Соловей во сне. Г. Р. Державин

Я на холме спал высоком,
Слышал глас твой, Соловей;
Даже в самом сне глубоком
Внятен был душе моей:
То звучал, то отдавался,
То стенал, то усмехался
В слухе издалече он, —
И в объятиях Калисты
Песни, вздохи, клики, свисты
Услаждали сладкий сон.

Если по моей кончине,
В скучном бесконечном сне,
Ах! не будут так, как ныне,
Эти песни слышны мне,
И веселья и забавы
Плясок, ликов, звуков славы
Не услышу больше я:
Стану ж жизнью наслаждаться,
Чаще с милой целоваться,
Слушать песни соловья.

Комментарий Я. Грота

Это одна из тех пьес, по поводу которых Державин в начале Анакреонтических песней говорит в обращении К читателям: «По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся. Между прочим, для любопытных, в доказательство его изобилия и мягкости послужат песни [1] ——, в которых буквы р совсем не употреблено.» Выраженное здесь понятие о букве р перешло к нам с Запада: так наприм. немецкий поэт Броккес (см. Том I, стр. 207) избегал этой буквы, когда хотел изобразить тишину после грозы (Gervinus, Gesch. der d. Dichtung, т. III, стр. 518), а Французу Ронсару наоборот казалось, что слова, в которых она встречается, придают стихам звучность и громкость («font une grande sonnerie et batterie aux vers». Arnd, Gesch. der franz. Nationalliteratur, т. I, стр. 125).

См. сказанное по поводу описания соловьиного пенья в Томе I, стр. 693.

Пьеса Соловей во сне была напечатана в Анакр. песнях 1804 г., стр. 72, и в издании 1808 г. ч. III, XXXVI.

В рукописи, содержащей подлинные рисунки, над заглавием этой пьесы оставлен пробел, и рукой Державина написано карандашем: «Сделать виньет.» Из одной позднейшей тетради, где объясняются рисунки, видно, что тут предполагалось представить Купидона, который «одною ногою попирает кипарис и простирает руки к розовому кусту.» Приложенный в конце рисунок объяснения не требует.

Источник

Соловей во сне

Я на холме спал высоком,
Слышал глас твой, соловей,
Даже в самом сне глубоком
Внятен был душе моей:
То звучал, то отдавался,
То стенал, то усмехался
В слухе издалече он;
И в объятиях Калисты
Песни, вздохи, клики, свисты
Услаждали сладкий сон.

Если по моей кончине,
В скучном, бесконечном сне,
Ах! не будут так, как ныне,
Эти песни слышны мне;
И веселья, и забавы,
Плясок, ликов, звуков славы
Не услышу больше я, —
Стану ж жизнью наслаждаться,
Чаще с милой целоваться,
Слушать песни соловья.

Соловей во сне (стр. 267). Впервые — Ан. п., стр. 72. Печ. по Изд. 1808 г., т. 3, стр. 78.

Каллисто — одна из возлюбленных Зевса. В данном случае это имя употреблено как нарицательное и означает: «возлюбленная», «милая» (см. в конце стихотворения).

Комментарий Я. Грота

Это одна из тех пьес, по поводу которых Державин в начале Анакреонтических песней говорит в обращении К читателям: «По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся. Между прочим, для любопытных, в доказательство его изобилия и мягкости послужат песни[1] ——, в которых буквы р совсем не употреблено.» Выраженное здесь понятие о букве р перешло к нам с Запада: так наприм. немецкий поэт Броккес (см. Том I, стр. 207) избегал этой буквы, когда хотел изобразить тишину после грозы (Gervinus, Gesch. der d. Dichtung, т. III, стр. 518), а Французу Ронсару наоборот казалось, что слова, в которых она встречается, придают стихам звучность и громкость («font une grande sonnerie et batterie aux vers». Arnd, Gesch. der franz. Nationalliteratur, т. I, стр. 125).

См. сказанное по поводу описания соловьиного пенья в Томе I, стр. 693.

Пьеса Соловей во сне была напечатана в Анакр. песнях 1804 г., стр. 72, и в издании 1808 г. ч. III, XXXVI.

В рукописи, содержащей подлинные рисунки, над заглавием этой пьесы оставлен пробел, и рукой Державина написано карандашем: «Сделать виньет.» Из одной позднейшей тетради, где объясняются рисунки, видно, что тут предполагалось представить Купидона, который «одною ногою попирает кипарис и простирает руки к розовому кусту.» Приложенный в конце рисунок объяснения не требует.

— Песнь Баярда, 1799; — Тишина, 1801; — Шуточное желание, 1802; — Кузнечик, 1802; — Бабочка, 1802; — Свобода, 1803 ; — Весна, 1804.

Источник

Книга Соловей во сне читать онлайн

Гавриил Державин. Соловей во сне

Я на холме спал высоком,

Слышал глас твой, Соловей;

Даже в самом сне глубоком

Внятен был душе моей:

То звучал, то отдавался,

То стенал, то усмехался

В слухе издалече он, —

И в объятиях Калисты

Песни, вздохи, клики, свисты

Услаждали сладкий сон.

Если по моей кончине,

В скучном бесконечном сне,

Ах! не будут так, как ныне,

Эти песни слышны мне,

И веселья и забавы

Плясок, ликов, звуков славы

Не услышу больше я:

Стану ж жизнью наслаждаться,

Чаще с милой целоваться,

Слушать песни соловья.

КОММЕНТАРИЙ Я. ГРОТА

Это одна из тех пьес, по поводу которых Державин в начале Анакреонтических песней говорит в обращении К читателям: «По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся. Между прочим, для любопытных, в доказательство его изобилия и мягкости послужат песни[1] ——, в которых буквы р совсем не употреблено.» Выраженное здесь понятие о букве р перешло к нам с Запада: так наприм. немецкий поэт Броккес (см. Том I, стр. 207) избегал этой буквы, когда хотел изобразить тишину после грозы (Gervinus, Gesch. der d. Dichtung, т. III, стр. 518), а Французу Ронсару наоборот казалось, что слова, в которых она встречается, придают стихам звучность и громкость («font une grande sonnerie et batterie aux vers». Arnd, Gesch. der franz. Nationalliteratur, т. I, стр. 125).

См. сказанное по поводу описания соловьиного пенья в Томе I, стр. 693.

Пьеса Соловей во сне была напечатана в Анакр. песнях 1804 г., стр. 72, и в издании 1808 г. ч. III, XXXVI.

Источник

Соловей во сне

Я на холме спал высоком,
Слышал глас твой, соловей,
Даже в самом сне глубоком
Внятен был душе моей:
То звучал, то отдавался,
То стенал, то усмехался
В слухе издалече он;
И в объятиях Калисты
Песни, вздохи, клики, свисты
Услаждали сладкий сон.
Если по моей кончине,
В скучном, бесконечном сне,
Ах! не будут так, как ныне,
Эти песни слышны мне,
И веселья, и забавы,
Плясок, ликов, звуков славы
Не услышу больше я, —
Стану ж жизнью наслаждаться,
Чаще с милой целоваться,
Слушать песни соловья.

Читать еще стихотворения Державина:

Уж я стою при мрачном гробе…
Уж я стою при мрачном гробе,
И полно умницей мне слыть;

Упование на защиту божию
Будь милостив ко мне, мой Бог,
Коль враг меня пожрать зияет,

Тоска души
Что так смущаешься, волнуешь,
Бессмертная душа моя?

Тончию
Бессмертный Тончи! ты мое
Лицо в том, слышу, пишешь виде,

Тленіе и нетленіе
На отбытіе ихъ Императорскихъ высочествъ…
Сочинительница стиховъ

Умиление
Не Богу ль повинится
Во всем душа моя?

Счастливое семейство
Блажен, кто Господа боится
И по путям Его идет!

Тишина
Не колыхнет Волхов темный,
Не шелохнет лес и холм,

Тебе в наследие, Жуковской!
Тебе в наследие, Жуковской!
Я ветху лиру отдаю;

Флот
Он, белыми взмахнув крылами
По зыблющей равнине волн,

Источник

СОЛОВЕЙ

На хо́лме, сквозь зеленой рощи,
При блеске светлого ручья,
Под кровом тихой майской нощи,
Вдали я слышу соловья.
По ветрам легким, благовонным
То свист его, то звон летит,
То, шумом заглушаем водным,
Вздыханьем сладостным томит.

Певец весенних дней пернатый,
Любви, свободы и утех!
Твой глас отрывный, перекаты
От грома к нежности, от нег
Ко плескам, трескам и перунам,
Средь поздних, ранних красных зарь,
Раздавшись неба по лазурям,
В безмолвие приводят тварь.

Молчит пустыня, изумленна,
И ловит гром твой жадный слух,
На крыльях эха раздробленна
Пленяет песнь твоя всех дух.
Тобой цветущий дол смеется,
Дремучий лес пускает гул;
Река бегущая чуть льется,
Стоящий холм чело нагнул.

И, свесясь со скалы кремнистой,
Густокудрява мрачна ель
Напев твой яркий, голосистый
И рассыпную звонку трель,
Как очарованна, внимает.
Не смеет двигнуться луна
И свет свой слабо ниспускает;
Восторга мысль моя полна!

Какая громкость, живность, ясность
В созвучном пении твоем,
Стремительность, приятность, каткость
Между колен и перемен!

Ты щёлкаешь, крутишь, поводишь,
Журчишь и станешь в голосах;
В забвенье души ты приводишь
И отзываешься в сердцах.

О! если бы одну природу
С тобою взял я в образец,
Воспел богов, любовь, свободу, —
Какой бы славный был певец!
В моих бы песнях жар, и сила,
И чувствы были вместо слов;
Картину, мысль и жизнь явила
Гармония моих стихов.

Тогда б, подобно Тимотею,
В шатре персидском я возлег,
И сладкой лирою моею
Царево сердце двигать мог:
То, вспламеня любовной страстью,
К Таисе бы его склонял;
То, возбудя грозой, напастью,
Копье ему на брань вручал.

Тогда бы я между прудами
На мягку мураву воссел,
И арфы с тихими струнами
Приятность сельской жизни пел;
Тогда бы нимфа мне внимала,
Боясь в зерцало вод взглянуть;
Сквозь дымку бы едва дышала
Ее высока, нежна грудь.

Иль, храбрых россиян делами
Пленясь бы, духом возлегал,
Героев полк над облаками
В сияньи звезд я созерцал;
О! коль бы их воспел я сладко,
Гремя поэзией моей
Отважно, быстро, плавно, кратко,
Как ты, — о дивный соловей!

Источник