не сотворит по пармениду дважды что значит
Анализ стихотворения «Я вас любил» (И. А. Бродский)
Автор: Самый Зелёный · Опубликовано 31.07.2020 · Обновлено 31.07.2020
Иосиф Бродский — не единственный выдающийся поэт своего времени, но его стихи отличаются поразительной экспрессивностью, что трогает читателя и по сей день. Многомудрый Литрекон провёл анализ стихотворения Иосифа Александровича «Я вас любил…» по плану.
История создания
«Двадцать сонетов к Марии Стюарт» — цикл стихотворений, написанный в 1974 году, то есть спустя два года после эмиграции автора. Гуляя по Люксембургскому саду, Бродский задумался. Внимание поэта приковали скульптуры, расположенные по периметру центральной террасы. Это образы выдающихся женщин, среди которых автор выделяет для себя королеву Франции и Шотландии — Марию Стюарт.
Все стихи данного цикла написаны о ней, но посвящены они иному лицу. Дело в том, что эта великая женщина заинтересовала его ещё тем, что она удивительным образом походила на возлюбленную поэта, Марианну Басманову, которой посвящал и перепосвящал свои произведения автор.
Данное подобие — не единственная связь Бродского с королевой Марией. В детстве поэт посмотрел фильм «Сердце королевы», в котором главную роль, роль Марии Стюарт, сыграла шведская актриса Цара Леандер. На маленького поэта красивая актриса произвела неизгладимое впечатление. Скорее всего, эти два фактора и являются основными и решающими в выборе лица, к которому направлено обращение.
«Бродский — первый, а может быть, единственный в русской поэзии большой и крупный поэт, который не является лириком. Это поэт, которому лирическая стихия чужда, может быть, противопоказана» (Борис Хазанов)
Жанр, направление, размер
Лирическое произведение «Я вас любил» написано в форме сонета. Но бродсковский сонет нетипичный, немного модифицированный, смешанный.
Схематически рисунок рифмы таков: abba baba ccd ede. Данное расположение рифмы не входит в каноны итальянского, французского и английского сонетов. Также нарушено правило, которое гласит о том, что каждая строфа должна заканчиваться точкой. Встречается анжамбеман, что также не допустимо в сонетах.
Стихотворение «Я вас любил» можно отнести к постмодернистскому направлению, приверженцы которого стремились вносить в «старую» классику новые краски. В «Я Вас любил…» явно просматривается обращение автора к произведению А. С. Пушкина «Я Вас любил: любовь ещё, быть может…». Но бродсковский вариант более приземлённый, то есть наблюдается и стилевое «снижение» текста, и «огрубение» самого авторского посыла, заключающееся в обращении к неживой статуе, пусть даже и похожей на возлюбленную. Все эти черты свойственны постмодернистскому направлению в искусстве в целом.
Размер стихотворения «Я вас любил» – пятистопный ямб, что характерно для сонетов. Рисунок рифмовки не типичный, но чередование мужской и женской рифмы, замеченное в данном произведении, также является каноническим элементом сонета.
Композиция
«Я вас любил…» состоит из 14 строк, как и положено классическому сонету, но разделения на катрены и терцеты нет, точнее разделение присутствует, но автор поделил произведение на две части по 7 строк, что противоречит классическим канонам данной формы.
Каждый сонет можно разделить на 4 части: тезис, антитезис, синтез, развязка. Эти части соответствуют катренам и терцетам произведения «Я вас любил». В данном случае устоявшегося разделения на строфы нет, но приняты композиционный части присутствуют.
Образы и символы
Лирический герой стихотворения Бродского «Я вас любил» – это резкий, достаточно прямолинейный человек. Он находится в конфликте с социумом, он не согласен с общепризнанными ценностями. Михаил Бахтин сказал о лирическом герое Бродского, что он не является образом-характером, а является образом–личностью, то есть каждое произведение поэта – это отражение одной из граней бродсковского лирического героя, который, в свою очередь, является формой выражения авторского сознания.
Любовь, которую воспевает А. С. Пушкин в своём «Я вас любил», и любовь бродсковского произведения – это основной образ, требующий подробного разбора.
«Любовь» у Александра Сергеевича – это что-то очень нежное, лёгкое, приятное. Поэт пишет, что «любовь…в душе моей угасла не совсем, но пусть она вас больше не тревожит; я не хочу печалить вас ничем», то есть любовь для пушкинского лирического героя – это огонёк в груди, который он пытается загасить, но этот процесс касается только его, «предмет» своего обожания он не тревожит.
«Любовь» у Иосифа Александровича – это боль, о чём он и пишет в начале стихотворения. Употребляя такие слова как «сверлит», «всё разлетелось …на куски», «застрелиться», «хруст», «пломбы плавились от жажды», поэт отрекается от возвышенности любви, он воспринимает её как нечто приземлённое. Любовь для бродсковского лирического героя – это мука, в которой он винит «предмет» своего обожания.
Два абсолютно разных понятия любви! Интересны лексические «замены» Бродского в стихотворении.
«Быть может» — «возможно»
«Душа» — «Мозги»
«Безнадежно» — «Безнадёжно»
«Искренне» — «Сильно»
«Как дай вам Бог любимой быть другим.» — «Как дай вам Бог другими — но не даст!»
Данные «замены» наглядно отображают несхожесть взглядов двух поэтов, абсолютную противоположность восприятия. Как таковых символов в данном стихотворении «Я вас любил» не встречается.
Тема, проблемы, настроение
Стихотворение Иосифа Бродского «Я вас любил…» относится к любовной лирике, то есть главной темой произведения является любовь.
«Любовь – сильней разлуки,
Но разлука сильней любви.» (И. А. Бродский)
Бродский считал, что красивая история любви – эта та история, которая обязательно заканчивается разлукой… Не мудрено, что вся любовная лирика поэта пропитана одиночеством, болью. Он на себе испытал всю горечь разлуки с возлюбленной.
Проблематикой стихотворения «Я вас любил» можно считать неизбежность боли от любви. Лирический герой смиряется с тем, что она его покинула, но до сих пор страдает и ненавидит того, кого любит.
Стихотворение «Я вас любил» немного иронично, не всегда воспринимается всерьёз, так как оно является «модернизацией» пушкинского произведения, но стоит помнить, что стихи Бродского всегда наполнены глубоким философским смыслом, поэтому следует снять «плёнку» иронии с данного произведения. Оно о муках, о метаниях «разорванной» души, оно о боли, оно, можно сказать, об обратной стороне монеты такого светлого чувства как любовь.
Настроение стихотворения Бродского «Я вас любил» «кричащее». Эмоциональная насыщенность стихотворения «не умещается» в сознании читателя с первого прочтения, но после внимательного изучения строк может прийти осознание истинного смысла написанного, может прийти понимание настоящих чувств автора.
Основная идея
Данным стихотворением поэт хотел выразить свою боль, хотел поделиться опытом в любви — таков смысл стихотворения Бродского «Я вас любил». Не случайно он выбрал «за основу» возвышенное стихотворение Александра Сергеевича, ведь любовь воспринимается именно так, лёгкой, воздушной, неземной.
Затем, наполнив его своим смыслом, заменив некоторые слова своими понятиями, дополнив его недостающими элементами и нюансами, приправив получающийся «продукт» щепоткой иронии, автор написал совершенно другое произведение.
«Я вас любил. Любовь еще (возможно,
что просто боль) сверлит мои мозги.
Все разлетелось к черту на куски.»
Первые три строки являются тезисом, то есть кратко сформулированной основной мыслью произведения «Я вас любил».
Средства выразительности
Тропы в стихотворении Бродского «Я вас любил» перечислены в списке:
И. Бродский. Интертекстуальность
Поэтическое означаемое отсылает к иным дискурсивным означаемым таким образом, что в авторском высказывании становятся «верными» различные, часто противоречащие друг-другу высказывания.[Бордрияр,2010, 354] В результате вокруг поэтического означаемого создается множественное текстуальное пространство, чьи элементы могут быть введены в конкретный поэтический текст. Мы называем это пространство интертекстуальным. В нем, ни в коей мере не происходит раздробление логики. По Бордияру «неоднозначный дискурс, оглядывающийся сам на себя (косоглазие смысла), — это по-прежнему дискурс позитивности, дискурс знака как ценности». [Бордрияр,2010, 354] В этой перспективе становится очевидным, что поэтическое означаемое не может рассматриваться как относящееся к одному коду. Оно является местом пересечения множества кодов (минимум двух)
Напомним, что интертекст есть пространство схождения всевозможных цитаций (предметом цитации являются не конкретные фразы, позаимствованные из чужих произведений, а всевозможные дискурсы, из которых, собственно, и состоит культура и в атмосферу которых независимо от своей воли погружен любой автор). Эту мысль в своей статье развивает Ю. Степанов, который называет интертекст «средой обитания культурных концептов» [Степанов,2001, 45]
Специфика интерпретации заключается в том, что возникают сложные случаи, когда невозможно истолковать смысл текста и минисмысл дискурса без обращения к стилистическому и ментальному наследию, оказавшего влияние на формирование языковой личности писателя.
Интертекстуальность, в этом аспекте выступает, как прием истолкования, состоящий в том, что смысл, вкладываемый оригинальным автором воспроизводимого текста в дискурс и подвергшийся изменению при воссоздании текста другим автором, следует отличать от источника в связи с двумя позициями:
а) Во-первых, этот смысл подвергается внутренним изменениям, в результате чего, выраженный той же формой, он принимает иную внутреннюю структуру по ряду причин, которые нам и предстоит выяснить.
б) Во-вторых, иногда от первоисточника остается только некоторая, частичная оформленность, результатом чего является также изменение смысла. Качество этого изменения зависит как от внедряемых элементов, так и от устраняемых. В дальнейшем, используя терминологию, характерную для работ по трансформационным возможностям мы будем отмечать процессы усечения и прибавления единиц в рамках оригинального текста.
Что касается примеров с обращением к другим нелингвистическим текстам, то они также являются стилистическим приемом, служащим для различных художественных эффектов, которые мы рассмотрим ниже.
Такая работа предполагает систематичность, наиболее яркими примерами текстов с интертекстуальными отсылками являются комплексные произведения, такие как «Портрет Дориана Грея», или «Дон Кихот» (все беды героя идут от его излишней начитанности рыцарскими романами).
Для Бродского типична ситуация, когда интертекстуальные отсылки встречаются в рамках одного произведения в большом количестве.
В этом плане особо значимо произведение «Двенадцать сонетов Марии Стюард», анализу интертекста которого мы и посвятим эту работу.
Дело в том, что цикл сонетов объединяет сразу два вида интертекстуальных преобразований – как тип с отнесением к тексту других поэтов и писателей, так и отнесение к тексту в постмодернистском смысле (весь цикл посвящен рассуждениям о статуе, за которой наблюдает повествователь). Вообще перегруженность текста интертекстами характерна для постмодернизма, который, по словам Журавлева, отличался от модернизма не столько оригинальностью, сколько разнообразием элементов, цитатностью, погруженностью в культуру. [Журавлев. С,2001, 45]
Первый текст в изучаемых сонетах – исторический, второй текст – это позиция слухов, которые сознательно распускали Тюдоры. Эта позиция рождает два варианта – вариант доверия и вариант недоверия – что раздваивает текст.
Добавочным фоном служит невозможность, неуместность в данном контексте самого названия. Вспомним, о «памяти жанра» Бахтина. [Бахтин,1996, 164] Сонеты – это классический жанр, который только при вольной интерпретации может быть посвящен нестандартной тематике – например, рассуждениям о политике.
Попробуем проиллюстрировать это на примере текстов.
«Мэри, шотландцы все-таки скоты.
В каком колене клетчатого клана
Предвиделось, что двинешься с экрана
И оживишь, как статуя, сады?
И Люксембургский, в частности? Сюды
Забрел я как-то после ресторана
Взглянуть глазами старого барана
На новые ворота и пруды.
Где встретил вас. И в силу этой встречи,
И так как «все былое ожило
В отжившем сердце», в старое жерло
Вложив заряд классической картечи,
Я трачу что осталось русской речи
На Ваш анфас и матовые плечи».
[И.Бродский 1996:189]
Таким образом, данный отрывок почти полностью интертекстуален. Главной целью этого приема следует признать воспроизведение замысла автора – попытка анализа событий, которые находятся вне его времени вывала у него естественное стремление подать эти наблюдения от лица человека, воспринимающего мир глазами истории, то есть автор отходит от позиции субъективизма и постоянно ссылается на тексты, окружавшие Марию Стюард и его самого в момент речи.
Вместе с тем прослеживается и иная цель – придать повествованию большую степень экспрессии, надрывности, автор изливает душу читателю через примеры уже знакомых последнему текстов, то есть в данном случае, как следовало бы предполагать, не происходит ломки кода), эти произведения вошли в общественный языковой код), но сама подача интертекстов является ломкой кода изначально, так как внимание читателей (или слушающих) к таким явлениям всегда высоко. Интересна так же ритмизация текста, в ней сочетается тютчевская романтичность и разговорный ритм шотландских баллад.
«Земной свой путь пройдя до середины,
я, заявившись в Люксембургский сад,
Смотрю на затвердевшие седины
Мыслителей, письменников; и взад-
Вперед гуляют дамы, господины,
Жандарм синеет в зелени, усат,
Фонтан мурлычет, дети голосят,
И обратиться не к кому с «иди на».
И ты, Мари, не покладая рук,
Стоишь в гирлянде каменных подруг –
Французских королев во время оно –
Безмолвно, с воробьём на голове.
Сад выгляди, как помесь Пантеона
Со знаменитой «Завтрак на траве»»
[И.Бродский1996:189]
Мы хотели в нашей работе доказать, что анализ произведений Бродского возможен, в том числе, и при помощи анализа интертекстов. Они входят в его арсенал технических приемов, и работу над классификацией приемов интертекстуальности мы считаем очень перспективной для литературоведения. Учитывая, что большинство результатов анализа дают нам более четкое понимание эмоциональной картины мира автора, мы можем сделать вывод о том, что приближаемся к пониманию личностного интимного фона рассказчика.
В первую очередь, анализ интертекстов может применяться там, где художники намеренно стараются запутать читателя обилием терминов или уходом в абстрактное созерцание. Но особо большую ценность исследование интертекстов имеет для художественного перевода, который может быть создан только тогда, когда переводчик, кроме знания языка, должен овладеть ассоциациями в языке-исходнике и в языке-цели. Эта работа должна быть систематизирована. Возможно, что сам художественный перевод станет намного проще, если провести соответствующие исследования по поэтическому наследию человечества. Например, фраза «клетчатый клан» была бы непереводима на немецкий язык, так как немцы, говоря о кильтах, внимание обращают не на клеточки, а на полоски – то есть на совсем другую разновидность кильта, которая существует в северной шотландии и неромантизирована фильмами.
Методика перевода должна быть дополнена словарем интертекстов. Мы надеемся на появление такой работы.
«Я вас любил»: Почему мы больше верим Бродскому, чем Пушкину?
Что говорит о любви лучше всего? Многие скажут: поэзия. Величайшие поэты прошлого – Петрарка, Шекспир, Байрон, Бодлер, Лермонтов, Пастернак и др. – писали об этом самом важном и сокровенном чувстве. У каждой эпохи есть голос, который смог сказать о любви лучше всего. Для второй половины XX века и для меня лично это голос Иосифа Бродского. Предлагаю разобрать его стихотворение «Я вас любил» и почувствовать особенности любовного настроения Бродского.
Игра с оригиналом
С первой же строчки этого стихотворения мы сразу же узнаем источник вдохновения Бродского – это Пушкин. Бродский не первый, кто переиначивает «Я вас любил. » Пушкина, до него это делал как минимум Бунин, но он сохранил интонацию Пушкина практически неизменной.
Пушкин показывает торжественную, благородную любовь. Влюбленный у него покорно принимает утрату и желает своей возлюбленной вновь испытать это чувство. При этом Пушкин совершенно не показывает нам внутренние терзания самого лирического героя, он скрывает свои переживания и от своей возлюбленной, и от читателя. Любовь Пушкиным поднята до уровня духовного благородства, рыцарской доблести. Бродский показывает нам это чувство с другого ракурса.
Бродский
От аристократического пафоса Пушкина Бродский уходит к грубой телесности. Любовь для Бродского – плотское чувство. Для передачи своего настроения он методично переворачивает все стихотворение Пушкина. Где у Александра Сергеевича «душа», у Бродского «мозги», где у Пушкина «любовь», у Бродского «боль». Красота слова уступает прямолинейности тела.
Если герой Пушкина стоически принимает крах любви, то героя Бродского все еще разрывают страсти: от желания покончить с собой до воспоминания о женском бюсте.
Стиль
Для поэзии Бродского характерно использование слов высокого и низкого стиля. Торжественные фразы «дай Вам бог», «жар в груди» запросто соседствуют с грубыми выражениями вроде «разлетелось к черту», «вдарить», «пломбы в пасти».
Бродский одновременно высокопарен со своими отсылками к древнегреческой философии, но вместе с тем предельно, иногда даже пошло, прост. Стихотворение наполнено физическими деталями (виски, мозги, бюст, уст) и воспоминаниями о животном желании.
Чувства поэта
Но среди низменного и возвышенного настойчиво звучит одно чувство – тоска по ушедшей любви. Ведь перед нами поэт, который пишет о себе. Неслучайно в конце Бродский умышленно добавляет глагол «зачеркиваю», обнажая настоящего автора произведения.
Главный герой – поэт, которому свойственна интеллектуальная самоирония: он не может покончить жизнь самоубийством из-за бесконечной рефлексии («И далее: виски: в который вдарить? Портила не дрожь, но задумчивость»), но под конец доходит до эгоистического сарказма («Я вас любил так сильно, безнадежно, как дай вам Бог другими — но не даст!»).
Важно, что Бродский завершает свое стихотворение образом «уст», которые могут трактоваться двояко: как целующие губы, так и как уста говорящие. Уста дают нам почувствовать страсть, и именно они, взятые как образ произнесенного поэтического слова, возвращают нас к переживанию давно ушедшей страсти.
Триумф поражения
Триумф поэта – в ощущении уникальности того любовного чувства, который он испытал и который Она не сможет повторить ни с кем другим. Триумф побежденного – любимая позиция Бродского. Как в знаменитой строчке: «Ночь; дожив до седин, ужинаешь один, // сам себе быдло, сам себе господин». В стихотворении «Я вас любил» мы встречаем схожую интонацию, посвященную чувству ушедшей любви.
Строчки «сей жар в крови, ширококостный хруст, // чтоб пломбы в пасти плавились от жажды» – воспоминание, которое он воссоздает и переживает заново.
Но ей этого не пережить, и здесь поэт чувствует свое торжество над судьбой и возлюбленной. Бродский добавляет сюда отсылку к Пармениду, древнегреческому философу, который видел мир как созданный раз и навсегда единый космос, в котором всё уже есть. По Пармениду, творение было только одно, поэтому Бродский пишет «не сотворит – по Пармениду – дважды». Иными словами, второй такой любви у нее больше не будет.
В итоге Бродский создает образ всепоглощающей, практически животной страсти, но выведенной в условном, чисто словесном образе, который является лишь воспоминанием пережитого. С грустной самоиронией поэт осознает собственную нерешительность и вспоминает огонь былого чувства.
Вместо заключения
Я думаю, для нашего с вами уха Бродский честнее и ближе, чем Пушкин. Кто из нас не переживал жар в груди, кто не сгорал в воспоминаниях о страсти и в порыве эмоций не думал, что жизнь кончена?
Бродский блестяще передает все эти чувства. И в этих строчках трудно не узнать свои собственные переживания. А ведь именно для этого мы читаем поэзию, чтобы увидеть, как поэтический гений схватывает и выражает в словах то чувство, которое мучает нас самих.
Подписывайтесь на наши соц. сети. Там еще больше статей!
Иосиф Бродский — Я вас любил: Стих
Сравнительный анализ стихотворения «Я вас любил» Бродского и Пушкина
Относительно творчества Бродского имеются два противоположных мнения. Согласно первому поэт является несомненным светилом русской поэзии, «вторым Пушкиным», который продолжил лучшие традиции великого предшественника и внес значительный вклад в национальную культуру. Другая группа исследователей полагает недопустимым сравнение Бродского с Пушкиным. Его творчество они считают никак не связанным с классической литературой. Бродский опошлил и исказил русский язык. К тому же, в отличие от Пушкина, он отрицал свою связь с Россией, что и подтвердил своей эмиграцией.
В этом смысле очень интересен анализ произведения Бродского «20 сонетов к Марии Стюарт», особенно шестой сонет, который прямо перекликается со стихотворением Пушкина «Я вас любил». Лирический герой Бродского обращает внимание на каменную статую Марии Стюарт. Шестой сонет представляет собой признание в любви исторической личности, в котором проглядывает личная любовная история поэта.
Бродский использует знаменитое стихотворение Пушкина, но значительно искажает его смысл и общее настроение. Сразу же бросается в глаза намеренное «приземление» языка. Поэт использует грубые, близкие к нецензурным, выражения: «разлетелось к черту», «вдарить», «пломбы в пасти». Рядом с ними находятся и торжественные «высокие» фразы: «дай Вам бог», «жар в груди». Возникшая «мешанина» слов производит огромное эмоциональное впечатление.
Создается чувство, что Бродский просто пародирует и издевается над пушкинскими строками. Но это не совсем так. «Я вас любил…» — знаменитое, ставшее классическим, признание в любви к женщине. Бродский использует его в качестве образца. Но, принадлежа к совершенно другой эпохе, поэт понимает, что такое признание выглядит неуместным. Поэтому он пропускает его через себя и изменяет в соответствии с требованиями времени.
Бродский иронизирует над самим собой и над своей бездушной эпохой. У Пушкина любовь трогательна и возвышенна. Влюбленный покорно принимает утрату, он стремится избавить любимую от беспокойства и желает ей найти свое настоящее счастье. Любовь у Бродского становится физическим плотским чувством. На смену покорности приходят мысли о самоубийстве, но и они заканчиваются насмешкой автора. Героя останавливают размышления над выбором виска для рокового выстрела. Его любовь эгоистична. Он считает, что Бог не способен создать такое же чувство в другом мужчине. Крайним выражением низменности современной любви являются последние строки. Автор намеренно оговаривается. Романтический поэт мечтал коснуться «уст» возлюбленной. Заветная мечта героя Бродского – «бюст».
Бродский, безусловно, не может равняться с Пушкиным. Он сам это прекрасно понимает. Используя бессмертные строки, он показывает, насколько изменился мир. Подражать Пушкину просто бесполезно, так как культурный уровень человечества значительно понизился.
Не сотворит по пармениду дважды что значит
Бродский. Биттлз. Стихи и песни
Аристократ и “аристократы”.
Недавно на сотом году жизни умер соратник Королёва по фамилии Черток. Вот уж кто прожил полную жизнь, казалось бы. Ан.
Показали по телевизору его фото. Из последних.
Боже! До чего же скучный у него взгляд! Как же ему всё на свете надоело, кажется.
Я неисправимый физиономист. Сколько б я ни ошибался в людях, я не отказываюсь от физиономизма. Вот и с Чертоком: мне кажется, что журналисты приврали, говоря о его неутомимости. Нет, он таки за три месяца до смерти ещё где-то выступил. Факт. Но после этого было что-то… И тогда-то его и сфотографировали… А может, и не после… И у него было пусто в душе. Настолько пусто, что даже не страшно – только скучно.
С таким вот Чертоком хочется соотнести такое фото Иосифа Бродского:
Биографизм, конечно, лишь как вспомогательное средство годится для литературоведения. Физиономизм – тем паче. Но уж очень точно это фото коррелирует с постмодернизмом (понимаемым мною как пофигизм), с чем в связи упоминается имя Бродского у одного теоретика:
Я вас любил. Любовь ещё (возможно,
что просто боль) сверлит мои мозги,
Всё разлетелось к чёрту, на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
в который вдарить? Портила не дрожь, но
задумчивость. Чёрт! всё не по-людски!
Я вас любил так сильно, безнадежно,
как дай вам Бог другими – но не даст!
Он, будучи на многое горазд,
не сотворит – по Пармениду – дважды
сей жар в груди, ширококостный хруст,
чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
коснуться – «бюст» зачеркиваю – уст!
“Какая, к чёртовой матери, любовь! – Нет таковой на свете. Есть биология, биохимия и ничего выше. Социального нет. Идеального нет. Идеалов – нет”. – Таков художественный смысл этой вещи. Рождаемый от столкновения пушкинского с низменным. Самой логики (Парменид праотец её) с её отрицанием насмешкой. От столкновения святости стихотворства, богоданности – с сермяжной правкой текста. Единства и многого. – Не перечесть противоречий, которых нагородил тут Бродский.
И доказал мне, что нет правила без исключений. Что если я себе думал (и возвёл в правило), что отсутствие идеала не может породить произведение идеологического искусства (сложноустроенного, из противоречий), то вот, пожалуйста: Бродский.
Это 1974 год. Через десять лет после ареста за тунеядство, после нескольких недель в советских психбольницах, через два года после высылки из СССР…
И опять нужно исключать из правила…
Ведь должна б была быть последовательность с идеалом-то. Лишаться всякого надо б в итоге, а не: то он есть (ницшеанский), то его никакого нет, то он (опять ницшеанский) опять есть. (Так получается по моим прежним разборам его вещей разного времени написания.)
Лживость строя состояла в том, что он был внутри глубоко мещанским, а вовне выставлял себя чем-то прокоммунистическим.
И если мещанин ублажается лживой омещанившейся властью, то она боится открыто – у соседей, на Западе – самоутверждающегося мещанства.
A Hard Day’s Night. Вечер трудного дня.
(перевод Марины Васильевой)
Был очень трудным день.
Как пёс работал нужный срок.
Был очень трудным день.
Я должен спать бы, как сурок.
Но лишь я в дом захожу,
Я здесь уют нахожу.
Трудился я весь день,
Чтобы купила, что хочешь ты.
Стоит слышать от тебя взамен:
«Тебе я всё дам», скажешь ты.
Зачем я должен стонать?
Когда со мной ты опять,
Кажется всё так хорошо.
Чувствую я пыл большой, твой, да!
Был очень трудным день.
Как пёс работал нужный срок.
Был очень трудным день.
Я должен спать бы, как сурок.
Но лишь я в дом захожу,
Я здесь уют нахожу.
Мне снова хорошо, о!
Зачем я должен стонать?
Когда со мной ты опять,
Кажется всё так хорошо.
Чувствую я пыл большой, твой, да!
Был очень трудным день.
Как пёс работал нужный срок.
Был очень трудным день.
Я должен спать бы, как сурок.
Но лишь я в дом захожу,
Я здесь уют нахожу.
Та же “Нью-Йорк геральд трибюн” подкалывала, что у парикмахеров настанут трудные времена: перестанут парни стричься.
А в СССР не знающие английского битломаны, например, песню “Облади, облада” обожали ещё и за похожесть названия и припева на русское матерное ругательство.
То есть истинные слова песни не имели значения для постижения вседозволенности.
Можно предположить, что и для англоязычной публики это было так. Обычность слов песни “Вечер трудного дня” не обостряла противоречием восприятие разнузданности музыки. Наоборот. Они привлекали искренностью: “как ты и я”. Или иначе наоборот: слова ж песен часто не запоминаются. Ибо они лишь повод для музыки. И там может быть сущая ерунда. Это потому, что песня чаще всего – произведение прикладного искусства. То есть её функция – усиливать какое-нибудь чувство. Тут, в “Вечере…” – вседозволенность, которую себе позволяет иногда мещанин на отдыхе.
Ещё и негритянские корни рок-н-ролла добавляют вседозволенности. Негры ж были очень угнетены. И чтоб скомпенсировать это, оторваться на отдыхе, они изобрели соединение пения и движения. Чем битлз не преминули воспользоваться.
Но всё же это – заражение (а не катарсис, как в идеологическом искусстве: озарение от противочувствий). Когда зримо и слышимо заражается весь зал, происходит ещё большее усиление эмоций. А каких? А всё тех же – отрицания нормы.
То есть их и ставить-то нельзя в один ряд: идеологическое искусство Бродского и прикладное искусство Битлз.
Но я сейчас ставлю. От злости на то, как, не понимая моральной скверны, с которою негодным способом боролся тогда лживый советский официоз, теперь на этот официоз катят бочку, но не за его лживость, а за, мол, ещё и такую большую отсталость от прогресса: и по цели, и по средствам.
Теперь же от самого материального прогресса (и морального регресса) спасаться надо бы.