем Караченцовым и Людмилой Поргиной/Фото со страницы Аллы Митрофановой/www.facebook.com
Кроме выпуска «И будут двое», 26 октября в 20:00 на «Спасе» выйдет телеспектакль «Юнона и Авось» Марка Захарова, а 27 октября в 22:00 телезрители смогут увидеть художественный фильм Александра Муратова «Моонзунд», в котором Николай Караченцов сыграл одну из своих ролей.
Напомним, что известный отечественный актер театра и кино, Народный артист России Николай Караченцов скончался 26 октября в Москве после тяжелой продолжительной болезни. До своего 74-летия он не дожил один день.
Прощание с артистом запланировано на понедельник 29 октября в театре «Ленком».
Телеканал спас и будут двое все выпуски
— Двое — это не мужчина и женщина, а все-таки Бог и человек.
Прот. Андрей Ткачев: Братья и сестры, здравствуйте! Мы сегодня встречаемся в нашей традиционной аудитории и будем говорить о двух, «двое».
В каждом доме, друг,
«Двое». Первейшая ассоциация — это супружеские отношения или любовь, романтические отношения. Хотя двое — это не только, здесь есть и тема о дружбе, там тоже двое всегда, и дружба в каком-то смысле выше любви. Ну, и вообще 2, 3 — это тайна цифр. 3 — это уже общество, 2 — это еще пока что некий антагонизм.
В общем, мы будем о двух говорить, об отношениях двух. Конечно, о людях, то есть не о единицах, не о слонах. Значит, «Двое» — наша сегодня такая несколько абстрактная тематика. Я думаю, она даст очень конкретный совет нам. Здравствуйте, друзья!
Итак, когда мы говорим «двое», у нас, скорее всего, ассоциации очень конкретные. Не двое полицейских на дежурстве, например, и не двое биохимиков в лаборатории, а «двое», скорее всего, это мужчина и женщина, Адам и Ева даже, если в архетипы спускаться — «двое».
Ну, и эта вся пышная проблематика — столкновение эгоизмов, ответственность за отношения, возможна ли вечная любовь — как правило, это все возникает в голове, когда говорится «двое».
Хотя там, повторяю, есть еще много других смыслов, никак не связанных или частично связанных с темой именно этих эротичных разнополых отношений. Давайте об этом поговорим. Я уверен, что мы вытащим со дна много разных таких красивых вещей. Поехали.
Вопрос: Здравствуйте! Меня зовут Валерия. Родина моя — город Рязань. Сейчас я живу в Москве, студентка 2-го курса. Двое встречаются, чувствуют влюбленность, хотят узнать друг друга как-то ближе. Вот какие обязанности уже у этих людей существуют? Если существуют, то с какого момента?
И вообще уместно ли узнавать ближе сразу нескольких, и уместна ли вообще дружба взрослого человека с разными лицами противоположного пола? Существует мнение, что это даже не только уместно, но и необходимо, чтобы итоговый выбор, несмотря на разнообразие общения, остался таким, какой он остался.
И как реагировать на эту позицию, и, если я не согласна с ней, можно ли мою позицию считать эгоистичной?
Прот. Андрей Ткачев: Я Вас понял. Я думаю, что все поняли это. Если мы говорим об этих отношениях — об отношениях разнополых людей, их поиске себе пары на длительную перспективу, скорее всего, на вечность, то есть, есть такое понятие в математике и в жизни человеческой, то, конечно, Ваша позиция — она мне более близка.
Когда человек, встречая кого-то одного, кто заинтересовал его серьезно, уже чувствует некую бесполость по отношению к другим лицам противоположного пола… Как мы однажды цитировали какого-то Святого Отца II века. Можете себе представить, II век, 900 лет назад почти, он говорит, что, когда юноша живет один, без любви, то вокруг него живут мужчины и женщины.
А когда юноша находит девушку, возбуждающую в нем любовь, тогда у него появляется она, а вокруг него люди. То есть мир теряет половые признаки по мере нахождения вот той одной.
Собственно, может быть, это даже и критерий. То есть, если другие женщины тебе кажутся столбами, или снопами сена, или манекенами в витрине, ну, без признаков живого человека, то есть ты в них узнаешь живых людей по позам, по разговорам, но они не больше, чем манекены, может быть, это даже критерий того, что ты нашел того, кого надо. А все остальные для тебя бесполые.
Но есть, конечно, такая позиция, как Вы сказали, это математическая вариативность такая, когда на всякий случай нужно знакомиться с двумя-тремя-четырьмя, «крутить динамо» всем двум-трем-четырем и потом выдумывать, кто из них будет лучше, на всяких случай безболезненно сказать: «Я с тобой больше не дружу».
Можно и так поступать, так, наверное, и поступают. Но я думаю, что привязывать к себе человека очень опасно. То есть можно, например, влюбить в себя человека без всякого желания влюбиться в него ответно.
Есть люди, обладающие некой харизмой, по-разному выражающейся. Есть мужчины, прекрасно осознающие свою способность влюбить в себя человека — женщину, в разговоре или в чем-то еще.
Деньги, на самом деле, самый большой афродизиак. То есть, если вдруг женщина узнает, что мужик сказочно богат, например, пришел в кедах и ведет себя так раскованно, как будто он Ротшильд, она говорит: «А кто этот парень? Чего он такой смелый?» Говорят: «Да он вообще-то, на самом деле, миллиардер», — я вас уверяю, что все взгляды женщины будут сфокусированы на этого человека в кедах, и он сможет влюбить в себя всех, здесь находящихся, как Хлестаков.
Даже если он не миллиардер, если будет шутка, в него влюбятся все до одной, за исключением какой-то одной благочестивой, которая перекрестится и выйдет. Все остальные влюбятся. То есть мужчина может влюбить в себя женщину успехами, силой. Как, там, у Отелло:
Она меня за муки полюбила,
А я ее — за состраданье к ним.
То есть мужик, весь изрезанный, весь в шрамах, весь с орденами, пришел рассказывать про свои подвиги. Я думаю, что много женщин просто будут сломлены его мужским авторитетом, маскулинностью такой.
Женщины пользуются красотой, умом, чем-то еще, чем-то еще, то есть они могут влюблять в себя. И люди, которые умеют это делать, знают за собой эту силу и прекрасно осознают, что они могут сейчас зажечь все звезды и влюбить в себя одного, второго, третьего человека.
Но они-то как раз и должны с максимальной степенью ответственности относиться к этому вопросу. Они не должны влюблять в себя много людей, потому что они же не будут сразу для всех мужем, сразу для всех женой.
И они должны понимать, что это люди, то есть привязывать к себе человека без ответной привязанности к нему — это издевательство. Это дрессировка какой-нибудь собаки, которую ты выбросишь завтра из машины на пустыре.
Поэтому я думаю, что здесь должна быть максимальная степень ответственности, в особенности от тех, кто чувствует за собой какую-то способность.
На актерском факультете, например, когда учатся ребята декламировать, вживаться в роль, знают наизусть массу текстов, могут фехтовать, танцевать, музицировать, петь и так далее, они могут влюбить в себя любого человека в любой молодежной аудитории, потому что обычно молодежная аудитория очень примитивная.
И вдруг появляется какой-то такой яркий человек, например, который продекламировал Шекспира на английском, который взял и станцевал сарабанду, который вдруг пропел какую-нибудь красивую музыку. Я вас уверяю, все в него влюбятся тут же, потому что все остальные поблекнут на этом фоне, а он вдруг засияет, и все в него влюбятся, и он знает об этом.
И он должен быть осторожен, потому что влюблять в себя легко тем, кто может влюбить в себя, но нужно иметь ответственность. Человек — это не игрушка, и не собачка, и не кто-нибудь еще. То есть это человек. Поэтому нужно аккуратно пользоваться чарами обаяния, если они есть у тебя.
И если ты уже кого-то себе заприметил, и кто-то в тебе вызвал огонь, желание, томление, мечтания, ты должен поставить крест на всех остальных, иначе ты нечестно играешь. То есть вот в эти игры играть нужно честно. Здесь на кону жизнь человеческая. «Я честно люблю тебя, поэтому я для всех буду другим, а для тебя буду самим собой».
Вопрос: Но вот есть позиция, что будет крест, если будет брак, а до брака можно выбирать. Эта позиция правильная или нет?
Прот. Андрей Ткачев: Ну, в миру эта позиция совершенно существует на правах хозяйки, это хозяйственная позиция. То есть делаю, что хочу, до брака, а после брака — все, стоп.
Эта позиция очень уязвимая, потому что человек свой опыт добрачный перетягивает внутрь брака, и все, что было у него до брака, он утаскивает с собой туда, и он потом уже не может…
Это же не второй человек женился, это тот же самый человек женился или вышел замуж, поэтому, я извиняюсь, если у нее был опыт, она будет сравнивать, если у него был опыт, и он будет сравнивать. И сравнение может пойти не на пользу, и может возникнуть жажда другого, жажда каких-то еще ощущений, удовольствий, и это, конечно, будет разрушать брак.
Поэтому гораздо лучше вступать в брак чистым. Это чисто практическая мысль. То есть, нет других — не с кем сравнивать, нечего фантазировать, нечего вносить разлад в свои душевные переживания.
Для нашей пользы лучше не иметь опыта «до», лучше не иметь. Но мир говорит иначе. Мы его не перекричим. Это все как гудок паровоза — мы не можем перекричать его.
Он трубит как бы свою идею: надо попробовать до брака все, а потом, в браке, нужно уже быть якобы честным. Ну, хотя бы на поверхности. Я не думаю, что это правильная идея, потому что развращенный до брака будет в браке тоже развращенным.
У нас нет задачи всех переспорить. Мы не должны сказать, что наша позиция правильная, и вы обязаны ей подчиниться. Мы не можем никого переубедить, приказать, но мы имеем неотъемлемое право высказать свою мысль по поводу этой темы: хорошо ли до брака выволочиться, выгуляться, перепробовать все, а потом жениться и остепениться?
Как вы понимаете, это такой довольно серьезный комплекс проблем, безусловно, который выдвигает к человеку требования ответственности за тех, кто с ним общается. То есть можно легко прийти в компанию, легко влюбить в себя всех девушек и уйти навсегда, обломав им жизнь. Есть парни, которые могут это.
Могут и женщины тоже прийти в компанию и влюбить в себя всех мужчин этой компании, ничего никому не обещая, заведомо зная, что ни с кем она не будет близка.
Она пришла, ослепила всех и ушла. Ослепила остроумием, элегантностью, богатым нарядом, какой-то особенностью поведения, чем-то еще. Мужики все потом сравнили своих жен с ней и поняли, что они какие-то мокрые курицы. Она взяла и ушла навсегда.
Если человек знает за собой эту силу, он не имеет права ею пользоваться. Человек ответственен за все, что происходит вокруг него, с ним и с окружающими, 100%. Но для этого нужно повзрослеть, нужно иметь взрослую душу и понимать вообще, где ты живешь и зачем ты живешь.
Мы возвращаемся в студию для разговора на тему «Двое». Это, в принципе, о семье, но не только, потому что двое — это еще и дружба, и многие другие отношения. В общем, присоединяйтесь.
Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Ольга. Я мама троих деток. Собственно говоря, сейчас это основной род моей деятельности. У меня как раз вопрос касается семьи.
Конечно же, женщина всегда должна быть опорой, поддержкой своему мужчине. Но всегда ли она должна быть на стороне своего мужа, если она считает, например, в каких-то моментах, что он неправ? Она должна быть этой опорой и поддержкой и поддержать его даже в этой неправоте, или должна указать ему на его неправоту?
Прот. Андрей Ткачев: Ну, если на общем фоне вашей общей поддержки, то есть вы его регулярно поддерживаете во всем, но в каких-то моментах вы говорите ему: «Милый, я думаю, что это опасно, что здесь нужно отступить, а не бороться», — или, скажем, наоборот: «Здесь нужно бороться, а не отступать», — или говорите: «Прости, но здесь, я думаю, что ты неправ», — то я думаю, что в общем контексте это будет прочитано именно как исключительный случай.
Ваше «нет» будет прочитываться в контексте вечного «да», тогда ничего страшного. Вот если вы будете вечным антагонистом своего мужа, то, конечно, он будет делать наоборот всегда. «Послушай бабу и сделай наоборот».
То есть скажи все, что ты думаешь, он внимательно выслушал и сделал все наоборот. Есть такая модель поведения, сознательно сформулированная модель поведения. Многие так и поступают. Говорят: «Спроси жену. Она сказала — сделай точно наоборот».
Вопрос: А если у нас, например, расходятся какие-то мнения в воспитании детей, я должна настаивать на своем, или я должна полностью покоряться?
Прот. Андрей Ткачев: Нет. Женщина в браке обретает свободу, только в браке женщина и обретает голос, свободный властный голос, подтвержденный властью.
Вы внутри дома своего, вы можете командовать, чем хотите: сортами туалетной бумаги, например, наполнением холодильника, цветом занавесок, воспитанием детей, лекарствами детям. Тут вы вдруг начинаете говорить в полный голос.
А когда вы девушка, когда вы еще пока девушка, кому вы будете пищать свои права? Маме, затюканной старушке, например, и подружкам-дурочкам. Вот там можете разораться, перед ними, и показать, что вы главная, что знаете, и все. Везде вам рот заткнут, везде. Подружки тоже рот заткнут, только мама, бедная, будет терпеть.
А вот в браке женщина вдруг приобретает власть внутри своей семьи, то есть она — как комендант крепости. Она знает, где, в какой бойнице пушка, на какой башне стоит сторожевой, где провиант хранится, где, что. Она — командир этой маленькой крепости. Это зона власти женщины.
Только в семье и имеете аргументированное право командовать многими вопросами. Допустим, этого ребенку есть нельзя. Пошли в зоопарк. «Зачем ты покупал мороженое? Ты, что, не знаешь, что он только ангиной отболел три дня назад? Ты, что, дурак?» — например, вы сказали ему, и вы не грешите в этом случае. «Как ты мог купить ему?»
То есть у вас есть право ругаться, доказывать, отстаивать аргументированно. Только в семье у женщины и есть это право, то, что касается здоровья, правильного питания, правильного образа жизни, защиты.
Вы говорите дочери: «Ты не пойдешь ночевать к подружке, не пойдешь!» Она говорит: «Папа мне разрешил». — «А я не разрешаю. Ты не пойдешь ночевать, тебе нечего. Ночуй дома, дома ночуй. Выйдешь замуж — ночуй с мужем. А пока не вышла замуж, ночуй здесь». Это ваша зона ответственности, Вы правы абсолютно.
Семья — это единственная территория, где женщина имеет свободную власть. И только в семье она получает голос, аргументированный властный голос. Поэтому абсолютно неверны, грешно неверны те, кто считает, что женщина в семье, обвешанная сумками, заботами, хлопотами, молчит в тряпку. Ничего она не молчит.
Она в семье не молчит, она разговаривает, причем с властью, со знанием. «Я его родила, я его знаю. Я знаю, что ему это будет неполезно. Это мой сын, это моя дочь». И муж здесь говорит: «Ладно-ладно, я не спорю». Он же понимает, что здесь некое суверенное право женщины наступает.
В каких-то вещах он говорит: «Сядь, женщина. Сядь и закройся». Она понимает, что она переступила грань, она закрывается и садится. Понимаете, где правильные отношения?
Допустим, у девочки, например, болит живот, у нее первые месячные начались. Ну что может понять мужик в этой ситуации? Ничего. Мама с дочкой разговаривают и говорят ему: «Уйди отсюда, у нас свой разговор». Мужик тихо-тихо-тихо уходит, понимает, что он здесь вообще никто.
Вот это и есть семья, когда каждый может рявкнуть друг на друга, когда понимаешь, что ты переступил границы ответственности. Это все чувствуется, нормальные люди это чувствуют. Вопрос только — нормальные ли они люди?
Потому что, если нормальная женщина, она понимает: здесь моя власть, а здесь уже —стоп, здесь пусть муж командует. И мужик понимает: пусть здесь баба занимается, что я буду с этим возиться? Это прекрасные гармоничные отношения двух, когда оба, не то, чтобы сильно умны — нормальные. Поэтому у вас есть много власти в семье, и только в семье.
Ну, а дальше уже, если вы чиновник, например, на работе, вы, конечно, тоже имеете власть — чиновничью власть: подписать, не подписать, поставить печать, не поставить, но это уже другая власть. Это власть, унижающая людей, это власть, дающая место для коррупции.
Это власть, возвышающая человека в своих глазах, дескать, ничего себе, я хозяин жизни, я разрешаю, запрещаю. Но это все уже от дьявола. А вот настоящая Божия власть у женщины — она как раз в семье и только в семье. А, кроме семьи, у нее ничего не остается.
Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Людмила. Мне 26. Живу и работаю в Саратове, экскурсовод в художественном музее. Вопрос у меня такой: если человеку хорошо одному, то есть он не хочет уходить в монастырь, он не хочет заводить семью, рожать детей, то не будет ли это нарушением Божиих заповедей? Имеет ли он на это право? И если да, то какие существуют риски, если он такой путь выбирает?
Прот. Андрей Ткачев: Вы знаете, одна моя хорошая знакомая, нынче замужем, мать двоих детей, в бытность свою в девичестве, в незамужестве, так сказать, точнее, ездила к отцу Николаю Гурьянову на Залит. И там она все жаловалась на свою долю, что она одинокая, что ей некому на плечо голову положить.
И батюшка говорил ей: «Да глупая, одному так хорошо! Если ты с Богом, одному так хорошо!» Он не звал ее в монашество и не говорил ей срочно выйти замуж. Она потом вышла замуж, кстати, довольно успешно, и родила здоровых детей и, в общем-то, в браке счастлива.
Раньше вообще принимались к вниманию только два состояния человека — это монашество и супружество. До XIX века в России не было священников, которые не были монахами и не были женатыми, так называемые целибаты, то самое духовенство, которое сплошь есть на Западе.
То есть все католики — целибаты, они не женаты и не монахи. Они просто не женаты и священники. А у нас до XIX века таких не было в принципе. Если вдруг священник вдовел, то его стригли в монахи.
Считалось, что ты не имеешь права, не имея жены, жить в миру и быть священником. Значит, будь монахом, если, конечно, дети были уже большие. Если дети маленькие, он оставался с ними. И люди наши не понимали, как это можно быть и не женатым, и не монахом. Как это?
Первый целибат — это середина XIX века, это профессор Горский в Московской духовной академии. Митрополит Филарет его рукоположил в священники, а он не был женат и не был монахом. Это была революция.
Сегодня у нас таких много, у нас полно не женатых и не монахов. Но русские люди изначально понимали, что надо либо так, либо так. Как старец Паисий говорил: «Либо смолоду женись, либо смолоду постригись. А чего шататься между клиром и миром, туда-сюда?»
Это вопрос серьезный: либо ты служишь Богу в этом качестве, либо служишь Богу в этом качестве. Потому что есть серьезный вариант никому не служить: «Да я нигде». Но, поскольку эта болезнь умножилась — болезнь эгоизма, болезнь самоопределения сложного, конечно, много людей сегодня таких, которые в монашество в принципе неспособны идти, но и к женитьбе не особо готовы.
Это клещи для эгоизма. Это сложнейшая процедура. Ты берешь себе в родственники еще и ее маму зачем-то, она теперь твоя мама. То есть ты говоришь: «Мама, здравствуйте!» Какая она тебе мама вроде бы, а это ее мать. И мать ее — это твоя мать, и все, и никуда не денешься. Плюс, ее отец, если он жив, и братья, сестры, кузины, кузены.
Такую целую банду берешь себе в родственники. «А я на них не женился, я на тебе женился», — говорит. «А эта банда — это мои родственники. Изволь им помогать, любить, уважать, открытки слать, звонить — здравствуйте, здравствуйте!» — «А я их вообще знать не хочу». — «А ты обязан, извините».
Это же сложнее, это удавка для эгоиста. Мы не говорим: «Ты плохой, ты плохо думаешь». Мы говорим: «Петляйте, петляйте, пока петляется». Потому что у женщины есть такой мощный фактор — это материнский инстинкт, его никак не обманешь.
Вот монашки бедные — они святые, как бы они невесты Господни, но они же все-таки остаются какой-то частью… Кто-то на 70% остается в себе женщиной, 30% — Богу, а 70% тянет к земле. У кого-то 40, у кого-то 50, у кого-то 20, но эти 20 остаются все равно.
Поэтому они возятся с детишками всякими, они берут всяких брошенных, калечек разных, какие-то приюты создают. Потому что материнский инстинкт очень могуч. Он могуч, как, не знаю, что.
Это нормальная реализация материнского инстинкта, когда сласти плотские как бы не берутся во внимание, а берется во внимание только именно желание отдать свои силы другому. Это и есть материнский инстинкт.
Ну, и, конечно, трудно найти достойного человека, и трудно это все сделать. Поэтому мы говорим человеку: «Ну, что ж, ну, живи, как можешь». Мы никуда не гоним человека: «А ну, быстро в монастырь!» Это надо быть дураком, чтоб такое сказать. Или: «А ну, быстро женись, быстро замуж выходи!» Поэтому это страдание.
Я понимаю, что все стало сложно, поэтому мы никуда никого гнать и не можем, и не будем. Это бесполезно. И человек вынужденно живет в зависшем этом состоянии — ни там и ни сям. Ему, может быть, даже хорошо. Ну, что ж, если ему хорошо, почему мы должны его ругать за это? Пусть будет так. Мы же понимаем, как это все сложно.
Вопрос: Всем здравствуйте! Меня зовут Андрей. Многодетный отец, москвич, живу в деревне. Скажите, батюшка, несмотря на всю свою актуальность, все-таки первый и самый главный союз, где двое, это не мужчина и женщина, а все-таки Бог и человек? Как Вы считаете?
Прот. Андрей Ткачев: Вы вообще открыли как бы такую хорошую консервную банку со смыслами, которая для многих непонятна. Совершенно верно, потому что мы говорим «двое», и сразу рисуется картинка рая, Адам, Ева. Вот тебе двое.
Но до этого, да, был Адам и Бог. Это уже двое. Был завет, был союз, разговор, было общение. И, нужно сказать, что эти отношения двух — Адама и Бога, они сохраняются и в нашей жизни в виде монашества.
Что такое «монашество»? Это Бог и я, больше никого. Вот и весь монах. Феофан Затворник так сказал: «Монашество — это когда есть Бог и я, и больше никого». У меня с Ним отношения твердые, личные, глубокие, крепко сплетенные, в жгут перевязанные. Их не порвешь, не разрежешь. Вот мы с Ним общаемся, а все остальное — это уже такое, уже, как получится.
И такие отношения были начаты в раю. То есть был Адам, и был Бог, и больше никого. Эти двое — они умеют общаться. Поэтому, когда Адам и Ева согрешили, Бог не звал их, говоря: «Люди, где вы?» Или: «Адам и жена, где вы?» Он говорил: «Адам, где ты?» Он звал Адама согрешившего, а не всех вместе.
Их уже было двое, согрешили оба, жена согрешила первой. Но Он не звал: «Где твоя жена? Идите сюда оба!» Он звал только Адама. Это очень важная вещь, на самом деле. «Адам, где ты?»
Вообще все, что Бог сказал, оно звучит. Есть такой писатель, нобелевский лауреат французской литературы Франсуа Мориак. Есть такая маленькая книжечка «Во что я верю». Он написал ее для своих внуков, которые должны были ее прочесть к достижению совершеннолетия.
Мориаку было в это время лет 75-76, а внукам было 5-6 лет, и он умер за 80. И вот, когда им было 15-16, они прочли ее. Потом она была опубликована, и там было описано всякое такое…
Это очень интересная книжка. И вот он в ней пишет, что все, что Христос сказал, живет. Самые важные слова, которые живут, которые Христос сказал, это: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я среди них». Эти слова живут.
Нужно, чтобы люди знали, что эти слова живы. Он их однажды сказал — они живут. Люди собираются — они оживают. Потом: «Приимите, ядите; сие есть Тело Мое». Эти слова живут. На Евхаристии каждый раз это живые слова, которые претворяют хлеб в Тело, а вино в Кровь.
И еще Он говорит: «Что свяжете на земли, будет связано на небесех, и что разрешите на земли, то будет разрешено на небесех». Это слова исповеди: «Я прощаю тебя, и Господь прощает на небесах».
Он говорит: «Вот исповедь, Евхаристия, братское общение — самые важные вещи, которые нужно понять ребенку. Потом он поймет что-нибудь другое».
Так вот, слова Божии, которые сказаны вначале, они тоже живут. «Адам, где ты?» — это живые слова. Эти слова звучат сегодня над всей Вселенной. То есть Бог ищет уже не одного человека, не одного Адама, а уже множество детей Адамовых, которые имеют природу Адама. «Где ты? Где ты? Где ты? Где ты?»
И люди делают вид, что они не слышат этих слов, они их реально не слышат. Потом, когда они уже услышали их, они делают вид, что все еще их не слышат. И они прячутся от Бога туда-сюда, в кусты, в подвалы, в чердаки. А потом, наконец, наступает покаяние: «Вот я. Вот Ты, вот я, я услышал тебя, я вышел на зов Твой».
Эти слова обращены к человеку, и это живущее слово Божие, которое продолжает действовать. И оно вначале в раю было, поэтому, конечно, двое — это не только мужчина и женщина, а двое — это человек и Бог. То есть монашество — это вечные двое.
Вопрос: А без монашества возможно ли этот союз удержать?
Прот. Андрей Ткачев: Без монашества его нужно дополнить. То есть он превращается в такую сложную молекулу. Скажем, вот есть ядро одно — это туда, к Богу. Тебе нужна еще жена, вот тебе еще ядрышко, потом от вас родились детки, и получается сложная структура, которую обычно изображают в виде молекулы.
А когда Бог и ты, когда, например, монах, допустим, Онуфрий Великий и Господь, и нет никого. Он 63 года не видел ни одного человека, только пустыня. Там даже животных не было, то есть ни одной птицы, ни одной рыбы — ничего там не было. Может, какие-то ящерицы бегали по ночам, но он на них не обращал внимания. Вот только Бог и человек, все.
То есть это не молекула, это какая-то палочка и два ядра, гантель такая, получается. А уже в нашем варианте нам нужны мама, папа, жена, дети, внуки, друзья, знакомые. Это все так умножается. И там верхняя вертикаль координат — там Господь. Это все получается такая молекула, очень сложная молекула.
Вопрос: Наверное, поэтому в нашей истории очень много примеров, когда под конец жизни люди, прожив жизнь семейную, принимали монашество, все-таки шли в монастырь?
Прот. Андрей Ткачев: На Руси вообще считалось, что достойным окончанием жизни является монашество. Эту традицию нужно вернуть. Эту забытую традицию нужно вернуть. То есть: «Хочу перед смертью стать монахом».
Многие постригавшиеся в монахи понимали, что они уже монашествовать не смогут.Они, скорее всего, постригутся, примут новое имя, дадут обет и умрут, хотя Господь Бог — Он такой чудотворец. Есть много примеров, когда люди на смертном одре давали монашеские обеты и поднимались с этого одра, и потом еще жили 20, 30, 40 лет уже монахами.
Говорят: «На Валааме человек умирает, давайте пострижем его в великую схиму, чтобы монахом умер». — «Ну, давайте». Ну, все уже, все, пульс уже замирает, уже дыхание прерывается, уже человек холодеет. «Ну, все, давайте». Они быстро, быстро, быстро обряд великой схимы совершили, постригли его.
Он раз — через день поднялся. Говорит: «А что мне дальше делать?» — «А ты великий схимник». Он должен в гробу спать, прочитывать в сутки 3 тысячи Иисусовых молитв, 700 поклонов и всякое такое. Он говорит: «Я не могу, я вообще плотник просто, я просто приехал поработать». Говорят: «Вот, все, будешь».
Ему гроб принесли в келью, он должен в гробу спать. Он в гробу какие-то яблоки держал. То есть он не мог спать в гробу, это было выше его сил. Но он был схимник, уже все, уже все, все. А там жена осталась на берегу, и все. Бог может так — постриг как таинство, постригли, и все.
С другой стороны, вот, например, я сейчас был за рубежом, в одном из городов, где наши люди живут. Что они там делают, я вообще не понимаю совершенно. Ерундой занимались всю жизнь, а потом оказались за рубежом и там теперь пытаются молиться.
И там один батюшка говорит, что у него так было с его тестем. Тесть — священник, всю жизнь болел, ну, неважно, чем болел. Потом болезнь усилилась, и он сознательно принял великий постриг, принял схиму и уже как схимник умер. Матушка, его жена, супруга, после его смерти тоже постриглась в монашки. Дети все взрослые.
То есть перед смертью стать монахом, за год, за два, за полгода, за три года — это вообще великолепная вещь. И эту идею нужно вернуть в наше примитивное общество, потому что наше общество примитивное.
То есть монашество, перед смертью мы должны быть все монахами. Для этого при жизни мы должны обязательно хотя бы недельку в юности, в зрелом возрасте поработать в том монастыре, в том монастыре, пожить немножко в монастыре, с монахами пообщаться, поесть монашеской каши, с утра в полпятого на полунощницу встать, и так далее, и так далее. То есть нужно это все как-то еще в молодости почувствовать.
Кстати говоря, тем, которые хотят жениться, очень помогает в этом деле пожить в монастыре, как ни странно. Всем, кто жили в монастырях, легче получается найти себя вообще в миру и жениться, и прочее, потому что монастырь — это концентрированная форма служения Богу. Она снимает с человека всю шелуху, она все лишнее снимает, она дает ему ощущение того, кто ты настоящий, кто ты. Поэтому это очень хорошая вещь.
А перед смертью, к старости, почему бы не стать монахом, когда дети поженились, когда внуки уже бегают, в школу ходят, например, и у вас с бабкой уже постель холодная? Что еще надо? Взяли, постриглись в монахи, и монашествуйте себе.
Расписали имение на детей: тому квартиру, тому машину, тому кота в сапогах, и разбежались. То есть, в принципе, это прекрасная идея — монашество. Это самое лучшее занятие на земле.
Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Анжела. Я фитнес-тренер. И вот я что хотела бы сказать по поводу, на мой взгляд, еще одной формы двоих, это человек и Церковь.
И, возможно, путь спасения для человека, который не хочет идти в монашество по причине своей неспособности быть монахом и не хочет идти замуж, жениться или не может найти спутника жизни, соответственно, в Церкви мы тоже можем найти спасение. Можем помогать людям, и общаться, и найти себе людей, с которыми вместе спасаться.
Прот. Андрей Ткачев: Да, я согласен с Вами. Это очень хорошая мысль тоже. Вообще, на самом деле, мы сегодня подняли со дна те несколько жемчужин: человек и Бог, человек и Церковь.
Вот Песнь Песней — самая мистичная книга Библии. Когда еврейские книжники собрались на каком-то соборе своем и решали, какие книжки в Библию вставить, в канон, какие изъять, то было большое сомнение, вообще Песнь Песней может ли быть в Библии.
Там ни разу не говорится имя Божие. Элохим, Яхве, Адонай, а Господь вообще там отсутствует. Какая-то девушка гоняется за своим возлюбленным, какой-то возлюбленный бегает за своей девушкой, скачет по горам, как олень, по горам ароматским.
Какие-то лисята портят виноградники, какое-то миро капает у нее с пальцев. Она черна, как страус, обожженная солнцем. Стражники ее избили, она куда-то бежит. И любовь, любовь. Значит, «левая рука его у меня под головой, правой он обнимает меня».
Что это такое? Зачем оно нужно? Говорят: «Давайте выкинем это все, заберем». И один какой-то старец сказал: «Нет-нет-нет. Эта книга по достоинству равна дню выхода евреев из египетского плена. Оставьте ее. Это самая великая книга Библии». И ее оставили.
И вот потом, когда толковать ее начали, то начали толковать ее с самых разных позиций. Это что здесь? Какая-то любовь, какая-то эротика откровенная, какая-то любовная поэзия, какие-то страсти, какие-то страхи. И говорят, что это драматизм отношений между: А) Богом и человеком, В) между Христом и Церковью, С) между Богом и Богоматерью, потому что Она — Мать Сына Божия, этот момент такой, Она чистая Мать Вечного Сына.
И многие в тюрьму сели за свои толкования. В Испании были преподаватели университетов, монахи, которые в XVI-XVII веке просидели по 30 лет в тюрьме за толкование Песни Песней, потому что слишком дерзкая книга, слишком дерзкие толкования.
Бог и человек — вот тебе двое. Человек и Церковь — тоже двое. Можно найти себя в Церкви тоже, да. Можно найти себя в других каких-то вещах, чтобы не быть одиноким, потому что одиночество — это, конечно, очень серьезная вещь.
Я завидую, скажем, Иоанну Предтече, или Симеону Столпнику, или Онуфрию Великому. Они могли спокойно жить в одиночестве десятилетиями. Вы только сядьте на секунду, как Паскаль пишет, я вот нахожусь под впечатлением в очередной раз от перечитанных мыслей Паскаля.
Он там пишет: «Человек устроен так печально, что, если вы отберете у него все удовольствия и развлечения, главное — развлечения, то он неизбежно погрузится в великую печаль от мысли о себе самом». Потому что самое страшное для человека — это думать о себе самом.
Это столь печально для человека, что он готов заниматься всем, чем угодно: играть на бирже, смотреть футбол, играть в боулинг, ходить в походы. Он будет на голове ходить, только бы не думать о себе, ибо, как только вы отняли у него все развлечения, он тут же погружается в великую печаль от созерцания своего ничтожества.
И вот эти люди, которые по 60, по 50, Мария Египетская — 47 лет в пустыне, Онуфрий — 63 года в пустыне, один на один. Какие там развлечения? Какое кино, какой театр, какой мобильный телефон? Только я, Бог, и больше никого. И они — это адаманты, это самые счастливые люди.
А у нас нет, мы не можем, нам нужно чуть больше разбавленного, эта сладкая вода должна быть более разбавлена. Да, нужна Церковь, да, я и Церковь. То есть я служу в Церкви, я помогаю, я люблю Церковь, я хочу узнать больше Церковь, я хочу помочь Церкви. Не в смысле конкретному приходу, хотя это тоже хорошо, в принципе Церкви.
Я что-то могу делать, я могу просто подсвечник вытереть после службы, могу пол помыть, я могу пойти в больницу и неделю посвятить ухаживанию за больным. Я могу дать денег, например, на выпуск какой-то миссионерской литературы. Каждый из нас что может. А человек и Церковь — уже не одинок.
Дорогие друзья, мы ведем сегодня разговор о двух, так называется тема — «Двое». Ну, и много всякого интересного повылезало. Присоединяйтесь.
Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Алексей. 27 лет, психолог. Пока еще, к сожалению, холост. У меня, собственно говоря, вопрос к двум как к семье.
То есть, когда мы говорим о двух, то понимаем, что это некий подвиг, потому что, когда встречаются двое, встречаются два разных человека, воспитанных в двух разных семьях, воспитанных по-разному. И волей-неволей каждый из нас должен принять другого, чтобы с ним жить. А для того, чтобы принять другого, надо ущемить как-то себя.
У меня вопрос: как научиться принять другого? И, если уже так получилось, что вы не можете принять, до какой меры ты должен проявлять христианское терпение и терпеть, а когда ты понимаешь, что уже все, дальше терпеть нельзя, надо уходить?
И это, на самом деле, относится к двум сторонам — как к мужчине, так и к женщине. Потому что, как мужик может замучить женщину, так и женщина может замучить не хуже мужчину.
Прот. Андрей Ткачев: Может, да.
Вопрос: Вот такой у меня вопрос.
Прот. Андрей Ткачев: Ну, смотрите, в старые времена, когда были очень прочны социальные связи, очень мало уделялось внимания любви как таковой. То есть, чтобы выйти замуж, не нужно было любить, нужно было, чтобы отец ее и отец его договорились. Как бы решалось все без тебя. А ты уже как бы входил в эту жизнь, уже обязанности, заботы, работа, дети, болезни, смерти. Оно уже все переплавлялось в этом тигле, и все.
Сегодня на первый план вышла любовь, как ни странно. То есть нужно любить, чтобы терпеть, потому что у вас нет общего хозяйства, вы не обязаны пахать эту отеческую нивку, вокруг вас нет плотно живущих родственников, перед которыми стыдно разводиться.
Есть страны, в Конституции которых прописано разрешение права на развод, но там нет разводов до сегодняшнего дня. Спрашивают, а почему не разводятся? Говорят — стыдно. Стыд сильнее закона.
Раньше было людям стыдно, друг друга все знали, все-все-все, и там любви уделялось очень мало значения. Верности — да. Верность долгу, верность закону, верность Богу, верность обетам. А любви… А сегодня без любви ничего не пляшет. Надо полюбить, чтобы терпеть.
Не любишь, то и не будешь терпеть. Тебя ничего не заставляет. У тебя открыты ворота в загс, чтобы развестись. У тебя открыты ворота в любые судебные инстанции, чтобы защититься. «Это домашний тиран, я его не люблю, он меня бьет и ругает», — допустим. Я люблю другого. Пожалуйста, закон разрешает. Иди, куда хочешь.
И для того чтобы хранить семью, сейчас нужно любить. То есть все свелось к тайне любви, к той самой любви, о которой все так орут на каждом перекрестке, которой еще и не хватает. Потому что ее реально не хватает, потому что все разводятся, ругаются, терпеть не хотят. Терпеть можно, только когда любят люди.
Такой есть старец Софроний Сахаров, уже покойный, Царство Небесное, автор книги о старце Силуане, его ученик. И у него такая книжечка есть, сборник его небольших статей, реплик, и он там пишет: «Я думаю, что моногамный брак так же редок и так же сверхъестественен, как монашество».
То есть мы обычно считаем, что брачное состояние — это состояние природное, естественное, а монашество — это некая сверхъестественная вещь. А он говорит: «А я считаю, что насколько сверхъестественно монашество, настолько же сверхъестественен моногамный, то есть единственный брак.
Потому что по природе своей человек, по греховной природе, по испорченности, это полигамное существо, вечно стремящееся к жажде наслаждений и к смене партнеров. Когда христианская нравственность, закон — эта соль перестанет быть соленой, законы разожмутся, всем все будет можно, люди будут спариваться на каждом шагу, как кошки и собаки, потому что им этого хочется.
Жить всю жизнь с одной женой — это так же сверхъестественно, как быть монахом. Жить всю жизнь с одним мужем — это так же сверхъестественно, как быть монашкой». Он так говорит.
Я был поражен этой мыслью, потому что у меня в голове была такая схоластика семинарская, что брак — это плотское, монашество — духовное, а потом я понял, что он совершенно прав, чему доказательство — наши все эти разводы, измены, блуды, фантазии, и так далее, и так далее.
Да, все это доказывает, что брак сверхъестественен, что без благодати Божией, без молитвы, без соли свыше, без связи с Богом брак моногамный невозможен, в принципе невозможен. Будет развод, будет блуд, будет драка, будут измены. Будет: «Пошла вон». Будет: «Я тебя видеть не могу. Эти дети не от тебя».
Будут суды, раздел имущества — то, во что мир погружен, потому что люди живут без Бога. Люди безбожники, крещеные, некрещеные, неважно даже в этом смысле уже. Безбожно живут, и брак стал редкостью, ибо он есть чудо. Такое же чудо, как и монашество. Вот такая интересная мысль.
Так что, чтобы сегодня это все клеить, нужно любить. Полюбишь — будешь терпеть, а без любви как терпеть? На одном только «надо»? На слове «надо» можно еще в атаку пойти, но в атаку не ходят каждый день 365 раз в году. Даже на войне, даже под Сталинградом не все каждый день ходили в атаку. В атаку ходят иногда. Убьют так убьют, не убьют — слава Богу!
А в браке нужно жить каждый день. Как это можно жить с нелюбимым человеком, на каких основаниях? Потому что надо? Потому что дети? Потому что что? Да ничего это не… Я тебя видеть не могу, я должен с тобой жить всю жизнь?
Если ты не любишь человека, то вы ходите туда-сюда. Это же кошмар какой-то. «Да уйди ты. Что ты мелькаешь?» — «Да нет сил». — «Ты знаешь, у меня тоже». Пошли тихо, без драки, написали: «Ну, нет сил больше. Ну, мы не любим друг друга». И все, и в разные стороны.
И так семь раз за жизнь, пока не постареешь, пока тебя уже никто не хочет, и ты никому не нужен. Так бы еще женился. Если бы мы жили по 300 лет, по 400 лет, как до потопа, если бы мы рожали первенцев, например, в 150, чтобы мы были такие крепкие, такие кибальчиши, чтобы мы жили долго, были сильные, то, я вас уверяю, при нашей безбожности повседневной мы бы женились раз по 70 за жизнь и разводились бы, как римляне поздней эпохи.
Говорят, зачем женятся римляне? Чтобы развестись. А зачем разводятся? Чтобы снова жениться. Спорт такой был. Так и у нас будет, рано или поздно так будет. Это и будет цивилизация. И потом либерасты наши будут говорить: «Да, это свобода, это класс вообще, это клево! Мы к этому и стремились, конечно!» А все, что нет, это сталинизм.
Да, так эти черти скажут. У них другой аргументации нет, они безбожники. Под ними ад горит. Их там ждут. Им нужно что-то сказать. А у нас небо ждет, мы так жить не можем. Мы должны жить иначе. Мы в ад не хотим.
Кто хочет в ад, поднимите руку. Ад — вполне реальное явление, совершенно реальное место, и там ждут многих. Они уже знают, что они там будут. Они пока еще пищат на поверхности против Христа, против веры, против верующих, против внесения Бога в Конституцию.
Что орать-то? Бог же есть? Есть. Так дайте его в Конституцию. В чем проблема? Нет, возбухли сразу те, которые в аду прописаны. Им уже пятки жжет. Они возбухли, что Бог будет в Конституции. Все, конец света! Значит, молиться заставят.
Вопрос: Батюшка, хотела бы у Вас уточнить. А почему Вы считаете, что именно такая цивилизация победит, а не победит Бог в людях?
Прот. Андрей Ткачев: Нет, Бог победит, 100%, просто не во всех людях.
Вопрос: Ну, вот Вы говорите, что 100% будет такая цивилизация, безбожная.
Прот. Андрей Ткачев: Ну, вообще так написано. Сценарий же написан уже. Нам дано понять, что будет. Плюс, мы имеем глаза, мы видим, куда это движется. Мы понимаем. Воспримете наше общение как чудо.
Собраться, например, вместе, чтобы подергаться под бешеные ритмы, например, это спокойное занятие, как бы ни у кого не вызывающее удивления. Совершеннейшее революционное занятие — собраться, например, молодым людям о Боге поговорить.
Говорят: «Зачем им это? С какой стати? Когда? Как?» То есть мы ощущаем себя уже у порога Страшного суда, очень давно уже, не сегодня, не вчера и не позавчера, гораздо раньше. То есть мы находимся на пороге Страшного суда, и мы видим, что Бог нужен очень маленькому числу людей, к сожалению, по-настоящему. Вот именно Бог.
То есть мне нужен Ты. Вот как бы тайна двух. Мне нужно не Твое от Тебя, то есть от Тебя может быть богатство, здоровье, успех, власть, сила, красота. Нет, не Твое мне нужно, мне нужен Ты.
Людей, которым нужен Он, которые говорят: «Ты нужен мне. Пусть все будет против Тебя, пусть Тебя ругают, пусть говорят, что Тебя нет, но я же знаю, что Ты есть, Ты мне нужен», — таких людей, конечно, очень мало.
И есть некие законы больших чисел, как вы понимаете. Когда, например, на стадионе вдруг начнут все бесноваться, а вы сохраните здравый разум, вам нужно будет побыстрее куда-то уйти.
Потому что, когда стадион взбесновавшийся куда-то побежит, вас просто эта толпа, этот поток понесет в сторону всех бесноватых. Вы не сможете сопротивляться большому направленному потоку бесноватых людей. Мир, в принципе, это бесноватая банда, в которой очень мало людей, которым нужен Бог, вот именно Бог. И, в конце концов, так все закончится печально, к сожалению.
Это не то, чтобы мрачный прогноз, это заранее предсказанное слово. То есть Иисус Христос нам заранее сказал, что «в мире будете скорбны, но дерзайте: Я мир победил». И будет так-то и так-то, и будет ваше бегство, и будут вас неправедно злословить за Меня. И брат брата предаст, и отец — чадо, и восстанут дети на родителей. И будете ненавидимы всеми за имя Мое.
То есть мы, в принципе все это заранее знаем, просто мы смотрим: «Неужели, Господи? Не сейчас ли?» Пока не сейчас. Пока мы еще можем сидеть спокойно и разговаривать.
Если бы это было сейчас, то уже ломились бы какие-нибудь скинхеды, или фашисты сюда, или какие-нибудь коммунисты нового пошиба. Уже бы в двери: «Перестаньте здесь мракобесничать — про Иисуса разговаривать. Давайте разговаривать про либеральные ценности. Хватит про Иисуса пудрить мозги человечеству».
Уже бы нам сказали: «Все, стоп, лицензия снимается. Хватит, закончили». Да, так и будет когда-нибудь. Но, чтобы этого не было, мы как раз и говорим: «Бога — в Конституцию, Иисуса — в сердце, веру — в совесть, грехи — за порог. Кайтесь, пока не поздно». То есть мы говорим правду, пока не поздно.
Потом Господь придет и даст всем сестрам по серьгам. Мы надеемся, что Он нас помилует, а также тех, которым мы говорим. Ну, а дальше уже Он Сам решит. Прогнозы как бы такие. То есть прогнозы — держись, держись. Never give up, знаете? Не сдавайся, короче.
Ну, ладно. Время, вы же понимаете, оно же не резиновое, и мы закончили нашу сегодняшнюю передачу. Мы говорили о двух, так сказать, «двое», закавыченное слово «двое». Это была тема нашей передачи, но мы говорили тут о разном. И про семью, и про Церковь, и про монашество, и про что хочешь.
Я надеюсь, что вам было интересно. Спасайте свои бессмертные души. Они очень дорогие, цены им нет, на самом деле. Ну, и будьте внимательны. Люди, будьте бдительны, короче. Христос, храни вас! До свидания. До скорой встречи.