сосланный в ферапонтов монастырь на белоозеро в чине монаха
НИКОН МОСКОВСКИЙ
В миру Никита Минич или Минов, родился в 1605 г., в семье крестьянина села Вальдеманова Княгинского уезда Нижегородской губернии.
В детстве много вытерпел от ненавидевшей его мачехи и рано приучился полагаться только на самого себя. Случайно попадавшие в его руки книги пробудили в нем жажду знания, и он юношей ушел в Макарьев Желтоводский монастырь.
Через несколько лет он стал священником в соседнем с его родиной селе, а оттуда перешел, по просьбе пленившихся его служением московских купцов, в Москву.
Монашество
Потрясенный смертью всех своих детей, он убеждает жену уйти в монастырь, а сам на Белом озере, в Анзерском Троицком скиту, принимает монашество под именем Никона в 1630-х годах.
В 1642 г. Никон переходит в Кожеозерскую пустынь и вскоре становится ее игуменом. С 1646 г. он делается известным Алексею Михайловичу, по желанию которого вскоре назначается архимандритом московского Новоспасского монастыря.
Митрополит Новгородский
В 1649 году он уже митрополит Новгородский. В Новгороде Никон приобретает широкую популярность своими проповедями, заботами о церковном благочинии и благотворительностью. Во время бунта 1650 г. он с риском для собственной жизни пытается преданием проклятью и личными увещаниями восстановить порядок. С этого времени царь в письмах своих к Никону уже начинает называть его «возлюбленником своим и содружебником».
В 1652 г. Никон перевозит в Москву из Соловецкого монастыря мощи святого митрополита Филиппа, замученного Грозным. Во время этой поездки умирает в Москве патриарх Иосиф, и Никон избирается его преемником.
Патриаршее служение. Реформы.
Выдвинутый царем, Никон и в глазах общества являлся желательным кандидатом на патриарший престол, ввиду важных задач, стоявших тогда перед церковной властью. Большую тревогу среди преданных церкви людей вызывали тогда общая распущенность нравов, отражавшаяся и на духовенстве, и разнообразные погрешности в богослужебном чине.
Еще при патриархе Иосифе, в видах упорядочения церковной жизни, образовался в Москве кружок ревнителей, с царским духовником Стефаном Вонифатьевым во главе, получивший большое влияние на церковные дела. Воззрения ревнителей разделял и Никон, сблизившийся лично с некоторыми из них; в духе их воззрений он действовал на Новгородской кафедре, и его кандидатура в патриархи встретила с их стороны энергичную поддержку.
Со своей стороны, и Никон приносил на патриарший престол собственную программу, далеко выходившую из рамок обрядовых вопросов. По установившемуся в Москве ранее порядку, церковное управление находилось под постоянным и непосредственным надзором государственной власти: царь назначал и смещал патриархов, созывал духовные соборы, направлял их деятельность, даже изменял их решения, а иногда и сам издавал церковные законы.
Никон считал такой порядок ненормальным и находил необходимым освободить церковь от господства над ней светской власти, даже вовсе устранить ее вмешательство в церковные дела. В то же время он представлял себе организацию церковной власти по аналогии с государственной и вместо царя хотел видеть во главе церкви патриарха, облеченного такими же неограниченными полномочиями. Может быть, предвидя свое избрание и возможность борьбы в дальнейшем, он и торжественное перенесение мощей святого Филиппа устроил для того, чтобы примером из жизни Грозного предостеречь своего царственного друга от нового конфликта между царской и духовной властью. Упорными отказами от звания патриарха Никон заставил царя на коленях умолять его принять патриарший сан и дал согласие лишь после того, как все присутствовавшие в церкви, в том числе царь и бояре, поклялись, что будут во всем беспрекословно слушать его как «архипастыря и отца верховнейшего».
Созванный им в 1654 г. собор объявил, согласно указаниям патриарха, целый ряд русских церковных чинов «нововводными», а русские служебники, их содержавшие, испорченными и подлежащими исправлению «против старых харатейных (т. е. русских же) и греческих книг». Этим своим постановлением собор в принципе признал возможным заблуждение для самой Русской Церкви в ее богослужебной практике и непогрешимым образцом для нее провозгласил практику Церкви Греческой, с той лишь оговоркой, что этот образец дан не в новых, а в старых греческих книгах.
Принятые собором положения задевали национальное чувство русского человека, привыкшего видеть в своей церкви единственную опору правой веры и благочестия; но для Никона они являлись исходными пунктами всей реформы, и потому он настаивал на их признании, подвергнув суровому наказанию выступившего на соборе с возражениями коломенского епископа Павла.
Образ действий Никона усилил сопротивление его противников. Соглашение между ними стало тем менее возможным, что обе стороны выходили, по существу, из одинаковых принципиальных взглядов: по недостатку богословского образования обе придавали обрядам существенную важность в деле веры, не различая их от догматов, и потому не могли сойтись на компромиссе. Так было положено начало трагедии старообрядческого раскола.
Желая опереться в завязавшейся борьбе на высший авторитет, Никон, согласно с соборным постановлением, предложил на решение константинопольского патриарха Паисия спорные вопросы церковной практики, касавшиеся, главным образом, обрядовых особенностей Русской Церкви. Паисий в ответной грамоте, разъясняя действительное значение обряда, давал понять законность обрядовых различий между поместными церквами, но Никон не оценил этой мысли греческого патриарха и истолковал его ответ как полное одобрение своим начинаниям. Намеченная программа стала им осуществляться еще до получения грамоты Паисия.
По мере того как расширялся круг нововведений, росло и противодействие реформе. Избрав с самого начала средством реформы власть патриарха, Никон вынужден был идти по этому пути все дальше и дальше. Захваченный своим темпераментом борца, он все охотнее применяет крутые меры, нередко теряя самообладание: чтобы больнее, например, поразить своих противников, он предает торжественному проклятию особенно ревниво отстаивавшееся ими двоеперстие; усиливает репрессии по отношению к отдельным лицам; на возражения, даже на ссылки из жизни святых, отвечает иногда грубыми несдержанными выходками, отозвавшись, например, однажды о святой Евфросинии Псковской: «вор де б. с. Евфросин!»
Самый процесс борьбы начинает заслонять перед ним ту задачу, из которой борьба возникла. Положение становится трагическим, когда Никон теряет уверенность в правильности начатого дела. Ход реформы и вызванные ею споры заставляют Никона глубже вдуматься в обрядовую сторону веры и постепенно изменяют его взгляды на этот предмет; в 1658 г. он уже открыто признает равноправность старых и новых, русских и греческих книг и обрядов, заявив, например, Неронову о служебниках: «обои-де добры (старые и новые), все-де равно, по каким хочешь, по тем и служишь»; он даже начинает допускать двоеперстие наряду с троеперстием.
Никон хорошо понимал, что его власть в церкви держалась на дружбе к нему царя. По отношению к его главной задаче это значило, что он должен был создать для церкви независимое от царской власти положение, пользуясь в то же время поддержкой этой самой власти. Не видно, чтобы Никон искал опоры в обществе или, по крайней мере, в церковной иерархии; против такого предположения говорило бы уже давление, которому подвергались с его стороны созывавшиеся им духовные соборы. Скорее можно думать, что Никон рассчитывал обеспечить независимость церкви путем укрепления своей личной независимости.
Такой смысл могла иметь обнаруженная им хозяйственная предприимчивость: Никон сильно расширил патриаршую область припиской к ней земель, принадлежавших другим кафедрам (14 монастырей и около 500 приходов), и, сверх того, из купленных им и пожалованных царем земель составил значительные личные владения, в пределах которых завел обширное хозяйство и устроил 3 монастыря (Воскресенский, Иверский и Крестовый), обстроенные подобно крепостям. Это был своего рода удел, где патриарх являлся полным государем.
С согласия царя, Никон и в официальных документах начинает в это время называться великим государем. Он сохраняет свое влияние на государственные дела и во время бытности царя в Москве. При ближайшем его участии, например, и, вероятно, даже по его мысли, проведена была кабацкая реформа в 1652 г., предпринятая в целях морального оздоровления народа и бывшая целым переворотом в финансовой политике Московского Государства. Современники приписывали также влиянию Никона объявление войны Швеции. Словом, как выразился близкий к царю духовник его Вонифатьев, «царь государь положил свою душу и всю Русию на патриархову душу».
Ненавидевшие Никона бояре старались повлиять на царя путем «шептания» и клеветы; в том же направлении действовало, своими жалобами на грубость и жестокость патриарха, духовенство. Все это подготовило существенную перемену во взглядах Алексея Михайловича, и не случайно из всех московских царей он является самым ярким и самым вдумчивым идеологом самодержавия, для которого царь земной есть подлинное отображение царя небесного. Когда эта перемена обозначилась, бояре искусно создали обстановку для разрыва.
 |
| Никон, патриарх Московский и всея Руси (1652-1658) |
Оставление Патриаршества
В июле 1658 г. царем давался в честь приехавшего в Москву грузинского царевича Теймураза обед. Никон, вопреки обычаю, не был приглашен, а посланного им ко дворцу патриаршего стряпчего князя Мещерского окольничий Б.М. Хитрово, распоряжавшийся церемонией, оскорбил, ударив палкой, причем на протест Мещерского, сославшегося на поручение от патриарха, ответил: «не дорожися патриархом!» Никон увидел в этом вызов и настаивал, чтобы царь немедленно дал ему удовлетворение, но в ответ получил лишь обещание рассмотреть дело. Избегая личного объяснения с Никоном, царь после того перестал присутствовать на патриарших службах и однажды через князя Ю. Ромодановского объяснил Никону свое отсутствие гневом на него за то, что тот «царское величество пренебрег и пишется великим государем». Ромодановский при этом добавил, что царь почтил патриарха титулом «как отца и пастыря», а он, Никон, «того не уразумел, и потому впредь писаться великим государем не должен». Для Никона было еще возможно примирение, но теперь оно означало бы с его стороны отказ от главной его цели, и Никон выбрал другое: в тот же день, по окончании богослужения, он заявил народу, что оставляет патриаршество, и уехал в свой Воскресенский монастырь. Впоследствии, объясняя свой поступок, он говорил: «от немилосердия ево царева иду с Москвы вон, и пусть ему, государю, просторнее без меня». В течение года Никон не обнаруживал желания возвратиться и даже дал благословение на избрание нового патриарха.
Созванный для обсуждения его дела в 1660 г. собор и постановил избрать нового патриарха, а Никона, как самовольно оставившего кафедру, приговорил лишить архиерейства и священства. Царь, ввиду возражений Епифания Славинецкого, не утвердил соборного приговора, и дело осталось в неопределенном положении. Эта неопределенность, особенно тягостная для Никона при его нетерпеливом порывистом характере, заставили Никона поколебаться в своем решении. Он пробует примириться с царем и, встретив с его стороны твердый отпор, начинает явно безнадежную борьбу. Терпя на каждом шагу поражения, он окончательно утрачивает душевное равновесие. Не раз еще он просил царя «перемениться» к нему «Господа ради», старается вызвать в его памяти подробности былой близости, жалуется на свое тяжелое положение, даже дважды делает попытку добиться личного объяснения; но в минуты гнева, углубляясь в вопрос о соотношении властей и теперь уже категорически отдавая первенство духовной власти перед светской («священство всюду пречестнейше есть царства»), подвергает резкой критике образ действий царя. «Царь превозносится славой мира сего, принимая в сладость безумные глаголы окружающих: ты Бог земной!»; он «восхитил церковь и достояние ее все в свою область беззаконно», возлюбил церковь, «яко же Давид Уриеву жену Вирсавию и тешится харчем ее со всем домом». В том же тоне Никон отзывается об Уложении и самыми мрачными красками изображает положение народа под управлением царя. Особенно поразило Никона, когда царь передал на суд ненавистных патриарху «мирских властей» его земельную тяжбу с соседом Боборыкиным: в порыве гнева он произнес по этому поводу клятву в такой двусмысленной форме, что ее с одинаковым основанием можно было отнести и к Боборыкину, и к самому царю.
Между тем царь, по мысли находившегося тогда в Москве газского митрополита Паисия Лигарида, решает собрать к 1662 г. новый собор, с непременным участием восточных патриархов; но так как ввиду их отказа приехать в Москву пришлось послать к ним новые настойчивые приглашения, то собор был отсрочен до 1666 г. Эта задержка в ходе дела подала московским друзьям Никона надежду уладить миром его распрю с царем. Один из них, боярин Никита Зюзин, письмом уверил Никона, что царь желает примирения с ним и что он не встретит препятствий к возвращению на престол. Ночью, 1 декабря 1664 г. Никон приехал прямо на утреню в Успенский собор. Оказалось, что он был введен в заблуждение: от царя, созвавшего среди ночи совет, пришло требование, чтобы Никон немедленно ехал назад. Возможно, что Никона ободряло в этом последнем его шаге и личное отношение к нему Алексея Михайловича, который не переставал оказывать своему бывшему другу знаки внимания, посылал ему разные подарки, просил благословения и неизменно подчеркивал, что гнева на патриарха не имеет.
2 ноября 1666 года прибыли в Москву патриархи Александрийский Паисий и Антиохийский Макарий, и вскоре созван был собор, которому предстояло судить Никона. Главным обвинителем на соборе был сам царь, со слезами на глазах перечислявший разнообразные «вины» бывшего патриарха. Собор признал Никона виновным в произнесении хулы на царя и на всю русскую церковь, в жестокости к подчиненным и в некоторых других проступках. Никон был приговорен к лишению святительского сана и к ссылке в Белозерский Ферапонтов монастырь.
Ссылка в Белозерский Ферапонтов монастырь
Жизнь в Ферапонтовом монастыре сложилась для Никона, особенно в первое время, очень тяжело. Помимо материальных лишений, его удручал крепкий надзор, под которым его держали. К нему не допускали никого из посетителей; даже дорога, проходившая вблизи монастыря, была, по распоряжению из Москвы, отведена, в предупреждение соблазна.
С течением времени положение Никона улучшилось. Царь не раз присылал ему значительные подарки, запретил излишние стеснения, предоставил доступ посетителям. Никон приветливо встречает всех приходящих, делится с бедняками своими средствами, оказывает больным медицинскую помощь, и скоро монастырь наполняется толпами богомольцев, привлекаемых именем патриарха.
Молва о нем доходит до южной окраины государства, где в это время поднимается разинское движение; сам Разин шлет в Ферапонтов монастырь своих агентов, приглашая Никона прибыть в свой стан. Встревоженное правительство производит следствие и, хотя не находит доказательств виновности Никона, снова усиливает надзор за бывшим патриархом.
Отношение самого царя к Никону до конца остается, впрочем, благожелательным. Перед смертью царь послал просить у Никона отпустительную грамоту и в своем завещании просил у него прощения.
Заключение в Кирилло-Белозерском монастыре
После смерти Алексея Михайловича наступает в жизни Никона самое тяжелое время. Враждебно относившийся к нему патриарх Иоаким поднимает против него целое дело по разнообразным обвинениям, явившимся результатом ложных доносов. Созванный патриархом Иоакимом Собор в 1676 году постановил: без суда и следствия перевести Никона под строгий надзор в Кирилло-Белозерский монастырь. Все имущество Никона в Ферапонтове описали и отобрали, включая съестные припасы, келейных старцев сослали по разным монастырям.
В Кириллове Никон прожил с июня 1676 года по август 1681 года. Тут к нему приставили двух монахов для надзора, которые никого к патриарху не допускали, не давали писать писем, следили за ним даже в церкви. В Кирилловом монастыре Никона поместили в Больших Больничных палатах рядом с церковью Евфимия Великого. Никон почти совсем упал духом, чувствуя себя заживо погребенным.
Царь Федор Алексеевич, под влиянием тетки своей Татьяны Михайловны и Симеона Полоцкого, решается под конец, несмотря на упорное сопротивление патриарха Иоакима, перевести Никона в Воскресенский монастырь, а вместе с тем ходатайствует перед восточными патриархами о разрешении Никона и о восстановлении его в патриаршем достоинстве.
Разрешительная грамота уже не застала Никона в живых: он скончался на пути, у Ярославля, 17 августа 1681 года, и был погребен в Воскресенском монастыре как патриарх.
Литература
Сосланный в ферапонтов монастырь на белоозеро в чине монаха
Разберём в качестве примера одно из подобных заданий второй части.
Прочтите отрывок из сочинения современного историка и напишите имя патриарха, о котором идет речь.
Будем действовать по нашему алгоритму.
1. Нужно указать имя патриарха.
2. Ключевые элементы выделены в тексе жирным шрифтом.
4. Данный «портрет» соответствует патриарху Никону.
Хочется обратить внимание на одну особенность данного задания. Эта особенность может встретиться и в заданиях части А. Может показаться, что в данном случае можно обойтись без третьего этапа нашего алгоритма – без обобщения информации, разбросанной в разных частях отрывка. Ведь мы не выходим на какое-либо новое понятие, напрямую связанное с правильным ответом (как это было в отрывке про «хождение в народ», где на это понятие мы вышли, обобщив информацию). И кажется, что каждый из найденных нами элементов способен вывести нас на правильный ответ. Но, на самом деле, один элемент, «выхваченный» из общего портрета, может натолкнуть и на неправильный ответ. Например, в приведённом примере учащийся может «ухватиться» за некоторые ключевые элементы и отметить только то, что этот религиозный деятель был сослан и что он современник Алексея Михайловича. Далее очень просто можно прийти к выводу, что это – протопоп Аввакум. Вот тут-то нам и пригодятся остальные ключевые элементы. Ведь они противоречат положению, что человек, о котором идёт речь в документе – Аввакум. Поэтому нужно учить детей искать в документе все ключевые слова – чем больше их найдено, тем, тем меньше вероятность ошибиться.
Монастыри патриарха Никона. Часть 3: Ферапонтов и Кирилло-Белозерский монастыри
Предыдущие части находятся здесь:
Глава 5. Опала — Ферапонтов монастырь
Никон прожил удивительную и трагическую жизнь: в 1652 году он стал московским патриархом и через 6 лет, казалось, находился на вершине могущества и славы. Однако летом 1658 года что-то пошло не так: Никон добровольно покидает патриарший престол и на 8 лет затворяется в своем любимом Ново-Иерусалимском монастыре. Дальше ещё хуже — суд вселенских патриархов и 15-ти летняя ссылка в северных монастырях. По дороге из ссылки Никон умирает.
Что же погубило карьеру патриарха? В основном его собственный взрывной, неуживчивый и властный характер, а также нежелание считаться с чьим-бы то ни было мнением, кроме своего собственного. Главным козырем Никона всегда было его влияние на царя и дружба с ним. За это ему прощалось многое: и единоличное управление всеми церковными делами, и неудачно начавшаяся церковная реформа и частое вмешательство в дела государственные. У него даже был титул «великий государь патриарх», и в отсутствие царя в период войны 1654—1657 гг. Никон взял на себя функции главного и единственного администратора в стране, восстановив против себя всю боярскую думу и родовую аристократию. Кроме того, и царь, вернувшись с войны зрелым и умудренным опытом мужчиной, уже не нуждался в плотной опеке со стороны Никона. Последнего все меньше привлекали к обсуждению государственных дел, как бы указывая ему его новое место в государственной иерархии. Этого Никон спокойно перенести не мог и пошёл на конфликт. Воспользовавшись мелким недоразумением (царский окольничий огрел палкой патриаршего стряпчего), он потребовал от царя немедленно наказать обидчика. Царь не только не стал этого делать, но и не пришел через два дня на торжественную церковную службу, которую обычно посещал. Это привело к дальнейшему обострению отношений с царем: 10 июля 1658 года Никон в довольно театральной форме отрекся от патриаршего служения в Москве и отправился на ПМЖ в Новый Иерусалим. Народ долго не хотел выпускать его из Успенского собора и затем Кремля (см картину Д. Милорадовича ниже), но по распоряжению царя дорогу освободили. Конечно, Никон рассчитывал, что царь испугается, пригласит его на встречу и будет уговаривать остаться, в результате чего вернутся старые добрые времена. Однако царь не захотел мириться и отпустил Никона, и с тех пор их добрые отношения сильно пострадали. Никон поставил всё на кон для восстановления своего статуса и проиграл. Расплачиваться за это он будет всю оставшуюся жизнь.
Поначалу эта жизнь была не так уж и плоха. Назначили другого и.о. патриарха, Никон строил Новый Иерусалим (а заодно съездил на год в Онегу заняться своим Крестным монастырем), а царю было не до него в силу военных неудач на Украине и в Белоруссии. Однако православная страна просто не могла много лет обходиться без патриарха, тем более что Никон, «переобувшись на лету», стал утверждать, что оставил патриаршество, но не архиерейство, т. е. ушёл с должности патриарха, но при этом сохранил за собой высший церковный сан на Руси. Требовалось также продолжать инициированную Никоном церковную реформу, которая проходила очень болезненно. В конце концов, у царя Алексея Михайловича не осталось другого выхода, как полностью убрать Никона с дороги и выбрать на его место нового полноценного патриарха. (Можно было бы, конечно, помириться с Никоном и позволить ему вернуться, на что тот до конца и рассчитывал. Однако после всех никоновских выкрутасов царь не мог на такое пойти без потери лица перед всем своим окружением.)
Удалить Никона оказалось, однако, совсем непросто. В 1660 году русский церковный собор осудил и низложил Никона, но тот оспорил законность подобного решения, поскольку назначение его утверждалось вселенскими патриархами, и именно их суда Никон потребовал для себя. Пришлось царю собирать в Москве вселенских патриархов, что оказалось очень долгим, хлопотным и расходным делом. Тем не менее, к ноябрю 1666 года удалось заполучить в Москву александрийского патриарха Паисия и антиохийского Макария. Никон был вызван из Нового Иерусалима в Москву, и в первых числах декабря состоялся суд над ним в Столовой палате Кремля. Никон достойно защищался (см. другую картину Д. Милорадовича выше), однако исход суда был уже заранее предрешён. 12 декабря 1666 года Никон был низложен из патриархов в простые монахи и уже на другой день отправлен в ссылку в Ферапонтов монастырь под Вологдой. Приговора суда Никон не признал, равно как и полномочий судей, однако, это никого уже не волновало — на следующий день под надежной охраной возок с Никоном уже быстрым ходом летел на север.
Более подробно о конфликте Никона с царем можно почитать по этой ссылке: https://www.nkj.ru/archive/articles/2677/.
Ферапонтов монастырь
Монастырь был основан почти за 270 лет до прибытия туда Никона. В 1397 году, вдохновленные проповедями Сергия Радонежского, два монаха московского Симонова монастыря, Кирилл и Ферапонт, отправились на Север в поисках пустынных мест для тихой молитвы. После долгих странствий они оказались на берегу Сиверского озера, где Кирилл основал Успенский монастырь. Ферапонт пробыл с ним около года, после чего в 20 километрах нашел еще более красивое место на перешейке между двумя озёрами. Именно здесь он в 1398 году основал свой монастырь, который со временем стал жемчужиной русского Белозерья (фото 1–3).
Ферапонт пробыл в основанном им монастыре 10 лет, после чего был направлен можайским князем на строительство другой обители. На посту игумена его сменил преподобный Мартиниан, ученик и постриженик Кирилла Белозерского, и при нем Ферапонтов монастырь достиг наибольшего расцвета. Мартиниан был важным церковным деятелем середины 15 века и союзником московского князя Василия Тёмного в его конфликте с Дмитрием Шемякой за московский трон. В течение ряда лет Мартиниан даже занимал пост игумена Троице-Сергиевой лавры. В конце жизни он, тем не менее, вернулся в Ферапонтово и был там упокоен в 1483 году.
Монастырь был построен в камне в 15–17 веках и с тех пор не разу не перестраивался. Все его постройки объединены галереями в один комплекс и смотрятся очень органично (фото 5–8). Каждая постройка по-своему очень интересна. Казенная палата (фото 4) является древнейшей гражданской постройкой на русском севере. Церковь Благовещения (фото 6) построена на средства Великого князя Василия III, который был здесь на богомолье в 1529 году с супругой Еленой Глинской. Великий князь и его жена молились о рождении наследника, и их просьба была услышана: в августе 1530 года родился Иван IV, в будущем Грозный. Интересно, что великокняжеская пара побывала с той же целью и в недалеко расположенном Кирилло-Белозерском монастыре, и там тоже были построены две церкви в ознаменование рождения наследника. Шатровая церковь преподобного Мартиниана (фото 7–8) является по сути мавзолеем этого выдающегося священника.
Однако главным храмом монастыря, освященным в 1490 году, является собор Рождества Пресвятой Богородицы (фото 7–8). Именно этот собор принес монастырю всемирную славу, а также, в 2000 году, статус памятника всемирного наследия Юнеско. Дело в том, что в 1502 году, за 34 длинных летних дня, собор был расписан Дионисием, одним из величайших художников Древней Руси, перед этим расписавшим вместе с бригадой Успенский собор Кремля, возведенный Аристотелем Фиораванти. Фресковая роспись собора Рождества Богородицы площадью порядка 600 кв.м ни разу не поновлялась и дошла до наших дней в прекрасном состоянии (фото 9 — 11), являясь подлинным шедевром древнерусского искусства. Дионисий написал и иконостас собора, но сейчас большая часть этих икон находится в музеях Москвы и Петербурга. Сейчас в монастыре нет монашеской жизни, и он является Музеем фресок Дионисия (фото 12), работающим круглогодично.
Никон находился в заключении в Ферапонтовом монастыре более 10 лет. Поначалу условия его содержания были суровые: Никон жил под охраной в полном уединении, окна его кельи были забраны железными решетками, ему запрещалось общаться с монастырской братией. Молиться ему разрешалось только в стоящей особняком надвратной Богоявленской церкви (фото 13). По всей видимости, власти опасались беспорядков и смуты в связи с большой популярностью Никона в народе, тем более что после суда над ним он приобрел опасный для властей статус мученика за веру. Со временем, однако, условия содержания стали смягчаться, Никону позволяли выходить за ворота монастыря и даже ловить рыбу в ближайшем озере. Кроме того, ему разрешили встречаться с приходившими к нему людьми, предварительно подвергая их тщательному «просвечиванию». В 1674–75 гг. Никону и его людям недалеко от Святых ворот был выстроен келейный корпус с кладовыми, сушилом, кухней и прочими подсобными помещениями. Воспользоваться всеми этими удобствами Никону, однако, не удалось, поскольку летом 1676 года его перевели в Кирилло-Белозерский монастырь.
Содержание Никона легло на Ферапонтов монастырь тяжелым бременем: приходилось не только кормить и размещать Никона и его людей (а ссылку с ним разделяли несколько монахов из Нового Иерусалима), а также и охрану, плюс все время надо было посылать гонцов в Москву по различным вопросам, связанным с его содержанием. Чтобы облегчить нагрузку на Ферапонтов, царские власти привлекли к содержанию и снабжению Никона и его людей также более богатый Кирилло-Белозерский монастырь, находившийся по соседству. С этим монастырем у Никона возникали многочисленные конфликты по поводу количества и качества поставляемых съестных припасов. К разрешению этих конфликтов привлекались высокопоставленные государственные чиновники, а некоторые доходили до самого царя.
Сам царь, похоже, испытывал угрызения совести по поводу того, как обошлись с Никоном, и часто слал ему различные подарки — деньгами, продуктами, церковной утварью, мехами. Никон поначалу от подарков отказывался, но, оказавшись в нужде, стал их принимать. Часто, через различных посланников, царь просил у Никона прощения и благословения, по-прежнему видя в нем «святейшего иерарха», а не простого монаха. Как правило, Никон от этого уклонялся, будучи обижен на царя за своё заточение. Лишь однажды он пошел навстречу этим просьбам в надежде на перенос своей ссылки в Новый Иерусалим, но этого не случилось. Неудивительно поэтому, что Никон отказался дать письменное прощение царю, скончавшемуся в январе 1676 года. Вот что он сказал по этому поводу: «Воля Господня да будет, если государь здесь на земле перед смертию не успел получить прощения с нами, то мы будем судиться с ним во второе страшное пришествие Господне; по заповеди Христовой я его прощаю и Бог его простит, а на письме прощения не дам, потому что он при жизни своей не освободил нас из заключения».
Смерть царя, тем не менее, стала тяжелым ударом для Никона и сразу сказалась на его положении. Царь был его заступником и единственной надеждой на освобождение. Без царя в силу вошли враги Никона, которые немедленно решили с ним посчитаться. Но об этом — уже в следующей, последней главе.
Интернет — ресурсы по Ферапонтову монастырю:
Глава 6. Конец жизни — Кирилло-Белозерский монастырь
Последние пять лет своей жизни Никон провел в Кирилло-Белозерском монастыре, практически в тюремных условиях. Несколько причин привело к такой перемене в его судьбе. Во-первых, ещё в 1674 году московским патриархом был избран Иоаким, давний враг Никона и один из наиболее активных его обвинителей на суде 1666 года. Во-вторых, после смерти в начале 1676 года царя Алексея Михайловича был отодвинут от власти клан Нарышкиных (симпатизировавших Никону) и вновь возвысился клан Милославских (Никона не любивших). В результате всех этих перемен в апреле 1676 года на Никона было заведено новое «дело», которое представляло собой длинный список его «прегрешений» во время заключения в Ферапонтовом монастыре. По большей части обвинения были вздорные и несерьезные, но было и обвинение в государственной измене: встрече в 1668 году с тремя казаками — представителями Степана Разина, склонявшими Никона примкнуть к их бунту. Никон все обвинения отверг, и, хотя признал встречу с разинцами, подчеркнул, что отказался к ним присоединяться и, в свою очередь, призывал их отойти от «воровства».
Оправдания, как и в 1666 году, Никону не помогли — по соборному заключению он был признан виновным во многих грехах и в июле 1676 года переведен на новое место ссылки в Кирилловский монастырь (фото 14). Режим содержания Никона там был очень строгий, почти тюремный: выходить из кельи позволялось лишь в церковь, переписка и контакты с внешним миром были запрещены, передачи не принимались, из книг была оставлена одна Библия. В таких тяжелых условиях постепенно угасала жизнь знаменитого иерарха, когда под самый её конец помощь пришла с неожиданной стороны — от молодого царя Фёдора Алексеевича. Сам он Никона не знал, но много слышал о нём хорошего от своей тетки Татьяны Михайловны (см об этом в главе 3), а также ездил в недостроенный Никоном Новый Иерусалим. Царь лично ходатайствовал перед патриархом Иоакимом о переводе Никона из Кириллова в Новый Иерусалим. Иоаким вначале сопротивлялся и согласился, только узнав, что Никон совсем плох и вряд ли долго проживет. Царский дьяк прибыл в Кириллов за Никоном 8 августа 1681 года. Интересно, что бывший патриарх, словно предчувствуя своё скорое освобождение, велел в тот день рано поднять себя с постели, одеть в дорожную одежду и вынести в кресле на крыльцо, чтобы скорее отправиться в путь. Кирилловские монахи, грешным делом, подумали, что преподобный тронулся рассудком, и были поэтому поражены, заслышав топот несущегося к монастырю царского отряда.
Никона аккуратно перенесли в струги и по Шексне, а затем по Волге повезли в Новый Иерусалим. По берегам его провожали толпы народа, а в местах остановок проводились молебны. Однако доплыть успели только до Ярославля, где 17 августа 1681 года Никон тихо скончался в возрасте 76 лет, из которых последние 15 он провел в заточении.