сказание об осаде троицкого сергиева монастыря
Образ преподобного Сергия Радонежского в Сказании Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиева монастыря
Доклад на Пленарном заседании Межрегионального научного форума
«Наследие святых равноапостольных Мефодия и Кирилла и современное богословское образование в России»
Уместно сразу оговориться: вопреки сложившейся трактовке означенное произведение вернее считать повествованием не об осаде, а именно об обороне монастыря сравнительно небольшим числом защитников (стрельцов, монахов, крестьян) от атак многотысячного войска во главе с польским гетманом Яном Сапегой. Действительно, опираясь на письменные и устные свидетельства, а также отчасти на собственные впечатления, Авраамий Палицын сообщает о разных эпизодах борьбы за монастырь. Но свои рассказы он объединяет в целое не на основе единства сюжета и действующих персонажей, а на основе единства темы и идейной задачи «известити» о заступничестве за обитель Пресвятой Богородицы, согласно обещанию, некогда данному Ею святому Сергию Радонежскому, а также о помощи Божией, ниспосылаемой монастырю во множестве чудотворений как по молитвам преподобных Сергия и Никона, так и через них лично.
Действительно, в период Смуты духовное значение Троицкого монастыря осознавалось в народе особенно ясно. Борьбу у его стен воспринимали как земное и надмирное столкновение добра и зла. И возможное падение обители, вероятно, должно было быть истолковано как исход Божественной благодати из Русской земли, — итог того, что и молитвы великого преподобного игумена оказались бессильными, и вековечное попечение Богоматери прекратилось, и Сам Господь, соответственно, явил безучастие к бедам православного народа. Поэтому, несомненно, религиозный смысл стояния за эту цитадель аскезы и молитвы в представлении многих московитов — и еe защитников, и сторонних наблюдателей — сопрягался с их конфессиональными и патриотическими интересами, с их усилиями оградить свою веру и своe отечество от бесцеремонного и безжалостного супостата.
Продемонстрировать данное тождество как раз и стремился Авраамий Палицын в своeм сочинении.
Подтверждением того, что Господь по-прежнему заботится о монастыре и всей России, являются в «Сказании» рассказы о чудесах вмешательства воли Божией в ход борьбы за обитель. В них автор стремился в деталях показать своим читателям, как небесная помощь ниспосылалась защитникам обители в самых трудных для них обстоятельствах. Явление таковой открывалось в видениях. Причeм видений удостоивались и защитники монастыря, и осаждавшие. Первым в видениях подавалось поддержка, вторым — устрашение.
«Видение» в данном случае термин условный, поскольку в соответствующих эпизодах главное внимание рассказчика обращено не к визионеру и его состоянию, а к личности, таинственно представшей перед ним, явившейся ему во сне или наяву. Так что вернее было бы пользоваться здесь термином «явление».
В качестве главного действующего лица в подобных визионерских эпизодах «Сказания о Троицкой осаде» обычно выступает преподобный Сергий Радонежский, реже его ученик преподобный Никон, святитель Серапион Новгородский и др. В пределах текста произведения — от введения, в котором Авраамий сообщает о своих литературных задачах, до заключения в виде «благодарственного» слова «о всех чудотворениях», — великий основатель обители как таинственный соучастник боевых действий предстаeт многократно: трижды является пономарю Иринарху; дважды — архимандриту Иоасафу, а также (сначала явно, потом сновидно) войску казаков-изменников и казачьим атаманам одновременно; наконец по одному разу — гетману Сапеге с польско-литовскими начальниками, братии монастыря, двум галицким казакам из стана изменников, монастырскому оборонному гарнизону, и некоему больному насельнику обители (см. главы: « О явлении чюдотворца Сергиа и о приступe и о запалении пивного двора », «О явлении Сергиа чюдотворца архимариту Иасафу», «О Иванe Рязанцe», «О стрельбах по граду ноября в 8 день», «О умножении во граде беззакониа и неправды», «О утeшении чюдотворца явлением Илинарху», «О явлении чюдотворца Сергиа», «О том же свидeтельство»). При этом образ святого очерчивается в произведении несколькими способами, если не принимать здесь во внимание единственного случая скупой констатации самого факта явления, без каких-либо деталей и атрибуций: «И тоя же нощи воснe явися преподобный чюдотворец Сергий атаманом и многим казаком».
Самый распространeнный, традиционный и тривиальный приeм — это использование эпитетов, обычно устойчивых и потому лишeнных яркой смысловой или эмоциональной силы: «великаго чюдотворца Сергиа», «преподобнаго отца нашего Сергиа», «святаго и блаженнаго отца нашего Сергиа», «преподобный Сергий чюдотворец», «святый чюдотворец Сергий», «преподобнаго и великаго аввы Сергиа», «Сергий чюдотворец», «дивнаго же в чюдесeх преподобнаго и богоноснаго отца нашего Сергиа чюдотворца». Собственно, это даже и не приeм, поскольку употребление подобных эпитетов не мотивировано стремлением автора выявить в личности великого святого какие-то отличительные, характеристические черты, это просто дань литературному этикету, а также обычаю официального именования подвижников Церкви, дань никак не связанная с идейно-художественной спецификой литературного творчества. К этим простым, однозначным определениям иногда примыкают содержательно более сложные, развeрнутые определения, в которых уже кроется метафорическое указание на отдельные духовные свойства личности преподобного, например, на его постоянную попечительную и утешительную заботу о духовных чадах: «благаго же и неизмeннаго Владыки благий вeрный раб неотступно о душах промышляя, давшихся ему» или «утeшаяй в скорбeх великий чюдотворец Сергий». Особенно важны в этом ряду эпитеты, квалифицирующие степень святости и чудодейственности преподобного Сергия: «освященный верше» и «поновившему чюдеса Еуфимиа Великого и Феодосиа».
Вкупе с эпитетами (структурно и семантически простыми и развернытыми) Авраамий применяет способ словесной характеристики внешности или действий преподобного Сергия: «И видe (пономарь Иринарх — В. К.) святаго ходяща по граду и по службам, кропяща святою водою монастырская строениа»; «видит(архимандрит Иоасаф Сергия. — В. К.) … стояща против чюдотворнаго образа Святыя Живоначальныя Троица и руцe свои горe воздeвша и молящяся со слезами Святeй Троицe»; «Видeшя бо (Иван Рязанец. — В. К.) около града по поясу ходящих дву старцов, брады сeды, свeтозарны образом, яко быти им по образу ипо подобию великим чюдотворцом Сергию и Никону. Един же (т. е. Сергий. — В. К.) в руцe имeяше кадильницу злату, а над кадильницею животворящий крест и кадяще обитель свою и огражаше честным и животворящим крестом стeны града…от лица же его неизреченный свeт сиаше, яко огнь паля»; «видешя(старцы монастыря — В. К.) Святого Сергиа чюдотворца, ходяща по монастырю и будяща братию»; «зрят(двое галицких казаков. — В. К.) чюдотворца, на посох поникша лицем»; «зрят (защитники монастыря. — В. К.) противу себе борзо шествующа, иже на вратeх от церкви святаго чюдотворца Сергиа, старца святолeпна и сeдинами совершена»; «позна (болящий инок. — В. К.) чюдотворца по образу написанному на иконe».
Все эти описания создают образ таинственно и неусыпно пребывающего в монастыре его небесного покровителя, своим участливым сопереживанием и молитвенным деланием ограждающего обитель и побуждающего братию на стояние против врага. В них, описаниях, ощущается духовная эмоция, сопряжeнная с твeрдым упованием на действенное заступничество со стороны святого основателя обители. Это, если угодно, иконологические знаки, адресованные своей зримостью прямо читателю «Сказания».
Однако наиболее функциональными и изобразительными в плане формирования в сознании читателя представления о личности преподобного Сергия как мистического участника битвы за монастырь являются его речи, с которыми он, по воле Авраамия Палицына, обращается к визионерам в большинстве соответствующих эпизодов. Святой, например, то предупреждает и вселяет надежду: «Скажи, брате, воеводам и ратным людем; се к пивному двору приступ будет зeло тяжек, они же бы не ослабeвали, но с надежею дерзали»(первое обращение к пономарю Иринарху); то побуждает к молитве, поучает и опять-таки обнадeживает: «Брате, востани, се время пeнию и молитвe час! Бдите и молитеся, да не внидете в напасть. Господь всесильный многих своих ради щедрот помилова вас и прочее время подаст вам, да в покаянии поживете»(первое обращение к архимандриту Иоасафу); то клеймит, вопрошает с упрeком и говорит о тщете завоевательских усилий: «О злодeи законопреступницы! Почто стекостеся разорити дом пресвятыя Троица, и в ней Божиа церкви осквернити, и иночествующых и всeх православных христиан погубити? Не даст вам жезла на жребий свой Господь!» (речь к казачьим изменническим войскам); то жeстко устрашает и угрожает: «Мольбу на вас злодeев сотворю Вышнему Царю, и вовeки осуждени будете мучитися в геонских муках» (речь к гетману Сапеге и польско-литовским начальникам); то побуждает, ободряет, советует: «Востани, не скорби, но в радости молитвы приноси, предстоит бо и молится Богу о обители и о вас Святая Пречистая Богородица и Приснодeвая Мариа со аггельскими лики и со всeми святыми» (второе обращение к архимандриту Иоасафу); то успокаивает и воодушевляет: «Что трепещете? Аще и никто же от вас не останется, не имать предати Бог святаго мeста сего, и не будет услышано во вразeх, яко “пленихом обитель Пресвятыя Троица”. Мужайтеся, не ужасайтеся! Рцeте же друг другу вси, яко нечисто живущеи во святем мeсте сем погибнут. Не нечистыми Господь спасет мeсто сие, но имени своего ради без оружиа избавит!» (речь к обороняющим монастырь); то заверяет и ободряет: «Рцы братии и всeм страждущим во осадe: почто унывают и ропщут на держащих скипетр? Аз неотступно молю Христа Бога моего. А о людeх не скорбите, людей к вам царь Василий пришлет» (вторая речь к пономарю Иринарху); то утешает, помогает и наставляет: «Рцы братии и всeм ратным людем: почто скорбят, что вeсти послати к Москвe нельзя? Аз послах от себе к Москвe в дом Пречистые Богородици и к Московским чюдотворцем всeм молебное торжество совершити трех учеников своих: Михeа, да Варфоломeа, да Наума, в третьем часу нощи. И воры и Литва видeшя их. И почто слуга не возвeстил, еже слыша от врагов, что видeша их? К монастырю бо пришедше о том сказашя сами. Вы же шедше из града глаголите врагом: “Видeсте вы старцов, почто не изымасте их? Се будет от них на вас побeда, да и на Москвe всему граду будет вeдомо о них”» (третья речь к пономарю Иринарху).
В рассмотренных случаях, как видно, преподобный Радонежский чудотворец своей волей, поступками и словами прямо воздействует на реальные обстоятельства и события. Он ведeт себя при этом как знающий, заботливый, строгий, предусмотрительный, требовательный хозяин и защитник. Потому его речи стилистически просты, а по содержанию предельно конкретны и деловиты, в них совсем нет словесных прикрас, отвлечeнности и притчивости, нет ни намeка на какой-то сокровенный духовный смысл.
Особенно показателен в этом отношении рассказ о явлении святого некоему болящему насельнику Троицкого монастыря. Явление произошло сразу после того, как преподобный Сергий чудесным образом отправил своих учеников Михея, Варфоломея и Наума доставить в голодающую Москву хлеб из монастырских запасов. И они, будучи замечены осаждающими, тем не менее невредимо, как и подобает таинственным персонажам, миновали польско-литовскую стражу и выполнили данное им поручение. О чуде пошли разговоры, кто-то верил, кто-то нет. И вот однажды один немощный престарелый инок «лежа на постели» в монастырской больнице, тоже засомневался. «Сиа же ему мыслящу, обратися к стeнe и се слышит больницу ту оттворшуся и топот ног идущу. Он же не обратися позрeти, занеже мног вход и исход больным тогда в келии той; и мнози бeднии от мирских чади ту же живуще. И слышит старец той кличюща его: “Обратися сeмо, да скажу ти нeчто!” Старец же не обратися к нему и рече: “Скажи, брате, что есть; не могу убо превратитися; вeси и сам, яко болен есмь”. Той же паки рече к нему: “Обратися! Что ленишися?” Старец же отрече: “Не хощу вредитися, повeдай просто”. Мняше бо старец, яко тоя же келии нeкто се глаголет ему; тeм же и не хотяше зрeти на нь. И премолчав предстояй начат поносити ему глаголя: “Что безумствуеши, старче? что непокорив еси? се ли иночество ти? или нeсть у Бога милости, еже подати здравие немощи твоей?” Старец же о поношении размышляше и в себe мысля: “Кто напрасньствует ми, кого же аз оскорбих?” И восхотe обратитися, и всею силою двигся, и се на ногу своею здрав ста. И позна чюдотворца по образу написанному на иконe. Глагола же ему великий чюдотворец Сергий: “Что сумнишися? Истинно послах учеников своих”. И старец, прост сый, и рече: “И на чем послал еси, государь нашь?” Преподобный же отвeща: “Их же конюшей Афонасей Ощeрин скудости ради корма трех слeпых мeринов в надолобы изгна внe монастыря, на тeх послах. Повeждь же всeм о сем: не толико ми гнусно смрад блуда согрeшающих мирян, елико же инок небрегущих своего обeщаниа. И под стeнами града обители моея всeх врагов пришедших потреблю, нечисто же во обители сей и двоемыслено живущих погублю и со осквернившимися управлю”. И се рек невидим бысть. Старец же разуме себе здрав и страхом многим одержим, и плакася до утрени о пререкании ко святому».
Данный рассказ об исцелении и вразумлении воспроизводит внешне совершенно обыденную бытовую сцену, ход которой развивается на основе абсурдности, нелепости положения: немощный инок отказывается смотреть на своего собеседника, принимая его за подобного себе и не желая причинить себе неудобство; тот настойчиво требует от него обернуться и укаряет его в непослушании; больной всe-таки оборачивается, но не по благоговению перед своим ви-за-ви, а по гордости, обидевшись на якобы несправедливые слова; и тогда получает исцеление, но не по молитве и глубокой вере, а просто так, будто сюрприз, будто вдруг нашeл то, чего не искал; и поняв, ктó перед ним стоит, старец совсем не удивляется, более того, даже говорит со своим гостем как-то по-свойски, чуть ли не запанибрата; да и цель явившего себя в такой обстановке преподобного, оказывается простейшей, — разъяснить, кáк именно отправил он в Москву своих учеников, насколько ему противна монашеская неверность иноческим обетам и что с нечестивыми и льстивыми насельниками он поступит так же, как с врагами монастыря. Осуществив своe намерение, святой исчезает; исцелeнный же монах вместо религиозного воодушевления и славословий всю ночь с плачем раскаивается в собственной строптивости.
Кстати, рассмотренные выше рассказы о явлениях Радонежского чудотворца в плане стилистики и поэтики более близки к народной повествовательной традиции, характерной, в частности, для бытовых сказок, и в этом отношении плохо согласуются с церковно-агиографическим нарративом, обычно свойственным литературе видений. Достаточно сравнить их, например, с визионерскими текстами, появившимися тогда же, в Смутное время, — с «Видением некоему мужу духовному», с «Повестью о видении иноку Варлааму в Великом Новгороде», с «Повестью о чудесном видении в Нижнем Новгороде», с «Повестью о видении во Владимире в 1611 году», с «Видениями Евфимия Чакольского 1611-1614 гг.». Все названные произведения отличаются сугубо церковной повествовательной природой и описывают события, происшедшие в контексте сугубо религиозных переживаний с молитвой и благоговением перед лицом Божественного откровения. Любопытно, что и в самой «Истории в память предыдущим родом», вне границ «Сказания об осаде Троицкого монастыря», содержатся подобные построения. Таковы главы: «О явлении чудотворца на Москве с хлебы», «О явлении Сергиа чудотворца на Москве во осаде Галасунскому архиепископу Арсению» и «Чудо преподобнаго и богоноснаго отца нашего Сергия чудотворца о исцелевшем немом». Вот, например, как повествуется о явлении великого русского святого архиепископу Арсению Элассонскому, греку, который остался на Руси после учреждения патриаршества и какое-то время исполнял обязанности хранителя царских гробниц в Архангельском соборе Кремля: «Тогда убо Галасунскому архиепископу Арсению бывшу во осадe в Кремлe со окаанными Поляки и с Нeмцы и всeми потребами обнищавшу, — весь бо дом его Поляки и Нeмцы разграбиша и вся имeниа его и запасы поимашя, — архиепископу же, гладом помирающу и уже живота отчаавшуся и отходную ему проговорившу, лежащу же ему в келии со единем старцом, келейником своим, является ему великий в чюдесeх Сергие; пришед х келии тихо, молитву сотворь. Архиепископ же от зельныя немощи едва отвeща: “Аминь”. И абие входит в келию его преподобный Сергий, и свeт велий в келии возсиа, и глагола ему святый: “Арсение! Се убо Господь Бог, молитв ради Всенепорочныя Владычица Богородица и великих ради святителей Петра и Алексeя и Ионы и всeх святых, — да и аз грeшный с ними же ходатай бых, — заутра град Китай предает в руцe христианом и врагов ваших вскорe всeх низложит и из града извергнет”. Архиепископ же Арсений, очи свои возвед, и ясно видит близ одра его стояща великого чюдотворца Сергиа; и познав его и едва въстав на ногу свою, поклонися ему. Он же невидим бысть от очию его. И свeт он великий, явльшийся в келии его, разыдеся. Архиепископ же, в себe быв, ощути себе от болeзни здрава и благодарив Бога до утриа».
Самое поверхностное сравнение данного рассказа с рассказом о явлении Сергия Радонежского в больнице, рассмотренным выше, обнаруживает их полярное различие. Теперь уже реализуется модус традиционного агиографического повествования: преподобный предстаeт перед визионером с молитвой, в ореоле света и предрекая; визионер же благоговейно поклоняется ему и, получив исцеление, молитвенно благодарит его. Иное качество имеет также и сама словесная ткань рассказа. Действительно, во всех подобных эпизодах в «Истории в память предыдущим родом» последовательно используется церковнославянская, а не разговорная, лексика, усложнeнный синтаксис и патетически напряжeнная, а не обыденная, интонация. Соответственно, и поведение героев меняется: визионеры пребывают в состоянии молитвы, религиозного воодушевления и благоговения, святой же Сергий излучает сияние, насыщает, предсказывает, исцеляет; одни припадáют к чаше Божественной милости и спасения, другой еe подаeт. Да и сам автор — Авраамий Палицын — по этому поводу воспаряется в молитвенном восторге, восхваляет и проповедует «о величии Божии, како прослави и нынe прославляет угодника своего великого в чюдесех». Но при этом цель писателя остаeтся неизменной: как в сакраментальных эпизодах — средствами книжно-панегирической риторики, так и в будничных — с использованием средств сказовой, разговорной стилистики, Авраамий всегда стремится показать, что преподобный Сергий Радонежский — истинный народный святой, неотступный защитник своей обители и всей Русской земли и что «на всяком бо мeсте в бeдах или в скорбeх или в юзах в плeне же, и в изгнаниих, и в кровопролитиих, и во всяких нужных тeснотах и печалех и иже призовет с вeрою в помощь великого сего отца, той убо посрамлен никако же исходит и чаяния своего не погрeшит. Овогда же и преже прошениа святый в печалeх предваряет и неищущим его скор помощник обрeтается. Той убо друг присный Матери Слова Божиа, не считая тогда и нынe всeх нас питает».
Итак, формируя у читателя представление о преподобном Сергии Радонежском, Авраамий Палицын использует комплекс как семантически простых, так и метафорических эпитетов, влагает в его уста различные в идейно-стилистическом отношении речи, описывает его внешность и поступки и, наконец, характеризует разное восприятие его личности разными участниками борьбы за монастырь. Всe это позволило писателю создать объeмный образ святого, показать его, если позволительно так выразиться, в динамике стереоиллюзии и стереофонии. А последнее особенно важно, ибо наглядно свидетельствует о начавшемся в русской литературе отходе от средневековой традиции плоскостной, одномерной и аперспективной изобразительности.
Сказание об осаде троицкого сергиева монастыря
Сказание Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиева монастыря
Подготовка текста Е. И. Ванеевой
СКАЗАНИЕ, ЧТО СОДѢЯШАСЯ В ДОМУ ПРЕСВЯТЫЯ И ЖИВОНАЧАЛНЫЯ ТРОИЦА[1] И КАКО ЗАСТУПЛЕНИЕМЪ ПРЕСВЯТЫЯ БОГОРОДИЦА И ЗА МОЛИТВЪ ВЕЛИКИХ ЧЮДОТВОРЦОВ СЕРГИА И НИКОНА[2] ИЗБАВЛЕНА БЫСТЬ ОБИТЕЛЬ СИЯ ОТ ПОЛСКИХ И ЛИТОВСКИХЪ ЛЮДЕЙ И РУСКИХ ИЗМѢННИКОВ, ТОГО ЖЕ КЕЛАРЯ ИНОКА АВРАМИА ПАЛИЦЫНА[3]
СКАЗАНИЕ, ЧТО РАДИ ТРОЕЦКОЙ СЕРГИЕВЪ МОНАСТЫРЬ БЫСТЬ ВО ОСАДѢ
О СОВѢЪТЕ ВОРА С ЛИТВОЮ, ЕЖЕ РАЗОРИТИ ДОМ ПРЕСВЯТЫЯ ТРОИЦА
ПРИХОД ПОД ТРОИЦКОЙ СЕРГИЕВЪ МОНАСТЫРЬ ПАНОВ ПОЛСКИХ И ЛИТОВСКИХ И РУСКИХЪ ИЗМѢННИКОВ, ГЕТМАНА ПЕТРА САПѢГИ[26] ДА ПАНА АЛЕКСАНДРА ЛИСОВЪСКОГО И ИНЫХЪ МНОГИХЪ
О УКРѢПЛЕНИИ ОСАДЫ
О ВИДѢНИИ СТОЛПА ОГНЕНАГО
О КРЕСТНОМЪ ЦѢЛОВАНИИ
О ОТПИСКѢ К ПОЛЯКОМЪ И КО ВСѢМ ИЗМѢННИКОМ
О ПОСТАВЛЕНИИ ОКОЛО ГРАДА СТѢНОБИТНЫХ ХИТРОСТЕЙ
О НАЧАЛѢ СТРѢЛБЫ ПО ГРАДУ
О МОЛИТВѢ АРХИМАРИТА И ВСѢХ СУЩИХ ВО ОСАДѢ
О ПРИГОТОВЛЕНИИ К ПРИСТУПУ И О ПИРШЕСТВѢ И О ИГРАХ
О ПРИХОДѢ ПѢШИХ ЛЮДЕЙ КО ГРАДУ
О ПРИХОДѢ ЛИТВЫ НА ОГОРОД КАПУСТНОЙ
О ЯВЛЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИЯ И О ПРИСТУПѢ, И О ЗАПАЛЕНИИ ПИВНОГО ДВОРА
О ПОБѢГЕ ЛИТВЫ ИЗО РВОВ ИХ
О ВЫЛАСКѢ И О ПОИМАНИИ ПАНА БРУШЕВЪСКАГО
О ИСТЯЗАНИИ ЯЗЫКЪ И О ЧИСЛѢ ВОИНИСТВА ЛИТОВСКАГО И ИЗМѢННИЧЬЯ
О ПОБИЕНИИ ГРАДСКИХ ЛЮДЕЙ И О УЖАСТИ ВЕЛИЦЕЙ ВО ГРАДѢ
О ЯВЛЕНИИ СЕРЬГИА ЧЮДОТВОРЦА АРХИМАРИТУ ИАСАФУ
О СТРЕЛБАХ ПО ГРАДУ НОЯБРЯ В 8 ДЕНЬ
О ВЫЛАСКѢ И ОБРѢТЕНИИ ПОДКОПОВ И О ЗАРУШЕНИ ИХ
О ВЗЯТИИ ЛИТОВСКОГО НАРЯДУ
О ЗАВОДНЫХ ЛИТОВЪСКИХ ЛЮДЕХЪ
О ВЫЛАСКИ НА СТОРОЖИ ЛИТОВЪСКИЕ И РУСКИЕ
О ПОБИЕННЫХ У ДРОВЪ
О ИЗМѢНЕ КАЗНАЧЕА ИОСИФА ДЕВОЧКИНА
О ИЗМѢНЕ ДВОЮ СЫНОВЪ БОЯРСКИХ
О УМНОЖЕНИИ ВО ГРАДЕ БЕЗЗАКОНИА И НЕПРАВДЫ
О ПОСЛАНИИ КЪ ЦАРЮ ВАСИЛИЮ С МОЛЕНИЕМЪ
О УТѢШЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА ЯВЛЕНИЕМЪ ИЛИНАРХУ
О ЯВЛЕНИИ НИКОНА ЧЮДОТВОРЦА
О НЕВѢДОМѢМЪ ПѢНИИ ВЪ ЦЕРКВИ УСПЕНИА ПРЕСВЯТЫА БОГОРОДИЦА[80]
О ЗАСЫЛКѢ ОТ ПАНОВЪ ТРУБАЧЕА ПАНА МАРТИЯША
О НѢМЕ И ГЛУХЕ ПАНѢ, КАКО ОБЛИЧИ ТОГО МАРТЬЯША ИЗМѢНУ
О СЛУГѢ АНАНИИ СЕЛЕВИНЕ
О МОСКОВСКОМ СТРѢЛЦѢ НЕХОРОШКѢ И О НИКИФОРѢ ШИЛОВѢ
О ПРИХОДЕ ВО ОБИТЕЛЬ СХОДНИКОВ КАМЕНОСѢЧЦОВ 3 ГРАМОТЫ ОТ КЕЛАРЯ АВРАМИА
О ОСВЯЩЕНИИ ХРАМА НИКОЛЫ ЧУДОТВОРЦА И О ОБЛЕГЧЕНИИ МОРА И БОЛѢЗНЕЙ
О ВТОРОМ БОЛШОМ ПРИСТУПѢ
О ЗАСТУПЛЕНИИ БОЖИИ: КАКО ГОСПОДЬ НЕМОЩНЫХ УКРѢПИ ПРОТИВО СУПОСТАТЪ
О ТРЕТЬЕМЪ БОЛШОМЪ ПРИСТУПѢ И О ОБМАНКѢ НАД ТРОЕЦКИМИ СИДѢЛЦЫ
О ОТЧАЯНИИ ПОМОЩИ ЧЕЛОВѢЧЕСКИА И СКОРБѢНИЕ ПОБИВАЕМЫХ У ДРОВЪ И У ПРОЧИХ ПОТРЕБ
О ЯВЛЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИЯ
О ТОМ ЖЕ СВИДѢТЕЛЬСТВО
О БОЮ СО КНЯЗЕМ МИХАЙЛОМ ПОЛСКИМ И ЛИТОВСКИМ ЛЮДЕМ И РУСКИМЪ ИЗМѢННИКОМЪ
О ЛЬСТИ ПОЛЯКОВ И О ВЗЯТИИ СКОТА ИХ
О ПРИХОДѢ ВО ОБИТЕЛЬ ДАВИДА ЖЕРЕБЦОВА СО МНОГИМИ ЛЮДМИ, И О ПРЕПИТАНИИ РАТНЫХ МОЛИТВАМИ ЧЮДОТВОРЦА, И О УМНОЖЕНИИ МУКИ И СУХАРЕЙ И РЖЫ, И О БЛАГОДАРЕНИИ АРХИМАРИТА ИАСАФА И О НИЩЕЛЮБИИ ЕГО, И О ПОБѢГЕ СОПѢГИНЕ И ЛИСОВСКОГО СО ВСѢМИ ЛЮДМИ
О ПОМОЩИ ЧЮДОТВОРЦА И О НЕНАДЕЖНЫХ ВЫЛАСКАХ
О ПРИХОДѢ ГРИГОРИА ВОЛУЕВА[100]
О ПОБѢГЕ ГЕТМАНА СОПѢГЕ И ЛИСОВСКОГО
СЛОВО БЛАГОДАРСТВЕНО ЗА ВСЯ ЧЮДОТВОРЕНИА БОЖИА ИЖЕ БЬІША ВО ОБИТЕЛИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИА МОЛИТВАМИ ЕГО. ТВОРЕНИЕ ТОГО ЖЕ КЕЛАРЯ ИНОКА АВРААМИА
Сказание об осаде Троице-Сергиева монастыря
О произведении
Другие книги автора
Челобитная инока Авраамия Российская государственная библиотека (РГБ)
Сказание Авраамия Палицына Российская государственная библиотека (РГБ)
Сборник сказаний и житий Российская государственная библиотека (РГБ)
История Авраамия Палицына ; Российская государственная библиотека (РГБ)
Православная китайская миссия Российская государственная библиотека (РГБ)
Слово во святый великий пяток Российская национальная библиотека (РНБ)
Портал НЭБ предлагает скачать бесплатно или читать онлайн книгу «Сказание об осаде Троице-Сергиева монастыря», автора Авраамий. Книга была издана в XVII в. Содержит 397 л.
Выражаем благодарность библиотеке «Российская национальная библиотека (РНБ)» за предоставленный материал.
Пожалуйста, авторизуйтесь
Ссылка скопирована в буфер обмена
Вы запросили доступ к охраняемому произведению.
Это издание охраняется авторским правом. Доступ к нему может быть предоставлен в помещении библиотек — участников НЭБ, имеющих электронный читальный зал НЭБ (ЭЧЗ).
В связи с тем что сейчас посещение читальных залов библиотек ограничено, документ доступен онлайн. Для чтения необходима авторизация через «Госуслуги».
Для получения доступа нажмите кнопку «Читать (ЕСИА)».
Если вы являетесь правообладателем этого документа, сообщите нам об этом. Заполните форму.
Последний штурм обители преподобного Сергия
Страница Смутного времени
Хочешь понять тяжесть своих скорбей – сравни их со скорбями ближнего. Хочешь узнать меру испытаний своего времени – сравни с испытаниями времён предыдущих. Узнав, что пережили наши предки, нам есть о чем задуматься.
Событие, о котором мы расскажем, имело место в 1609-м году. Ввиду разрозненности повествований, есть небольшие расхождения в датировке. Можно полагать, что последний штурм обители Троицы пришелся в ночь на 28 июля по юлианскому календарю, что в переводе на современный календарь соответствует 10 августа. Разночтение в несколько дней не имеет существенного значения.
Чтобы понять в целом сложившуюся на тот момент ситуацию, мы опишем основные вехи Троицкого сидения и удивительной героической борьбы, которую вели монахи, воины и простые люди, вплоть до последнего решительного сражения.
«Оборона Троице-Сергиевой лавры». Картина Сергея Милорадовича
Это случилось давно. Само событие признается историками. Но признается просто как факт: «Да, было такое». Однако в случившемся есть нечто такое, что трудно поддается человеческим объяснениям. Среди кровавых расправ, коими наполнено было Смутное время, среди почти всеобщего хаоса проявлялось и нечто поразительное. Это и спасло жизнь нашему Отечеству.
Мы вспомним самый последний штурм обители со стороны польско-литовских захватчиков и русских изменников. Исход штурма был очевиден. Не может обессиленная горстка выживших защитников в 200 человек, шатаясь от слабости на стенах, удержать обитель против двенадцатитысячного войска головорезов.
Затворившиеся у Троицы
Настоятелем обители был отец Иоасаф. Его поставили архимандритом Троицкого монастыря в 1605-м году, как раз в самый разгар Смутного времени. Словно специально возвели на личную Голгофу, дабы он страдал и терпел, видел людские скорби, невзгоды, но так и не сломился.
Среди оказавшихся запертыми в обители – инокиня Ольга, в прошлом Царевна Ксения Годунова. Она натерпелась больше всех. Едва умер ее отец Борис Годунов, не прошло и двух месяцев, как злодеи на ее глазах убили ее брата и маму. Затем ее опорочил Лжедмитрий I, насильно удерживавший при себе как наложницу. Униженная и поруганная, она затем была отослана, как никому не нужная, в отдаленный монастырь и пострижена. При Василии Шуйском останки Годуновых перенесли в Троице-Сергиев монастырь, инокиня Ольга следовала за телами родных, горько оплакивая самых близких ее сердцу людей. Она поселилась здесь же неподалеку, в семи верстах от Троицы – в Подсосенском монастыре. Удивительно, в обители давно жила инокиня Марфа (бывшая ливонская королева, княжна Старицкая Мария Владимировна). В общении с ней инокиня Ольга нашла утешение. Они-то вдвоем и бежали в Троицу, едва появились поляки. Никто еще не представлял, что придется всем пережить.
«Ксения Годунова». Художник: С. И. Грибков
Обитель Троицы – основной форпост к северу от Москвы
Для защиты в Троицу направили небольшой гарнизон под руководством двух воевод – князя Григория Долгорукова-Рощу и дворянина Алексея Голохвастова. С ними прибыло 800 дворян, способных к войне, и еще сотник Николай Волжинский со 110 стрельцами и казаками. Царь Василий Шуйский не мог дать больше. Все боялись наступления на Москву Лжедмитрия II, расположившегося станом в Тушино.
В истории Троицкого сидения было много непонятного, странного
В истории Троицкого сидения было много непонятного, странного. Сама осада началась накануне всенощной под осенний праздник преподобного Сергия в 1608-м году. То была единственная в истории обители всенощная, которую совершили при всеобщем плаче и рыдании. Сотни людей рыдали навзрыд, молясь Преподобному.
Благодаря празднику к обители съехались паломники, которые вынужденно пополнили ряды троицких воинов. Но, собственно, вне обители в те дни их не ожидало ничего хорошего. Особую роль в защите сыграли боевые холопы – слуги знатных людей, вынужденные также затвориться в монастыре.
Захватчики
Захватчики представляли собой сводное войско Яна Сапеги и Александра Лисовского, всех вместе на начало осады 10000 человек. У Сапеги – поляки и литовцы, у Лисовского – русские, в основном казаки, ибо смута царила, прежде всего, в головах людей.
Гетман Сапега жаждал сражений, а Лжедмитрий II, сидя в Тушино, не решался штурмовать Москву. «Царёк», или «Тушинский вор», как его называли, надеялся, что бояре сами низложат непопулярного в народе Василия Шуйского и откроют двери столицы без боя (так было в случае с Лжедмитрием I). Сапега со своими людьми жаждал сражений и наживы, и потому направился под Троицу.
Лисовский же представлял собой некий аналог «батьки Махно» начала XVII века. Его лихие люди жили исключительно за счет грабежа. Молниеносно появляясь в самых отдаленных местах, они разоряли селения, редко кого оставляя в живых.
«Тушинский вор» надеялся, что бояре откроют двери столицы без боя
Однако двери монастыря им никто не отворил. Парламентеров не собирались и слушать, их даже не отпустили обратно к Сапеге.
Вечером Сапега велел выстрелить из пушки в сторону обители, по словам самого гетмана, «дабы пожелать монахам спокойной ночи».
Монастырь окружили по всем правилам военного искусства. Лагерь Сапеги расположился с юго-запада, а лагерь Лисовского – с юго-востока, на расстоянии 600–800 метров от стен обители. Перекрыли все дороги, расставили заставы и укрепления с пушками («шанцы»), насыпали валы, по которым постоянно разъезжали наблюдатели.
Василий Верещагин. «Осада Троице-Сергиевой лавры»
Так и началась осада.
Надо сказать, что время от времени троицким сидельцам давались особые духовные знамения, которые впоследствии были собраны и записаны. Так, в самом начале осады, в ночь на память преподобного Сергия, священноинок Пимен, диаконы Иосиф и Серапион, многие старцы и миряне увидели столп огненный, который спустился с небес на Троицкий собор. Это стало свидетельством Божьего покровительства осажденным (при осаде Константинополя в 1453-м году огненный столп, напротив, ушел от города к небу, и город был взят врагом).
В самый день Сергия отец Иоасаф отслужил молебен, все принесли присягу у мощей преподобного.
Легендарный тайный ход Троице-Сергиева монастыря
Боевые действия у Троицы начались 8 октября (по юлианскому календарю) 1608 года. И связаны они были вот с чем.
По сей день ходит много легенд о существовании подземного хода, который ведет из лавры чуть ли не до монастыря в Хотьково. На самом же деле, картина совершенно иная.
Есть сведения, что подземный ход действительно был. Но пролегал он из обители к располагавшейся неподалеку, возле реки Кончуры, мельнице. Если смотреть от Пятницкой башни на юго-восток, то примерно в метрах двухстах стояла мельница. Где-то там и выходил наружу потайной ход. Через него в часы безлунной ночи появлялись наши гонцы, отправляясь в Москву, а возвращаясь, исчезали так же в этом незаметном для посторонних глаз узком ходе.
Лисовский, так как эта часть местности была под его наблюдением, конечно, узнал о существовании хода. Ночью он устроил засаду. Ночь оказалась лунной, со стен монастыря дозорные заметили опасность. Через тайный подземный ход никто не пошел. Зато через потайные ворота обители (были еще и такие) вышла группа троицких воинов и неожиданно напала на неприятеля. Лисовский был ранен, враги разбежались. Но подземный ход, вероятно, после этого уничтожили, так как теперь его могли использовать против обители. Гонцы же впредь пытались прорваться через боевые посты противника, что зачастую оканчивалось очень плачевно (использовалась гонцами также разветвленная система оврагов).
С упомянутой ночи (8 окт.) и начались всевозможные вооруженные стычки.
Тактика троицких сидельцев
Сапега не мог взять монастырь сходу. У него отсутствовали осадные пушки, то есть способные повредить стены толщиной в метр. Имелось от 14 до 17 полевых орудий, которые разместили в «шанцах» для отражения атак воинов вне крепости. Чуть погодя удалось получить от Лжедмитрия единственную осадную пушку «Трещеру».
Сапега надеялся, что Троица сдастся без боя. В обители отсутствовало нужное количество дров для зимовки. Не было фуража для боевых коней и скотины. Всякая крепость, запертая на долгое время, рано или поздно сдается (так полагал Сапега).
Сапега надеялся, что Троица сдастся без боя
Троицкие же воины избрали тактику активной обороны – изматывать противника мужественными вылазками и неожиданными нападениями. Прямое столкновение с врагом на поле боя было рискованным – польская крылатая гусария, закованная в тяжелую броню, считалась лучшей кавалерией Европы. Своими длинными мощными пиками крылатые гусары сминали любой строй. Необходима была тактика умелых маневров, с молниеносным ударом и быстрым отступлением обратно в крепость.
Героизм троицких защитников, к сожалению, встречал серьезное препятствие в предательстве отдельных перебежчиков, уходивших на сторону врага. И героизм, и предательство обозначились с самого начала. 10 октября защитники заметили, что неприятели заготавливают капусту на монастырском огороде у северной стены, без ведома воевод спустились на веревках и нанесли врагу серьезный урон. Но при этом один монастырский служка сбежал. Он выдал, что вечером троицкие воины предпримут вылазку, чтобы помочь гонцам прорваться сквозь ряды противника. Вечером вышли из монастыря тремя крупными отрядами. Один завязал отвлекающий бой, а два других пытались атаковать вражьи заставы, но там их уже поджидала засада. Потеряв много убитых, отступили в монастырь, а гонцы попали в плен.
Подкоп и штурм
О подкопе никто даже не догадывался. Но однажды, совершенно случайно, во время разведки, наши воины были замечены врагом, завязался кровавый бой. Отступая, удалось захватить раненого вражьего казака. Он-то и выдал, что ведется подкоп от рва вдоль восточной стены монастыря. Точное местоположение подкопа он не знал. Он лишь добавил, что закончить подкоп должны к Михайлову дню, и тогда будет штурм. Оставалось всего две недели.
В монастыре воцарилось смятение. Архимандрит Иоасаф с соборными старцами и монахами в день памяти Димитрия Солунского (26 октября) совершили крестный ход по стенам вокруг обители. После этого троицкие воины совершили удачную вылазку на вражьи заставы и захватили ротмистра. Тот подтвердил слова о подкопе.
Пока думали, как выявить подкоп, Сапега неожиданно начал штурм – за целую неделю до Михаила Архангела. Согласно историческим исследованиям, на штурм пошли спонтанно, по инициативе пьяных солдат, после шумного пира в честь побед войск Лжедмитрия. Описывавший эти события келарь Авраамий Палицын сообщает, что преподобный Сергий явился во сне пономарю Иринарху и предупредил об опасности.
Преподобный Сергий явился во сне пономарю Иринарху и предупредил об опасности
Приступ вели со всех сторон в 3-м часу ночи. Неприятели подожгли Пивной двор (в ста метрах к северо-западу от обители), и это вдруг обернулось против них самих. Зарево пожара осветило колонны штурмующих. Подошедших к стенам поражали камнями, бревнами, кипящей смолой. Остальных обратили в бегство прицельными залпами пушек.
Но проблема подкопа не была решена. Чтобы перехватить этот подземный ход, начали рыть свой, более глубокий ров, как потом оказалось, не с той стороны. Заранее наводили пушки, чтобы защищать землекопов от атак неприятеля. До Михаила Архангела оставалось два дня. И тут на сторону троицких сидельцев перебежал казак, который указал точное место – Пятницкую башню. Внутри крепости в считанные часы возвели дубовую стену на случай разрушения башни.
Авраамий Палицын сообщает, что во время службы архимандрит Иоасаф увидел Архистратига Михаила, сиявшего как солнце, державшего в руке скипетр и грозившего неприятелям за то, что они коснулись его образа: «Всесильный Бог вскоре воздаст вам отмщение». В тот же день произошло чудо артиллерийской дуэли (в начале XVII века пушки стреляли не настолько точно): ответным огнем троицкой артиллерии «Трещера» была уничтожена.
Во время службы архимандрит Иоасаф увидел Архистратига Михаила, грозившего неприятелям
Отец Иоасаф сподобился еще одного видения. Во время келейного правила он погрузился в тонкий сон и увидел преподобного Сергия, который ободрил его: «Не скорби, но в радости молитвы приноси, ибо предстоит и молится Богу об обители и о вас Пречистая Богородица со ангельскими ликами и со всеми святыми».
Бои за подкоп
Как шли бои защитников Троицы с осаждающим неприятелем, становится понятно на примере сражений за подкоп.
Подобраться к устью подкопа было практически невозможно.
На помощь старцу вышел отряд Бориса Зубова и Ананьи Селевина. Им тоже не разрешали выходить, но, преодолев сопротивление воевод, они выступили и помогли старцу Нифонту повторно атаковать укрепления. Однако под жестоким пушечным огнем вынуждены были отойти к Пивному двору. Старец Нифонт повел в атаку в третий раз. На этот раз наши воины попали не только под фронтальный, но и под фланговый огонь артиллерии. Понеся значительные потери, отошли к Келареву пруду. Преследовавшие их враги едва не ворвались в монастырь, но были остановлены крепостной артиллерией.
Казалось, три троицких отряда находятся на грани уничтожения. В пылу боя никто не заметил, что Борис Зубов и Ананья Селевин с отрядом при отступлении спустились в Глиняный овраг. Обойдя вражеские укрепления с фланга и тыла, они набросились на «шанцы» с пушками. Первым ворвался слуга Меркурий Айгустов, но был сражен выстрелом из пищали. За ним врывались другие троицкие воины и тут же вступали в рукопашный бой. Неприятели испугались и бросились в лагерь. Троицкие воины быстро овладели тремя укреплениями. А когда подоспел отряд Ивана Ходырева, то совместно овладели последними двумя укреплениями. Оттуда в обитель вывезли пушки (половину всех имевшихся у неприятеля).
На следующий день атаковали непосредственно подкопный ров, но попали в страшную засаду и с большими потерями отошли.
Два подрывника, Никон Шилов и Петр Слота, вынуждены были подорвать подкоп и с собой, и с врагами
В этих боях погибло, по разным сведениям, до 350 защитников обители.
Монахи и сражения
Осенью 1608 года сторонники Лжедмитрия II одерживали значительные победы по всей стране. Остатки правительственных войск сидели на осадном положении в Москве, Смоленске, Новгороде Великом и Нижнем Новгороде, Коломне, Казани, Иосифо-Волоцком и Троице-Сергиевом монастырях. Люди массово переходили на сторону врага. Правительство Лжедмитрия в четыре раза увеличило налоги населению, а иноземцы рыскали всюду, грабя города и селения. По местам вспыхивали народные восстания – все они были потоплены в крови. Россия находилась на грани полного краха.
Под обителью Троицы враг отказался от приступов и решил держать монастырь в осаде. Время работало на неприятеля. Наступала зима – русская, суровая. В обители отсутствовало нужное количество дров, от чего зависело не только отопление, но и элементарное приготовление пищи. Заканчивалось сено для боевых коней. А монастырское продовольствие не отличалось разнообразием и было явно недостаточно для воинов обители. Приходилось делать почти ежедневные вылазки. Зачастую они сопровождались боями.
Однажды решили отбить у противника скот. Воины разогнали вражьи заставы, но слишком увлеклись преследованием противника и не заметили, как Лисовский вывел свои отряды, чтобы отрезать троицких воинов от крепости. Воевода направил резервный отряд для исправления ситуации. Завязалось сражение, однако перевес бы на стороне неприятеля.
Из обители поспешил последний резерв. Они в монашеских черных одеждах смело ударили на врага
Из обители поспешил последний резерв – старцы Ферапонт Стогов и Малафия Ржевитин с 20 монахами. В прошлом все они знали ратное дело. Теперь, в критическую минуту, было некогда одевать панцири и кольчуги. Им открыли Святые ворота (предназначавшиеся лишь для Царей), и они в монашеских черных одеждах смело ударили на врага. Русские тушинцы, православные по вере, при виде монахов испытали суеверный страх и отступили. Но вскоре с фланга и фронта появился Сапега с наемниками, пытаясь окружить наши отряды. Тогда один крестьянин по прозванию Суета с бердышом в руках преградил путь неприятелям. От его ударов враги падали замертво. Воспользовавшись заминкой тушинцев, троицкие воины пришли в себя и контратаковали. Лисовского ранили из лука, его воины растерялись. Сапежинцы отходили в свой лагерь. Наши благополучно вернулись в обитель.
Монахи пополняли ряды воинов – защитников Троице-Сергиева монастыря. Но и многие воины пополняли ряды монахов: тяжелораненые принимали перед смертью монашеский постриг, чтобы предстать пред Богом уже в новом духовном звании.
В осаде
В зиму стали болеть цингой. Люди с трудом передвигались, не было прежней сноровки и скорости. Вылазки сократили. Забили весь скот и боевых коней на еду. Деревянные постройки разобрали на дрова.
Запросили помощь из Москвы. Но московский отряд в несколько сот ратников, пришедший в ночь на 14 января, так и не смог пробиться.
В феврале болезни уносили каждый день до 15–20 человек. Число троицких сидельцев сокращалось.
Москва предприняла еще одну попытку помощи. Под обитель Троицы прибыл небольшой отряд из 70 казаков и 20 монастырских слуг (во главе атаман Сухой Останков). Они везли с собой ценный груз – 20 пудов пороха. Но как попасть в окруженную обитель? Направили трех гонцов предупредить, что в ночь на 16 февраля отряд пойдет скрытно оврагами. Все трое попали в плен. Под пытками они выдали план. Неприятели всё перекрыли, подготовили засады, а две роты наемников искали отряд. Тогда атаман отряда принял отчаянное решение прорваться к обители. Со стен обители услышали выстрелы и шум схватки, троицкие воины сделали встречную вылазку. В обитель вместе с порохом прорвалось 60 казаков, их атаман впоследствии активно участвовал в боях. 10 казаков погибло, а 20 слуг, вероятно, попали в плен.
Лисовский был настолько раздосадован прорывом, что велел казнить пленных на глазах защитников обители. Троицкие воеводы дали не менее жестокий ответ – велели на стенах, на глазах у противника казнить всех имевшихся пленных – 61 наемника и казака. Война всегда имеет в себе что-то непоправимо жестокое. После случившегося инцидента в лагере противника вспыхнули раздоры, друзья и родственники казненных винили своих военачальников.
Раздоры в обители
В марте от цинги умирало ежедневно 20–25 человек. Их закапывали в одну большую яму. Сохранилось письмо инокини Ольги (Годуновой), как раз от того времени. Она пишет тете (сохранилось практически такое же письмо ее бабушке):
На праздник святителя Николая 9 мая в Успенском соборе отец Иоасаф устроил и освятил придел во имя святителя, все молились Угоднику Божию. Как потом заметили, с этого дня многие начали выздоравливать, цинга отступила.
Последствия болезней и регулярной гибели воинов были катастрофическими. Но самым страшным оказалось другое. Возникли раздоры среди самих защитников. Раздоры тянулись с середины зимы вплоть до лета.
Хорошо это или плохо, но экономические взаимоотношения сохранялись в обители на протяжении всей осады. Кто-то что-то продавал или покупал, появлялись даже спекулянты. Чтобы кого-то похоронить, требовались, как правило, деньги – заплатить тем, кто копает, хоронит.
Мария Владимировна, княжна старицкая, королева ливонская, в постриге инокиня Марфа Конечно, обитель выделяла воинам и членам их семей из своих запасов продукты, теплую одежду. Делались даже денежные выплаты. В условиях осады всё это было, конечно, очень скромным. Воинам хотелось большей щедрости, а монахи настаивали на экономии.
Кто-то пустил слух, что казначей Иосиф (Девочкин-Кочергин) якобы «истерял» все монастырские деньги. Вспыхнули распри и взаимные обвинения. В феврале 1609 года на казначея написали донос, который попал к Царю, и тот велел воеводе князю Григорию Долгорукову провести расследование.
Расследование в те времена проводилось путем пыток. Осажденные выразили бурю негодования и отстояли старца Иосифа. За него так же вступился второй воевода – Алексей Голохвастов. Тогда Долгоруков подверг пыткам двух помощников казначея, от чего они вскоре и умерли, но подтверждения обвинениям не получил.
Воевода Долгоруков хотел взять под свой контроль казну, запасы и винные погреба монастыря. К сожалению, после боев он злоупотреблял спиртным.
К маю-июню 1609 года многие монахи поумирали от цинги или были убиты неприятелем, а Алексей Голохвастов болел, и тогда Долгоруков схватил казначея и подверг его пыткам: старца подняли на дыбу. Вину опять не удалось доказать. Настоятель обители архимандрит Иоасаф вступился за страдальца. Поддержали его другие соборные старцы, а также инокиня Марфа (бывшая королева ливонская). Воевода Долгоруков оправдывался и обвинял казначея в заговоре, в сношениях с неприятелем, в том же теперь стал обвинять воеводу Голохвастова и инокиню Марфу. Но сохранившийся к нашему времени архив документов Сапеги подобной измены не подтверждает. Никаких сношений казначея с неприятелем не зафиксировано.
Святую обитель защищали люди далеко не святые. Или, по крайней мере, святые не все
В конце концов старца Иосифа удалось оправдать. Полученные под пытками раны и болезни привели его к скорой смерти. Он был с почетом похоронен в Троице, а имя его внесли в монастырский синодик.
Почему же всё так? Да потому, что святую обитель защищали люди далеко не святые. Или, по крайней мере, святые не все. А несвятые и ведут себя соответственно. Никто и нигде не ищи идеала. Люди стремятся быть верными и полезными, но часто падают жертвами своих собственных немощей или предрассудков.
Пока тянулось всё это дело, никто не заметил лазутчика из стана врага.
Предатели, лазутчик, штурм
В мае 1609 года из монастыря кто-то перебежал в стан врага. Сапега узнал, что в монастыре осталось всего 102 дворянина, около 20 стрельцов, 40 казаков, 40 старых монахов и сколько-то стариков, женщин и детей. Вот, собственно, и всё, что уцелело от трех с половиной тысяч троицких сидельцев.
Но в марте-апреле Сапега отправил многих своих воинов, включая Лисовского, против земских ополчений, освободивших Владимир, Муром, Ярославль, Углич, Романов. В это же время легендарный полководец Михаил Скопин-Шуйский воссоздал правительственную армию и при поддержке шведов двинулся к Москве. Лжедмитрий II умолял Сапегу срочно снять осаду и ехать в Тверь, чтобы возглавить его войско.
Сапега провел совещание, и наемники наотрез отказались уходить от Троицы, ведь победа, говорили они, уже так близка.
Сапега проявил хитрость. Он отправил своего трубача Мартьяша в качестве перебежчика. Мартьяш дал троицким воеводам точные сведения, правильно наводил пушки на своих же товарищей и удачно для монастыря участвовал в вылазках. Он вошел в доверие. Более того, воевода Долгоруков, злоупотребляя спиртным, пустил его жить в свои палаты и даже поручал проверять ночные караулы.
В какой-то день (или ночь) еще два предателя перебежали к Сапеге и предложили спустить Нагорный (ныне Белый) пруд в овраг. А из этого пруда по тайным трубам вода поступала в обитель. Достаточно отсечь доступ воды, и через несколько дней обитель будет в безысходном положении. Всё шло само в руки завоевателя. Но как-то троицкие разведчики захватили пленного, который выдал план перекрытия воды. В считанные часы в обители наполнили водой огромные спешно вырытые ямы.
Для штурма Сапега мобилизовал все имевшиеся силы – 3000 наемников, казаков, переяславских дворян и 5000 даточных крестьян (то есть рекрутов, набранных из крестьян по положенной повинности). Из Ельца прибыла осадная пушка, стрелявшая калеными ядрами.
И вот, буквально за день до штурма появился перебежчик, православный литвин, по имени, кстати, тоже Мартьяш. Он разоблачил первого Мартьяша. Воевода Долгоруков приступил к своему обычному способу – пыткам – и выведал всё, как есть. Разведка подтвердила: будет штурм.
Вечером 28 июня Сапега вывел восьмитысячное войско для демонстрации своих сил и устрашения защитников. С наступлением сумерек они пошли с четырех сторон к стенам Троицы.
Раздались шесть выстрелов калеными ядрами – в монастыре, с полным истощением древесных запасов, гореть было практически нечему. Неприятели, добравшись до Пивного двора, устроили пожар здесь. В этом была их роковая ошибка, как и при первом штурме – пламя осветило штурмующих. Защитники открыли огонь дробом (картечью) из орудий подошвенного боя. Даточные крестьяне побежали первыми.
Воины восточной стены, отразив нападение, оставили здесь стариков, женщин и детей и поспешили на помощь воинам Долгорукова, с трудом сдерживавшего врага у Пивного двора. Противника удалось отбросить. Утром совершили вылазку к осадным приспособлениям и перебили тех, что были рядом. Согласно сохранившимся данным, враг потерял «семь добрых панов», 400 казаков, гайдуков и пахоликов (бедных шляхтичей), большое количество «черных людей». Набранные Сапегой переяславские дворяне и даточные крестьяне после сражения разбежались по домам.
Последний штурм: час пробил
В монастыре осталось менее 200 боеспособных защитников.
Сапега не мог организовать новый штурм сразу. Вняв мольбам Лжедмитрия II, он оставил часть воинов у Троицы и поспешил на помощь тушинскому полководцу Александру Зборовскому. Сапега не успел, и Зборовский потерпел поражение от русско-шведского войска.
Обозленные, Сапега и Зборовский подошли к Троице. Численность полков они довели до 12000. Превосходство их было безоговорочным. Чуть погодя это воинство сражалось со всей правительственной армией Скопина-Шуйского у Калязина монастыря.
Не сохранилось сведений, как наши защитники узнали о главном штурме обители. Но на стенах стояли все. И дети, дожившие до этого дня, – их исхудавшие, осунувшиеся лица выглядывали в бойницы. Стояли измученные женщины (одну из них в этом бою сразит шальная пуля). Инокиня Ольга (Годунова) и инокиня Марфа, бывшая царица Ливонская. Оставшиеся в живых монахи, казаки и стрельцы. Настоятель обители архимандрит Иоасаф. Воеводы Долгоруков и Голохвастов. Святые и грешные, праведные и не очень – они в любом случае готовы были жизнь свою за Троицу положить. Все распределились по стене длиной в 1250 метров. Пороха уже почти не было.
Святые и грешные, праведные и не очень – они готовы были жизнь свою за Троицу положить
Сапега решил не допускать прежних ошибок – никакого пламени снаружи крепости. Штурм вести со всех направлений всем двенадцатитысячным войском. И это против двухсот человек.
28 июля (по юлианскому календарю), за три часа до рассвета, враги заняли исходные позиции. Взяли лестницы, осадные приспособления, обнажили сабли, приготовили пищали, и сотни, тысячи пик были направлены в сторону святой обители. В кромешной тьме ждали команду, чтобы добить горстку защитников Троицы.
Раздался глухой выстрел осадного орудия.
Сапега дал следующий приказ к началу штурма. Осадная пушка должна выстрелить каленым ядром. Если обитель загорится, то сразу идти на приступ (пламя должно осветить находящихся внутри). Если пожара нет, то ждать второй выстрел, потом третий. И после третьего идти на штурм, независимо от того, будет пожар или нет.
И вот этот выстрел раздался.
И вот, произошло что-то странное, труднообъяснимое. Но если всё же как-то описывать это в понятиях земных, то случилось вот что.
Приказ Сапеги о начале штурма оказался запутанным и мудреным для большинства простых воинов. Одни пошли на штурм после первого выстрела, другие после второго, третьи – после третьего. В темноте колонны штурмующих смешались.
Отряды иноземных наемников услышали сбоку и позади себя русскую речь, приняли говоривших за вылазной отряд из обители. На самом деле то были тушинские казаки из их же сводного войска. Но иноземцы, испугавшись, вступили с ними в бой. Казаки, давно ненавидевшие иноземцев, после первой же их атаки ответили яростной рубкой. Отряды продолжали смешиваться, к сражающимся подтягивались сторонники с той и другой стороны. Забыв про штурм монастырских стен, словно помешанные, они стреляли друг в друга, рубили, кололи. Всю ночь до рассвета вокруг обители по холмам и оврагам гуляла кровавая коса смерти.
Алая заря поутру открыла страшное зрелище. Никто не понимал, что случилось. Всё вокруг стен было усеяно трупами
Алая заря поутру открыла страшное зрелище. Никто не понимал, что случилось. Всё вокруг стен было усеяно трупами. Сотни тел лежали тут и там. Кто-то стонал или хрипел в предсмертной агонии. Летали вороны.
А ведь с троицких стен выстрелили из пушек лишь несколько раз.
Защитники готовились к новым штурмам и приступам. Этого почему-то не случилось. Ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Осада продолжалась, но вплоть до ее снятия в январе 1610 года никаких штурмов больше не было.
Русские казаки из рядов неприятелей потом рассказывали о видении преподобного Сергия накануне штурма: он сказал, что они участвуют в богопротивном деле и жестоко расплатятся. Атаманы Андрей Болдырь и Пантелеймон Матерый вняли видению и тайно увели свои станицы из лагеря. Может, потому и сохранили жизни свои.
В октябре к Троице прорвался воевода Давид Жеребцов с четырьмя сотнями воинов. Еще были вылазки и схватки, еще теряли людей, еще были нестроения по поводу материального содержания воинов. Но ситуация кардинально менялась.
В январе 1610 года в обитель Троицы торжественно въехал всенародный герой Михаил Скопин-Шуйский. В обители отслужили благодарственный молебен.
Монахи отдали из погребов и житниц последние запасы на пропитание воинов и оставшихся в живых крестьян окрестных селений. А соборный старец Макарий Куровский отправился в Москву с радостной вестью и со святой водой из родника Преподобного Сергия.
Новодевичий монастырь, XVII век
Каким-то чудом за время осады выжили инокиня Ольга (Царевна Ксения Годунова) и инокиня Марфа (бывшая ливонская королева Мария Владимировна). Они поселились в Новодевичьем монастыре, где пережили новую скорбь – Новодевичий был захвачен мятежными казаками Ивана Заруцкого, а инокини ограблены донага. Удивительно, их жизни и здоровью не причинили вреда.
А настоятель обители архимандрит Иоасаф уехал на покой в Пафнутьев Боровский монастырь, где он когда-то принял постриг. Картины пережитого, скорби и стрессы подточили его силы, он нуждался в отдыхе. Но именно там, в Пафнутьевом монастыре, отца Иоасафа и настиг его давний враг Сапега.
Вражье войско, в котором находился сам Лжедмитрий II, появилось у монастыря летом 1610 года. Князь Михаил Волконский с 800 стрельцами успел укрыться в обители, поняв, что в самом Боровске оборону не выдержать. Отец Иоасаф настоял на решительном противодействии врагу и стойкой защите обители. На протяжении десяти дней неприятели трижды штурмовали обитель, но были отбиты. Четвертый штурм стал роковым.
Есть неподтвержденное мнение, что кто-то предательски открыл ворота Тайницкой башни и впустил захватчиков. Другие сведения говорят, что ворота открыли ради спасения собравшихся крестьян. Когда они заходили, неприятели поспешили на штурм. Люди от страха торопились в обитель, и в такой толчее закрыть ворота было уже невозможно.
Еще целые сутки наши воины сражались внутри обители и полегли все до единого. Князь Михаил Волконский героически погиб, защищая вход в собор, где укрывались монахи и мирные жители. Израненный, он упал уже в церкви, у левого клироса. Вражьи сабли никого не щадили – ни женщин, ни детей, укрывшихся в обители. Троицкий старец Иоасаф убит был вместе со всеми.
После ухода неприятеля убиенных монахов и мирян погребли в двух братских могилах. Когда же впоследствии служились панихиды, то, по свидетельству очевидцев, сквозь землю наружу проступала кровь.