сербия опыт любви канал спас
Страна, где нас любят
О новом фильме Валерия Тимощенко «Сербия. Опыт любви»
Мы часто задаёмся вопросом: что такое Русский мiръ, существует ли он географически или только метафизически? Однако ряд исторических событий, пережитых нашим народом, и некая кровная и духовная общность, а также предельная схожесть исторических событий с народом, живущим «тамо далеко», позволяет нам с твёрдой уверенностью ощущать пространство нашего Русского мiра. А значит, ощущать себя ответственными за него.
Фильмы режиссёра Валерия Тимощенко, уже полюбившиеся зрителю, – это работа по собиранию Русского мiра. Работа историка, философа, художника. Нелёгкий труд осмысления, которым автор пытается соединить национальное самосознание с религиозным, вернуть русскому человеку живое пространство, где «дышат почва и судьба».
Авторы сценария фильма «Сербия. Опыт любви» – режиссёр Валерий Тимощенко и его друг и духовник, протоиерей Виктор Салтыков, известный зрителю как соавтор и герой фильмов «Кавказский фронт», «Трезвитесь!», – на протяжении всей поездки по Сербии задаются вопросом: что объединяет наши народы.
«Нас укрывало огромное пространство: лес, – говорит отец Виктор. – Укрывались люди в лесу. Сгорело всё? Да и Бог с ним! Новое построили. Строили быстро, сильно, красиво. А вот сербов укрывали горы. Они тоже на перекрестии, но у них всегда была возможность укрываться и сохранять нечто самое главное в этих горах».
Если бы наши школьные учебники рассказывали о том, что в основании православного государства, нашего и не только, лежит святость, чей-то подвиг, мы точно как минимум внимательнее относились бы к земле, на которой живём. Автор фильма дарит нам это узнавание – себя и близкого нам народа. В фильме рассказывается о том, как один из самых любимых святых южных славян, Савва Сербский, после встречи с таинственным русским монахом бежал на святую гору Афон, в русский Пантелеймонов монастырь, и там, вопреки воле грозного отца, постригся в монахи. Позже он переписывался со своим отцом. Что было в тех письмах – тайна, однако великий воин, основатель государства Стефан Неманя и его супруга приняли монашество. Наряду с русскими святыми князьями у славянского мира есть святые Симон Мироточивый и Анастасия Сербская, что покоятся в Студенице.
«Так что в самом основании Сербии, – говорит Валерий Тимощенко, – лежит эта встреча безымянного для нас русского монаха и великого сербского святого. Хочется надеяться, что Сербия вернет нам когда-то сокровище, которое взяла от Афона, от русского Пантелеймонова монастыря: святую власть и способность оставаться собой – в победе и в поражении, и это умение столетиями воевать на четыре фронта».
Автор фильма уверен, что вопрос о нравственной власти, о том, возможна ли она вообще на этом свете, – главный для сегодняшней России, да и для всего мира.
Фильм – мозаика портретов, временами полноцветных, временами – чуть намеченных: лица крестьян, монахов, детей, от епископов до самых простых жителей Сербии от края до края, и мы видим, как естественно, как гениально просто соединяется в жизни сербов церковное и мирское мировоззрение, христианство и крестьянство.
Оказывается, русскому человеку, порой страдающему от междоусобиц, от непонимания в своём доме, так легко зайти в дом сербского брата, любого первого встречного серба. И русские заходят – как близкие люди, а не как съемочная группа фильма, который, кстати, не был никем заказан и снимался на собственные деньги.
Зритель увидит в реальном времени, как при этих случайных встречах русские мгновенно становятся членами сербской семьи. И, как и положено близким, – без стеснения идут помогать, работают вместе в поле – в сербской задруге (общине), которая, слава Богу, так и не стала колхозом, а осталась семьёй, потом делят домашнюю и монастырскую трапезы. И русский батюшка служит литургию вместе с сербскими священниками.
Случайно встреченные сербы диктуют отцу Виктору имена своих близких, и он выводит славяницей сербские имена, чтобы они заздравно или заупокойно звучали потом долго-долго в русском деревенском храме, стоящем среди Ивановских и Костромских лесов, где служит отец Виктор. А русские имена остались в помянниках сербских священников и монахов и в эту минуту, может быть, звучат под сводами древних сербских храмов.
В своём романе «Унион» Юрий Лощиц – писатель, наиболее глубинно высветивший для Русского мiра сербскую культуру, историю, традицию – писал: «…Разве не здесь, разве не в этом лоне кости моих праотцев, понимавших друг друга с полуслова на всём пространстве между Моравой и Припятью, между Окой и Дриной, между Ворсклой и Брегальницей. »
В первую поездку съемочная группа встретилась с молодой семьёй Дарко. Его жена Юлия – русская, из Новороссийска. Она спокойно приняла решение Дарко стать священником и то, что его могут направить служить в албанские районы, где сербов почти нет.
Когда состоялась вторая поездка в Сербию, Дарко уже стал священником. Можно с уверенностью сказать, что эта русско-сербская семья на краю православного мира, двое их маленьких детей – и есть наше общее славянское будущее. Вот и ответ на вопрос: есть ли он еще – русский народ. А еще для нас это свидетельство, опыт любви в этом мире русофобии, где американский финансово-ростовщический расизм диктует правила жизни остальному миру и уничтожает военным путём сербов, иракцев, ливийцев, украинцев. С нашим государством проведен не менее циничный эксперимент: за 20 лет в России перестало существовать 20 тысяч сел и деревень, как сообщала «Российская газета» еще в 2010 году.
Не в том ли наше сегодняшнее поражение, что сердца наши охладели и окаменели, потому что мы бросили свою деревню? Не для того ли нас отлучали от земли, чтобы умертвить душу в четырех фабричных стенах. Когда лелеешь живую землю, растишь на ней жизнь из живого зерна, ты будто сердце своё взрыхляешь и растишь. Не было у крестьянина понятия «любить», было только – «жалеть». От того и выносило великое сердце русской, сербской крестьянки не выразимые никаким героическим эпосом страдания – от татарских полчищ до предательств и войн 1990-х, от турецкого ига до натовских бомбардировок на рубеже XX и XXI веков.
Вглядишься в эти сербские лица, и встаёт перед тобой в яви и Хатынь, и Ясеновац, и все преступления ненавистников славянства, уничтожавших самые духовно и этнически стойкие и свободолюбивые народы в 1918-м году, в 1941-м, в 91-м, 99-м, и то, как ломались судьбы тех, кто оставался неподкупен.
«Осень в горах. Мы в Черногории, спускаемся в долину на Косово, – звучат в фильме слова протоиерея Виктора. – День дивный. Вчера дождик был. Бывает осенью как будто созревший день, как яблоки зеленые, зеленые были, не видно их было среди листвы, и вдруг раз – день с утра виден, чистый, как кристалл живой. Впереди Косово поле… Мы же, когда крестились – в воины Христовы крестились. А воины для чего? Воевать. Куликово поле, Косово поле. ‟Кос” в переводе с сербского – кулик. Даже в этом созвучны мы. Неважно, исторические победы или поражения. Главное, что Господь даровал нам победу с самого начала, в день крещения нашего. Крест – символ победы».
Авторы, говоря о монастыре Высокие Дечаны, проводят параллель, напоминая, что если монастырь преподобного Сергия в Смутное время оборонялся 17 месяцев, то здесь монахи в осаде уже больше 12 лет. Для них Смутное время продолжается, время от времени монастырь обстреливают из гранатомётов и снайперских винтовок. Не здесь ли, в Косово, в Метохии, в Высоких Дечанах, лежит тайна сербской стойкости и духовной выносливости?
Какие слова найти, глядя на фотографии – лица сербов в годы войны 1992-го, 1999-го гг.? Создателю фильма, видевшему и снимавшему войну в Чечне, в Абхазии и на Донбассе, ложатся на сердце строки из 1-го послания апостола Петра: Трезвитесь и бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить. Противостаньте ему твёрдой верою, зная, что такие же страдания случаются и с братьями вашими (1 Петр. 5, 8 – 9 ).
В фильме приняли участие игумения Феврония (Божич), настоятельница монастыря Печь Патриарша; архимандрит Михаил, духовник монастыря Гомирье; епископ Далматинский Фотий, ректор семинарии мон. Крка; епископ Будимлянский и Никшичский Иоанникий (Мичович). И все они непрестанно вспоминают о святом патриархе Павле, как о явлении для сербского и для всего христианского мира в целом, кто-то замечает, что его будто взяли из IV-го века и перенесли в XX-й.
5 июля 2001-го г. в Скопье (Македония) правительство Македонии и выступающие в качестве посредника представители НАТО подписали Соглашение о прекращении огня. Аналогичный документ был подписан представителями НАТО и «Освободительной национальной армии» (ОНА). Сокрушаясь об этом, игумения Феврония (Божич), настоятельница монастыря Печь Патриарша, говорит: «Лучше бы нас всех, сербов, побили, чтобы мы вошли в историю как святой народ… Для сербов теперь ничего хорошего нет. Если только ваши (русские) молитвы спасут нас, будет хорошо. Русские от семи до часу в храме: утреня, литургия, акафист, освящение воды. Такого больше нигде не видела. Русский народ продлит век на этой земле. Я тако верую». В настоящее время матушка уже предстала пред Господом. И автор фильма уверен, что они тогда встречались со святой, которую благословил еще святитель Николай Сербский.
«Святые касаются друг друга. Это непостижимая тайна». В этом Валерий Тимощенко убедился, работая над фильмом о Сербии, о русской деревне, о казачьей станице, о Николо-Угрешском монастыре, о князе-миротворце А.И. Барятинском…
«Нас с русскими сто пятьдесят миллионов»
Казаки первыми пришли на помощь сербскому народу, воюя в Югославии, Боснии и Герцеговине. У всех сохранилось в памяти, как в Первую мировую войну сербов спрашивали: сколько вас, сербов? И они отвечали: «Нас с русскими сто пятьдесят миллионов».
Один из сербских героев фильма рассказывает о том, как погибли его сыновья в 1992‒93-м гг., когда началась гражданская война между Боснией и Герцеговиной. «Я ходил к боснийским властям 25 раз. Потом мы с женой помолились Богу, зажгли свечу. И она попросила меня принести носки с останков сына. Когда она вязала их сыну, ошиблась в петлях в трёх местах. И она по этим меткам опознала носки сына. Потом мы нашли крестик в костях и оба узнали его». Похоронили сына без головы и до сих пор ищут его голову. Известно, что когда сербским воинам отсекли головы, их, вероятно, отвезли в Сараево. Около 80-и голов сербов заложены в самую большую мечеть в Европе – в Сараево, которую финансировали арабы. «В тот год хорошие деньги давали тому, кто приносил голову сербского бойца», – говорит отец погибшего. Он мог устроить сыну отсрочку, но парень ответил: «Папа, если кто-то попадёт на моё место и с ним что-то случится, я буду сожалеть до гроба. Не хочу. Пойду защищать сербский народ». Такие они были, эти ребята – и сербы, и наши.
Около 80-и голов сербов заложены в самую большую мечеть в Европе
Они болели за Россию, поэтому и воевали за Сербию
Наши добровольцы говорят, что есть понятие – «заточенные под войну», и они уверенны, что «это были русские люди, воевавшие за Русский мiръ». Они болели за Россию, поэтому и воевали за Сербию. Режиссёр фильма говорит: «Слава Богу, что нашлась эта сотня на просторах России. Благодаря им наша совесть чиста».
Борис Земцов, публицист и русский доброволец в Сербии, пишет: «Участие русских добровольцев в югославской войне 1991–1995 гг. – полноценная страница
нашей, российской истории. Здесь и образец ратной доблести соотечественников, и достойный пример для воспитания новых поколений в духе патриотизма. …Русские добровольцы, ехавшие воевать в Боснию и Хорватию в 1991–1995-м годах, чётко осознавали, что едут они не за “длинным долларом наёмника”, не за орденами, не ради карьерного роста, а исключительно по зову сердца, из патриотических побуждений. В полном соответствии со всеми тогдашними политическими реалиями любой доброволец понимал без иллюзий, что для государственных структур – он вне закона».
Только по приблизительным оценкам специалистов, через югославские фронты 1991–1995-го годов прошли несколько тысяч наших соотечественников.
Запомните эти имена, помяните их – русских бойцов, погибших за Вышеград. Андрей Неменко (1971–1992), Геннадий Котов (1960–1992), Дмитрий Попов (1968–1993), Владимир Софанов (1957–1993). Их жертва – это опыт любви.
В начале 1992 г. усилиями Рогатической, Вышеградской бригад вражеские силы были оттеснены от городов Рогатицы и Вышеград, в направлении к центральной части Боснии и Герцеговины и дальше – в сторону Сараева. Какая-то тысяча бойцов, из них сотня – русских, помогла сохранить это живое православное пространство практически внутри мусульманской Боснии.
Второй сын нашего сербского героя стал монахом, а первый – солдатом и погиб в эту войну. Отец его уверен: «Кто знает, если бы мой сын прожил сто лет, но не остался верен Богу, не смог бы спастись…». Его сын числился без вести пропавшим, но когда ему приснился сон, он понял, что сын погиб. «Я увидел, как он поднимается навстречу войску и поёт “Аллилуйя”. Одет в мантию, шитую бисером. На груди – лик Господа, на спине – крест… Я всё понял, со всем примирился. Успокоился». В каком это веке происходит? В IX-м, XII-м, XVII-м? Нет. Это говорится о святых XXI-го века, которые вчера, сегодня – ходят с нами рядом.
«Воскресения не бывах без смерти. Серб Христов, радуйся смерти», – читаем мы вслед за отцом Виктором Салтыковым надпись на фреске сербского монастыря. «Вот и ответ, – говорит батюшка. – А теперь нужно найти свидетельство: в поле, в городе, на море, в глазах людей. А то мы прочитали, как книжку хорошую про трех мушкетёров, – и пошли жить другой жизнью». Это обращено и к зрителю, который увидит фильм «Сербия. Опыт любви».
После презентации фильма в сербском посольстве в Москве посол Сербии в России Славенко Терзич высказал важную мысль о том, что Сербия и Россия – это поствизантийское пространство. И на нас лежит ответственность: сохраним ли мы это спасительное христианское пространство нашей жизни, как сохраняли его наши предки для нас.
Валерий Тимощенко: «К сожалению, пока кто-то за нас пытается нас выразить»
Сегодня наши провинциальные книжные издания, областные журналы, литературные и киностудии подчас выполняют функции столичных, ничуть не уступая им в профессионализме. Краснодарская киностудия им. Н. Минервина за последние годы выпустила цикл фильмов на тему Великой Отечественной войны «Чистая победа…» и тетралогию «Крестьянская история». Президент Краснодарской киностудии, член Правления Союза кинематографистов РФ Валерий Тимощенко берётся за непростые темы: Кавказский фронт в 1915 году, Чеченская война в 1996-м, Сербия в Русском мiре…
– Какие, на ваш взгляд, задачи стоят перед кинематографистом в современном мире? Что было сделано Краснодарской киностудией в нынешний Год кино?
– Россия – это полифония, которая так и остаётся не выраженной, пока каждая отдельная территория не зазвучит. Мы все должны быть разными, все регионы. Если будем в одну дудочку дуть или все будем виолончелями – ничего не получится. Нужно, чтобы были барабан, флейта и виолончель. Я этого пока не вижу.
Люди сейчас, к сожалению, меньше читают, чем смотрят. Ответственность, которая когда-то полностью ложилась на писателя, сегодня ложится на киношников или на людей слова. Никита Михалков это понял и напрямую обращается к зрителю в «Бесогоне». В документальном кино к человеку тоже нужно обратиться напрямую – это должен быть автор, писатель. Был бы сейчас жив Василий Белов, вышел бы в прайм-тайм по-серьёзному.
Есть три региона, к которым я имею отношение: Ставропольский край, Кубань и Дон – в целом это 12 – 13 миллионов населения, вполне сравнимо с Москвой. Но голос этих русских казачьих регионов в общероссийском эфире звучит очень приглушённо. Точно также мне жаль, что не звучит голос и других территорий России. Недавно был на Алтае, и когда мы прощались с друзьями, по русскому обычаю поднял бокал вина со словами: «За вашу Кубань и нашу Сибирь», потому что это тоже моя Сибирь, а Кубань – их. Я, наверное, смог бы рассказать и об алтайской деревне, но для этого надо было бы десяток лет там прожить, проследить характеры.
Да нет, я – дитя южной границы. Ведь Гоголю, чтобы так увидеть «Невский проспект», надо было родиться на юге и к этому времени и Диканьку написать и «Пропавшую грамоту», – только южанин мог так это увидеть. Фееричность, сюрреализм, юмор, чувственность, южные яркие цвета… Но для этого Гоголь сначала должен был родиться на южной границе православного мира.
К сожалению, пока кто-то за нас пытается нас выразить. Не мы живём, за нас живут. В Год кино это видно ещё более отчётливо. Если Василий Белов, Виктор Астафьев (Царство им Небесное!) и Виктор Лихоносов (дай Бог ему здоровья!) существуют и будут существовать, это потому, что они остались на своей земле и всю жизнь её пытались выразить. При всём уважении к Белокаменной – Москва тоже любовь наша – сорок сороков, сколько в ней святынь – но всё же когда мы говорим о советской великой литературе, на первый план выходят деревенщики. Да, Валентин Григорьевич Распутин приезжал и жил в Москве, но сила его в предельной индивидуальности. Он был и останется байкальским, ангарским.
Ситуация с региональным провинциальным кино всегда была тяжёлой. Мои коллеги говорят порой, что ничего не получается, потому что нет денег, чтобы что-то снять, нет техники. Я киваю, сочувствую, но в душе понимаю, что ничего не получается, потому что у тебя нет отчаянного желания пробиться к зрителю, что-то сказать. Если б оно было, ты продал бы машину, квартиру заложил, сделал кино, а потом бы пришёл зритель и деньги бы вернулись. Зритель всё понимает, его не обманешь, зритель – это всё. Будет зритель – будет победа.
Мы в этом году сделали десять фильмов. Это колоссальный объём для небольшой студии, на которой работает 5 – 10 человек. Нас не финансирует государство, мы выигрываем гранты, пытаемся находить общий язык с бизнесом, с трудом, но находим деньги. В этом году Ставропольский край заказал Краснодарской киностудии пять фильмов. Фильм «Над степью», сделанный молодыми людьми в рамках проекта Ставропольской киношколы, которую мы придумали и пытаемся делать, пока с большим трудом. Великолепный фильм о казачьей станице на границе с Калмыкией, который получил уже фестивальные призы. Фильм «Потерянный мир» о дореволюционном кино, о екатеринодарском кинематографисте Николае Минервине. Это, поверьте, киноведческое открытие, уже в 1908 году он снимал восхождение на Эльбрус, переход через Кавказский хребет екатеринодарских и ставропольских гимназистов и преподавателей. Мы нашли в частных коллекциях и впервые публикуем эти бесценные кадры. Телеканал «Культура» заключил с нами договор, надеюсь, в ближайшее время фильм покажут. Это кино уже получило приз на фестивале Союза журналистов России, отобрано в конкурс на Екатеринбургский фестиваль и идёт с огромным успехом в любых залах. Зрителя по-настоящему трогает эта щемящая нота, ностальгия – начало XX века, первые годы кино.
– Совсем недавно в сербском посольстве с аншлагом прошёл показ вашего фильма «Сербия – опыт Любви». Почему возник такой горячий отклик как со стороны русских, так и сербов?
– Это фильм из цикла «Русский заповедник». Нас, русских, сегодня везде «полоскают», обвиняют. со всех сторон. Мы же так устроены, что просто не умеем жить в атмосфере ненависти, пусть и искусственно организованной, нам всегда, а сегодня особенно, необходим любящий взгляд, но при этом очень серьёзный, искренний, временами критический. Думаю, что такой же любящий взгляд, к нам обращенный, несмотря ни на что существует на Украине. Хотя, впрочем, Украина, Белоруссия – это мы и есть, сам на себя не посмотришь, «лицом к лицу лица не увидать». А сербы – всё-таки со стороны смотрят, при том, что они братья, православные. Мы – тоже сербы, в том смысле, что православные. Вот мы и решили сделать кино о Сербии и о взгляде сербов на Россию. Сербия – маленький наш образ, икона России. Зеркало, в котором мы можем увидеть и лучше понять себя самих. И мы с моим другом и соавтором протоиереем Виктором Салтыковым отправились в две серьёзные, дорогие командировки. Мы прошли по любимой нами стране, для нас – это всё одно пространство: Черногория, Косово, Сербия, и, как смогли, рассказали о нем. Впечатление удивительное – один из наших героев сказал, что хотел бы, чтобы его на том свете ангелы встретили так, как встретил нас первый встречный серб.
Есть предсказания афонских старцев, что на славянский православный мир будет глобальная атака, и тогда мы будем в одном окопе вместе с украинцами, белорусами и сербами. Информационная война всего лишь часть войны как таковой, и она просто приоткрывает нам будущее. Сегодня уже все делается для того, чтобы из русского сделать образ врага. Недавно увидел современные американские, в том числе детские фильмы, с Джеки Чаном в том числе, где русские именно так и выведены, грубо карикатурно, но отчётливо. В своё время у них были такие же фильмы, где в образе врага выводили арабов. Теперь мы. Такая геббельсовская политика не случайная, не дешевая, продуманная, и она к чему-то конкретному готовит мир.
– Мы сделали фильм «Лермонтовская сотня» – о Лермонтове, как о командире особой казачьей сотни – своеобразном спецназе того времени. Мало кто знает об этом. А сейчас завершаем фильм о князе Александре Барятинском – это он в XIX веке остановил Кавказскую войну, пленил имама Шамиля. Но о Шамиле уже сделано несколько фильмов, написаны десятки, если не сотни, книг. О его же победителе – князе Барятинском, человеке, который остановил самую длинную в истории России войну, мы почти ничего не знаем.
– Написано несколько книг и есть фильмы о Ермолове, как герое Кавказской войны…
– Ермолов не остановил войну, она только больше разгорелась при нём. Да он – герой 1812 года, воин из воинов, в 17 лет получил первый Георгиевский крест. Аварцы, чеченцы того времени его понимали, уважали, в том числе потому, что он был таким же, как и они, мыслил, как они. Когда горцы захватили одного из его генералов и потребовали огромный выкуп, он арестовал старейшин горцев и сказал, что повесит их до рассвета на крепостной стене, если те не вернут генерала. И они вернули, потому что понимали, что он это сделает. Для кого-то такие действия выглядят браво, но на самом деле – это поражение, по сути – отказ от христианства, жестокость, которая могла иметь какой-то временный маленький выигрыш, но Кавказскую войну этим не остановить. У Ермолова было четыре так называемых «кебинных» жены, черкешенки, в полном соответствии с шариатом, которых он сватал, приходя в семьи, договаривался с родителями, платил калым. Дети от всех этих жён считались законными, он их всех воспитал. И это русский православный генерал. Неслучайно возник мюридизм – Ермолов и его администрация в значительной степени его и спровоцировали. И к моменту прихода Барятинского 15 лет, как писал военный историк, генерал-майор Ростислав Фадеев, земля горела под русскими ногами.
У Барятинского была 280-тысячная – потрясающая боеспособная армия, собранная за эти десятилетия. К Гунибу он взял с собой тысяч 15, он понимал, что возьмёт эту твердыню в любом случае, но для него было главное, чтобы остался жив и сдался на почётных условиях великий аварский воин, богослов Шамиль. Это нелёгкая тема – Кавказская война, потому что на нас вешают геноцид, и никто при этом не вспоминает или не знает, что Шамиль вырезал целые аулы женщин и детей, если там отказывались воевать с русскими. Шамилю нужна была война, священная война, а Барятинскому нужен был мир. За Шамилём всегда шёл палач, а за Барятинским – казначей.
Но при этом нельзя забывать, что целью мюридизма был халифат на полпланеты, и если бы русская сила во главе с Барятинским это не остановила, то скорее всего война горела бы по всей Азии до сегодняшнего дня.
Мы берём эти темы – о Лермонтове, о Барятинском, прекрасно понимая, что живём на Кавказе, и у нас нет желания провоцировать кого бы то ни было. Понимаем, что это опасные темы. Может, не поднимать их? Да нет, они требуют осмысления. Если мы не ответим на эти вызовы, значит, кто-то другой ответит. Мы ведь тревожимся, когда русская девушка вдруг одевает хиджаб или русский парень вдруг едет в Сирию воевать за идеи радикального ислама. Но не понимаем что происходит. Бес играет нами, когда мы не мыслим точно.
Очень многие наши сегодняшние беды, в том числе и трагедия Украины, возникли потому, что мы недоработали, проиграли в пространстве культуры.
– Какие проблемы, на ваш взгляд, сегодня наиболее острые в отечественном кинематографе?
– Я был на вручении премии «Золотой орёл», где фильм «Не стреляйте в оператора» – о всех войнах последних 25-ти лет, на которых я снимал и которые попытался понять и осмыслить, сделанный на нашей Краснодарской киностудии, был в числе трёх лучших российских документальных картин. Первый приз в документальном кино получил мой друг – Паша Печёнкин, замечательный пермский документалист. Я видел все номинации, в первую очередь в игровом кино, и, на мой взгляд, ситуация очень тревожная. Во всех номинациях три-четыре фильма – бедновато. Главный приз в игровом кино получил фильм о любви – неплохая зарисовка, милый фильм. Но на главные вопросы, которые сегодня ставит время, ответов нет. Явный кризис игрового кино, но очень много хороших документальных фильмов. Мне кажется, что у коллег–игровиков огромная проблема с сюжетами, замыслами. Многие просят меня написать сценарий игрового кино, потому что видят, что в наших документальных фильмах потрясающие сюжеты.
Сценарный кризис. Может быть, потому, что идеал, как оказалось, находится на Западе. Наши сценаристы уверены подсознательно, что там – самое успешное кино и пытаются подражать, написать так, чтобы победить где-то на «Оскаре», хотя за этот «Оскар», может, придётся на том свете в огне гореть и раскалённые сковородки лизать.
Если копировать западное кино, победы не будет никогда. Ты навсегда до старости лет останешься учеником, эпигоном. Миру ты будешь интересен только тогда, когда останешься собой, останешься предельно индивидуален.
Если это ни на что не похоже, если это настолько глобально – как «Война и мир» или «Баллада о солдате», тогда все это воспримут, и ты что-то откроешь человечеству, поможешь ему двигаться во времени. Когда же ты будешь пытаться сделать что-то подобное фильму «Выживший», например, ты никому интересен не будешь, потому что западное кино будет идти дальше, а ты нет.
Как быть с игровым кино, не могу сказать, а документальное кино точно должно делаться в провинции, потому что там есть почва, реальность, неповторимость, душа России. У моих московских коллег – блестящих профессионалов – также огромная проблема с сюжетом, на мой взгляд. Успешными столичными кинематографистами являются те мои друзья, кто занимается в хорошем смысле культурологическими темами. Такие профессионалы, как мой друг Андрей Осипов, сделавший замечательный фильм «Коктебельские камушки» – о литературе, о Волошине. Он разобрался в литературе очень серьёзно, в чём-то жёстко, поставил своеобразный памятник советской литературе.
Это здорово, важно, но ещё важнее – прямое столкновение с жизнью сегодняшней, ответы на болезненные вопросы, которые сегодня, в год кино, задаёт общество.