такого прихода в храме еще не было
Что делает приход общиной? Опыт пастырей и прихожан
Многие молодые настоятели жалуются, что на их приходах не складывается община. А что такое община? Что делает приход общиной? В этих и других связанных с общиной вопросах пытался разобраться диакон Федор КОТРЕЛЕВ.
Любовь
 |
Основателем первой христианской общины стал Сам Христос, заповедовав ученикам пребывать в единстве и любви. На илл.: мозаика церкви Сант-Аполлинаре Нуово в Равенне (Италия), VI век
 |
Судя по трогательной заботе прихожан о своих пастырях, на приходе Всех Святых в Красном Селе батюшки с прихожанами уже понянчились и теперь пожинают плоды. На фото: концерт приходской самодеятельности в престольный праздник храма Всех Святых в Красном Селе г. Москвы
Дело
Пастырь
 |
Сегодня православные общины собираются в основном вокруг опытного пастыря. На фото: община храма Трех святителей на Кулишках со своим духовником прот. Владиславом Свешниковым
А я не хочу!
Община должна быть открытой
Приход = община
Чтобы храм по-настоящему стал нашим
Беседа с настоятелем храма во имя первоверховных апостолов Петра и Павла посвящена теме приходской жизни. Кто такие прихожане? Что значит быть прихожанином конкретного храма? Можем ли мы — приходящие с определенной регулярностью или иногда в Петропавловский храм — по праву так называться?
— Для нас привычно, что людей, которые приходят в храм, делят на две категории, которые условно именуют «прихожанами» и «захожанами» (хотя лично мне второе наименование и не нравится — категорически). К первой относят людей, которые не пропускают воскресные и праздничные богослужения, участвуют в церковных Таинствах, стараются узнавать церковную жизнь. Захожанами же называют тех, кто заходит в храм — как правило, во внебогослужебное время — поставить свечку, помолиться, написать записку, что-то приобрести. Но на самом деле существуют различия и внутри этих групп. И можно ли, допустим, назвать прихожанином человека, который посещает службы, исповедуется и причащается, но сразу после целования креста уходит, нисколько не интересуясь жизнью храма как таковой, — это вопрос достаточно сложный.
Что такое приход? Это все-таки некое сообщество людей, которые ощущают себя частями единого целого. Нельзя относиться к Церкви только как к месту, куда мы приходим за благодатью, за помощью, за каким-то участием Божиим в нашей жизни; надо понять, что храм — это место, которое должно быть центром нашей жизни, причем жизни общей. И если мы, к примеру, посмотрим на то, как живет сегодня Русская Православная Церковь за рубежом, то увидим, что там в каждом храме существует реально действующее приходское собрание и именно община несет все заботы о приходе, которые у нас зачастую целиком и полностью ложатся на плечи священника. У нас священник, как правило, отвечает за организацию богослужения в храме, за пастырское окормление верующих, за хор, за уборщиц, за сторожей, за трапезную, за поиск денег на строительство и ремонт — за все. А в зарубежных приходах священник отвечает только за богослужение и пастырское окормление верующих, а всем остальным, мною перечисленным, занимается приходская община. Можно, конечно, говорить о том, что мы очень по-разному живем и прихожане в Соединенных Штатах Америки или в Европе имеют больше возможностей, чтобы нести эти заботы. Действительно, уровень жизни в нашей стране таков, что даже если собирается полноценная приходская община, она сама храм содержать не может. Но тем не менее очень важно, чтобы люди, молящиеся на богослужении и считающие себя прихожанами конкретного храма, понимали, что жизнь этого храма — это и их дело тоже.
Важность этого момента не только в том, что нужно священника как-то разгрузить, хотя его на самом деле необходимо хотя бы немного освободить от этого пригибающего к земле гнета хозяйственных проблем, чтобы он мог заниматься обязанностями духовного характера. Но дело и в другом: не участвуя в общих делах, человек продолжает ощущать себя внешним по отношению к Церкви. Иногда приходится слышать: «Я помогаю Церкви». Если эти слова произносит мусульманин, иудей или язычник, это можно понять. Он по отношению к Церкви внешний человек, и он ей помогает. Но если так говорит христианин — верующий, а тем более церковный человек, то очевидно, что он чего-то не понимает, потому что Церковь — это в том числе и он сам. Было бы более верно сказать: «Я стараюсь в Церкви что-то делать» — нести какое-то служение. Ощущения, что Церковь — это мы все вместе, многим очень недостает. А между тем оно формируется и как-то реализуется именно в рамках конкретного прихода.
— Но ведь приходят же, наверное, люди, предлагают какую-то помощь…
— Знаете, на самом деле очень редко бывает так, чтобы человек пришел в храм и спустя какое-то время, посмотрев на его повседневную жизнь, спросил: «А что я могу для этого храма сделать?». Я об этом говорю не только как настоятель, который нуждается в подобного рода помощи людей; дело не только в моих каких-то практических интересах, а просто в понимании. Могу сказать, что человек, который этот вопрос задает и который по силам потом что-то в Церкви начинает делать, приобретает совершенно другой, скажем так, уровень христианского самосознания. Потому что во всех нас самое страшное на сегодняшний день — это потребительское отношение: друг к другу, к Церкви, к Богу, и только лишь когда человек начинает в Церкви что-то делать, начинает отдавать, это потребительство из него постепенно выветривается.
Общее дело
— А что вообще может делать в храме не священник и не сотрудник храма?
— Когда приходит человек и предлагает помощь, естественно, я задаю в ответ вопрос: «А что Вы можете делать?». И выясняется, что один человек может жаворонки печь ко дню сорока Севастийских мучеников, другой может в субботу вечером оставаться подсвечники чистить, третий имеет возможность полы мыть, четвертый может прийти и на пару дней подменить библиотекаря, когда тому куда-то надо уехать, пятый работает где-то в торговле и в то же время хорошо знает книги, иконы и церковную утварь, так что может прийти в лавке постоять, и прочее. Но гораздо чаще я сталкиваюсь с тем, что подходит кто-то из числа наших прихожан и спрашивает что-то вроде: «Когда же вы, наконец, закончите работы в основном объеме храма? Когда же у нас там начнется богослужение?». А я, допустим, знаю, что этот человек — строитель. Не богатый, не ворочающий какими-то колоссальными объемами, но тем не менее занимающийся стройкой, отделкой. И я очень хорошо его понял бы, если бы он пришел и задал этот вопрос иначе: «А можем мы быть чем-то полезны?». Я бы ему сказал: «Да, знаете, у нас в цоколе еще не готовы трапезная и крестильня, и еще несколько небольших комнаток. Возьмите одно такое помещение, своими силами его сделайте, и Вы поможете нам чуть-чуть продвинуться вперед». Но мне, как правило, бывает неудобно человеку это сказать — может быть, я в этом и не прав. А самому человеку это в голову не приходит.
Но на самом деле в жизни прихода можно участвовать не только лишь материально или трудом собственных рук. К примеру, кто-то приходит в храм, у него нет средств, он не умеет ничего делать своими руками. Но у него, допустим, очень широкий круг знакомых, и он может взять в храме письмо с просьбой о помощи в строительстве и всех этих знакомых обойти. А другой может сесть за телефон и обзвонить фирмы, где можно найти стройматериалы. Кроме того, когда человек просто старается как можно больше о церковной жизни и о вере узнать и способен этим с кем-то в храме поделиться, это тоже очень важно. В таком случае настоятель знает, что того, кто в храм только что пришел в буквальном смысле с улицы, можно кому-то передать и этот кто-то объяснит ему, как готовиться к исповеди и к Причастию, какие книги в каком порядке читать, и просто, можно так сказать, позанимается этим человеком. Безусловно, в большей степени это долг священника, но священник может уделить этому ограниченное время. К тому же практически каждый человек, пришедший в храм, знает, как недостает порой не только общения со священником, но и общения с людьми на приходе. Помимо того, бывает, что кому-то необходима элементарная помощь. Условно говоря, вот эту бабушку надо отвести домой. Или нужно просто быть в курсе, как эта бабушка себя чувствует и не нужно ли к ней домой пригласить священника, чтобы ее причастить. И опять-таки, когда есть в храме люди, которым можно сказать: «Вот ты, пожалуйста, об этой бабушке позаботься», это не занимает много времени, но уже и дело сделано, и в то же время вот она — христианская любовь и вот она — христианская забота друг о друге. Причем в действии.
В этом плане можно привести примеры из жизни Церкви на Западной Украине. Я как-то раз был во Львовской области и наблюдал такой эпизод. Небольшой городок, туда назначают служить молодого, только-только получившего образование священника. Но у него уже семья, дети. Он приезжает, собирает прихожан и говорит им примерно следующее: «Я приехал на новое место. У меня жена, двое детей, мне нужно о них заботиться, то есть нужно где-то жить, чем-то питаться, нужна какая-то машина, чтобы на ней ездить совершать требы. Поэтому я предлагаю вам два варианта. Либо я забочусь об этом обо всем сам и вам уделяю очень мало времени, либо обо всем этом заботитесь вы, и я уделяю вам гораздо больше времени». И представьте себе, прихожане говорят: «Конечно, мы сами обо всем позаботимся».
Разумность и рациональность такого подхода совершенно очевидны. Но в современной России это не сработает. Когда у нас назначают священника на приход, особенно в сельскую местность или в небольшой город, он сам все делает и еще бегает за людьми и говорит: «Пожалуйста, приходите в храм». Опять же для сравнения: на Западной Украине в каждом храме есть человек, в обязанности которого входит ежемесячный обход села и сбор средств на церковные нужды. Это может быть новый подсвечник, или аналой, или ремонт. И люди там считают своим долгом на эту просьбу о помощи откликнуться, потому что они относятся к своему сельскому храму как к части своей жизни, даже если являются не очень церковными людьми. Я не идеализирую церковную жизнь на Украине, в ней есть масса таких негативных моментов, которых, слава Богу, нет у нас, но это не говорит о том, что не нужно обращать внимание на положительные моменты, которые там присутствуют.
— А можно ли и в нашей церковной жизни воспитать, пробудить, воссоздать настоящую, то есть крепкую, ответственную, приходскую общину?
— Я очень надеюсь, что кто-то из тех, кто будет нашу газету читать, поймет, что в нем это желание помогать храму живет и он хочет дать ему возможность реализоваться. Это и будет каким-то маленьким вкладом в пробуждение и воссоздание. Воспитать можно — заставить нельзя. И почему мне трудно об этом говорить с амвона: я не нахожу возможным кого-то к чему-то понуждать.
Где наше сокровище?
— Семь лет строится наш храм. Можно ли сказать, что приходская община сложилась? Что бы Вам хотелось исправить, за что Вы благодарны?
— Наверное, можно говорить о том, что приход сложился в том смысле, что есть люди, которые в храм ходят постоянно. Можно говорить о том, что многие люди друг друга знают и между ними какие-то отношения складываются, но о приходе как об общем деле, об общей жизни, об общем труде, к сожалению, пока что сказать невозможно. Но я, например, очень рад тому, что у нас все-таки за полтора года сложился любительский хор, который начал петь Литургии, молебны и панихиды. Я им и их руководителю и идейному вдохновителю, Виктории Усовой, за это очень благодарен, хотя это только самое начало пути, и в этом направлении еще много предстоит работать.
А из того, что меня расстраивает: безусловно, сегодня почти все люди, в храм приходящие, знают о Православии очень немного. И при этом есть возможность учиться — читать книги, ходить в воскресную школу для взрослых, но этой возможностью пользуются единицы. За воскресной Литургией стабильно бывает порядка двухсот пятидесяти человек. В воскресную школу для взрослых по субботам приходит максимум семнадцать. И говоришь об этом с людьми, пытаешься их убедить повышать свой уровень духовной образованности, но они, видимо, искренне считают, что у них нет в этом необходимости. То же самое с книгами. У нас уже около трех месяцев работает библиотека, но книг на абонементе берут пока очень мало. Кроме того, есть церковная лавка с достаточно большим выбором книг, но отношение к ним тоже достаточно прохладное. Мало, кто понимает: пока мы живем в условиях книжного изобилия, надо обязательно заботиться о формировании библиотеки домашней, никто ведь не гарантировал нам, что изобилие осхранится еще на долгие годы и десятилетия. Все уже благополучно забыли, наверное, какой редкостью были духовные книги в советский период…
— Среди верующих людей нередки жалобы на то, что на приходе того или иного храма, куда они ходят, существует некий «элитарный клуб для избранных», которые приближены каким-то образом к священнику и очень ревностно смотрят на тех, кто пытается проникнуть в их круг. Возможно, это некая болезнь роста приходской общины, но можно ли ее как-то предупредить?
— Тут дело не в приходской общине как таковой, это вопрос взаимоотношений между священником и прихожанами. Когда есть некий священник, который становится для какого-то круга своих духовных чад, не побоюсь этого слова, кумиром, к которому стараются быть как можно ближе и этой близостью дорожат, тогда действительно возникает круг приближенных и круг тех, кто пытается приблизиться. Но это возможно, только если пастырь сам так или иначе культивирует такое отношение к себе. В приходе может быть какое-то количество людей, не очень верно настроенных, но если священник их настроя не поддерживает, если он это отношение к себе разрушает, то ничего подобного не сложится. А если говорить конкретно о нашей жизни, у нас тоже есть своеобразный элитарный клуб, только совершенно другой. Это элитарный клуб людей, которые уходят из дома в храм в 7 часов утра и приходят домой в 12 часов ночи, валясь с ног от усталости и не зная, на каком свете они находятся. Это элитарный клуб, участники которого крутятся как белка в колесе и не знают ни покоя, ни роздыху, и, честно говоря, я бы с удовольствием включил в него как можно больше людей — тогда в таком экстремальном труде необходимость попросту отпало. Но желающих в этот клуб вступить немного.
— Когда человек делает что-то в храме, он выполняет то, что заповедовал нам Господь в Евангелии, сказав: собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6, 20—21). Потому что храм — не только образ Царствия Небесного, это его начало здесь, на земле. И поэтому когда человек находит время и силы делать что-то в храме, ничего не ожидая за это, он в прямом смысле этого слова трудится для Царствия Небесного. Поэтому и чувства, рождающиеся в этом труде, имеют неземную природу.
В нашей христианской жизни присутствует такая интересная вещь. Мы знаем: все, что мы имеем, — это дар Божий. Но когда человек прикладывает от себя какие-то усилия, он себе этот дар может усвоить. То есть этот дар становится по отношению к человеку не чем-то внешним, а чем-то ему уже принадлежащим. К примеру, мы получаем дар благодати в церковном Таинстве. Но если наша жизнь противоположна евангельским заповедям, то этот дар остается внешним по отношению к нам, мы его не усваиваем. И мы не только утрачиваем этот дар, но он нас даже опаляет, обжигает, причиняет, как нам кажется, боль. Хотя на самом деле ее причиняют нам наши же действия. Если же наша жизнь согласна с тем, что нами получено, то этот дар возрастает, точнее, раскрывается в нас и приносит плод. То же самое можно сказать и о храме. Храм — дом Божий, и каждый храм — это, безусловно, огромный дар всем нам. Когда человек просто ходит в храм и говорит при этом: «Это наш храм», возникает вопрос: а что значит «наш»? А вот когда человек что-то в этот храм вложил, начиная с каких-нибудь кирпичиков, которые он приобрел или положил своими руками, вот тогда он может говорить: «Наш храм». Тогда это действительно так. Действительно тогда храм его сердцем и принят, и усвоен.
Газета «Петропавловский листок» № 1
Подготовили Ольга Протасова
Елена Сапаева
Жизнь прихода — дело общее
Одна из насущных проблем современной церковной жизни — развитие приходских общин. Важно, чтобы верующие, объединенные Чашей Евхаристии, стали не просто случайными знакомыми, но подлинными единомышленниками, помогающими друг другу в общем деле — деле спасения. Необходимо, чтобы человек не чувствовал себя в церкви случайным гостем, от которого ничего не зависит, чтобы храм действительно стал для него вторым домом, а община — второй семьей.
О том, как организовать жизнь прихода, а также о трудностях и проблемах, которые возникают на этом пути, мы беседуем с настоятелем храма Святой Живоначальной Троицы в Хохлах протоиереем Алексием Уминским.
— Отец Алексий, расскажите, как складывался Ваш приход?
— Постепенно. Наш храм находится в центре Москвы. Жилых домов здесь немного. Практически все здания, которые нас окружают, — это офисы, рестораны, кафе. И храмов вокруг достаточное количество. На расстоянии буквально вытянутой руки от нас находятся Иоанно-Предтеченский женский монастырь, храм святого равноапостольного князя Владимира, храм Трех Святителей на Кулишках, храм Живоначальной Троицы на Грязех. «Классических» прихожан, которые должны были бы быть приписаны к нашему приходу по месту жительства, у нас немного. А вначале их не было совсем. Поэтому, когда в 1992 году храм был возвращен Русской Православной Церкви, наш приход сосуществовал с приходом храма во имя святого равноапостольного князя Владимира, и настоятелем обоих храмов был протоиерей Сергий Романов.
— Храм был разрушен советской властью?
— Не разрушен, а закрыт в 1935 году.
— А что здесь было до 1992 года?
— Чего здесь только не было! И жилые помещения, и разные организации. Хотели даже разместить антропологический музей, в котором планировали хранить останки великих людей. К сожалению, судьба нашего храма нисколько не уникальна. Бывало и хуже… В алтаре храма Владимирской иконы Божией Матери, например, находились туалеты.
— Ваша община отличается особой сплоченностью. Как Вы этого добились? Вы что-то делали специально, чтобы люди познакомились, узнали друг друга лучше?
— Понимаете, все-таки храм — это место, где совершается Евхаристия, а не клуб общения. Конечно, хорошо, если прихожане между собой знакомы, если у них есть возможность где-то пообщаться после службы. Но такое общение не должно становиться самоцелью. Я не думаю, что священник должен специально что-то такое придумывать, чтобы всех подружить. Верующих в храме объединяет общая Чаша, совместная молитва. И вся наша разнообразная деятельность вырастала не из желания непременно познакомиться, а из желания вместе жить духовной жизнью.
Пока храм стоял в разоренном состоянии, весь наш приход (20–30 человек) помещался в небольшом выгороженном уголке с простенькими, наклеенными на дощечки иконами. Прихожане стояли очень близко от алтаря, им было хорошо видно и слышно, что происходит, и смысл богослужения становился более понятным. А сложные моменты я объяснял после службы. Так как нас было не очень много, у меня было достаточно времени и возможностей, чтобы подробно исповедать каждого прихожанина: с каждым поговорить, на каждый вопрос ответить.
Все, что происходит в нашей общине, выросло в ней естественным путем. Подросли дети — появилась воскресная школа. Летом нужно куда-то поехать с детьми — нашлись прихожане-родители, которые стали организовывать поездки в лагеря. Из общения с детьми вырос наш маленький молодежный театр, он существует уже много лет. После Литургии прихожане хотят пообщаться с батюшкой и друг с другом? Значит, народ нужно покормить. А кто будет этим заниматься? Конечно, сами прихожане. Значит, нужно составить расписание, кто, что и когда готовит. Так появились списки тех, кто не просто время от времени заходит в наш храм — таких тоже много, но кто имеет возможность регулярно трудиться на приходе. За этих людей мы молимся на каждой Литургии, помимо того, что нам подают обычные записки на поминовение.
Вообще, у нас заведено такое правило: если прихожанин что-то умеет и как-то хочет этим послужить, он приходит и говорит: «Батюшка, я могу сделать вот это и вот это». И делает. Так у нас на приходе собралось очень много талантливых, живых людей. И сейчас дела обстоят так, что у нас нет необходимости в наемных работниках со стороны. В храме трудятся только наши прихожане, и нет ни одного работника, который не был бы членом нашего прихода.
— И на клиросе у Вас поет только любительский хор?
— Что значит «любительский»? Вы знаете, я ведь тоже любитель. Как священник, я любитель, потому что я люблю свое дело. У нас все «любители». Если Церковь — это мы, то здесь не может быть чужих людей, которые что-то делают не по велению сердца, а за деньги. А иначе как мы будем созидать дом духовный, о котором пишет апостол Петр (см.: 1 Пт. 2, 5)? Те, кто поет на клиросе, — это наши прихожане. То есть они сначала стали прихожанами, а потом начали петь на клиросе. Кто-то уже умел. Кто-то научился. Эти люди не просто профессионально поют, они молятся и причащаются за Божественной литургией. Наши прихожане читают на клиросе. Организацией чтения занимается регент и главный алтарник. Конечно, чтобы петь и читать на клиросе, нужно учиться. При храме у нас этому не учат, но при Свято-Владимирской православной гимназии, в которой я преподаю, можно получить уроки церковного пения и церковно-уставного чтения.
У нас в храме нет уборщиц, которым мы платили бы зарплату. Наши прихожане сами делятся на бригады, и в течение года каждая из таких бригад когда-то готовит, когда-то полностью убирает храм и, соответственно, приходской двор. Наши прихожане преподают в воскресной школе, читают лекции о культуре и искусстве на наших традиционных встречах; ведут киноклуб и подбирают фильмы для обсуждения.
Вот вы сегодня впервые пришли к нам в храм. Вас встретил, проводил в трапезную и накормил наш прихожанин — дядя Андрей, сторож, катехизатор и просто замечательный человек. Пока храм открыт, он стоит за свечным ящиком, беседует с теми, кто заходит в церковь в течение дня. Он обязательно с каждым поздоровается, каждому все расскажет, каждому все объяснит, всему научит. А когда храм закрыт, он делает уроки с нашими детьми, потому что по образованию он физик и математик. Вот такое у него разнообразное служение на нашем приходе.
— Как стать вашим прихожанином? Может ли к вам прийти просто, как говорится, человек с улицы?
— Ну, как люди становятся прихожанами? Приходят, начинают молиться, причащаться, осматриваться, и если они чувствуют себя тут комфортно, то остаются. У нас есть прихожане, которые не записаны ни в какие списки, не несут никаких послушаний — не все ведь имеют такую возможность, но ходят в храм в течение многих лет.
— Но не происходит ли в результате деление на чужих и своих?
— Такое искушение всегда существует. Многое зависит от священника. Иногда священник дает слабину: кого-то приближает к себе особенно, кого-то держит немножечко в стороне, причем часто в числе приближенных оказываются те, кто может обеспечить приход. Так появляются «ближний круг», «дальний круг», деление на своих и чужих. Приходом, в котором есть такая проблема, легко управлять, если не сказать резче — манипулировать.
Конечно, у священника могут быть какие-то личные симпатии. С кем-то он, может быть, просто дружит. Например, у меня на приходе есть старые друзья детства. Конечно, я буду ходить к ним в гости чаще, чем к каким-то другим прихожанам. Это нормально.
Но иногда складывается ситуация, когда прихожане со стажем считают, что они прямо такие «прихожане-прихожане», что имеют право на особое к себе отношение.
Приведу пример из нашей приходской жизни. К сожалению, у нас не очень большая трапезная, поэтому бывает так, особенно по большим праздникам, что места хватает не всем. В праздничные дни у нас собирается много людей, которые появляются не каждое воскресенье. Кто-то приезжает издалека, из Московский области, тратит на дорогу много денег. А на Пасху и Рождество в наш храм приходят не только наши прихожане, но и их друзья и родственники… Что же делать? Уступить им место за праздничным столом? Но ведь наши прихожане трудились весь год: и храм убирали, и готовили, и воскресные школы вели, всем помогали и чего только не делали…
И вот как-то раз перед Пасхой захожу я в трапезную и вижу, что наши прихожане места уже заняли: положили записки «Коля», «Таня», «Вася»… Я ужасно огорчился… Поговорил с ними серьезно. Больше подобных случаев у нас не было и, надеюсь, не будет. Стараемся как-то все помещаться… Хотя это трудно… Потому что, если в первые годы у нас было 20–30 человек, в этом году на Пасху у нас только причастников было 500.
— У вас на приходе собрались люди определенных взглядов и вкусов или вы все разные?
— Политические взгляды у наших прихожан, как мне кажется, все-таки разнообразные, хотя, конечно, не диаметрально противоположные. Нет среди нас крайних либералов или крайних фундаменталистов. А вкусы… Вкус мы воспитываем, начиная с того, каким мы сделали иконостас нашего храма, какие песнопения выбирает хор. Мы регулярно проводим обсуждение фильмов, книг.
— На эти обсуждения к вам могут прийти не только ваши прихожане?
— Конечно, все могут прийти.
— А по какому принципу вы выбираете фильмы для обсуждения?
— Мы выбираем то, что нам интересно, как правило, это признанные шедевры кинематографа… Ну, скажем, мы обсудили трилогию Луиса Бунюэля «Назарин», «Виридиана» и «Симеон Столпник». Сам Луис Бунюэль, хотя он и закончил иезуитскую школу, считал себя атеистом, он даже говорил: «Слава Богу, я атеист». И его фильмы показывают в общем-то крах христианства. Но не только. На мой взгляд, Бунюэль, как гениальный режиссер с потрясающей интуицией, показал нечто гораздо большее. Здесь есть о чем поговорить.
— Есть ли у этого начинания какой-то миссионерский потенциал?
— Ну, какой-то специальной миссионерской цели мы перед собой не ставим… Нет такого: «Вот, мы сейчас будем фильм обсуждать, но на самом-то деле мы, такие хитрецы, всех сейчас заманим в свои православные сети». Мы пытаемся смотреть на проблематику фильмов, которые обсуждаем, с христианской точки зрения. Может быть, на кого-то наши дискуссии могут оказать влияние. К нам действительно приходят разные люди. Вот, вчера, например, на обсуждении я многих видел впервые.
— Насколько для духовного развития прихожан важно просвещение, образование в вопросах веры?
— Любые знания для человека важны. Но прежде, чем давать прихожанину богословское образование, нужно убедиться в том, что он просто образован. Без общей базы знаний сложные богословские проблемы невозможно воспринять правильно. Богословие — это высокая наука, и она требует соответствующей степени понимания и восприятия. Церковные догматы не могут быть выучены как арифметические формулы или теоремы. Чтобы свидетельствовать о своей вере, нужно глубоко изучить ее основы. Это может сделать только человек думающий, мыслящий, читающий и образованный.
На нашем приходе прихожане, как мне кажется, при желании могут получить образование не хуже, чем в семинарии. Мы говорим с ними и о догматике, и о литургике, и о церковном искусстве. У нас читают лекции известные библеисты и церковные историки. Каждую субботу один из наших священников проводит беседу о Священном Писании. Каждую среду у нас собирается религиозно-философский клуб «София». В Москве, да я думаю и не только в Москве, при многих храмах существуют такие духовно-образовательные центры.
— Есть ли в Вашем храме фиксированная или рекомендованная сумма пожертвований за свечи, требы, книги и прочее?
— Нельзя рекомендовать сумму пожертвования… Пожертвование — дело добровольное.
— А что же делать? Ведь храму нужны средства?
— А нужно доверять… Это же твои люди… Нужно воспитать людей так, что они поняли, что жизнь храма зависит от них. В нашем храме нет вообще никаких цен. У нас все требы и свечи за пожертвования. Ну, кроме самых дорогих свеч, которые стоят 150 рублей. Может быть, кому-то важно купить дорогую свечу, и мы даем прихожанам такую возможность. А так… Хочешь купить свечу за копейку — пожалуйста!
Наш приход содержат не захожане, а прихожане. Они все делают своими руками. Они в курсе того, что происходит в их храме, на что живет приход, сколько получает священник за свои труды. Вся бухгалтерия Церкви должна быть совершенно прозрачна для прихожанина.
— Может быть, стоит вернуть практику церковной десятины?
— Я считаю, речь должна идти не о десятине, но о посильной и регулярной материальной помощи храму. Человек должен осознавать, что храм живет благодаря его труду, его пожертвованиям. Что приход — это его семья. Нужно сказать, что десятины в чистом виде в Русской Православной Церкви никогда не было. Десятину у нас платил только князь, простой народ никогда не был ею отягчен: для него десятина — это много.
— Социального работника на ставке у вас тоже, как я понимаю, нет, а как быть с социальной работой?
— Социальная работа — это в собесе. В Церкви — дела милосердия. У нас всяким делом всегда занимается весь приход. Хотя, конечно, есть лидеры — люди, ответственные за то или иное дело. Но, когда наступает зима, бездомным мы помогаем — всем приходом. Проводим и сбор средств, и сбор одежды, и благотворительные ярмарки, в которых участвуют все наши прихожане.
Раз в месяц у нас совершается Божественная литургия для детей, больных раком. Наши прихожане становятся волонтерами, привозят этих детей в храм на богослужение, кормят их, потом увозят обратно. Нет у нас такого, да и не может такого быть в Церкви, чтобы кому-то не было дела до того, чем занимается другой. Жизнь прихода — как и Литургия — это общее дело.
Фото Евгения Беспалова
Журнал «Православие и современность» № 38 (54)