Что такое номинальный владелец общества
Номинальный владелец иностранной компании в российской правовой действительности
В связи с введением в России правил о контролируемых иностранных компаниях (КИК) в 2015 году возникла необходимость нормативного регулирования понятия «номинального владения» иностранной компанией, ранее отсутствовавшего в сложившемся российском правопорядке.
Дело в том, что в большинстве государств англо-саксонской правовой семьи (государств общего права) допускается «расщепление» права собственности на два составляющих: номинальное владение и бенефициарное владение. Традиционно, номинальный владелец является только формальным собственником какого-либо имущества (в том числе долей участия в капитале и акций компаний), чьи данные вносятся в правоустанавливающие документы, а бенефициарный владелец – реальным собственником, в чьих интересах и действует номинальный владелец, не претендуя на основные правомочия владения, пользования и распоряжения имуществом.
Российский правопорядок, сформировавшийся на основе континентального права, не подразумевает возможность подобного «расщепления» права собственности на номинальное и бенефициарное владение. Лицо, чьи данные были внесены в правоустанавливающие документы, при любых обстоятельствах будет признано реальным собственником имущества с правовой точки зрения, вне зависимости от имеющихся договоренностей этого лица в отношении осуществления каких-либо прав (правомочий) иными лицами. Такие договоренности о номинальном владении, как в устной, так и в письменной форме, не имеют в России правовой силы.
Тем не менее, после того, как в России вступили в силу нормы о КИК и у российских резидентов (как физических, так и юридических лиц) появились обязанности отчитываться перед налоговыми органами РФ о владении иностранными компаниями, вопрос об определении статуса номинального владельца иностранной компании стал актуальным в отдельно взятых отраслях права.
Номинальный владелец – кто он для закона
Налоговые службы совершенствуются, поэтому у них все больше возможностей, чтобы установить, кто в действительности стоит за той или иной корпоративной структурой. Многие бенефициары готовы добровольно раскрыть свои иностранные компании в России, но в этот момент перед ними встает вопрос – кто такой номинальный владелец?
Определение понятию «номинальный владелец» было дано отечественным законодателем не так давно законом № 140-ФЗ[i] и только для целей амнистии капиталов. Номинал определен как лицо, осуществляющее права собственника имущества в интересах и (или) по поручению физического лица на основании договора номинального владения имуществом, заключенного в соответствии с иностранным законодательством[ii].
Но это определение само нуждается в разъяснениях: например, какой вид договоров имеется в виду? Так, и трастовая декларация, и договор доверительного управления, и агентское соглашение предполагают распоряжение активами в чужом интересе. Этот вопрос недавно был задан Минфину – финансовое ведомство ушло от ответа[iii]. Не менее важен и другой вопрос: каков статус «номиналов» с точки зрения российских правил о контролируемых иностранных компаниях (КИК) и налогового законодательства в целом?
1. Владение «через номинала» как прямое участие в иностранной компании
На первый взгляд, российский законодатель не оставляет сомнений в том, кто является прямым участником иностранной компании, признавая долей прямого участия долю непосредственно принадлежащих лицу акций компании[iv]. Само это слово означает «без промежуточного участия кого-либо»[v]. Может ли претендовать на такую непосредственность бенефициар, чье имя даже не значится в реестре акционеров, вынужденный при любых операциях с акциями или компанией полагаться на содействие другого лица?
Как ни странно, но действующее законодательство дает основания для утвердительного ответа. Так, закон № 140-ФЗ ставит знак равенства между участием декларанта в КИК через номинала и непосредственно[vi].
Но всегда следует помнить о цели принятия данного закона – дать стимул к раскрытию и репатриации активов в рамках амнистии капиталов. Ярким примером узконаправленного характера данных норм являются ст. 39 и 41 НК РФ, дополненные положениями о том, что передача имущества от номинального владельца фактическому не признается реализацией, а само имущество – доходом. Но только если такое имущество и его номинальный владелец указаны в специальной декларации[vii]. Если это формальное требование не соблюдено, бенефициар и номинал снова «распадаются» в глазах законодателя и налоговых органов на двух самостоятельных субъектов.
Таким образом, один лишь закон № 140-ФЗ, хотя его положения крайне полезны для тех, кто готов воспользоваться льготами второго этапа амнистии, но это не выглядит достаточным основанием для того, чтобы в любом случае приравнивать участие бенефициара в КИК «через номинала» к прямому и непосредственному владению акциями.
2. «Номинал» как самостоятельная иностранная структура
Зачастую роль номинальных владельцев для российских бенефициаров выполняют профессиональные компании, позиционирующие себя как трастовые управляющие, а сама передача владения активами оформляется трастовой декларацией (иногда с оговоркой о действиях управляющего as nominee). Даже при разработке закона № 140-ФЗ, правовое управление аппарата Государственной Думы указывало, что установленная законом концепция «номинального владения» охватывает доверительную собственность (трасты), как она понимается в системе общего права[viii]. В правовой литературе высказывалось мнение, что правоотношения между бенефициаром и номиналом могут относиться среди прочего к доверительной собственности (трасту)[ix]. В иностранной практике также отмечается, что номинальное владение может принимать форму траста или иных подобных структур[x].
При этом НК РФ прямо относит трасты к иностранным структурам, которые сами по себе могут быть признаны КИК[xi]. Логично задаться вопросом: нет ли оснований для признания иностранной структурой и номинального владения?
НК РФ определяет иностранную структуру (ИС)[xii] как организационную форму, созданную в соответствии с иностранным правом без образования юридического лица, которая:
Сравнивая это с определением «номинального владения», упомянутым выше[xiii], можно увидеть, что как минимум два первых признака у него и ИС совпадают. Но отвечает ли номинальное владение третьему признаку: предусматривает ли оно доверительное управление активами? Если исходить из наиболее общего определения доверительного управления как совершения любых юридических и фактических действий с активами в интересах выгодоприобретателя[xiv], то следует признать, что номинальное владение отвечает всем признакам ИС. Для его учредителя (бенефициара) это будет означать необходимость [xv]:
Подобное развитие правоприменительной практики является нежелательным, но не невозможным. В то же время (в отличие от управляющего трастом) «классический» номинал действует исключительно по указаниям бенефициара, не имеет дополнительных функций и не несет рисков по управлению активами. Даже если эти отношения оформлены трастовой декларацией, с точки зрения общего права такая структура была бы, скорее всего, признана притворным трастом (sham trust) – то есть трастом, реальной целью которого не является передача контроля над активами управляющему[xvi]. Подобные трасты признаются недействительными.
Это показывает, что номинальное владение, даже переведенное в более привычные термины трастового управления активами, все же отличается от «полноценной» структуры, сближаясь с договором поручения, который допускает совершение только определенных действий и в соответствии с обязательными указаниями доверителя[xvii]. Эти соображения потенциально могут быть использованы при попытке налоговых органов приравнять номинальное владение к ИС.
3. «Номинал» как иной вид контроля
Если первый из рассмотренных подходов оправдан только в рамках «амнистии капиталов», то второй ведет к дополнительным обязанностям для бенефициара в рамках законодательства о КИК. Но предположим, что бенефициар все же хочет раскрыть государству свой контроль над иностранной компанией, акциями которой владеет номинал. Может ли он сделать это, не признавая себя ни прямым, ни косвенным участником такой компании?
Такой способ действительно есть. Помимо прямого/косвенного участника КИК, ее контролирующим лицом может быть признан и тот, кто осуществляет контроль над компанией в своих интересах по иным основаниям: в силу участия в договоре по управлению такой компанией или иных особенностей отношений между ним, компанией и третьими лицами[xviii] (в том числе номиналами).
Соответственно, не признавая владение акциями иностранной компании «через номинала» ни прямым участием в ее капитале, ни самостоятельной ИС, налоговый резидент России тем не менее может признать себя контролирующим лицом такой компании. При этом у него не возникает ежегодной обязанности по определению финансовых результатов деятельности номинала как ИС и подачи уведомления о КИК в его отношении (подчеркну, что это не затрагивает обязанности контролирующего лица по отношению к самой иностранной компании). Однако налогоплательщику в каждом случае придется тщательно исследовать содержание договора с номиналом (если он вообще существует в письменном виде), чтобы установить правомочия последнего – ограничиваются ли они только исполнением инструкций или предоставляют номиналу определенную свободу действий, которые могут быть истолкованы налоговыми органами как признак самостоятельной КИК?
[i] Федеральный закон от 08.06.2015 N 140-ФЗ «О добровольном декларировании физическими лицами активов и счетов (вкладов) в банках и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»
[ii] Пп.2-3 п.1 ст.2 Закона №140-ФЗ
[iii] См. Письмо Минфина России от 23.04. 2018 г. N 03-04-05/27059
[iv] П.2 ст.105.2 НК РФ
[v] Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935-1940.
[vi] Пп.2 п.1 ст.3 Закона №140-ФЗ и п.64 и лист Б Порядка заполнения формы специальной декларации, Приложение №2 к Закону №140-ФЗ
[vii] П.8 ст.39, п.2 ст.41 НК РФ
См. также Статья: Что изменилось для КИК в 2015 году и другие поправки Налогового кодекса (Зубков С.) («Практическая бухгалтерия», 2015, N 9)
[viii] См. «Комментарий к Федеральному закону от 8 июня 2015 г. N 140-ФЗ «О добровольном декларировании физическими лицами активов и счетов (вкладов) в банках и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (постатейный) (Борисов А.Н.) (Подготовлен для системы КонсультантПлюс, 2015)
[ix] Статья: Амнистии капиталов быть (изучаем условия добровольного декларирования активов. Комментарий к Законам от 08.06.2015 N 140-ФЗ, от 08.06.2015 N 150-ФЗ) (Бугаева Н.Г.) («Главная книга», 2015, N 15)
[x] См., например, дело Федерального Апелляционного суда Канады The Jensen Star, пар.14
[xiii] Пп.2-3 п.1 ст.2 Закона №140-ФЗ
[xiv] П. 2 ст. 1012 ГК РФ
[xv] Ст.25.14, 25.15 НК РФ
[xvi] Rahman v. Chase Bank [1991] JLR 10, Minwalla v. Minwalla, [2005] EWHC 2823
Номинальный владелец – кто он для закона
Налоговые службы совершенствуются, поэтому у них все больше возможностей, чтобы установить, кто в действительности стоит за той или иной корпоративной структурой. Многие бенефициары готовы добровольно раскрыть свои иностранные компании в России, но в этот момент перед ними встает вопрос – кто такой номинальный владелец?
Определение понятию «номинальный владелец» было дано отечественным законодателем не так давно законом № 140-ФЗ[i] и только для целей амнистии капиталов. Номинал определен как лицо, осуществляющее права собственника имущества в интересах и (или) по поручению физического лица на основании договора номинального владения имуществом, заключенного в соответствии с иностранным законодательством[ii].
Но это определение само нуждается в разъяснениях: например, какой вид договоров имеется в виду? Так, и трастовая декларация, и договор доверительного управления, и агентское соглашение предполагают распоряжение активами в чужом интересе. Этот вопрос недавно был задан Минфину – финансовое ведомство ушло от ответа[iii]. Не менее важен и другой вопрос: каков статус «номиналов» с точки зрения российских правил о контролируемых иностранных компаниях (КИК) и налогового законодательства в целом?
1. Владение «через номинала» как прямое участие в иностранной компании
На первый взгляд, российский законодатель не оставляет сомнений в том, кто является прямым участником иностранной компании, признавая долей прямого участия долю непосредственно принадлежащих лицу акций компании[iv]. Само это слово означает «без промежуточного участия кого-либо»[v]. Может ли претендовать на такую непосредственность бенефициар, чье имя даже не значится в реестре акционеров, вынужденный при любых операциях с акциями или компанией полагаться на содействие другого лица?
Как ни странно, но действующее законодательство дает основания для утвердительного ответа. Так, закон № 140-ФЗ ставит знак равенства между участием декларанта в КИК через номинала и непосредственно[vi].
Но всегда следует помнить о цели принятия данного закона – дать стимул к раскрытию и репатриации активов в рамках амнистии капиталов. Ярким примером узконаправленного характера данных норм являются ст. 39 и 41 НК РФ, дополненные положениями о том, что передача имущества от номинального владельца фактическому не признается реализацией, а само имущество – доходом. Но только если такое имущество и его номинальный владелец указаны в специальной декларации[vii]. Если это формальное требование не соблюдено, бенефициар и номинал снова «распадаются» в глазах законодателя и налоговых органов на двух самостоятельных субъектов.
Таким образом, один лишь закон № 140-ФЗ, хотя его положения крайне полезны для тех, кто готов воспользоваться льготами второго этапа амнистии, но это не выглядит достаточным основанием для того, чтобы в любом случае приравнивать участие бенефициара в КИК «через номинала» к прямому и непосредственному владению акциями.
2. «Номинал» как самостоятельная иностранная структура
Зачастую роль номинальных владельцев для российских бенефициаров выполняют профессиональные компании, позиционирующие себя как трастовые управляющие, а сама передача владения активами оформляется трастовой декларацией (иногда с оговоркой о действиях управляющего as nominee). Даже при разработке закона № 140-ФЗ, правовое управление аппарата Государственной Думы указывало, что установленная законом концепция «номинального владения» охватывает доверительную собственность (трасты), как она понимается в системе общего права[viii]. В правовой литературе высказывалось мнение, что правоотношения между бенефициаром и номиналом могут относиться среди прочего к доверительной собственности (трасту)[ix]. В иностранной практике также отмечается, что номинальное владение может принимать форму траста или иных подобных структур[x].
При этом НК РФ прямо относит трасты к иностранным структурам, которые сами по себе могут быть признаны КИК[xi]. Логично задаться вопросом: нет ли оснований для признания иностранной структурой и номинального владения?
НК РФ определяет иностранную структуру (ИС)[xii] как организационную форму, созданную в соответствии с иностранным правом без образования юридического лица, которая:
Сравнивая это с определением «номинального владения», упомянутым выше[xiii], можно увидеть, что как минимум два первых признака у него и ИС совпадают. Но отвечает ли номинальное владение третьему признаку: предусматривает ли оно доверительное управление активами? Если исходить из наиболее общего определения доверительного управления как совершения любых юридических и фактических действий с активами в интересах выгодоприобретателя[xiv], то следует признать, что номинальное владение отвечает всем признакам ИС. Для его учредителя (бенефициара) это будет означать необходимость [xv]:
Подобное развитие правоприменительной практики является нежелательным, но не невозможным. В то же время (в отличие от управляющего трастом) «классический» номинал действует исключительно по указаниям бенефициара, не имеет дополнительных функций и не несет рисков по управлению активами. Даже если эти отношения оформлены трастовой декларацией, с точки зрения общего права такая структура была бы, скорее всего, признана притворным трастом (sham trust) – то есть трастом, реальной целью которого не является передача контроля над активами управляющему[xvi]. Подобные трасты признаются недействительными.
Это показывает, что номинальное владение, даже переведенное в более привычные термины трастового управления активами, все же отличается от «полноценной» структуры, сближаясь с договором поручения, который допускает совершение только определенных действий и в соответствии с обязательными указаниями доверителя[xvii]. Эти соображения потенциально могут быть использованы при попытке налоговых органов приравнять номинальное владение к ИС.
3. «Номинал» как иной вид контроля
Если первый из рассмотренных подходов оправдан только в рамках «амнистии капиталов», то второй ведет к дополнительным обязанностям для бенефициара в рамках законодательства о КИК. Но предположим, что бенефициар все же хочет раскрыть государству свой контроль над иностранной компанией, акциями которой владеет номинал. Может ли он сделать это, не признавая себя ни прямым, ни косвенным участником такой компании?
Такой способ действительно есть. Помимо прямого/косвенного участника КИК, ее контролирующим лицом может быть признан и тот, кто осуществляет контроль над компанией в своих интересах по иным основаниям: в силу участия в договоре по управлению такой компанией или иных особенностей отношений между ним, компанией и третьими лицами[xviii] (в том числе номиналами).
Соответственно, не признавая владение акциями иностранной компании «через номинала» ни прямым участием в ее капитале, ни самостоятельной ИС, налоговый резидент России тем не менее может признать себя контролирующим лицом такой компании. При этом у него не возникает ежегодной обязанности по определению финансовых результатов деятельности номинала как ИС и подачи уведомления о КИК в его отношении (подчеркну, что это не затрагивает обязанности контролирующего лица по отношению к самой иностранной компании). Однако налогоплательщику в каждом случае придется тщательно исследовать содержание договора с номиналом (если он вообще существует в письменном виде), чтобы установить правомочия последнего – ограничиваются ли они только исполнением инструкций или предоставляют номиналу определенную свободу действий, которые могут быть истолкованы налоговыми органами как признак самостоятельной КИК?
[i] Федеральный закон от 08.06.2015 N 140-ФЗ «О добровольном декларировании физическими лицами активов и счетов (вкладов) в банках и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»
[ii] Пп.2-3 п.1 ст.2 Закона №140-ФЗ
[iii] См. Письмо Минфина России от 23.04. 2018 г. N 03-04-05/27059
[iv] П.2 ст.105.2 НК РФ
[v] Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935-1940.
[vi] Пп.2 п.1 ст.3 Закона №140-ФЗ и п.64 и лист Б Порядка заполнения формы специальной декларации, Приложение №2 к Закону №140-ФЗ
[vii] П.8 ст.39, п.2 ст.41 НК РФ
См. также Статья: Что изменилось для КИК в 2015 году и другие поправки Налогового кодекса (Зубков С.) («Практическая бухгалтерия», 2015, N 9)
[viii] См. «Комментарий к Федеральному закону от 8 июня 2015 г. N 140-ФЗ «О добровольном декларировании физическими лицами активов и счетов (вкладов) в банках и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (постатейный) (Борисов А.Н.) (Подготовлен для системы КонсультантПлюс, 2015)
[ix] Статья: Амнистии капиталов быть (изучаем условия добровольного декларирования активов. Комментарий к Законам от 08.06.2015 N 140-ФЗ, от 08.06.2015 N 150-ФЗ) (Бугаева Н.Г.) («Главная книга», 2015, N 15)
[x] См., например, дело Федерального Апелляционного суда Канады The Jensen Star, пар.14
[xiii] Пп.2-3 п.1 ст.2 Закона №140-ФЗ
[xiv] П. 2 ст. 1012 ГК РФ
[xv] Ст.25.14, 25.15 НК РФ
[xvi] Rahman v. Chase Bank [1991] JLR 10, Minwalla v. Minwalla, [2005] EWHC 2823
Зицпредседатель или несчастный «straw man»? Ответственность номинального участника общества в банкротстве
«При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при нэпе! Как я сидел при нэпе! Это были лучшие дни моей жизни».
Зицпредседатель Фунт, «Золотой теленок».
Зицпредседатель Фунт, один из персонажей произведения «Золотой телёнок», всегда знал, что делает. Получая деньги за «номинальное директорство», он принимал на себя риск тюремного заключения.
Подобные «председатели» есть и сейчас. Однако в настоящее время структура контроля строится сложнее: используется сочетание инструментов непосредственного и опосредованного контроля. Создается комбинация между прямым владением и «наслаиванием» организаций второй, третьей и последующих линий контроля.
В чистом виде контроль (опосредованный и прямой) в сложных структурах, не пользующихся услугами посредников, используется относительно редко[1].
Задача номинального лица во многих случаях заключается в защите либо сокрытии личности бенефициарного владельца или контролера компании, либо актива.
Зачем нужен номинальный директор? Чтобы переложить бремя ответственности с «кукловода» на «марионетку».
Зачем нужен номинальный участник/акционер? В большинстве случае, чтобы создать видимость независимости юридического лица; для оптимизации налогообложения; для сокрытия персоны «кукловода».
Пострадавшими в такой игре оказываются «номиналы». По российскому законодательству и судебной практике номинальные руководители и участники будут нести ответственность наряду с фактически контролирующими лицами.
Единоличный исполнительный орган или участник, обладающий правом самостоятельно либо совместно с заинтересованными лицами, распоряжаться более 50% голосов в общем собрании участников юридического лица предполагаются контролирующими (ст.61.10 Федерального закона от 26.10.2002г. №127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»).
Номинальное положение руководителя не означает потерю возможности влияния на должника и не освобождает их от осуществления обязанностей по обеспечению надлежащей работы системы управления юридическим лицом (п.6 Постановления Пленума ВС РФ №53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве»). Данные разъяснения о номинальном руководителе учитывают также ситуацию, при которой корпоративный контроль находится у лица, исключительно формально владеющего долей участия.
В отношении руководителя общества логика понятна. Это обусловлено тем, что единоличным исполнительный орган (далее – ЕИО) осуществляет руководство текущей деятельностью (п.3 ст.40 Федерального закона от 08.02.1998г. №14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»; ст. 69 Федерального закона от 26.12.1995г. №208-ФЗ «Об акционерных обществах»); представляет интересы юридического лица в отношениях с третьими лицами (государственными органами, контрагентами).
Руководитель общества осуществляет в том числе и публичные функции. Такой директор фактически является соучастником по совершению действий во вред кредиторам. Применим ли такой подход к номинальным учредителям?
На мой взгляд, субсидиарная ответственность участника общества должно наступать только в случае совершения действий, повлекших причинение вреда кредиторам. Нельзя применять и к директору, и к учредителю один и тот же стандарт добросовестности.
Как отмечал председатель СКЭС ВС РФ И.В. Разумов в своей статье, суд должен устанавливать степень вовлеченности привлекаемого лица, проверять, насколько было значительным его влияние на принятие существенных деловых решений[2].
Номинальный акционер или участник общества не обладает такой степенью контроля. Он только «сидит», позволяя директору, находящемуся в связи с реальным собственником, осуществлять нужные операции.
Российские суды (как до издания Пленума ВС РФ №53, так и после) отклоняли доводы участников обществ о том, что они являлись только номинальными участниками корпорации[3].
Номинальный участник может быть привлечен к солидарной ответственности вместе с виновным директором, за бездействие по контролю за действиями директора или за бездействие по своевременной смене руководителя общества. Отметим, что в практике имеются и обратные примеры: суды отклоняют доводы о возможности влияния учредителя на директора в связи с недоказанностью[4].
Такой участник может быть привлечен к субсидиарной ответственности за неподачу (несвоевременную подачу) должника о собственном банкротстве, если он должен был знать о наличии признаков несостоятельности у общества, он обладал полномочиями по созыву собрания органа должника, к компетенции которого отнесено принятие данного корпоративного решения, или обладал полномочиями по самостоятельному решению, но не предпринял мер, направленных на для решения вопроса об обращении в суд[5].
Так, к субсидиарной ответственности может быть привлечен участник корпорации – банкрота за бездействия по принятию решений о ликвидации, об обращении с заявлением должника о несостоятельности[6].
При этом, фактическим контролем такой «подставной» участник не обладает и в реальности не может повлиять на управление.
Номинальный участник в таком случае выступает только в качестве держателя актива, но не является его действительным собственником.
Кого же тогда привлекать? Отвечать должны действительные деликвенты – т.н. «теневые директора» (shadow directors). Концепция «номинальный учредитель» для целей субсидиарной ответственности/ взыскания убытков излишняя. Даже если лицо формально обладало корпоративным контролем, то только это обстоятельство не позволяет привлекать такого «номинала» к ответственности.
В российском праве у суда есть правовое основание для привлечения к ответственности такого лица (см. п.1 ст.53.1 ГК РФ, пп.4 п.2, п.6 ст. 61.10 Закона о банкротстве).
Поскольку доктрина «теневого директора» пришла из английского правопорядка, стоит подробнее рассмотреть институт.
Применительно к корпоративному контролю, встретить упоминание о фактически контролирующем должника лице можно как в корпоративном законодательстве, так и в законодательстве о банкротстве.
В Companies Act 2006 есть указание на shadow directors. Для признания лица в качестве теневого директора необходимо доказать, что компания действовала в соответствии с указаниями данного лица.
В Insolvency Act 1986 такой «кукловод» также может быть признан ответственным в рамках такого вида деликта, как «wrongful trading» (российский аналог – ответственность за несвоевременную подачу заявления о банкротстве).
В иностранной литературе по корпоративному праву понятия «номинальный учредитель» или «теневой учредитель» мне не встречались. В учебнике по корпоративному праву под авторством Janet Dine и Marios Koutsias указывается, что концепция «теневого директора» использована для того, чтобы лицо, реально злоупотребляющее властью в корпорации и формально не назначенное в качестве директора, было привлечено к ответственности. Такой директор влияет на принятие решений в компании. Однако в отличие от директора «de facto», осуществляющего свое влияние на корпорацию открыто, для теневого директора характерно создание видимости контроля иного лица. Аналогичная позиция встречается и в учебнике «Company Law» (авторы: Alan Dignam, John Lowry, Chris Riley), и в работе «Company Law. Fundemantal Principles» (автор: Stephen Griffin).
Следовательно, изначальная идея состояла в том, чтобы привлекать действительно ответственное лицо, которое фактически осуществляет контроль корпорацией. Номинальный директор выступал только в качестве «фасада» или «витрины» для настоящего руководителя.
В такой ситуации, номинальный учредитель не может быть признан в качестве «теневого директора» и не должен отвечать за действия такого лица.
Концепция непреднамеренного траста. Этот институт англо-саксонского правопорядка может быть применим при оценке корпоративного контроля в ситуации с номинальным участником/акционером.
Как указывает В.А. Канашевский, непреднамеренный траст (resulting trust) это ситуация, когда одно лицо передает юридический титул на имущество другому лицу без получения от него встречного удовлетворения, при которой передавший титул сохраняет право на извлечение. Считается, что получатель титула приобретает юридически титул на имущество, на имущество считается находящимся в его доверительной собственности в пользу бенефициара[7].
В российском законодательстве такой подход можно встретить в пп.3 п.4 ст.61.10 Закона о банкротстве, в п.2 ст.7 НК РФ. Согласно позиции ВС РФ, выраженной в п.7 Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017г. №53, контролирующим лицом является выгодоприобретатель, извлекший существенный преимущества из ненадлежащей системы организации предпринимательской деятельности должника.
Верховный Суд РФ в своих определениях обращал внимание на необходимость установления конечного бенефициара при корпоративном управлении (Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 12.05.2017 по делу N 305-ЭС17-2441, А40-249501/2015, Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 28.03.2019 N 305-ЭС18-17629(2) по делу N А40-122605/2017).
В этой связи, действия номинального учредителя могут быть рассмотрены в качестве действий доверительного управляющего, имеющего фидуциарные отношения по отношению к доверителю. По общему правилу, такой «номинал» не должен отвечать за убытки, причиненные его доверителем.
Оговорки. Допускаю исключения. Например, когда номинальный акционер по указанию бенефициара осуществляет очевидные действия во вред кредиторам (одобрение сделки по выводу активов, выбор «вредоносного» номинального директора).
Возражения и замечания. Нужно сказать, что при отказе от привлечения к ответственности номинального участника, уменьшается вероятность удовлетворения требований кредиторов. Это верно. Однако если обратить внимание на эффективность взыскания задолженности, то обнаружится, что эффективности нет.
Эффективности не будет. Номинальные учредители зачастую не обладают активами для значимого погашения долга. Текущие затраты на привлечение к ответственности и последующее взыскание задолженности с такого лица превысит возможные доходы для конкурсной массы.
Экономика доходов и затрат. По данным Федресурса (см. Статистический бюллетень ЕФРСБ) за 2 кв. 2019г. подано 1621 заявление о привлечении к ответственности. Удовлетворено 26% из данных заявлений. Для сравнения, за аналогичный период прошлого года было подано 1291 заявление, удовлетворено 30%. При этом, доля удовлетворенных требований кредиторов за 2019г. составляет 5,5%, что меньше чем за аналогичный период прошлого года (7,1%).
В результате, при возрастающем объеме заявленных требований кредиторы в действительности получают меньшие деньги в процедуре банкротства. Задачей субсидиарной ответственности является пополнение конкурсного массы, а не ее трата. Подобные действия руководителей
Можно также возразить тем, что подав заявление о привлечении к ответственности, мы стимулируем участника к раскрытию информации.
Однако в силах ли это номинального участника? Он не является представителем юридического лица, не мог реально повлиять на решение, принимаемые директором в корпорации. Зачастую такой владелец не имеет понятия, кто является реальным владельцем. Насколько частное право должно наказывать такое лицо?
Резюмируя, в результате такой практики под ответственность попадают не реальные деликвенты, а их «куклы». К сожалению, инструменты законодательства о банкротстве работают вхолостую, а настоящий причинитель вреда уходит от ответственности.
[3] Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 22.11.2018 №Ф07-14062/2018 по делу №А05-2366/2016, Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 17.07.2018 №Ф06-34806/2018 по делу №А57-31101/2015.
[4] Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 29.04.2019 N Ф04-26780/2015 по делу N А03-22360/2014
[5] п.13 Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017г. №53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве»// «Российская газета», №297, 29.12.2017
[6] Постановление Арбитражного суда Московского округа от 02.10.2017 №Ф05-4405/2016 по делу №А41-59140/15, Постановление Арбитражного суда Московского округа от 06.06.2019 №Ф05-7666/2019 по делу №А40-59819/2016.
[7] Канашевский В.А. Офшорные компании и трасты. Антиофшорное регулирование – М.: Международные отношения, 2018, с. 175.