Что такое молодость сон кьеркегор
Что такое молодость сон кьеркегор
Блог Евгения Иванникова запись закреплена
«Hvad er ungdom?
En drøm.
Hvad er kærlighed?
Drømmens indhold»
(c) Søren Kierkegaard
Перевод:
«Что такое молодость?
Мечта (другой вариант «сон»)
Что такое любовь?
Содержание мечты» (другой вариант «содержание сна»)
(c) Сёрен Кьеркегор
В фильме «Ещё по одной» (реж. Томас Винтерберг, 2020) поднимается актуальная проблема современного состояния общества — депрессия. В философии этот психологический диагноз выведен датским писателем Сёреном Кьеркегором под названием «ангст» (нем. «Angst», «страх»), то есть «неопределенный безотчетный страх-тоска; экзистенциальная тревога». Чего так боятся счастливые европейцы в раю западного капитализма? Здесь не мешало бы вспомнить Сартра и Камю, для которых человек «обречён быть свободным». Но Кьеркегор как основоположник экзистенциализма опередил своё время: ещё в 19 веке он высказал мысль о том, что человек не то, чтобы отказаться от свободы не может, он даже не может отказаться от собственной жизни («Безнадежность, состоящая в невозможности даже умереть»). Страх обречённости, рождающий отчаяние и какую-то «обломовскую» апатию, заразил благополучную Европу. Рекомендую к просмотру!
10 цитат из книг Сёрена Кьеркегора
Выдающийся датский философ о любви, смысле жизни и истории
Имя датского философа Сёрена Кьеркегора (1813 — 1855) стоит в одном ряду с такими выдающимися мыслителями XIX века, как Шопенгауэр, Ницше и Шеллинг. Его работы значительно повлияли на философскую мысль и искусство современников и потомков. Среди авторов, испытавших сильное влияние его идей: Кафка, Камю, Сартр.
Мы отобрали 10 цитат из книг Кьеркегора:
В мире любви карьера и спрос совсем не зависят от стажа. «Дневник обольстителя»
Выбор сам по себе является решающим для содержания личности; благодаря выбору она погружается в то, что было избрано, — если же личность не выбирает, она увядает в самоизнурении. «Или-или»
Поцелуй — символическое действие, теряющее всякое значение, раз чувство, выражением которого он служит, отсутствует. «Дневник обольстителя»
Не стоит и труда вспоминать о том прошлом, которое не способно стать настоящим. «Страх и трепет»
Фауст — это слишком идеальная фигура, чтобы надевать шлепанцы. «Страх и трепет»
Философия не может и не должна давать нам веру, однако она должна понимать самое себя и знать, что именно она предполагает, и она не должна ничего отнимать, и уж во всяком случае не должна обманывать людей, притворяясь, будто это — ничто. «Страх и трепет»
Пусть другие жалуются, что наше время дурно, — я недоволен им за то, что оно ничтожно, совершенно лишено страсти. Мысли современного человека жидки и непрочны, как кружева, а сами люди жалки, как кружевницы. Людские помыслы слишком ничтожны даже для того, чтобы назваться греховными. Червяку еще, пожалуй, можно бы вменить в грех такие помыслы, но человеку, созданному по образу Бога! Вот почему душа моя постоянно обращается к Ветхому завету и Шекспиру. Там, по крайней мере, чувствуется, что говорят люди, — там ненавидят, там любят, убивают своего врага и проклинают его потомство во всех поколениях. там — грешат! «Афоризмы»
Тот, кто выбирает себя самого этически, обладает самим собой как задачей, а не как возможностью, не как игрушкой для игр собственного своеволия. Этически он может выбирать самого себя, только если он выбирает себя внутри непрерывности, а в этом случае он обладает самим собой как многообразно определенной задачей. «Или-или»
Несчастья налагают известный отпечаток гордости на характер, если только он не надломлен ими в конец. «Дневник обольстителя»
В то мгновение, когда устанавливается действительность, возможность отступает в сторону как ничто, привлекающее к себе всех безголовых людей. «Понятие страха»
Что такое молодость сон кьеркегор
Grandeur, savoir, renomee,
Amitie, plaisir ei bien
Tout n’est que vent, que fumee:
Pour mieux dire, touf n ‘est rien. *
* Величие, мудрость, громкое имя,
Не что иное, как ветер, как дым,
Какие люди странные! Никогда не пользуясь присвоенной им свободой в одной области, они во что бы то ни стало требуют ее в другой: им дана свобода мысли, так нет, подавай им свободу слова!
Есть болтливое резонерство, которое по своей нескончаемое и в смысле значения для истории сходно со списком необозримых египетских родословных.
Можно просто испугаться того, с каким мрачным глубокомыслием открывали в старину англичане двусмысленность в основе смеха. Вот что говорит, например, д-р Гартли: «Смех при появлении у детей есть начинающийся плач, вызванный болью, или сразу подавленное и повторяющееся через короткие промежутки выражение чувства боли». Что, если все на свете было бы лишь одним недоразумением, если бы смех был, в сущности, плачем!
Корнелий Непот рассказывает, как один начальник большого кавалерийского отряда, запертый неприятелем в крепости, приказывал ежедневно бить лошадей кнутом, чтобы они не захворали от продолжительной стоянки и бездействия.
Я тоже теперь живу как осажденный и, чтобы не пострадать от продолжительного бездействия, плачу, плачу, пока не устану.
Сдается мне, я представляю собой нечто в роде шахматной фигуры, о которой противник говорит: заперта!
Алладин* производит на нас такое освежающее впечатление именно потому, что мы видим в этой пьесе детски гениальную смелость самых причудливых желаний. А многие ли в наше время дерзают действительно пожелать, потребовать что-либо, обращаясь к природе: или, как благовоспитанное дитя, с просьбой «пожалуйста», или с бешенством отчаяния? В наше время много толкуют о том, что человек создан по образу и подобию Божию, но много ли найдется людей, которые, сознавая это, принимают по отношению к жизни тон повелителя? Не похожи ли мы все на Нурредина, низко кланяющегося духу, опасаясь потребовать слишком много или слишком мало? Не низводим ли мы каждое великое требование наше к болезненному созерцанию собственного я? Вместо того, чтобы предъявлять требования жизни, мы предъявляем их себе. к этому нас, впрочем, готовят и дрессируют!
* Драма Эленшлегера». Сюжет взят из «Тысячи и одной ночи». Прим. перев.
Предание говорит, что Пармениск потерял способность смеяться в трофонийской пещере, но снова приобрел ее на острове Делос, увидав уродливый обрубок, считавшийся изображением богини Лето. Нечто в роде этого было и со мной.
Чем я связан? Из чего была цепь, которою сковали волка Фенриса? Из шума кошачьих шагов, из бород женщин, из корней гор, из дыхания рыб, из слюны птиц. И я скован цепью из мрачных фантазий, тревожных грез, беспокойных дум, жутких предчувствий и безотчетных страхов. Цепь эта «упруга, легка как шелк, растяжима до бесконечности, и ее нельзя разорвать».
Я, может быть, и постигну истину, но до познания блаженства душевного мне еще далеко. Что же мне делать? Скажут: «займись делом». Каким? Чем мне заняться? Разве оповещать человечество о своей грусти, стараясь представить новые доказательства печального ничтожества человеческой жизни? Или открывать какие-нибудь новые, еще не известные доселе, темные стороны жизни? Этим я мог бы, пожалуй, стяжать себе редкую награду: прославиться, наподобие астронома, открывшего новые пятна на Юпитере. Предпочитаю, однако, молчать.
«Еще по одной» — притча Томаса Винтерберга о лишней рюмке
В прокате — «Еще по одной», новый фильм Томаса Винтерберга, решившего поразмышлять о смысле жизни у барной стойки: не в 0,5 промилле ли он заключен? Даниил Серебрянский посмотрел картину и считает, что в нынешней обстановке тотального контроля за здоровьем «Еще по одной» становится более чем актуальной притчей об отчаянии, слабости и безысходности.
«Еще по одной» — юбилейная (десятая) картина завсегдатая острых социальных и семейных тем, датчанина Томаса Винтерберга — друга Ларса фон Триера и одного из авторов архаичной «Догмы 95». А для соавтора Тобиаса Линдхольма — это четвертый фильм, сценарий к которому написан совместно с режиссером. В этом году драмеди под логотипом несостоявшихся из-за пандемии Канн-2020 вначале вошла в состав конкурсантов на кинофестивале в Торонто, затем в Сан-Себастьяне получила «Серебряную раковину» за актерский состав, после чего добралась до 42-го Московского международного кинофестиваля.
У главных героев Мартина, Томаса и Питера праздник — сорокалетие их друга Николая. Собравшись в ресторане, четверо школьных преподавателей из небольшого датского городка выпивают по бокалу шампанского и закусывают черной икрой «царскую» водку. Перед этим именинник делится с друзьями, на первый взгляд, забавной теорией норвежского философа и психотерапевта — некоего Финна Скэрдеруда. Ученый настаивает: пить можно и даже нужно, поскольку от природы человеку в крови не хватает пяти сотых грамма алкоголя. Если восполнить нехватку, повысится и эффективность, и креативность, а самое главное — уровень счастья. Ведь уже за последующим бокалом вина Мартин признается, что в отчаянии: работа в тягость, а семейная жизнь неспокойна. Последующая часть фильма — наблюдение за экспериментом, который все-таки решается провести эта фантастическая четверка. И не забудем о предсказуемом еще в начале исходе — исследование выйдет из-под контроля.
Актерский состав фильма собран по классической для автора схеме — из предыдущих картин собственного производства. Первыми, конечно, зацепят невероятно харизматичный артист европейского и голливудского кино: Мадс Миккельсен в роли учителя истории Мартина (с Винтербергом их связывает номинированная на всевозможные премии «Охота») и друг режиссера Томас Бо Ларсен (снимавшийся в доброй половине его фильмов) — на этот раз, в роли одинокого физрука Томми. Что до Ларса Ранте (преподаватель музыки, муж и отец троих детей Питер) и Магнуса Милланга (уставший от скучных уроков учитель психологии Николай), то их объединяет совместная работа — в «Коммуне». В ответе за изображение — Стурла Брандт Гревлен, норвежец-оператор с необыкновенным чувством стиля. Примечательно, что теперь его манера снимать, кажется, претерпела изменения и стала более выразительной.
Идея «Еще по одной» зрела в голове Винтерберга, по ходу, целую жизнь, ведь в родной Дании, как известно, пьют много и затяжно. Однако вовсе не спиртное играет здесь основную роль. «Этот фильм не об алкоголе, а о том, как выживать и бодрствовать», — объясняет Винтерберг в одном из интервью. Художник, безусловно, возвращается к классической теме из «Матрицы», которая легко формулируется одним лишь вопросом: «Как проснуться?». Мир сновидений для Винтерберга в «Еще по одной» — это очевидная экзистенция в кругу рутины. А катализатор перемен, способный пробудить человека и помочь выйти за пределы однообразия — выпивка. При этом любопытного зрителя может озадачить личность упомянутого ученого Финна Скэрдеруда. Сомнений в его существовании не оставляет сам Винтерберг, который несколько раз упоминал, что этот норвежский философ абсолютно реален.
Следить за взлетами и падениями Винтерберга настолько же увлекательно, насколько за самими работами режиссера. Дебютная драма «Торжество» принесла ему известность и почет. Второй же фильм (которым режиссер по сути должен доказывать неслучайность своего дебютного успеха) — фантастическая драма «Все о любви» — был всеми освистан. С тех пор и повелось: то ли попадет в мишень, то ли нет. Тем не менее, мастерство за годы не утратилось. Еще во времена короткометражного фильма «Мальчик, который ходил задом наперед», а затем наркодрамы «Субмарино» Винтерберг настаивал на том, что спиртное — неотъемлемая часть нашей жизни. В первом случае братья-тинейджеры раз за разом отхлебывали пиво из бутылки. Во втором — уже другие братья-тинейджеры пристрастились к более крепкой выпивке. После этого старший из братьев во взрослой жизни подсаживается на затуманивающее разум послевкусие. Естественно, что режиссер-постановщик неоднократно и всяческими способами противопоставляет зло пагубного пристрастия мысли о потребности выпить.
И немедленно выпил — «Еще по одной» Томаса Винтерберга
На этой неделе в прокат выходит трогательный и меланхоличный фильм Томаса Винтерберга о пьющих учителях. О Кьеркегоре, Хамфри Богарте и антиалкогольной сути происходящего на экране рассказывает Максим Семеляк.
Новый фильм Томаса Винтерберга «Еще по одной» так или иначе вписывается в длинную череду киноработ, посвященных напряженным отношениям скандинавских мужчин с алкоголем. (Отечественному зрителю тут уместно вспомнить было бы вспомнить «За спичками» Леонида Гайдая).
Мадс Миккельсен играет немолодого учителя истории по имени Мартин, самым наглядным образом переживающего все положенные кризисы: возрастной, семейный, профессиональный, мужской. Однажды вечером за безупречно гастрономическим ужином (водка, черная икра, бургундское Domaine Jerome Chezeaux 2011 года) он с тремя такими же педагогическими товарищами решает поставить эксперимент — а что если начать пить, причем каждый день, причем исключительно в рабочее время? Сомнительной затее находится научное обоснование — якобы норвежский психиатр Финн Скордеруд выдвинул идею о том, что человеческому организму хронически не хватает 0,5 промилле, а присутствие этого, как выразились бы истинные пьяницы, «полтоса», не только желательно, но и жизненно обусловлено. Что ж, эту нехитрую идею еще до рождения норвежского специалиста, но в чуть более афористичной форме высказывал Хамфри Богарт: «Беда этого мира состоит в том, что мы опережаем его на три рюмки».
Эксперимент стартует, все четверо подрываются усугублять в присутственные часы, в шкапчиках прячутся шкалики, и постепенно становится им, как писал Толстой в романе «Воскресение», весело и прекрасно. Однако ненадолго — поскольку один из героев в какой-то момент выдвигает неизбежную при таких обстоятельствах мысль: «Я хочу чтоб мы допились до вспышки». «Вспышка» — патологоанатомическая — себя ждать не заставляет.
Датское поле экспериментов на этой почве особенно благодатно. В этой благополучной стране самый высокий уровень подросткового алкоголизма в Европе (что немудрено с такими-то учителями), но кино Винтерберга не претендует на социальную драму. Поначалу «Еще по одной» немного напоминает «Большую жратву» Марко Феррери в версии «Квартета И», но большого бухалова, как и большого самоотвода у них толком не выходит. Фильм — про другое; сатира и юмор в сторону.
Он про то, что пьянство — такая же, в сущности, скучная, системная и проклятущая вещь, как и работа. Особенно если попытаться поверить его дисгармонию нелепой алгеброй (герои тут так же усердно считают промилле, как менее оригинальные люди — калории). В прошлом году Миккельсен засветился в рекламе безалкогольного нефильтрованного пива Carlsberg Wild — и от ощущения какой-то внутренней безалкогольности происходящего сложно отделаться на протяжении всего фильма. По сути, они со своими регламентами занимаются не безалкогольными, конечно, но именно что антиалкогольными делами — схожим образом покойный Жванецкий в одной поздней миниатюре призывал не пить хотя бы два часа в день.
Продемонстрированный в фильме Винтерберга новый обет целомудрия слегка напоминает манифест той самой «Догмы» 1995 года. Герои не пьют после восьми, выходные дни под запретом для возлияний, бесконечно важен командный дух. Всё — в целях высшего освобождения. Послушайте, но это же буквальное эхо догматических правил: «Дисциплина — вот наш ответ; жанровое кино неприемлемо, формат фильма должен быть Academy 35 mm, камера должна быть ручной, высшая цель — выжать правду из персонажей и обстоятельств» и т. д.
Фильму предпослан эпиграф из Кьеркегора: «Что такое юность? Сон. Что такое любовь? Содержание сна». Эта фраза больше для красоты и маскировки. У того же Кьеркегора есть куда более точная мысль для понимания винтерберговского кино:
«Несчастные люди надежды никогда не чувствуют столько боли, сколько люди воспоминания. У надеющихся всегда более радостное разочарование. Поэтому несчастнейшего всегда нужно искать среди несчастных людей воспоминания».
Пьющий человек как раз и становится человеком надежды, а не воспоминания. Неслучайно, синонимами опьянения служат беспамятство и забытье. Удел пьяницы — радостное разочарование, именно его и символизирует финальный пляс Мартина на пристани. Однако и здесь есть свои тонкости, что Винтерберг блестяще демонстрирует. Алкоголь, по Винтербергу, несет в себе известную кальвинистскую строгость. Слишком многое предопределено, и человеку воспоминания не стать человеком надежды, хоть он залейся. Поэтому в фильме и гибнет самый простецкий парень из четверки, физрук, а не историк или музыкант — им-то как раз есть во что задрапироваться. Они знают, как приукрасить беспощадный морок смежными иллюзиями.