нежнее чем польская панна и значит нежнее всего
Константин Бальмонт и Николай Гумилев
Николай Гумилёв «У меня не живут цветы. «
У меня не живут цветы,
Красотой их на миг я обманут,
Постоят день-другой и завянут,
У меня не живут цветы.
Да и птицы здесь не живут,
Только хохлятся скорбно и глухо,
А наутро — комочек из пуха.
Даже птицы здесь не живут.
Только книги в восемь рядов,
Молчаливые, грузные томы,
Сторожат вековые истомы,
Словно зубы в восемь рядов.
Мне продавший их букинист,
Помню, был горбатым, и нищим.
. Торговал за проклятым кладбищем
Мне продавший их букинист.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Сквозь годы и расстояния
«Ничто не ново под Луной…» — изрекали мудрецы древности — «Всё уже было, есть и повторится много-много раз!». Давайте проверим эти утверждения в отношении такого чуда как ЛЮБОВЬ. Посмотрим как об этом думали, чувствовали и писали корифеи поэзии и сто и более лет назад. Странник.
Сады моей души всегда узорны.
В них ветры так свежи и тиховейны.
В них золотой песок и мрамор чёрный,
Глубокие прозрачные бассейны.
Растенья в них как сны необычайны.
Как воды утром розовеют птицы
И — кто постиг намёк старинной тайны, —
В них девушка в венке великой жрицы.
Глаза, как отблеск чистой серой стали,
Изящный лоб белей восточных лилий,
Уста, что никого не целовали,
И никогда ни с кем не говорили.
И щёки — розоватый жемчуг юга,
Сокровища немыслимых фантазий.
И руки, что ласкали лишь друг друга,
Переплетясь в молитвенном экстазе.
У ног её две чёрные пантеры
С отливом металлическим на шкуре.
Вдали от роз таинственной пещеры,
Её фламинго плавает в лазури.
Я не смотрю на мир бегущих линий,
Мои мечты лишь вечному покорны.
Пускай сирроко бесится в пустыне,
Сады моей души всегда узорны.
Заметался пожар голубой,
Подзабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь, как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падок.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядок.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз златокарий омут.
И чтоб прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, лёгкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил,
Только б тонкой касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б с восторгом пошёл за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Если умру я, если исчезну.
Ты не заплачешь. Ты б не смогла
Я в твоей жизни, говоря честно.
Не занимаю большого угла.
В сердце твоём оголтелый дятел
Не для меня долбит о любви
Кто я в сущности? Так, приятель
Но есть права у меня свои.
Бывает любовь безысходнее круга –
Полубезумье такая любовь.
Бывает голубка станет подругой.
Лишь приголубь её голубок.
Лишь подманить воркованием губы.
Мехами дыханья окутать её
Вдунуть ей в сердце прямо и грубо
Жаркое сердцебиение своё.
Но есть на свете такая дружба,
Такое чувство есть на земле,
Когда воркование совсем не нужно.
Как рукопожатие в свое семье.
Когда не нужны ни встречи, ни письма
Но вечно глаза твои видят глаза,.
Как если б средь тонких струн организма
Новый какой – то нерв завелся.
И знаешь, чтоб не случилось с тобою
Какие б не приняли голоса
Тебя, с искалеченною душою
Те же тёплые встретят глаза..
И встретят не так, как радушные люди
Но всей глубиной своей теплоты,
Не потому, что ты абсолютен
А просто за то, что ты это ты.
Твой смех прозвучал серебристый
Нежней, чем серебренный звон,
Нежнее, чем ландыш душистый,
Когда он в другого влюблён.
Нежней, чем признанье во взгляде,
Где счастье желанья зажглось,
Нежнее, чем светлые пряди
Внезапно упавших волос.
Нежнее, чем блеск водоёма,
Где слитное пение струй,
Чем песня, что с детства знакома,
Чем первой любви поцелуй.
Нежнее всего, что желанно
Огнём волшебства своего,
Нежнее, чем польская панна!
А значит — нежнее всего.
Ты большая в любви, ты смелая.
Я же робок на каждом шагу.
Я плохого тебе не сделаю,
А хорошее вряд ли смогу.
Всё мне кажется, будто бы по лесу
Без тропинки ведёшь меня ты.
Мы в дремучих цветах до пояса,
Не пойму я что за цветы.
Не годятся все прежние навыки,
Я не знаю что делать и как.
Ты устала, ты просишься на руки,
Ты уже у меня на руках.
Перед нами всё чистое, раннее,
Молодое, зовущее в путь.
Ты спокойна и платье дыханием
Поднимает высокую грудь.
Видишь, небо какое синее?
Слышишь, птицы какие в лесу?
Ну так что же ты, ну, неси меня!
А куда я тебя понесу…
Семицветник
Нежнее, чем польская панна,
И значит нежнее всего.
Лесной ручей поет, не зная почему,
Но он светло журчит и нарушает тьму.
А в трепете лучей поет еще звончей,
Как будто говоря, что он ничей, ничей.
Так ты всегда светла, не зная почему,
И быть такой должна, наперекор всему.
Твоя душа – напев звенящего ручья,
Который говорит, что ты ничья, ничья.
Смотри, как звезды в вышине
Светло горят тебе и мне.
Они не думают о нас,
Но светят нам в полночный час.
Прекрасен ими небосклон,
В них вечен свет, и вечен сон.
И кто их видит – жизни рад,
Чужою жизнию богат.
Моя любовь, моя звезда,
Такой как звезды будь всегда.
Горя не думай обо мне.
Но дай побыть мне в звездном сне.
Нет, ты не поняла, что в бездне пустоты
Я не обрыв, не тьма, а вольный сон мечты,
Такой же радостный и вкрадчивый, как ты.
Я пропасти люблю, но так же, как леса,
Молчанье, и за ним – земные голоса,
И все подземное, и свет, и небеса
Я, бесконечное в конечном ощутив,
Люблю и высоту, влюбляюсь и в обрыв,
И я в чудовищном свободен и красив
Свободен, потому, что только миг я в нем,
И сладко сплю в тени, сказавши тьме. «Уснем».
Но вот уж я восстал, я весь огонь с огнем.
Мы всюду встретимся, где чары красоты,
Где в самом хаосе завершены черты,
Где свет гармонии, где счастие, где ты.
Люси, моя весна! Люси, моя любовь!
Как сладко снова жить, и видеть солнце вновь.
Я был в глубокой тьме, моя душа спала,
Но задрожала мгла, когда весна пришла.
Восторгом стала боль, ответом стал вопрос,
От смеха губ твоих, и золота волос.
И тонкий стан ко мне прильнул в воздушном сне,
И предал я свой дух чарующей весне.
О, стройная мечта, не разлучусь я с ней!
Кто в мире может быть моей Люси нежней?
Кто лучше всех? Люси, спроси ручей, цветы:
Лучи, ручей, цветы мне говорят, что – ты!
Кто полюбив – не сразу полюбил?
В глубокой тьме – горят огни светил.
И кто устав – свою покинул тьму,
Его звезда – светло горит ему.
К тебе прильнув – я вижу бездну вод.
В моих зрачках – твой гордый блеск живет.
Зеркален лик – прозрачной глубины,
Там два стебля – влюбленно сплетены.
В одном цветке – как бархатная ночь,
В другом цветке – огонь, что рвется прочь.
И мы горим – прекрасней нет светил,
И в первый раз – я сразу полюбил.
Когда сейчас передо мною
Ты в сладострастьи замерла,
Одною схвачены волною,
Мы отдались любви и зною,
Но в наших взорах пеленою
Возникла трепетная мгла.
И мы глаза свои закрыли,
Чтоб видеть лишь себя во сне,
И в блеске сна, в цветочной пыли,
Мы жизнью слитно-разной жили,
Как два виденья той же были,
Как два луча в одной волне.
И все слова одной страницы
Соединить нас не могли,
Сверкнув друг Другу как зарницы,
Тонули мы как в небе птицы,
И ты, полуоткрыв ресницы,
Была вблизи – но как вдали!
«Зачем ты хочешь слов? Ужели ты не видишь,
Как сладко мне с тобой, цветок мой голубой?
Ни друга, ни врага ты взглядом не обидишь,
Цветешь, всегда цветешь, взлелеянный Судьбой.
Зачем тебе слова? Я как и ты безгласна.
Я сны истомные лелею как и ты.
Смотри, как дышим мы, тревожно, нежно, страстно…
О, милый, милый мой! Ведь мы с тобой – цветы!»
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Музыка
КАРТЫ К НОВОМУ, 2010, ГОДУ
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Трансляции
—Статистика
Нежнее, чем польская панна, и, значит, нежнее всего.
Нежнее, чем польская панна, и, значит, нежнее всего.
НЕЖНЕЕ ВСЕГО
К. Бальмонт
Известный польский художник Владислав Чахурский (Ladislas Wladislaw von Czachorski) родился в 1850 году в Люблине.
Живописи учился у такого известного мастера, как Рафал Хадзевич.
Потом было обучение в Дрездене (1868 год) и Мюнхене (1869-1873). После Мюнхена художник уезжает в Италию, а потом – во Францию.
Особую популярность художнику принесли портреты женщин. Огромное внимание к деталям, цвету и свету. Публика быстро оценила работы Ladislas Wladislaw von Czachorski и организовалась очередь. Дамы ожидали своей очереди до двух лет.
Такой успех вызвал вполне ожидаемую критику. Художника обвинили в коммерциализации искусства и… в отсутствии таланта. Но, дамы придерживались мнения совершенно противоположного. И до самой смерти художника (в 1911 году) засыпали его заказами. А работы Ladislas Wladislaw von Czachorski и сегодня ценятся очень высоко.
Давайте смотреть
Нежнее, чем польская панна,
И, значит, нежнее всего.
Таська ворвалась в кухню с криком:
Но никто не отозвался. А она вдруг увидела на столе то, чтогрезилось ей во сне и в глупых мечтах – длинные книжицы авиабилетов. Она дажеголовой помотала, может мерещится? Но билеты были вполне материальны – протянируку и пощупай. Откуда они взялись, эти два билета?
Странно, куда она подевалась? Стало как-то тревожно. Таськавыглянула в окно. Так и есть, мать сидит на лавочке под старой грушей, онавсегда там сидит, когда волнуется, и в руках у нее какая-то бумажка. Письмо,что ли?
Она выбежала на заднее крыльцо.
– Мам, я зову, зову! Это письмо? От кого? И что это забилеты на столе?
Тут она сама себе удивилась – я ведь даже не взяла их вруки, не знаю, куда они…
– Тасечка, ты голодная, наверное?
Мать поднялась ей навстречу, глаза у нее были испуганные.
– Мам, чего стряслось-то?
– Не чего, а что, – машинально поправила мать.
– Ладно, пусть. От кого письмо, мам?
– Мы с тобой летим в Москву, через пять дней.
– Зачем это? – боясь поверить услышанному, перешлана шепот Таська.
– Не знаю еще. Вот прислали билеты и записку…
– Сестра твоего отца, Марго, – тихо ответила мать.
– Мам, ты что? Откуда она взялась, ты же всегдаговорила, у нас нет никаких родственников!
– Я так считала, я не хотела… И папа не хотел… А насамом деле у него есть сестра, брат, и еще какие-то тетки. Вот, прочти сама…
Таська выхватила из рук матери листок. «Дорогая Аля, неудивляйся этому письму, папа умер полгода назад, и оставил кое-что тебе и Тасев наследство. Сережа сам не желал никаких связей с семьей, и я уважала еговыбор. Однако Сережи давно нет на свете, а у тебя растет дочь, если я неошибаюсь, она почти ровесница моей Тошки. Скоро каникулы и я считаю, что поратебе выйти, наконец, из своего провинциального затворничества, ты еще молодаяженщина, а твоя дочь взрослеет. Приезжайте, поживете у нас на даче, девочкипознакомятся, Тася оглядится, может, захочет после школы поступить в московскийинститут, да и тебе можно будет найти работу. Короче, я не мастерица писатьписьма, посылаю билеты и жду звонка. Очень хочу познакомиться с твоей дочкой».
– Мам, мы наследство получили! Ура!
– Ох, не знаю, не нравится мне все это… Жили мыспокойно и без наследства…
– Ага, с хлеба на квас…
– А мы и там будем сами, мам, я так хочу в Москву! Ой,только не заводи мне про «Трех сестер», скучища дурацкая…
– Не смей так говорить про Чехова!
– Съездить, наверное, надо, ты посмотришь Москву, этополезно…
– Мам, а почему ты никогда не говорила про… них?
– Папа еще до твоего рождения с ними порвал.
– Да нет, там были какие-то идейные разногласия. Я ужтолком и не помню. Но Марго хорошая женщина… Когда папа умер, она приезжала напохороны…
– Сейчас не знаю, а тогда не было.
– Выходит, вы с ней матери-одиночки?
– И мы на той неделе летим в Москву?
– Летим! – в голосе матери вдруг появилисьликующие нотки.
И вот тут Таська по-настоящему обрадовалась. Все получилоськак в кино: наследство, таинственные родственники, семейные тайны… Однимсловом, мечта и упоение!
– Эличка, мне никто не звонил?
– Маргоша, у тебя же два мобильных.
– Ну и что? Многие не любят звонить на мобильный…Впрочем, неважно! Нуцико дома?
– Нет, в театр отправилась. Ты ж ее знаешь.
– Знаю, придет и будет ругаться. То не так и это. А чтона ужин? Я голодная, как зверь.
– Опять с утра ничего не ела?
– Поверишь, минутки свободной не было.
– Не поверю! Почему нельзя в офисе иметь микроволновку?Я бы давала тебе с собой баночку супа, а выбрать пять минуток всегда можно!
– Пять минуток выбрать можно, а вот чтобы в офисе пахложратвой – недопустимо!
– Опять эта сказка про белого бычка, – махнуларукой Эличка. – Ты себя не бережешь!
– Я не умею себя беречь.
– У тебя дочь! Ты вот спросила, не звонил ли твоймуженек, а про дочь и не вспомнила.
– Про дочь я все знаю, я сегодня четыре раза говорила сней, она пошла на день рождения к Наде Ковальской.
– Извини, детка, я просто беспокоюсь…
– Чего ты беспокоишься? Ох, как вкусно!
– Все-таки приедет женщина с ребенком, совершенночужая, провинциальная, кто знает, как все будет…
– Все будет нормально, Аля чудный человек,интеллигентный, тактичный…
– А что ребенок? У такой матери и ребенок должен бытьвоспитанным…
– А если девочка пошла в Сергея?
– Эличка, милая, мы же завтра перебираемся на дачу, ктому же Аля с девочкой будут жить отдельно, ты зря волнуешься… В какой театрпошла Нуцико?
– Хочу съездить за ней, чего ей на метро таскаться?
– У тебя еще есть силы?
– Пока есть. Ты не знаешь, когда спектакль кончается?
– Отлично. А ты не хочешь со мной проехаться?
Ей плохо, решила Эличка, не хочется оставаться одной даже вмашине, езды до театра Моссовета в этот час от силы минут десять.
– И давай поедем чуть пораньше, посидим немножко в садуАквариум, погода такая чудная…