сильна здесь разума власть
День народного единства?
«Наша Сила в Единстве, а Победы в Делах!»
Мир ига капитала жесток и лицемерен,
В нем божий люд разделен на хозяев и рабов.
Несчастен тот народ и по-холопски суеверен,
Кто создал сам себе кумиров из «земных богов».
Какое может быть общенародное единство,
В цепях всевластья беспринципных чужаков,
Когда пороки капиталистического свинства,
Цинично превращают нас в безропотных рабов?
Кто с кем един? Из нас никто не понимает,
Единства нет ни в мыслях, ни в делах.
Жулье ворует, власть их лицемерно покрывает,
И только сам народ извечно на бобах.
Нам лицемерно лгут про равноправие в стране,
Вещают сутками, не вылезая из экрана и эфира:
Что жизнь улучшилась, но весь народ в ярме,
Им лишь бы выжить, тяжко и обидно, не до жира.
Россию подло поделили на бедных и богатых,
Бесстыдству правящих «элит» не видно и конца.
Где в роскоши один процент, а остальные в нищих,
Нам преподносятся, как промыслы Небесного Творца.
Пока меж властью и народом роковая пропасть,
Бессовестно растущая и в глубину, и в даль,
У обездоленных людей одна лишь будет участь:
Прозреть, объединившись, или хранить печаль.
Мы знаем, что Октябрь* Великий, в веке прошлом,
Свободу совести и духа в человеке разбудил.
И суть Библейских заповедей и наказов Божьих,
В дела свершений светлых в СССР он воплотил!
В них дух единства, веры и любви торжествовали,
К свободе с равноправием, к душе родного края.
И мы другой такой страны действительно не знали,
Где б люди жили с песнями, друг друга уважая!
Где честь и совесть вознесли на пьедестал,
А равноправие стало желанной нормой жизни,
Где человек труда над алчностью воспрял,
И люди верили, что будут жить «при коммунизме».
Идеи справедливости светлы и благородны,
Как солнце над планетой полны они теплом.
Для целей равноправия другие не пригодны,
Лишь мудрость сострадания освящена добром.
Но кратким оказался справедливый для народа век,
Идеи социализма были преданы продажными верхами.
В ад власти капитала сброшен был наивный человек,
Война «Холодная», бедою жаркою для миллионов стала.
Для алчных душ чужды вечной справедливости идеи,
Враги для них и праведные чувства сострадания с добром.
Во власти капитала лишь ворюги, лицемеры и злодеи,
С прогнившей совестью, с насквозь отравленным нутром.
Однажды присягнув своей стране, её народу,
Позорно честь свою на злато и на роскошь разменять.
И уподобившись библейскому моральному уроду,
Идеи светлые и Родину свою предательски продать.
Все чаще людям вспоминаются справедливости вожди,
И их идеи и дела для счастья всех в Стране Советов.
И как убоги и никчемны, на их фоне, алчности творцы,
Загнавшие вновь в бездну нищеты и рабства человека.
Нам разум дан для торжества идей и дел добра,
Для совершенства лучших качеств человека,
Чтоб наша жизнь здоровьем с благостью цвела,
В гармонии души и тела, хотя б не меньше века.
Единство славя, нам надо власть и деньги разделить,
И к власти допускать лишь только праведников мудрых.
Законом, роскошь с нищетой из сути жизни исключить,
И лишь тогда достойны будем звания Существ Разумных!
Проснись, прозрей несчастная Россия,
Страна «рабов» и новоявленных господ.
Воспряньте духом, Люди стары и младые,
Единым стань, судьбой униженный Народ.
Чтоб жить в своей стране достойно, долго и счастливо,
Нам мало суть законов и систему власти поменять.
Нужны Единство и Народа-Воля, как разума живая сила,
Способная контроль над властью эффективно сохранять!
Я верю, что грядет благое для Отчизны время,
Когда очнется от дурмана оболваненный народ.
И мудро сбросив тяжкий гнет чужого бремя,
Власть, Разума и Справедливости законы обретет!
«Знаменитый дипломат Генри Киссинджер заявил, что на 96-м году жизни разочаровался в идеях капитализма, и считает величайшим грехом США «планомерное уничтожение единственного справедливого мирового государства – Советского Союза»
Почему всё в этой жизни зыбко, ненадежно,
Отчего пошло все не по замыслам Творца?
Почему так на душе становится тревожно,
Когда глупости людской не видно и конца?
Потому, что зло дорвалось править миром,
Упиваясь алчностью и бездуховностью людей.
И не совесть с состраданием их душ кумиры,
А пороки и грехи в них выше праведных идей.
Утрачен в людях стержень всей духовной жизни,
И справедливость подло в прах превращена,
Борьба добра со злом, как никогда, гонима ныне,
Победа злу без боя безрассудно в мире отдана.
Мир ига капитала жесток и лицемерен,
В нем божий люд разделен на хозяев и рабов.
Несчастен тот народ и по холопски суеверен,
Кто создал сам себе кумиров из «земных богов».
В основе власти капитала прибыль и нажива,
Их невозможно получить без рабского труда.
И над хапугами довлеет дьявольская сила,
Лишая их достоинств человека раз и навсегда.
Россию тоже подло поделили на бедных и богатых,
Бесстыдству правящих элит не видно и конца.
Где в роскоши один процент, а остальные в нищих,
Нам преподносятся, как промыслы Небесного Отца.
Отсюда все мирские беды и несчастья,
А с ними вместе смуты, войны и вражда.
И совесть с болью стонет от бесправья,
В набат стучит от издевательства душа.
И поэтому, мечтая о свершениях прекрасных,
В размышлениях горьких о причинах наших бед,
Чтобы спасти Отчизну от позора и годин ненастных,
Время вспомнить об истоках всех былых побед.
Мы знаем, что Октябрь Великий, в веке прошлом,
Свободу совести и духа в человеке разбудил.
И суть Библейских заповедей и наказов Божьих,
В дела свершений светлых в СССР он воплотил!
В них дух единства, веры и любви торжествовали,
К свободе с равноправием, к душе родного края.
И мы другой такой страны действительно не знали,
Где б люди жили с песнями, друг друга уважая!
Где честь и совесть вознесли на пьедестал,
А равноправие стало желанной нормой жизни,
Где человек труда над алчностью воспрял,
И люди верили, что будут жить «при коммунизме».
Мы родом все из незабвенного СССР,
Взрастившем славу и величие народа,
Явившем миру справедливости пример,
Где совестью дышала бытия природа.
Идеи справедливости светлы и благородны,
Как солнце над планетой полны они теплом.
Для целей равноправия другие непригодны,
Лишь мудрость сострадания освящена добром.
Но кратким оказался справедливый для народа век,
Идеи социализма были преданы продажными верхами.
В ад власти капитала сброшен был наивный человек,
Война холодная, бедою жаркою для миллионов стала.
И как всегда простой народ остался крайним,
Вновь прерван мирной жизни поколений бег,
А силы зла, создав раздрай народам братским,
Цинично празднуют свой дьявольский успех.
Зачем разрушен был родной наш СССР,
Кому мешала справедливости природа?
Где был реальным равноправия пример,
И в мире не было счастливее народа!
Где от рожденья были все равны,
В труде, учебе, службе, медицине.
Где люди были дружбою сильны
И Родиной своей гордятся и поныне.
Мы все свидетели кошмара ограбления века,
Когда иудушки глумливо поделили достояние страны.
С коварством дьявола, поправ все скрепы человека,
Моральные уроды воплотили в жизнь законы сатаны.
Для легитимности своих преступных действий,
Коварно провели банкротство экономики страны.
Чтоб скрыть цинизм приватизации последствий,
Абсурд аукционов разыграли по законам сатаны.
Ведь дети дьявола не к демократии стремились,
Богатство, извращения и власть стояли на кону.
И все злодеи срочно в «демократов» обратились,
Чтоб безнаказанно присвоить всенародную казну.
Приватизация есть узаконенный грабёж народа,
Где слуги алчности, как крысы, рвут союзное добро.
В набат должна стучать души земной природа,
Пока страною продолжает подло править зло.
Все результаты закрепили в основном законе,
Придав награбленному частной собственности вид,
Что ныне позволяет им вещать о честной доле,
Заслугах личных и правах на звание незыблемых элит.
Мы потеряли самое благое в жизни достояние:
Основы равноправия и светлой справедливости мечту.
И в результате, по заслугам, получили в наказание:
Кошмар бесправия, дикость разграбления, мрак и нищету.
Позор России не застить майданом Украины,
Нелегитимность власти, по закону, тоже на виду.
Деревни с сёлами похожи на зловещие руины,
Как-будто вместе с Сирией прошли через беду.
Дух капитала ныне царствует в стране,
Народ живет взаймы, как-будто на чужбине.
Злодеи жируют, душонки продав сатане,
Погрязли в похотях, иуды, и в гордыне.
Продажные твари, с умом лицедеев,
Страну растерзали, одели ярмо.
И пьёт ненасытная свора злодеев,
С источника власти «живое вино».
Для алчных душ чужды вечной справедливости идеи,
Враги для них и праведные чувства сострадания с добром.
Во власти капитала лишь ворюги, лицемеры и злодеи,
С прогнившей совестью, с насквозь отравленным нутром.
Однажды присягнув своей стране, её народу,
Позорно честь свою на злато и на роскошь разменять.
И уподобившись библейскому моральному уроду,
Идеи светлые и Родину свою предательски продать.
Все чаще людям вспоминаются справедливости вожди,
И их идеи и дела для счастья всех в стране Советов.
И как убоги и никчемны, на их фоне, алчности творцы,
Загнавшие вновь в бездну нищеты и рабства человека.
Все дорожает в мире ига капитала,
И только честь и совесть падают в цене.
К сверхпотреблению страсть народы обуяла,
А мир погряз в самоубийственной войне.
Кто правит миром, потерял рассудок,
А их душой и сердцем владеет сатана.
Погрязли в роскоши и похотях иуды,
Когда же Разум даст нам Должного ума?
Так в чем ошибки и вина российского народа,
За что его, как быдло, вновь загнали в нищету?
Ответ прозрачен, как чистой совести свобода:
За разобщенность, трусость и святую простоту!
В те дни трагических свершений,
Дурман нам разум всем затмил.
И цепь преступных разрушений,
Никто в стране не прекратил.
В России воцарились все пороки инородного правления,
Преступные элиты вывозят деньги и ресурсы за бугор.
И здесь, для мыслящих, не может быть иного откровения,
Что только сам народ способен уничтожить свой позор.
Вновь зреет, пухнет гнев праведный народа
Супротив ига злата и воровских властей.
И снова бьет в набат души земной природа
В умах обманутых и обездоленных людей.
Пора нам снять дурман с народного сознания,
Чтоб объявить «ворам в законе» беспощадную войну.
Ведь не поймут потомки наши оправдания,
Когда злодеи растерзают на куски единую страну.
Страною правят беспринципные элиты,
Где алчность славит свой иудин бал.
До нищеты народы обирают паразиты,
Их власть, по сути, оккупации кошмар.
Ни совести, ни состраданья нет у этих упырей,
Для жуликов страна, как для свиней кормушка.
Всё жадно проглотить или загадить поскорей,
Лишь злато с роскошью у них любимая игрушка.
Власть крышует хапуг, явно в доле стоит,
Круговою порукой все давно уж повязаны.
И суды, и законы, и банки в обслуге у них,
И играть роль шутов в думе «слуги» обязаны.
Нам лицемерно врут про равноправие в стране,
Вещают сутками, не вылезая из экрана и эфира,
Что жизнь улучшилась, но весь народ в ярме,
Им лишь бы выжить, тяжко и обидно, не до жира.
Но обездоленный народ не верит плутократам,
Укравшим у него и власть, и достояние страны.
Растет вселюдный гнев на подлость демократов,
Цинично растоптавших справедливости мечты.
Нас всех загнали в ад позорного терпения,
Народ в отчаяние, не верит больше никому.
Плюет на выборы, как на инструмент глумления,
Над верой в справедливость и законов правоту.
Пока меж властью и народом роковая пропасть,
Бессовестно растущая и в глубину, и в даль,
У обездоленных людей одна лишь будет участь,
Прозреть, объединившись, или хранить печаль.
Чтоб порвать этот круг, несменяемых лиц,
Возомнивших себя на земле небожителями,
Надо разум включить и народ весь сплотить,
Чтоб достойных избрать Отчизне служителями!
Всё нам свыше для блага судьбою дано,
Не хватает, казалось-бы, малости.
Научиться сообща побеждать вокруг зло,
Не впадая в безумные крайности.
Не с судьбой, а с собой мы бороться должны,
Со своим пофигизмом, с грехами, пороками,
Никому разобщенностью дикою мы не важны,
Вот и славим страну «дураками с дорогами».
Власть чужая по сути своей и коварным делам,
Ей в усладу и масть полурабское наше терпение.
Растащила «элита» страну по семейным счетам,
Загнала весь народ, как изгоев, в забвение.
Нищим быть, позорно в богатой стране,
Неужели мы только к раздорам способные.
И прозреть уж пора: нами правят извне,
Капиталы, жульем за «бугор» уведенные.
В Россию вновь вернулось лихолетье,
Вновь смутные настали времена,
Где торжествуют воровство с бесчестьем,
И круговой порукой власть объединена.
Тон задает продажная элита,
Коварно разорившая страну.
Мощна их за бугром давно сокрыта,
Туда же всю попрятали родню.
Нет родины у злата и богатства,
Им не известен сострадания дух.
Корысть и желчь стяжательства, как яства,
Питают их паразитический недуг.
Желанья олигархов ненасытны,
И бизнес их построен на крови.
Как крысы рвут они на части,
Остатки достояния страны.
Нас не простят не по годам взрослеющие дети,
И внуки спросят, смело одолев испуг:
Как Вы могли позволить плутократам этим,
Что мы рабами народились вдруг?
Вам предки передали государство,
Вложив в него все силы и мечты.
Вы нам сдаете жалкое наследство,
От бывшего величия страны.
Где наше право на безоблачное детство
И равенство для всех на взрослый старт?
Чем хуже мы тех отпрысков богатства,
Что с нами через губу говорят?
Стара, как мир, проблема эта,
Зло торжествует на земле.
И чахнет справедливость где-то,
Оставив человечество в беде.
Пора оценку дать злодейским преступлениям,
Назвать виновных в созидание мятежа,
Чтоб исключить саму возможность повторения,
Событий подлых сквозь грядущие века!
Суть беды, что у каждого правда своя,
В распрях склок, ум за разум порою заходит.
И все знают, что истина в жизни одна,
Но единства в делах род людской не находит.
И корить лишь себя мы в раздорах должны,
В эгоизме страстей и амбиций греховных.
Никому разобщенностью дикою мы не важны,
Не поймем, наш удел вечный поиск виновных.
Чтоб жить в своей стране достойно, долго и счастливо,
Нам мало суть законов и систему власти поменять.
Нужны единство и народа воля, как разума живая сила,
Способная контроль над властью эффективно сохранять!
Сегодня даже за бугром приходят к пониманию,
Что сущность ига капитала порочна и вредна.
Наш долг вернуть стране украденное достояние
И власть вручить народу не на миг, а навсегда.
Здравый смысл только с совестью разума дружит,
Сострадание в жизни рождает благие дела.
Справедливости зов лишь гуманные души тревожит,
А добро с бескорыстием согревают творящих сердца!
Нам разум дан для торжества идей и дел добра,
Для совершенства лучших качеств человека,
Чтоб наша жизнь здоровьем с благостью цвела,
В гармонии души и тела, хотя б не меньше века!
Для этого нам надо власть и деньги разделить,
И к власти допускать лишь только праведников мудрых,
Законом, роскошь с нищетой из сути жизни исключить,
И лишь тогда достойны будем звания существ разумных!
Настало время сжечь позор постыдной простоты
И вспомнить о своих правах на референдум чести.
Чтоб силой разума осуществить народные мечты,
О справедливой жизни на века, достойно, вместе!
Нам всем нужна великая Россия,
Не только по размерам, а хотелось больше по уму.
Где власть вершит не капитала злая сила,
А торжествуют дух Единства и стремления к Добру!
Мечтать не вредно, кто сказал не помню,
Но твердо знаю, что без цели жизнь пуста.
Давайте вместе помечтаем дружно вволю,
А лучше, над страной потрудимся сообща!
Кто виноват, что делать, с кем бороться?
Вопросы вечны, а решений нужных так и нет.
Разумным и ответственным пора объединиться,
Чтоб вместе дать народу праведный ответ!
Я верю, что грядёт благое для Отчизны время,
Когда очнется от дурмана оболваненный народ,
И мудро сбросив тяжкий гнет чужого бремя,
Власть, Разума и Справедливости законы обретет!
Данная публикация является авторским сборником
из произведений, размещенных по ссылкам:
Сильна здесь разума власть
Европейская поэзия XVII века
Поэзия барокко и классицизма
Художественное богатство европейской поэзии XVII столетия нередко недооценивают. Причина тому — предрассудки, продолжающие иногда все еще определять восприятие литературного наследия этого бурного, противоречивого, сложного времени. Принципиальному будто бы «антилиризму» XVII столетия ищут объяснения и в господстве нивелирующей человеческую личность придворной культуры, и в гнете абсолютизма, и во влиянии на умы метафизического склада мышления, рационалистической прямолинейности и просто-напросто рассудочности, и в склонности превращать поэзию в изощренную, искусственную формалистическую игру — склонности, отождествляемой, как правило, со стилем барокко. Однако попытки абсолютизма подчинить себе творческие силы нации отнюдь не определяют содержание духовной жизни европейского общества XVII столетия. Решающую роль здесь играют другие факторы. Не следует преувеличивать и значение метафизических и механистических представлений в культуре XVII века. Обостренный интерес к проблеме движения — одна из отличительных черт интеллектуальной жизни этой эпохи. Обостренный интерес к динамическим аспектам действительности, к преисполненному драматизма движению характеров, событий и обстоятельств, к осмыслению и воспроизведению противоречий, служащих источником этого неумолимо устремляющегося вперед жизненного потока, присущ и эстетическому мировосприятию эпохи, особенно его барочным формам.
Чуждый предвзятости, объективный взгляд на литературу барокко как на искусство, не лишенное острых противоречий, но отнюдь не однолинейное, а, наоборот, чрезвычайно многообразное, способное порождать ослепительные, непреходящие художественные ценности, и является одной из основных предпосылок для плодотворного восприятия европейской поэзии XVII века. Облегчают возможность такого подхода многочисленные работы, которые посвящены советскими учеными в последнее время изучению проблемы барокко.
Семнадцатый век выдвинул таких выдающихся поэтов, как Гонгора, Кеведо, Донн и Мильтон, Марино, Малерб, Ренье, Теофиль де Вио, Лафонтен и Буало, Вондел, Флеминг и Грифиус, Потоцкий, Зрини и Гундулич. Один уже перечень этих имен говорит о том, какое принципиально важное место занимает XVII век в истории европейской поэзии. Но это лишь перечень светил наивысшего ранга, да и то выборочный, неполный. Важно и другое: во всех странах Европы поэзия в XVII веке переживает бурный расцвет, находится на гребне литературной жизни, порождает поистине необозримое количество талантливых, незаурядных творческих личностей.
В художественной системе европейской поэзии XVII века немало черт, связанных с литературными традициями прошлого. К Возрождению восходят во многом и господствующая структура лирических и эпических жанров, и продолжающееся усиленное обращение к античной мифологии как к кладезю сюжетов и образов, и воздействие канонов петраркизма в любовной лирике, и влияние на развертывание поэтической мысли законов риторики. Барочные писатели к тому же широко используют восходящие к средневековой культуре символы, эмблемы и аллегории, воплощают свои умонастроения с помощью традиционных библейских образов, вдохновляются зачастую идеалами, почерпнутыми из рыцарских романов. Вместе с тем художественное мироощущение, которым проникнута поэзия XVII века, в своей основе глубоко оригинально, самобытно, принципиально отлично от эстетических концепций и идеалов как эпохи Возрождения, так и века Просвещения.
Речь здесь идет не только о весьма высоком и широко распространенном уровне технического мастерства (причину этого следует искать и в закономерностях становления национальных литературных языков; и в обостренно-утонченном стилевом чутье, присущем эпохе; и в месте, которое поэзия занимала в существовании просвещенных кругов того времени, составляя основной предмет занятий многочисленнейших салонов, объединений и академий и служа одним из главных средств украшения придворного быта). Определяющим же является другое: крупнейшие достижения европейской поэзии XVII века запечатлели в совершенной художественной форме духовные искания, страдания, радости и мечты людей этой эпохи, жестокие конфликты, очевидцами и участниками которых они были. Постичь своеобразие европейской поэзии XVII столетия, истоки ее жизненности (в том числе и тех ее аспектов, которые кажутся особенно близкими людям XX в.) нельзя, не восстановив хотя бы в самых общих чертах сущность тех исторических условий, в которых суждено было творить ее выдающимся представителям, и той культурной атмосферы, которая их окружала и созданию которой они сами способствовали.
«Семнадцатый век» как эпоха играет во многом узловую, критическую роль в развитии того процесса борьбы между силами, защищающим феодальные устои, и силами, расшатывающими эти устои, начальная стадия которого относится к эпохе Возрождения, а завершающая охватывает эпоху Просвещения. Эту роль можно назвать узловой потому, что именно в ожесточенных общественных схватках, происходящих в XVII столетии (будь то Английская революция, Фронда или Тридцатилетняя война), во многом определяются темпы и характер дальнейшего развития, а в какой-то мере и будущего разрешения этого конфликта в отдельных странах Европы.
Повышенный драматизм XVII столетию как эпохе придает и то обстоятельство, что общественные столкновения разыгрываются в этот исторический период в условиях резкой активизации консервативных и реакционных кругов: они мобилизуют все свои ресурсы и используют все возможности с целью повернуть историю вспять или хотя бы приостановить ее поступательное движение. Усилия консервативных кругов принимают весьма различные формы. Это прежде всего такое широкое и многоликое общеевропейского характера явление, как контрреформация. Если во второй половине XVI столетия идеал, утверждаемый деятелями контрреформации, носит по преимуществу сурово аскетический характер, то с начала XVII века поборники этого движения (и в первую очередь иезуиты) прибегают ко все более разносторонним и гибким методам воздействия, охотно используя ради распространения своих идей и расширения сферы своего влияния пропагандистские и выразительные возможности стиля барокко, со свойственной ему пышностью, эмфазой и патетикой, тягой к чувственности. Одно из центральных событий в Западной Европе XVII столетия — это Тридцатилетняя война. И эта кровавая бойня, в которую оказались втянутыми европейские страны, была прежде всего следствием пагубных поползновений со стороны реакционных сил, их стремления к господству любой ценой.
Возросшая сложность условий, в которых в XVII столетии развертывается общественная и идеологическая борьба, наглядно отражается в художественной литературе эпохи. В литературе XVII века по сравнению с Возрождением утверждается более сложное и вместе с тем более драматическое но своей сути представление о взаимосвязи человека и окружающей его действительности. Литература XVII столетия отражает неуклонно возрастающий интерес к проблеме социальной обусловленности человеческой судьбы, взаимодействия во внутреннем мире человека личного и общественного начал, зависимости человека не только от своей натуры и прихотей фортуны, но от объективных закономерностей бытия и в том числе от закономерностей развития, движения общественной жизни. Литература XVII столетия, как и ренессансная литература, исходит из представления об автономной, свободной от средневековых ограничений человеческой личности и ее правах и возможностях как основном мериле гуманистических ценностей. Она рассматривает, однако, эту личность в более глубокой и одновременно более широкой с точки зрения охвата действительности перспективе, как некую точку преломления находящихся вне ее самой, но воздействующих на нее сил.
Замечательные ренессансные писатели Боккаччо и Ариосто, Рабле и Ронсар, Спенсер и Шекспир (в начале его творческого пути) в своих произведениях прежде всего с большой художественной силой раскрывали безграничные возможности, заложенные в человеческой натуре. Но их мечтам и идеалам был присущ утопический оттенок. В огне таких катаклизмов, как религиозная война во Франции 60—90-х годов XVI века, как революции в Нидерландах и Англии или Тридцатилетняя война, в соприкосновении с такими общественными явлениями, как контрреформация и процесс первоначального накопления, особенно очевидно выявлялись призрачные, иллюзорные стороны этого идеала. Осознание жестокого разлада между возвышенными ренессансными идеалами и окружающей действительностью, в которой верх берут антигуманные общественные силы, нашло свое воплощение в творчестве выдающихся представителей позднего Возрождения (например, у Дю Белле, автора «Сожалений», и в целом ряде стихотворений, созданных Ронсаром в 70—80-х годах XVI в., в «Опытах» Монтеня, в творчестве Шекспира после 1600 г., в произведениях Сервантеса). Несомненна тесная органическая связь между преисполненным внутреннего трагизма периодом позднего Возрождения и процессами, характеризующими западноевропейскую литературу «семнадцатого века». Последняя утрачивает многие важные качества, отличавшие мироощущение людей эпохи, когда самоутверждение свободной, автономной человеческой личности было первоочередной исторической, а тем самым и общественной задачей. Одновременно литература XVII века подхватывает некоторые из тенденций, обозначающихся в творчестве ее великих предшественников, и развивает их по-своему в новых условиях.