собор парижской богоматери стихи
Собор парижской Богоматери
Notre Dame de Paris предо мною возник –
И пленяет меня, как всегда.
О, Собор, стань моей самой лучшей из книг,
И склонись надо мной Богоматери лик.
Ведь над вами не властны года.
На холодной стене в самом дальнем углу
Настигает меня слово «рок».
Покоряясь ему, как добру или злу,
Я вдруг вижу былое сквозь зыбкую мглу –
Это замысел книги, исток.
Предо мной простирается город ночной.
Мой Париж – вдохновитель сердец!
Ты всегда был моей самой главной мечтой.
И сиял Notre Dame твоей лучшей свечой
С торжеством католических месс.
Архидьякон Фролло – превосходная роль!
С флорентийской закваской внутри –
Фанатичен, как тысяча Савонарол.
Под бесчувственной маской бушует раскол.
На него, мой читатель, смотри!
Квазимодо, звонарь, – моя главная цель:
Безобразен и всё же красив.
Моя бедная дочь Эсмеральда-Адель –
Роковая любовь, ледяная метель
В моём сердце и грустный мотив.
Кто тот Феб, что тобой так жестоко играл?
Не любил он свою Флёр де Лис.
И тебя, мой цветок, у меня он украл
И безжалостно душу твою убивал.
Ты ко мне Эсмеральдой вернись!
Моя бедная крошка, печальны глаза
И лохмотья твоей нищеты.
Ты – последний мой вздох и скупая слеза.
Почему же, Создатель, так сделать нельзя,
Чтобы стала вдруг счастлива ты?
Оживи в моём сердце, Адель, божество,
Будь любима! А главное, верь,
Что наступит и наше с тобой торжество –
Не рождение заново, а Рождество.
Пусть забудутся годы потерь…
Роман собор парижской богоматери
На башне древнего собора
Уже давно истлевшая рука
Вписала слово «рок», но вскоре
И слово стёрлось словно из песка.
Роман родился с подписью Гюго:
Горбун, цыганка и священник
В смертельной схватке преданных врагов.
Парижской Богоматери собор:
В дожде к стальному цвету ближе
Величества готический узор.
О страшный суд с фасада храма!
Кому-то в рай идти, кому-то в ад.
И вся религия как драма.
В груди —
застывшая астматина
под кожей тлеющих рубах.
Собор
Парижской
Богоматери
вскормила грубая крупа.
На куполах,
под небо взвинченных,
в колоннах,
обращённых к нам,
простёрли идолы язычные
мирскую сутолку окна.
Громадой,
толкотнёй,
гротескностью
чертя священную скрижаль,
он отвращает
свадьбу детскую
от траектории стрижа.
И полыхает
звоном матерным,
зачёркнутый
под звон фанфар,
Собор
Парижской
Богоматери —
благоухающий
фонтан.
Роман. написанный не мною.
Роман о жизни и любви.
Роман. написанный судьбою.
В нём радость. боль. в нём я и ты.
Одна строка. виток судьбы.
Не перепишешь.. не исправишь.
Строка борьбы. строка мольбы.
И всё. что жизнью называют.
Когда идём. куда-то не туда.
Идём мы снова против ветра.
Виток судьбы и новая строка.
За поворотом новый километр.
Отчаянье. печаль. всё сплетено.
Всё в строчках перемешано словами.
И тихо крутится судьбы веретено.
Дождь…через сердце…
Косой зябкий ритм… с неба…
Тире. Точка. Точка.
Жизнь моя – помнит тебя. И болит.
Самую малость. Вот столечко.
Я благодарен парижской грозе!
Всё перемыла!… И смолкла.
Здравствуй, бульвар Шанз-Элизе:
«остров блаженных» и мокрых!!…
В вязовых кронах и в нас –
толкотня…
Каждый листок – наизнанку!…
Вспомни, родная.
Вспомни меня.
Вспомни же… нашу «морзянку»!…
Омут. Тире. Тире. Тире.
Омут неоновых улиц… Шквал мокрых красок:
в Lido КАБАРЕ.
Где-то там, на краю земли,
За стеною высоких гор,
Куда войны поход не вели,
Был построен великий собор.
Туда люди приходят порой,
Но не Бога о чём-то просить,
Они делятся доброй душой,
Чтобы к лучшему мир изменить.
Но дорога туда не легка,
Через жизнь всю проходит путь,
Эта цель высока-высока,
И не всем открывается суть.
Как мне хочется быть среди тех,
Тех, чьи помыслы вечно чисты,
и забыть что такое грех,
За собою сжигая мосты.
Разве Богу молитвы нужны?
И приходы с.
Я пишу на стене свой бессмысленный скучный роман,
По неровностям каменным ёрзая потной ладонью.
В нём совсем не умею прощать, но плохого не помню,
В нём совсем не умею любить, если только не пьян.
Я не вижу в нём лиц, приходящих когда-то во сне,
Воспеванье любимых имён – это лишь опечатки.
Бросить всё и бежать, и бежать, и бежать без оглядки
От взращённых желанных надежд на пустой болтовне.
Только хватит ли сил, разбужу ли звериную прыть?
Убегать, не умея бежать – так смешно и.
Нотр-дамский собор
Я храню тебя, Нотр-дамский собор
И сплетенье колений вплетаю в узор
Но не криком, ни словом, молчанье приму
И тебя не отдам, никому никому.
А под шорох и шепот заснеженных вех
Там, где судьбы вломились устами у всех
Я тебя никогда не приму, не прощу
Отойди, отойди, отойди в старину.
На башне древнего собора
Уже давно истлевшая рука
Вписала слово «рок», но вскоре
И слово стёрлось словно из песка.
Роман родился с подписью Гюго:
Горбун, цыганка и священник
В смертельной схватке преданных врагов.
Парижской Богоматери собор:
В дожде к стальному цвету ближе
Величества готический узор.
О страшный суд с фасада храма!
Кому-то в рай идти, кому-то в ад.
И вся религия как драма.
Сквозь органзы узор расшитый
Под гжель небесной чистоты
Струится свет в окно транзитом,
В его тепле прекрасна ты.
День от зари наполнен счастьем.
В наш выходной стучится лень.
А самовар кипит со страстью,
И под окном шумит сирень.
Припев:
Под чаёк тортик «Дамский каприз»
Подсластит даже горькую жизнь,
Если жизнь без того хороша,
То ликует, хмелея, душа.
И халатик твой – дамский каприз –
В декольте взгляд мой что-то завис,
А когда ходишь ты, то в разрез
Глянет ножка, к ней мой.
Где-то там, на краю земли,
За стеною высоких гор,
Куда войны поход не вели,
Был построен великий собор.
Туда люди приходят порой,
Но не Бога о чём-то просить,
Они делятся доброй душой,
Чтобы к лучшему мир изменить.
Но дорога туда не легка,
Через жизнь всю проходит путь,
Эта цель высока-высока,
И не всем открывается суть.
Как мне хочется быть среди тех,
Тех, чьи помыслы вечно чисты,
и забыть что такое грех,
За собою сжигая мосты.
Разве Богу молитвы нужны?
И приходы с.
В груди —
застывшая астматина
под кожей тлеющих рубах.
Собор
Парижской
Богоматери
вскормила грубая крупа.
На куполах,
под небо взвинченных,
в колоннах,
обращённых к нам,
простёрли идолы язычные
мирскую сутолку окна.
Громадой,
толкотнёй,
гротескностью
чертя священную скрижаль,
он отвращает
свадьбу детскую
от траектории стрижа.
И полыхает
звоном матерным,
зачёркнутый
под звон фанфар,
Собор
Парижской
Богоматери —
благоухающий
фонтан.
Шум жив порывами ветра,
Дождь припугнул чёрной тучей.
Я, без сомнений, везучий.
Хоть и люблю безответно.
Слог беззаботен в начале,
Свет, как возможность вернуться.
Чай, остывающий в блюдце,
Смог примириться с печалью.
День был застенчиво вежлив,
Ночь будет свежей сегодня.
Я снова дамский угодник,
Если подаришь надежду.
Зелёный свет на светофоре
народ накрыл шоссе волной
и я уже в Морском соборе
летает вера надо мной.
Я Николаю-чудотворцу,
Являл он кротость и любовь,
ему святому миротворцу
свечу под звон колоколов
К нему – спасителю и к Богу,
и к Богородице святой
иду с молитвой от порога.
Пусть сохранят морей покой.
Стихи о Нотр-Дам де Пари, Соборе Парижской Богоматери
Нотр-Дам де Пари! Если станет немного потише
Гомон пестрой толпы у седой Галереи Царей,
На мгновенье замри. И тогда непременно услышишь
Эсмеральды шаги у твоих отворенных дверей,
Где в красавца любовь без труда превращала урода.
Чувство столь велико, что нельзя его перебороть.
Помнишь, там, наверху, у гаргулий стоял Квазимодо
И звонил так, что звук разрывал колокольную плоть.
Нотр-Дам де Пари! Эти стены пропитаны болью.
Нет героев Гюго, но о них не смолкает молва.
Нотр-Дам де Пари! Вспоминая их, перед тобою
Для молитв о любви подбираю простые слова.
Прекрасней всех соборов во вселенной
Парижской Богоматери собор,
Чей первый камень готики у Сены
Заложен был судьбе наперекор!
Внушительна ажурная громада,
В особенности западный фасад,
Где стрельчатые нефы и аркады
Неудержимо к небесам летят!
На королей, мечтающих без меры
О вечности, взирают с высоты
Ехидны порождение — химеры,
Химерные их воплотив мечты!
Собор — душа французского народа,
Страны расцвета первая ступень.
Живёт в нём дух Гюго и Квазимодо,
Храня средневековья свет и тень.
Собору, что красив собой и важен,
В стихах своих я должное воздам:
Виват, тебе, владелец стройных башен!
Виват, Парижа гордость, Нотр-Дам!
Он видел, как Париж родился,
Как век за веком, день за днем
Все выше в небо он стремился,
Как распустившийся бутон.
И, прошлого храня заветы,
Назло безжалостным годам
Надгробьем города навеки
Стать смог бы древний Нотр-Дам.
Но время, властвуя над нами,
Повергнет все к своим ногам —
И сталь, и медь, и древний камень
Ему придутся по зубам.
И тень собора перед ними
Предстанет в гордой красоте,
Но он лишь призраком отныне
Жить будет в сердце и мечте.
Где римский судия судил чужой народ —
Стоит базилика, и — радостный и первый —
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдает себя снаружи тайный план,
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом — дуб, и всюду царь — отвес.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра, —
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам…
Собор Парижской Богоматери.
Со всех стран идет сюда народ,
Эсмеральда сидит на паперти,
Квазимодо стоит у ворот.
Словно кто-то навел на вас порчу,
Квазимодо, мой бедный собрат,
На улице Москва дремлешь ночью?
Иль на лавке в метро Сталинград?
А ты, Эсмеральда, красавица,
Ждешь всё принца на белом коне,
Что над тобою вдруг сжалиться,
Возьмет замуж и даст все papiers(папье)?
Ваши глаза кричат мне при встрече:
— Мы такие ж, как ты, помоги!
В горле ком и теряю дар речи,
Лучше б спину мне жгли батоги.
Католический храм и Агора,
Ресторан от Сердца, Красный Крест,
Грустные взгляды из-за забора,
Здесь народ без документов ест.
В жизни вам не везёт слишком долго,
Подождите, вот книгу издам,
Дом построю на улице Волга.
Под фойе вам бездомным отдам!
На пьедестале-холме,
В центре ухоженных пашен,
Ели, в сгустившейся тьме,
Кажутся шпилями башен.
Как Нотр-Дам де Пари
Высится стать силуэта —
Крошечных звёзд фонари
Дали достаточно света.
Стынет вокруг тишина…
Явь — утомилась, уснула…
Вдруг из-за тучки луна
Дружески мне подмигнула.
Взглядом на холм повела
И улыбнулась: «Смотри!» —
Это она возвела
Мой Нотр-Дам де Пари.
Все бегут и бегут впереди галереи.
И с портретов со мной говорят короли.
Кружева, реверансы и звуки свирели,
И подземный секрет Нотр Дам де Пари.
Красный бархат на стенах.
Как ночь под ногами.
И дорожного платья на мне синева.
Эхо гулкое гонится вслед за шагами,
Желтый отблеск свечей умирает в глазах.
Преклоняю колени пред девой Марией.
И под звуки органа заходит Анри.
Я узнала давно, что отнюдь не святые
Тайны в стенах хранишь Нотр Дам де Пари.
Никому не отдашь ты стенанья и крики,
Молчаливо печать, прилагая к губам.
Возвышаешься ты, многолико-великий,
И холодный как лед, де Пари Нотр Дам.
Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.
В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль
не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль — это плоть
времени; плоть и кровь.
В Париже плюс двадцать восемь —
Иду мимо вечных туристов.
Полгода, как меня бросил,
А так же стоят букинисты.
И так же спокойно и грозно
Взирает готический камень,
И мимо пройти непросто —
Столетья живут в этом храме.
Столетьями здесь встречались
Глазами во время мессы,
Крестились, молились, венчались…
Смотрю на него с интересом.
И мне собор отвечает
Всё тем же спокойным взглядом,
Каким он смотрел ночами
На нас, смеющихся, рядом.
А я всё понять пытаюсь:
Камень знает, что со мной стало?
Что я по Парижу слоняюсь
Одна, что я очень устала?
Устала от вечных терзаний.
От любви, что все-таки тает,
От измен и от расставаний?
Поднимаю глаза — всё знает…
Таинственный собор в романском стиле,
Прекрасный город под названием Париж.
О, Нотр-Дам, так много имя значит в мире!
Попасть туда, чтобы мечты сбылись.
Переписав историю собора,
Чтобы читая, мы поверили, могли…
Один французский классик в свое время
Поведал эпопею о любви.
Он рассказал нам про цыганку и поэта,
Про нищего бродягу, горбуна,
Священника, не видящего света
И капитана ждущего огня.
В его романе ненавидели, дружили,
Как будто так поставлено судьбой:
Одновременно все страдали и тужили
По девушке прекраснейшей одной.
И в нашей жизни часто так бывает,
Что видим мы не душу, а лицо.
И многих эта сила убивает,
Не зная сущности, мы у судьбы берем кольцо.
Покинув Париж, приходишь в Notre-Dame,
Там шумы улицы слились в аккорд чуть слышный,
И солнце яркое в тени немеет там,
Пройдя цветных окон узор чудесно пышный.
Спокойной тишиной исполнен этот дом:
В нем явно властвует единый царь — Всевышний.
Вечерни отошли; над черным алтарем
Лишь шесть мерцает свеч; но веет ароматом,
Где с фимиамом слит воск, капавший дождем.
Вот прочтены часы; во мраке синеватом,
Как добрая гроза, звучит суровый хор:
И своды древние ответствуют кантатам.
И полон пением весь сумрачный собор,
Где день, ослабленный Святыми, Королями,
Колеблет в высоте свой теневой узор.
И все здесь говорит о мире, словами
Святыми прогнанных, ночных страстях; с колонн
Надежда тянется незримыми руками.
О неземной восторг! сияет светом он,
Сосредоточенным в луче единой Правды!
Да, бесконечно прав экстаз твой, Симеон!
Так предадим же дух мы в руки Бога Правды!
На башне древнего собора
Уже давно истлевшая рука
Вписала слово «рок», но вскоре
И слово стёрлось словно из песка.
Зато от слова — воплощенья
Роман родился с подписью Гюго:
Горбун, цыганка и священник
В смертельной схватке преданных врагов.
Сакральное сердце Парижа —
Парижской Богоматери собор:
В дожде к стальному цвету ближе
Величества готический узор.
О страшный суд с фасада храма!
Кому-то в рай идти, кому-то в ад…
И вся религия как драма,
Где двадцать восемь королей — стоят.
Химеры — жутко фантастичны
Любуются Парижем с высоты,
Гаргульи охраняют лично
Собора водосточные посты.
А сверху снова в колокольне
Горбун звонит во все колокола
С воткнутым будто в сердце колом
От слова «рок» исполненного зла.
А в храме свеч, как тонны мыслей:
Надежда, бодрость, радость и печаль;
Поклон до пола ныне присных —
Венец Христа Спасителя встречай…
Священник мёртв и безопасен,
Красавица цыганочка в петле:
Но храм воистину прекрасен
В закатном солнце бесконечных лет!
А он видел цветные сны,
О прекрасной любви, под небом!
И, вс больше пленил тот мир
И глаза открывать не хотел
Он уродливый, жалкий горбун!
В своем мире живя, черно-белом,
Содрогался от звука тех струн,
Что утешить его не сумели!
Крыша дома Парижский Собор.
Но не помнит он Матери Божьей!
От людей только смех и укор!
Эту боль заглушить невозможно!
В черно-белой каморке своей,
Создавал он цветные сонеты!
И читал их для голубей,
Доверяя стихи свои ветру!
И, не смея смотреть ей в глаза,
Он шептал, как в бреду, Эсмиральда
И все ждал, когда каплей, Она
Утолит его страстную жажду!
Но, оглохнув от крика, звонарь
Божью заповедь святую нарушил,
Бросив душу свою на алтарь,
Грозы светлые смертью разрушил!
Величавый, огромный, безмолвный,
Ты хранишь свои тайны до самых последних дней,
Но даже тогда, в день суда рокового,
Останешься вечным оплотом святых королей.
Ты помнишь, как с каждым положенным камнем
Рождалась из дымки великая сила твоя.
И не человек тебя создал когда-то:
Тебе подарила божественность роза-заря.
И ты понимаешь как главный читатель
Сюжеты романа, сплетенные с жизнью твоей,
Как смертью героев испытывал рок-предатель,
Как стал он потом продолжением этих путей.
Тебя попытались сломить, разбить и разрушить,
Но ты устоял под огнем почти семьдесят лет назад.
И гордо на солнце блестит барельефов кружево,
И купол сверкает звездой о пяти концах.
Двенадцать апостолов — неба лучи,
Двадцать восемь библейских правителей — символы мира.
Тысячи стекол — тайною на витражи,
Миллионы камней — никому не раскрытая книга.
Не боясь ни глупцов, ни мудрейших людей,
Ты весь мир пропускаешь сквозь призму святого и злого.
И алхимии символы с ангелом здесь наравне,
И к Марии сквозь время ведут колдовские ворота.
Сплав различных эпох, где повсюду властвует знак,
Заключая в себе многоликую душу и сердце;
Ты смеешься над всем и бросаешь вызов векам,
Вавилонская башня до самого синего неба.