наташа кампуш что с ней делал похититель
3096 дней в плену у психа. История Наташи Кампуш
История австрийки Наташи Кампуш — один из самых шокирующих случаев похищения детей. К счастью, он имел благополучный финал. Страшные факты из жизни 10-летней девочки в плену у психически больного маньяка стали основой не одной книги и фильма. Однако они не смогли до конца передать весь ужас, который пришлось пережить Наташе в реальности. Что же происходило с девочкой в течение 8 лет заточения? Как она живет сейчас?
Роковой день
2 марта 1998 года 10-летняя Наташ Кампуш, как обычно, вышла из дома и направилась в школу. До учебного заведения она так и дошла. Когда ее мама забила тревогу, нашлись свидетели похищения ребенка. Очевидцы рассказали, что видели, как мужчина схватил девочку, быстро забросил в белый микроавтобус и уехал с места преступления. Наташа даже не успела закричать от страха и неожиданности.
Полиция допросила около 500 подозреваемых, среди которых был и преступник. Никаких улик и доказательств чьей-либо вины сотрудники правоохранительных органов не обнаружили. Они были вынуждены всех отпустить. Тогда некоторые следователи заподозрили в похищении мать девочки Бригитту Сирни. Выяснилось, что Наташа росла в не очень благополучной семье. Мать ее часто наказывала и избивала. Детство Наташи было трудным и несчастливым. Несмотря на эти факты, версия похищения матерью не подтвердилась.
В плену у психопата
Настоящим похитителем Наташи Кампуш оказался Вольфганг Приклопиль, житель коммуны Штрасхоф-ан-дер-Нордбан, что в Нижней Австрии. Мужчина привез девочку к себе домой и закрыл в подвале, который выстроил еще его дед для использования в качестве бомбоубежища. Вольфганг держал Наташу в комнатушке площадью не более пяти квадратных метров, которая находилась под землей почти на трехметровой глубине. Окон в ней не было. Закрывалась комнатка на три двери, одна из которых весила более 150 кг и не пропускала звук. Вход в подвал скрывался за шкафом, находящимся в гараже.
Приклопиль запрещал девочке покидать бункер, еду приносил сам. Он включал и выключал свет на свое усмотрение, мог держать Наташу в темноте по несколько дней. Вольфганг регулярно избивал ребенка. Побои были настолько сильными, что девочка еле могла передвигаться. После избиения, Приклопиль успокаивал «свою жертву» и фотографировал. При этом он уделял особое внимание образованию девочки. Похититель приносил Наташе книги, журналы и заставлял слушать классическую музыку. Через два года заточения маньяк установил в комнате девочки телевизор и разрешил смотреть новости.
Попытка побега
Не было дня, чтобы Наташа не думала сбежать. Но похититель постоянно твердил, что все окна и двери в доме заминированы, живой ей выбраться не удастся. Спустя 7 лет Приклопиль стал разрешать повзрослевшей девочке гулять в саду, но тщательно за ней следил. Он даже отмечал с Наташей праздники и дарил ей подарки. Однажды Вольфганг взял пленницу с собой на лыжный курорт в Вене, но возможности сбежать у девушки тогда не было.
Только в 2006 году у Кампуш появился такой шанс. 23 августа похититель поручил Наташе привести в порядок его машину. Девушка включила пылесос, чтобы почистить салон, и в этот момент у Приклопиля зазвонил телефон. Он отвлекся на разговор с потенциальным покупателем автомобиля. Наташа, оставив пылесос включенным, убежала. Она пробежала около 200 метров, перескакивая заборы и обращаясь к прохожим с просьбой позвонить в полицию, и постучала в дом пожилой соседки Инги. Девушка с порога сказала: «Я — Наташа Кампуш». 71-летняя женщина вызвала полицию.
Возвращение к жизни
После 8 лет плена девочку сложно было узнать даже родителям. Наташа выросла всего лишь на 15 см и набрала 3 кг веса. Она имела очень бледную кожу. Ее внешний вид был весьма болезненным, а на теле следы от побоев. Идентифицировать девочку помог шрам на теле и тест ДНК. Благодаря хорошему питанию, Наташа набрала вес. Девушка стала активно заниматься благотворительностью и борьбой за права животных. Наташа создала собственный сайт и одно время вела программу на ТВ. Свою историю заточения она неоднократно рассказывала журналистам. Ее реальный случай стал основой сюжета фильма «3096» режиссера Шерри Хорман. Кампуш также издала автобиографическую книгу.
Похищенная Наташа Кампуш рассказала, как 8 лет жила с маньяком
Все эти годы Наташа провела в заточении в специально оборудованном подвале жилого дома ее похитителя Вольфганга Приклопила в городке Штрассхоф недалеко от Вены.
В интервью, часто щурясь от яркого света, к которому она пока привыкает, 18-летняя девушка рассказала, что не решалась сбежать от своего похитителя, боясь расправы.
В среду австрийский еженедельник News и газета Kronen-Zeitung опубликовали первые фотографии девушки. До этого во всех телерепортажах ее лицо было всегда закрыто, а СМИ публиковали фотографии 8-летней давности.
Наташа рассказала, что стала страдать клаустрофобией, потому что все время находилась в маленькой комнатке размером 2 на 3 метра, сообщает АР. Она призналась, что часто думала о том, как ей сбежать от маньяка, но реальная возможность ей представилась только через 8 лет плена.
Только через два года заточения Приклопил разрешил Наташе слушать радио и читать выбранные им газеты. Он также всегда тщательно проверял, чтобы она ничего не писала на страницах газет, которые она читала. Приклопил отмечал с Наташей Рождество, Пасху и ее день рождения и даже дарил ей подарки.
В интервью журналу News девушка попыталась объяснить, что чувствовала все эти годы: «Я все время спрашивала себя, почему это произошло со мной? Из миллионов людей, живущих на Земле, почему именно со мной? Я всегда верила в то, что появилась на свет не для того, чтобы провести жизнь взаперти. Эта несправедливость доводила меня до отчаяния. Я чувствовала себя как в клетке. Вы, конечно, видели мой подвал по телевизору, так что представляете себе, насколько мало места там было».
23 августа девушке было поручено почистить автомобиль BMW Приклопила, который стоял в гараже. В это время Вольфгангу позвонили на его сотовый телефон, и он на секунду вышел из гаража, чтобы ему не мешал звук работающего пылесоса. Этим моментом и воспользовалась Наташа.
Как стало известно следователям, Приклопил готовил преступление не один месяц, может быть, это заняло несколько лет. Микроавтобус, на котором он увез Наташу, Приклопил купил за год до преступления. Яму под гаражом размером 2 на 3 метра, которая послужила тюрьмой для Наташи, он вырыл задолго до того дня, как похитил девочку. Соседи описывают его дом как «постоянную стройку». Никто толком и не был знаком с этим человеком, казавшимся всем вежливым, но замкнутым.
Установлено, что полиция неоднократно была в нескольких шагах от жертвы, и ничто при этом не вызывало подозрений.
Поддержи Бугага.ру и поделись этим постом с друзьями! Спасибо! 🙂
В Австрии сбежавшая от маньяка Наташа Кампуш купила дом своего садиста
История, напоминающая сценарий триллера, началась в пригороде австрийской столицы в далеком 1998 году, когда безработный Вольфганг Приклопил увез 10-летнюю школьницу Наташу Кампуш в своем фургоне. Поиски похитителя по горячим следам успехом не увенчались. Никто не верил, что девочка однажды вернется домой. Но в августе 2006 года 18-летняя Наташа сбежала от мужчины, удерживавшего ее в заточении 8 лет
12 лет назад ее история потрясла мир. Наташа сумела сбежать от маньяка, который долгие годы держал ее в подвале. И вот теперь она снова, уже по собственной воле, вернулась в дом ужасов.
Дом, в котором. Обычный для австрийской глубинки коттедж. Кованые ворота, много зелени вокруг. Здесь происходила ужасная история. Ее история. Она делает шаг в прошлое.
Август 2006 года. Полиция ведет к машине девушку. Ее лицо скрывают от прессы и от солнца. Восемь лет маньяк-педофил удерживал Наташу Кампуш в подвале дома. Она отвыкла от яркого света.
Тот самый подвал. Крохотная потайная комната. Кровать, полки и больше ничего. Девушка провела здесь три тысячи девяносто шесть дней. И ее не нашли. Она сама вырвалась.
Это «стокгольмский синдром», считают психологи, одно из проявлений. Заложник испытывает симпатию к похитителю. После освобождения Наташа Кампуш говорила, что иногда обнимала своего мучителя — ей нужен был кто-то рядом. Обмолвилась: Вольфганг Приклопил держал ее в заточении, зато она не начала курить. Он дарил ей подарки на Рождество и даже изредка водил гулять в город.
Австрийский журналист Кристоф Фоерштайн первым брал интервью у Наташи. Они поддерживают связь. Он снял про нее документальный фильм. Тогда и сейчас. Разобрался, что у нее в душе.
Забыть невозможно. Все десять лет Наташа пытается что-то сделать с пережитым. Она не замкнулась. Дала сотни интервью — все за деньги. Написала книгу — тираж разошелся в считанные дни. По книге сняли художественный фильм «3096 дней» (режиссер Шерри Хорман, Constantin Film, 2013 год). Кстати, в первые дни после освобождения у Наташи появился пиар-менеджер, как директор у эстрадной звезды.
Общество разделилась. Как можно зарабатывать на собственной трагедии?! С другой стороны: если весь этот ужас был в ее жизни — пусть хотя бы окупится. Тем более, австрийское правительство не выделило Наташе на реабилитацию ни единого евро.
Раз в месяц Наташа Кампуш приходит в свой дом, с призраками прошлого. Подвал, в котором ее запирал маньяк-педофил, залили бетоном. Ей осталось избавиться от него внутри себя.
Дом, полный призраков
Кампуш, написавшая о заточении уже две книги, не берется комментировать мотивы своего тюремщика, замечая, что она не психиатр. Зато рассказывает, чем руководствовалась, приобретая дом Приклопила. Она отчаянно не хотела, чтобы жилье маньяка оказалось в чужих руках и дом превратился в место паломничества для странных людей, в глубине души восхищающихся самим психопатом, или в страшный аттракцион для тех, кто хочет пощекотать нервы. Несмотря на то, что Наташе, по ее собственным словам, тяжело находиться внутри здания, она регулярно приезжает в Штрассгоф. Кампуш уверяет всех, что простила своего мучителя, чтобы освободиться от балласта прошлого, но все ее поступки говорят о том, что Приклопил все еще занимает одно из самых важных мест в ее жизни. Даже глобальную перестановку в доме девушка делать не стала. Разве что избавилась от темницы, в которой провела 8 лет жизни. И то не по собственной воле. Власти прислали официальное письмо о том, что в ее владениях была сделана несанкционированная перепланировка, и помещение, где прошло ее заточение, предстоит ликвидировать. Деньги и немного любви Наташу многие не любят за то, что она делает деньги на собственной трагедии. Источники ее дохода пересчитать несложно — эксклюзивные интервью (первое телеинтервью принесло ей 600 тысяч евро), две книги, снятый на основе реальных событий фильм. Но Кампуш, когда ее прямо спрашивают о том, каково это — монетизировать свою ужасную историю, всегда задает встречный вопрос: «Если не я, то кто же должен на ней разбогатеть?».
С личной жизнью у Наташи все не так радужно, несмотря на то, что дважды в неделю она ходит к психотерапевту. Сама девушка уверяет, что «способна на отношения», однако признает, что ей сложно знакомиться с новыми людьми. Что-то нам подсказывает, что реализовать эту свою способность она сможет только тогда, когда окончательно избавится от мрачных теней прошлого. Но можно ли это сделать, превратив дом монстра в место памяти?
Дело Наташи Кампуш и «стокгольмский синдром»
Случившееся в Австрии и особенности «стокгольмского синдрома» мы обсуждаем сегодня с гостями студии – старшим научным сотрудником Центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского, членом Парижской международной психоаналитической ассоциации Викторией Потаповой и кандидатом философских наук, научным сотрудником лаборатории социальной и экономической психологии Института психологии Российской академии наук Тимофеем Нестиком.
А начнем программу с репортажа из Вены, который для нас подготовил корреспондент по странам Центральной Европы Александр Хавронин. Итак, история Наташи Кампуш.
Александр Хавронин: Эта история началась в Вене ранним утром 2 марта 1998 года. Десятилетняя Наташа Кампуш пропала по дороге в школу. Поначалу родители особого беспокойства не проявили, так как незадолго до случившегося повздорили с дочерью и ждали от ребенка проявления протеста в той или иной детской форме. Однако одноклассница Наташи рассказала вскоре, что ее увезли на небольшом белом пикапе. Девочка смогла также детально описать машину, однако самого похитителя не разглядела. Венская газета «Курьер» наняла опытного частного детектива Вальтера Пеххакера. Пеххакер провел расследование, после чего заявил, что Наташа стала жертвой убийцы-педофила. Был даже опознан труп. Как оказалось, ошибочно. Полиция допросила сотни владельцев белых пикапов, среди которых был и настоящий похититель девочки – Вольфганг Приклопил. Он сообщил следствию, что машина нужна ему для проведения строительных работ и особых подозрений не вызвал. План похищения Наташи Кампуш Приклопилу удался.
Девочка провела в заточении, в городе Штрассхоф, на северо-востоке страны, 3096 дней. Все это время маньяк держал Наташу в тесном подвальном помещении гаража площадью 2 на 3 метра. Там же находились умывальник и туалет для пленницы. Входная дверь комнаты была звуконепроницаемой. Приклопил мастерски, тщательно закамуфлировал помещение, в случае обыска найти его было бы практически невозможно. Первые годы после похищения маньяк не выпускал Наташу на улицу. Позднее, однако, Приклопил стал ходить с пленницей на прогулки и в магазин. При этом контакт с другими людьми был категорически запрещен. После предварительной цензуры Приклопил давал читать девочке газеты и книги, разрешал слушать радио и смотреть фильмы на видео. От случая к случаю маньяк учил Наташу общеобразовательным предметам. Несмотря на восьмилетнюю изоляцию от мира, девочка была хорошо информирована о происходящих в мире событиях.
Наташа Кампуш после своего освобождения долго отказывалась от общения с прессой, что породило немало догадок о том, насколько тяжела психологическая травма, которую нанес 18-летней девочке маньяк. И, естественно, первое появление Наташи Кампуш перед журналистами вызвало повышенное внимание общественности не только в Австрии, но и в других странах мира. Вот как Наташа Кампуш описывает похищение ее маньяком и годы, проведенные в заточении.
Наташа Кампуш: Я думала, что смогу перейти на другую сторону улицы. Я не знаю. Внутри мне какое-то чувство подсказывало, что я должна перейти на другую сторону улицы. Когда он меня схватил, я пыталась кричать. Но нет, мой голос все равно никто не услышал. С первой же секунды после моего захвата я не испытывала никакого страха. Наоборот, я думала, что он все равно меня убьет, и я думала о том, чтобы правильно прожить эти последние часы, минуты. Все эти годы я билась кулаками и бутылками из-под минеральной воды об стену.
Он контролировал все в моей жизни. Он был параноиком. За несколько месяцев до своего побега я говорила ему, что не могу так жить и убегу от него.
Александр Хавронин: Сейчас, после всего пережитого, Наташа Кампуш с оптимизмом смотрит в будущее. Она намерена получить достойное образование по специальной программе и создать фонд помощи тем, кто стал жертвой маньяков-похитителей.
Известно, что маньяк выкупа за похищенную не просил. Неизвестно, состояли ли они в сексуальных отношениях, и зачем, собственно, Приклопила удерживал Наташу Кампуш столь длительное время. Существует версия, что на ужасающий поступок Приклопила вдохновил роман Джона Фаулза «Коллекционер», действие которого очень напоминает все, что произошло в Австрии, только не с таким трагических концом (то есть там маньяк не погибает, хотя и жертва не спасается).
Известны ли кому-то из моих гостей случаи, когда преступники воссоздавали бы действия, описанные в романах, или совершали свои преступления под воздействием литературных произведений? Виктория…
Виктория Потапова: Говорить о том, что сам только роман подвиг преступника к такому действию, было бы, наверное, слишком поверхностно. Безусловно, подобные ситуации в истории встречались. Дело в том, что, видимо, так или иначе версия, изложенная в произведении, соответствовала внутренней версии преступника, и он лишь использовал внешние детали для того, чтобы отразить свою, так скажем, внутреннюю потребность, патологическую потребность.
Татьяна Ткачук: То есть роман мог быть толчком, но не причиной.
Виктория Потапова: Безусловно, нет.
Татьяна Ткачук: Спасибо, Виктория. Меня очень интересует позиция соседей электромеханика. На протяжении восьми лет в доме одинокого мужчины периодически они видели сначала совсем маленькую девочку, потом девушку. Они видели в окне дома девичье лицо, видели иногда Наташу вместе с Вольфгангом на прогулке. Девушка, как она говорит теперь, бросала на них умоляющие взгляды. Первые месяцы она кричала в подвале, но ее никто не слышал. На ваш взгляд, это – равнодушие? Или это та самая западная манера предельного уважения к частной жизни соседа? И как тогда соотнести это с некой гражданской позицией, не позволяющей обижать слабых? Тимофей, прошу.
Наконец, если мы уже знаем о том, что действительно вмешательство необходимо, нам очень важно, чтобы, по крайней мере, мы были уверены в том, что именно мы должны это сделать. Может быть, вы слышали о том, что в США в свое время произошел такой случай. Где-то в начале 60-х годов в одном из кварталов крупного города женщина подверглась нападению просто вора, который ударил ее ножом. Это дело было ночью, она молила о помощи, кричала, и свидетелями, по большому счету, были сотни людей (то есть, зажегся свет в окнах, было понятно, что что-то происходит), но, между тем, никто не позвонил в полицию. И через 40 минут просто преступник вернулся, чтобы добить свою жертву, она снова кричала, правда, крики были слабее, снова молила о помощи – и снова никто не вмешался. Только наутро, когда уже ничего нельзя было изменить, вся общественность была потрясена. И, собственно, с тех пор активно социальные психологи занимаются изучение вот этого «эффекта размывания ответственности».
Татьяна Ткачук: Спасибо, Тимофей. Виктория, то, что преступник приказывал девочке называть его «мой повелитель» или «хозяин», говорит о мании величия, которой страдал этот человек? И, следовательно, можем ли мы сказать о том, что этот человек страдал неким психическим расстройством?
Виктория Потапова: Безусловно. Дело в том, что современная динамика изменения психических расстройств как раз происходит в определенную сторону как бы нормы. Мы видим, что соседи вполне относились к этому маньяку как к добропорядочному человеку; но в том-то и дело, что наряду с внешней социабельностью, подачей вполне в контексте социальных требований себя такая личность может использовать другого и не чувствовать разницу между самим собой и другим (как мы называем, разницу между субъектом и объектом), использовать другого как некую куклу, как марионетку в соответствии со своими фантазиями. И, похоже, у этого человека была фантазия всемогущества. Явно он представлял себя нарциссической личностью, и какие-то свои нереализованные желания в жизни он решил реализовать при помощи девочки-куклы. Безусловно, это так называемый ранг пограничных расстройств, нарциссических патологий.
Тимофей Нестик: Конечно, прочтение этой ситуации не может быть однозначным, мы многого не знаем, но вообще известно, что жертвы, которые длительное время были изолированы от близких, могут после похищения и даже после освобождения чувствовать определенную вину за то, что их похитили, за то, что они сделали возможной саму ситуацию. Кроме того, следует принять во внимание и непростые отношения в семье, и стремление девочки убежать из дома – как один из вариантов решения просто тех непростых отношений, которые сложились. И, наверное, следует еще понимать изменившуюся границу психической близости. Все-таки Приклопил, так или иначе, стал одним из близких людей – это вот одно из возможных проявлений как раз «стокгольмского синдрома».
Татьяна Ткачук: Мы поговорим о нем чуть попозже. Виктория, прошу.
И я хочу подчеркнуть, что, к сожалению, именно дети, находящиеся в момент семейных конфликтов, брошенные в неком психологическом смысле или находящиеся в состоянии конфликта, вины, спора с родителями, они и попадают очень часто в такие ситуации. Потому что они живут несколько в другой реальности, они охвачены этими переживаниями. Поэтому, может быть, она не проявила бдительность и не смогла защитить себя, кричать и так далее в момент происшедшего.
Татьяна Ткачук: Спасибо, Виктория. Раз уж мы заговорили о матерях… Наташа рассказала полицейским об очень трепетном отношении похитителя к его матери, фрау Приклопил. Она рассказала о том, как он убирал дом (и Наташа помогала ему в этом) перед приходом матери, он пек какие-то пирожки. Могла ли эта женщина – фрау Приклопил – на протяжении 8 лет не знать о том, что творится в подвале дома ее сына? Тимофей, ваша версия?
Тимофей Нестик: Я думаю, что вполне могла, судя по тому, что вам известно. Конечно, тут еще следует помнить о том, что круг общения у девочки в доме самого Приклопила был очень ограничен. Было мало третьих лиц, которые могли бы дать хоть какую-то зацепку, хоть какой-то повод подозревать сына в таком деянии.
Тимофей Нестик: Мне кажется, что тут имела место уже зависимость самого Приклопила от ситуации и от Наташи, конечно же, тоже. Он неоднократно говорил ей о том, что именно таким будет его поведение, то есть таким будет его конец в случае, если она убежит. И здесь вообще нужно помнить о том, что преступниками, которые захватывают заложников по патологическим мотивам, часто как раз становятся те, кто страдает таким суицидальным синдромом. И вообще эта тяга к смерти, своей и чужой, она вполне возможна.
Татьяна Ткачук: То есть, как бы перед собственной смертью человек совершает некое преступление, то есть совершает некий такой асоциальный акт, но внутренне он уже, в принципе, готов умереть, да?
Тимофей Нестик: По крайней мере, он загнал себя в ситуацию, в которой действительно не мог найти других вариантов. То есть, разрыв вот этой связи с жертвой, которая делала его жизнь управляемой, стабильной, он привел к тому, что по существу сама жизнь потеряла смысл.
Татьяна Ткачук: Спасибо, Тимофей. Виктория, ваш взгляд?
Татьяна Ткачук: То есть, если я правильно поняла, вы оба считаете, что не страх наказания, не предстоящая тюрьма и длительное заключение, не страх ответственности перед обществом двигал им прежде всего.
Тимофей Нестик: Во всяком случае, не столько это, на мой взгляд.
Виктория Потапова: Более глубинные причины – конец торжества, конец триумфа, который для такой патологической, нарциссической личности непереносим.
Татьяна Ткачук: Многие слушатели Радио Свобода на сайте в письмах высказывают некое удивление и предположение о том, что вообще Наташа, может быть, и не была на самом деле жертвой. Потому что увидели они перед собой на экранах телевизоров не избитого, покалеченного, какого-то раненого ребенка, а молодую женщину, которая внятно отвечала на вопросы журналистов. И вот это вот странное такое отношение мне бы хотелось, чтобы вы, Виктория, прокомментировали.
Ваш взгляд, Тимофей, прошу.
Тимофей Нестик: Я думаю, что решающую роль здесь сыграла все-таки возможность контактировать с миром, по крайней мере, опосредованно – через новости, через телевизор, который был установлен у нее в комнате, через радио, через какие-то журналы и газеты. С другой стороны – все-таки какие-то привычные контакты с миром, возможность выехать куда-то (есть информация о том, что они были даже в горах). Мне кажется, что есть еще и другие косвенные показатели того, что, судя по всему, все относительно благополучно для психического здоровья. Ведь она действительно пытается перенести эту травму, заявляя миру о ней, принимая какие-то решения, скажем, по поводу собственности Приклопила. И вообще, после таких серьезных травм развивается синдром посттравматический, одна из форм которого – это стремление, скажем, повысить свой социальный статус, как бы сделать это своего рода переживанием, которое укрепляет человека и повышает его социальный уровень. Скажем, об этом говорит ее желание пожертвовать деньги в пользу, по-моему, стран третьего мира, детей, по-моему, этих стран. Мне кажется, это очень важно.
И здесь, в частности, я бы хотела сослаться на работу психоаналитика Ференча, одного из первых психоаналитиков, который говорил о том, что жертва, пережившая травму, раздавлена в своей личностной, психологической и сексуальной идентичности. Для ребенка происходит как бы смешение языков. Ребенок ждет, как ребенок, к себе языка нежности, и поэтому он открыт к этому. И вместо этого – язык страсти, желания совершенно другого. Понять, метаболизировать это как-то, справиться с этим он не может, и, к сожалению, использует механизм идентификации с агрессором. То есть, он идет по воле агрессии. Поэтому говорить, что между ними отношения, если они были сексуальные или не были, и девочка там добровольно жила, невозможно. Потому что она даже может это сказать, что «да», но дело в том, что она не осознает, это бессознательно, как бы защищается таким образом – она делает то, что делает насильник, чтобы выжить хотя бы физически.
Тимофей Нестик: В действительности нельзя сказать, что это уж очень распространенное явление. Скажем, американская статистика по 1200 случаям подобных похищений говорит о том, что только лишь в 8 процентах случаев, то есть 8 процентов жертв действительно подвержены этому синдрому. Дело в том, что должны совпасть три важных условия. Во-первых, жертва должна длительный срок удерживаться в качестве заложника. Правда, здесь есть еще другой фактор: сама сила стресса, величина угрозы для жизни жертвы, сила эмоциональных переживаний – это, конечно, усиливает, работает как второй фактор наряду с длительностью. С другой стороны, второе условие: она должна постоянно общаться с тем, кто удерживает ее в заложниках, с этим «хозяином».
Татьяна Ткачук: Спасибо, Тимофей. Примем звонок из Петербурга. Надежда, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я хотела задать вопрос и одно маленькое высказывание, если позволите.
Татьяна Ткачук: Пожалуйста.
Слушатель: Ничего не слышно было из этой информации, которая меня интересовала, в прессе, был ли какой-то подготовительный период? Случайно ли он выбрал свою жертву или видел ее раньше и готовился именно к тому, чтобы похитить ее, была ли какая-то избирательность в этом деле?
Татьяна Ткачук: Надежда, сразу вам отвечу, тоже знаю по публикациям этот факт. Он очень задолго готовился чисто технически к тому, чтобы удерживать у себя в доме заложника, то есть был подготовлен подвал, было закуплено очень много оборудования, и этот склеп, в котором Наташа содержалась, он был полностью готов к моменту, когда Приклопил ее захватил по дороге в школе. Случаен ли был его выбор, увидел ли он первый раз ее в этот день – никому не известно. Наташа об этом ничего не знает, он уже ничего не скажет, поэтому ответа на этот ваш вопрос нет. Слушаем вас дальше.
Слушатель: Может быть, она не первый раз ему попадалась на глаза, у меня такое почему-то есть ощущение… И может быть, девочка это воспринимала как романтическую историю в какой-то мере. Может быть, они об этом даже говорили, хотя теперь этого, конечно, можем и не узнать. Дело в том, что ничего не говорится… вот ваша передача очень умная и остроумная, но сегодня вы о психологии девочки 10 лет совсем не говорите. О том, что в этом возрасте девчонки романтически настроены и очень даже думают и смотрят по телевизору эти вот истории, и для них вот это вырастание, пусть даже несколько преждевременное, является большой ценностью и стимулом.
Татьяна Ткачук: Спасибо, Надежда, понятен ваш вопрос, ваша точка зрения. Виктории Потаповой передаю микрофон.
Татьяна Ткачук: Спасибо, Виктория. Снова Петербург. Ростислав, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я хотел бы только уточнить, был ли преступник тоже из неполной семьи? Спасибо.
Татьяна Ткачук: Вот я этого не знаю. Я знаю, что существует фрау Приклопил, но никакого упоминания об отце я не читала. Пожалуйста, Виктория, что-то, может быть, вы знаете?
Виктория Потапова: Я лишь могут фантазировать, поскольку такая же информация в прессе, односторонняя. По тому патологическому паттерну, как мы говорим, той схеме, которая в этой семье, похоже, существовала, и которую он воспроизвел, – «он и девочка», где нет третьего, – позволяет предположить отсутствие отца физическое. Либо иногда отец бывает, но чисто физически, психически он все равно отсутствует. У меня большое подозрение, что в семье преступника отца не было, либо роль отца была совершенно обесценена.
Татьяна Ткачук: Спасибо, Виктория. Вот, кстати, еще один штрих к портрету Приклопила. Наташа сказала в телепередаче, что для друзей и родственников Вольфганг был очень милым и предупредительным человеком; и что если бы она убежала – эта история с тем, что он удерживал ее в заложницах, вышла бы на поверхность, и близкие этому электромеханику люди очень расстроились бы, поняв, что принимали его за кого-то другого. Призналась она и в том, что он угрожал покончить с собой, если она сбежит. Тимофей, на ваш взгляд, могло ли это быть причиной того, что девушка не пыталась прежде бежать?
Татьяна Ткачук: Спасибо, Тимофей. Виктория, я процитирую сейчас лондонского психиатра Мэри Ллойд, которая говорит, что ей ни разу не приходилось общаться с жертвой похищения, которая не начала бы себя в какой-то момент ассоциировать с преступником и оправдывать его поступки (это, собственно, то, о чем вы говорили чуть раньше). Доктор Ллойд говорит: «Часто для человека в такой ситуации это единственный способ не распрощаться с рассудком». Объясните, пожалуйста, почему?
Но есть и другая часть. Я всегда говорю, что в неком смысле здесь происходит множественное личностное расстройство затем, есть несколько личностей: одна – которая живет по механизму идентификации с агрессором, его желаниями, она начинает убеждать себя и жить в его социальных каких-то представлениях (в частности, о чем говорили – друзья что скажут, что скажет мама); другая часть – продолжает жить, развиваться по своему, так скажем, личностному развитию.
И вот эта вторая часть помогла этой девочке, конечно, сбежать, несмотря на то, что она во многом действительно была ассоциирована с преступником, с его представлениями о жизни, очень патологическими, тем не менее, она их приняла. Не будем забывать, тем более, что это был ребенок, для которого родительские фигуры очень важны.
Татьяна Ткачук: Тимофей, прошу.
Татьяна Ткачук: Тимофей, скажите, а бывает ли когда-то, что человек, находившийся в заложниках, стратегически выбирает такой путь для себя: с ним не бессознательно какие-то вещи происходят, а он умышленно создает у преступника видимость, что он смирился с участью заложника, что он даже получает от нее удовольствие? Таким образом человек усыпляет бдительность захватчика и дальше совершает какой-то бросок к побегу. Известны ли такие случаи вам?
Тимофей Нестик: Вы знаете, такие случаи известны, особенно случаи с военнопленными. Но, вы знаете, это все-таки очень сложно сделать, когда человек наедине, когда у него нет других партнеров по этой ситуации, других заложников. И вот здесь чувство зависимости, чувство страха, конечно, подавляет человека. Если это возможно, то это редчайший случай.
Татьяна Ткачук: Спасибо, Тимофей. Виктория…
Виктория Потапова: Не будем забывать, что все-таки речь шла о ребенке. То есть, этой девочке было всего 10 лет, и, конечно, от взрослого она ожидает поддержки, опоры. И вот такая агрессия, настолько силы не равны, что здесь думать о том, что она специально… Да, какая-то ее часть, я говорила, которая выжила, развивалась уже по законам развития естественного ее, которое вне травмы должно было происходить, она когда-то созрела и смогла это сделать. Но, в принципе, говорить о сознательной такой позиции десятилетнего ребенка, который 8 лет вот это вынашивал… Я думаю, что была та часть, которая подчинялась, которая жила по законам этого преступника, его мировоззрение принимала, и другая часть, которая постепенно развивалась, зрела, то есть та здоровая часть, которая в ней сохранилась. Вот эти механизмы расщепления, они здесь срабатывают на выживание все-таки.
Виктория Потапова: Увы, к сожалению, работая в клинике и работая с жертвами насилия, с жертвами инцеста, подобные рассуждения в индивидуальной работе (они не выносятся сразу на аудиторию) я слышу. И я думаю, что, конечно, здесь именно психологический механизм защиты срабатывает. Конечно, та часть, которая идентифицировалась с агрессором, говорит об этом. Но недаром это резонирование очень примитивное – не пить, не курить. И возможно, что это и то, что он ей внушал, потому что это достаточно примитивная личность, и такие формальные социальные нормы: пить, курить – плохо, а убивать и мучить – здесь как бы хорошо.
Тимофей, на ваш взгляд, вы занимаетесь проблемами терроризма, вы чаще сталкиваетесь с ситуацией, когда все-таки мотивация преступника понятна (либо это требование выкупа, либо это какие-то политические требования, которые предъявляются), вот эта такая вполне житейская, бытовая история, в которой ни одно требование никому предъявлено не было, все-таки что двигало этим человеком?
Тимофей Нестик: Вообще случаи захвата заложников можно разделить на две основные категории. Первая из них – это захват заложников для получения чего-то другого, как инструмент, который, скажем, ведет к деньгам, к власти, к восстановлению какой-то справедливости. Здесь же был скорее другой случай. Здесь действительно была определенная зависимость Вольфганга от своей жертвы, причем зависимость, которая развилась, судя по всему, не сразу, и во многом это было стремление решить собственные проблемы. Он, мне кажется, эволюционировал вместе с эволюцией их отношений. И, возможно, та роль отца, которую он принял в итоге на себя, она не была им как бы заранее прожита, он к этому себя, возможно, и не готовил.
Татьяна Ткачук: Спасибо, Тимофей.