Что такое миланский эдикт
Миланский эдикт
Миланский эдикт (лат. Edictum Mediolanensium ) — датируемое 313 годом письмо императоров Константина и Лициния, провозглашавшее религиозную терпимость на территории Римской империи. [1] Миланский эдикт явился важным шагом на пути превращения христианства в официальную религию империи. Непосредственный текст эдикта до нас не дошёл, однако он цитируется Лактанцием в его труде «О смерти гонителей».
Содержание
Хронология
Миланский эдикт был направлен главам провинциальных администраций империи от имени императоров Константина и Лициния в 313 году. Евсевий Кесарийский пишет: «…Константин и с ним Лициний, еще не впавший в безумие, впоследствии им овладевшее, почитая Бога дарователем всех ниспосланных им благ, единодушно издали закон, для христиан совершенно превосходный. Они послали его Максимину, который еще правил на Востоке и заискивал перед ними». [2]
Этот эдикт был продолжением Никомедийского эдикта от 311 года, выпущенного императором Галерием. Однако, если Никомедийский эдикт легализовал христианство и разрешал отправление обрядов при условии, что христиане будут молиться о благополучии республики и императора, Миланский эдикт пошёл ещё дальше.
Содержание
В соответствии с этим эдиктом все религии уравнивались в правах, таким образом, традиционное римское язычество теряло роль официальной религии. Эдикт особенно выделяет христиан и предусматривает возвращение христианам и христианским общинам всей собственности, которая была у них отнята во время гонений. Эдикт также предусматривает компенсацию из казны тем, кто вступил во владение собственностью, ранее принадлежавшей христианам и был вынужден вернуть эту собственность прежним владельцам.
Мнение ряда ученых, что Миланский эдикт провозгласил христианство единственной религией империи не находит, согласно точке зрения других исследователей, подтверждения как в тексте эдикта, так и в обстоятельствах его составления. [3] Так, профессор В. В. Болотов отмечает, что «эдикт дал свободу всему населению империи держаться своей религии, при этом не стеснил привилегии язычников и открыл возможность перехода не только в христианство, но и в другие, языческие культы». [4]
Примечания
Ссылки
Полезное
Смотреть что такое «Миланский эдикт» в других словарях:
МИЛАНСКИЙ ЭДИКТ — по свидетельству Евсевия эдикт, изданный в 313 в Медиолане (совр. Милан) римск. императорами соправителями Лицинием и Константином, к рые в борьбе за власть друг с другом и др. претендентами на римск. престол стремились привлечь на свою сторону… … Атеистический словарь
Миланский эдикт — ♦ (ENG Milan, Edict of) ) (313) соглашение между императорами Константином и Лицинием, установившее равноправие всех религий Римской империи. Т. обр., христианство было признано законной религией … Вестминстерский словарь теологических терминов
Миланский эдикт и превращение христианства в господствующую религию — Миланский эдикт и покровительство церкви Одним из важных событий правления Константина (306 337) был так называемый Миланский эдикт 313 г., даровавший свободу вероисповедания христианам и возвращавший им все конфискованные церкви и церковное… … Всемирная история. Энциклопедия
Медиоланский эдикт — Миланский эдикт письмо императоров Константина и Лициния, провозглашавшее религиозную терпимость на территории Римской империи. Миланский эдикт явился важным шагом на пути превращения христианства в официальную религию империи. Текст эдикта до… … Википедия
Milan, Edict of — Миланский эдикт … Вестминстерский словарь теологических терминов
ГОНЕНИЯ НА ХРИСТИАН В РИМСКОЙ ИМПЕРИИ — преследование раннехрист. Церкви в I IV вв. как «незаконного» сообщества, организованное Римским гос вом. Г. периодически возобновлялись и прекращались по различным причинам. История взаимоотношений между Римской империей и христ. общинами на ее… … Православная энциклопедия
ВИЗАНТИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. ЧАСТЬ I — [Вост. Римская империя, Византия], позднеантичное и средневек. христ. гос во в Средиземноморье со столицей в К поле в IV сер. XV в.; важнейший исторический центр развития Православия. Уникальная по своему богатству христ. культура, созданная в В … Православная энциклопедия
АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ (АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ ПАТРИАРХАТ) — От основания до сер. VII в. Александрия Судьбы Александрийского Патриархата, особенно на раннем этапе его становления, в значительной степени определялись спецификой исторического развития столицы эллинистического и рим. Египта Александрии. Этот… … Православная энциклопедия
Константин I Великий — Запрос «Константин I» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Флавий Валерий Аврелий Константин Flavius Valerius Aurelius Constantinus … Википедия
Великое гонение — … Википедия
МИЛАНСКИЙ ЭДИКТ
Обстоятельства появления эдикта
Подлинное постановление не сохранилось до нас; его нет и в Codex Theodosianus 438 г. Оно сохранилось лишь в указе (litterae) Ликиния, данном Никомидийскому президу 13-го июня 313 г., и у Евсевия в серии документов, переведенных с латинского на греческий, помещающейся в середине 10 книги его Церковной Истории, как «копия императорских постановлений, переведенных с римского языка», как указ, написанный от имени Константина и Ликиния. Но в повествовании о событиях, происходивших после победы над Максенцием, даже в рассказах о пребывании императоров в Медиолане, об эдикте речи нет. Так, Евсевий, повествуя о том, что произошло непосредственно после победы, пишет: «После сего сам Константин, а с ним и Ликиний, почитая Бога виновником всех ниспосланных им благ, оба единодушно и единогласно обнародовали в пользу христиан самый совершенный и обстоятельнейший закон (νομον υπερ χριστιανον τελειωτατον πληρεστατον) и как описание содеянных над ними Богом чудес и одержанной над тираном победы, так и самый закон, отправили к Максимину (τον νομον αυτόν Μαξιμινω), который управлял еще восточными народами и показывал к соправителям притворную дружбу. Максимин, как тиран, узнав об этом, весьма огорчился, однако же, чтобы не показаться, будто уступает другим и вместе с тем опасаясь утаить повеление (το κελευσθεν) императоров, по необходимости, как бы от собственного лица, написал к подчиненным себе областным начальникам следующую первую в пользу христиан грамоту»; далее приводится приказ Максимина Сабину (Евсевий. Церковная История IX, 9). По-видимому, здесь речь идет о Миланском эдикте, однако место издания не указывается, время точно не определяется (ср. επι τουτοις) и самый текст «совершеннейшего закона» не дается, а путем вывода легко придти к мысли, что упоминаемый здесь закон появился еще в 312 г. В самом деле, в 313 г., незадолго до своей смерти, Максимин обнародовал другой закон в пользу христиан, где изданный им рескрипт на имя Сабина он называет «прошлогодним», т.е. появившимся в 312 г. (το παρελθοντι ενιαυτω ενομοθετησομεν). Вот какие неясности у Евсевия.
Лактанций так рассказывает о пребывании правителей в Медиолане. «Константин, покончив с делами в городе Риме, удалился в ближайшую зиму в Медиолан, куда пришел также Ликиний, чтобы получить супругу», т.е. сестру Константина Констанцию (De mortibus persecutorum XLV, 9). Об издании здесь эдикта не упомянуто у Лактанция ни единым словом. При таком довольно печальном положении исторических данных о Миланском эдикте, не удивительно если, например, исследователь Константиновой эпохи Зеек отрицает подлинность его. По Зееку, документ называемый «Миланским эдиктом» вовсе не есть эдикт, издан не в Милане и не Константином и не устанавливает юридической веротерпимости, которой христиане уже давно пользовались. Зеек имеет в виду указ Галерия 311 г. и наряду с ним «так называемый Миланский эдикт» считает совершенно излишним. Так называемый Миланский эдикт есть только письмо Ликиния на имя Вифинского презида в отмену тех ограничений, какими затруднил действия эдикта Галерия 311 г. Максимин, а документ Евсевия есть перевод того же письма Ликиния, посланного в Палестину где жил Евсевий. Однако, согласиться с Зееком никак нельзя. В обоих источниках — у Евсевия и у Лактанция — ясно говорится о пребывании двух Августов в Медиолане и о состоявшемся постановлении касательно религий. Нельзя удовлетвориться предположением, что в Милане состоялось лишь устное соглашение и соответственно с ним издан рескрипт Ликинием для восточных провинций, а в западных и без того жилось христианам свободно. Такой серьезный закон, как о религиозной свободе, не мог не быть запечатлен письменно тем более что и в списках Евсевия стоят слова: «Эту волю нашу надлежало изложить письменно», в законодательном акте рескрипта. Затем в рескрипте президу Ликиний вовсе не выдает этот законодательный акт за собственное произведение; да и не мог быть такой акт лично издан Ликинием, в душе остававшимся язычником. С другой стороны, список Евсевия не может быть рассматриваем как перевод с того же самого Ликиниева рескрипта, только посланного в Палестину. Список Евсевия имеет такое введение, какого нет у Ликиния. Откуда мог заимствовать его Евсевий? В самом тексте есть особенности, которые делают едвали возможным считать список Евсевия переводом Ликиниева рескрипта. Именно, у Евсевия читаем: «Эту волю нашу надлежало изложить письменно, по устранении всех ограничений, которые содержались в посланном твоей чести ранее в нашем указе касательно христиан (дальнейших слов у Лактанция нет), и которые казались весьма недобрыми и несообразными с нашею кротостью, чтобы это было устроено». Изъяснять в таких выражениях свое расположение к христианам и так вспоминать, вероятно, об эдикте 311 г. могло быть единственно свойственно Константину. Ликиний же в данном месте мог лишь разуметь притеснения Максимина, и он говорит о них. Для объяснения отклонения Евсевиева списка от Лактанциева, думается, необходимо предположить, что Евсевий имел под руками подлинный Миланский эдикт и с него переводил, или кто-нибудь другой сделал для него это. Да и самое положение дела — в пользу такого предположения. Мы сказали, что в 9 книге Церковной Истории Евсевий упоминает о законе, но не излагает его. Однако, он думал изложить этот и другие законы в конце IX книги, подобно тому, как он VIII книгу заканчивает эдиктом 311 года. В первоначальной (собственно уже второй) редакции в самом конце IX книги речь шла о законодательстве в пользу христиан, чрез что доказали свою любовь к Богу Константин и Ликиний. По мнению Эдуарда Шварца, издание Церковной Истории Евсевия заканчивающееся IX книгою (первое издание было в 312-313 году и завершалось VIII книгою) появилось в 315 г. и заключалось известным собранием документов, впоследствии помещенных Евсевием в середине Х книги. Здесь первое место принадлежало именно Миланскому эдикту, который был в начале 313 г. Что же касается выводов из рескрипта Максимина, что будто Миланский эдикт издан был в 312 г., то Максимину, как соправителю, по всей вероятности был послан в 312 г. проект эдикта и когда он отказался подписать его, Константин и Ликиний издали его от своего лишь имени.
Текст Миланского эдикта
Текст Миланского эдикта читается так: «Еще ранее полагая, что свободы в религии стеснять не должно, что, напротив, нужно предоставить права заботиться о Божественных предметах уму и воле каждого, по собственному его произволению, повелели мы и христианам соблюдать веру, согласно избранной ими религии. Но так как в том указе, которым предоставлялось им такое право, были на деле при этом еще поставлены многие различные условия, то, может быть, некоторые из них скоро потом встретили препятствие такому соблюдению. Когда мы прибыли благополучно в Медиолан, я — Константин-Август и Ликиний-Август подвергли обсуждению все, что относилось к общественной пользе и благополучию, то в ряду прочего, что казалось нам для многих людей полезным, в особенности признали мы нужным сделать постановление, направленное к поддержанию страха и благоговения к Божеству, именно, даровать христианам и всем свободу следовать той религии, какой каждый желает, дабы находящееся на небесах Божество (греч. дабы Божество, каково бы оно ни было, и что вообще находится на небе) могло быть милостиво и благосклонно к нам и ко всем, находящимся под нашею властью. Итак, мы постановили, руководясь здравым и правильнейшим рассуждением, принять такое решение, чтобы вообще никого не лишать свободы следовать и держаться соблюдаемой у христиан веры, и чтобы каждому дана была свобода следовать той религии, какую сам считает наилучшею для себя, дабы верховное Божество, почитаемое нами по свободному убеждению, могло проявлять во всем обычную милость и благоволение к нам.
Посему надлежит твоей чести знать, что нам угодно было, чтобы по устранении всех совершенно ограничений, которые можно было усматривать в данном тебе ранее указе касательно христиан (греческ. «эту волю нашу надлежало изложить письменно, чтобы по устранении всех совершенно ограничений, которые содержались в посланном твоей чести ранее нашем указе касательно христиан и которые казались весьма недобрыми и несообразными с нашею кротостью») — чтобы это было устранено, и ныне каждый из желающих содержать религию христиан мог делать это свободно и беспрепятственно, без всякого для себя стеснения и затруднения. Объявить это со всею обстоятельностью твоей попечительности мы признали нужным, дабы ты знал, что мы и христианам даровали права свободного и неограниченного содержания своей религии. Видя же, что им это позволено нами, твоя честь поймет, что и другим также предоставлена, ради спокойствия нашего времени, подобная же полная свобода в соблюдении своей религии, так что каждый имеет право свободно избрать и почитать то, что ему угодно; это нами постановлено с тою целью, чтобы не казалось, что нами нанесен какой либо ущерб какому бы то ни было культу или религии (латинский текст испорчен).
Во всем этом ты обязан оказать выше названному обществу христиан все возможное содействие, чтобы повеление наше выполнено было в самом скором времени, дабы и в этом выразилось попечение нашей милости об общественном спокойствии и тогда, в виду этого, как было выше замечено, Божественное к нам благоволение, в столь великой мере уже испытанное нами, пребудет всегда, содействуя нашим успехам и общему благополучию. А чтобы этот милостивый закон наш мог сделаться всем известным, написанное здесь ты должен в своем публичном объявлении выставить всюду и довести до общего сведения, дабы этот закон нашей милости ни для кого не оставался в неизвестности».
Смысл Миланского эдикта
День Сингулярности. Миланский эдикт
Хотя формально христианство было объявлено единственной государственной религией Римской Империи 27 февраля (ровно в тот же день в 1933-м году случится пожар рейхстага) 380 года от Рождества Христова соправителями Феодосием Великим, Грацианом и Валентинианом, которые в этот день подписали соответствующий Фессалоникийский Эдикт, это стало неизбежным почти за семь десятилетий до того.
Спустя всего несколько десятилетий христиане сами станут гонителями (обычное дело), причём далеко переплюнут в этом язычников. Впрочем, это уже совсем другая история.
Как ни странно, но до сих пор настоящие причины, побудившие императора Константина подписать Миланский эдикт (более того, стать инициатором подписания этого эдикта) известны лишь очень и очень узкому кругу лиц.
Насколько мне известно, вообще лишь троим лицам – одному человеку (вашему покорному слуге), одному не совсем человеку (графу Сен-Жермену, который на самом деле Луций Корнелий Пулл и вообще люден). и некоей Лилит, которая, вероятнее всего, совсем не Лилит.
И которая не только не человек совсем, но и (в отличие от люденов), человеком никогда не была. Ибо была изначально сотворена метагомом – минимум два тысячелетия назад. А то и поболее.
Поэтому официальной версии обращения Константина Великого в христианство и причин подписания Миланского эдикта, не существует. Совсем. Вообще. Никакой. Есть только версии отдельных историков, но ни одна из них не является общепринятой.
Миланский эдикт был продолжением так называемого Никомедийского эдикта двухлетней давности (от 30 апреля 311 года), выпущенного предшественником Константина на императорском троне неким Галерием.
Никомедийский эдикт легализовал христианство и разрешал отправление церковных обрядов при условии, что христиане будут молиться о благополучии республики и императора. Христианскому Богу, разумеется.
Однако следует отметить, что Никомедийский эдикт не давал христианам того, что они просили, в целом не сыграв той роли, которую ему на словах приписывал Галерий.
Христианам не были возвращены культовые сооружения: храмы, кладбища, памятники и иное недвижимое и движимое имущество христиан, нагло отобранные во времена гонений. Не были также оговорены компенсации за уничтоженные памятники, храмы, драгоценности и др. (аналогично)
Эдикт особенно выделял христиан и предусматривал возвращение христианам и христианским общинам всей собственности, которая была у них отнята во время гонений. Эдикт также предусматривал компенсацию из казны тем, кто вступил во владение собственностью, ранее принадлежавшей христианам и был вынужден вернуть эту собственность прежним владельцам
Согласно всевозможным энциклопедиям, учебникам истории, историческим монографиям и так далее, историкам и христианства, и Римской империи до сих пор остаются непонятными причины, которые склонили Константина на сторону христианства, богословы и историки спорят о том, к какому учению раннего христианства он принадлежал.
Нет единого мнения среди учёных мужей и относительно того, приняла ли христианство его мать Елена в своей юности, или, как утверждал Евсевий Кесарийский, император побудил её обратиться в веру, которую он принял сам (в реальности произошло именно второе).
Решение Константина прекратить гонения на христиан в Римской Империи было поворотным моментом для раннего христианства, иногда называемым «триумфом Церкви», «миром церкви» или «константиновским сдвигом».
Император стал великим покровителем Церкви, создал прецедент для положения христианского императора в церкви и способствовал появлению понятий ортодоксия, христианский мир, и даже вселенский собор (первый из которых – Никейский – был созван как раз Константином).
Константин (что неудивительно совсем) почитается как святой в лике равноапостольного в православной церкви, ориентальных церквях и различных восточных католических церквях, где он рассматривается как пример «христианского монарха».
Согласно официальной церковной истории, Константин принял решение обратиться в христианство после победы в Битве у Мульвийского моста, в результате которой Константин стал единоличным правителем западной части Римской империи.
Согласно церковной легенде, Константин посмотрел на солнце перед битвой и увидел над ним крест света, а вместе с ним греческие слова «;; ;;;;; ;;;;» (Этим победишь), часто переводимые в латинском варианте «in hoc signo vinces» (в этом знаке ты победишь), а по церковнославянски «сим победиши».
Константин приказал своим войскам, чтобы украсили свои щиты христианским символом (Хi-Ро), и после этого они действительно победили. На самом деле, победили они благодаря вовсе никакой не Божьей помощи, а по совершенно банальной и земной причине – и сам Константин, и его войско (вплоть до последнего солдата) были на голову компетентнее, эффективнее, опытнее и профессиональнее противника. Никакой мистики тут и близко не было.
После битвы новый император якобы проигнорировал алтари богам, подготовленные на Капитолии, и не принёс обычные жертвы, чтобы отпраздновать победоносное вступление генерала в Рим, вместо этого направившись прямо в императорский дворец.
На самом деле это сказки, конечно – ибо на момент этой действительно судьбоносной для всего человечества битвы Константин был всё ещё настолько далёк от христианства, что какие-либо христианские знамения он бы просто не понял.
Да и не надо это ему было совсем – он и так был на голову выше противника. Это Максенцию (его противнику) для победы нужно было чуло, а Константин прекрасно обошёлся без чудес – сам справился, причём без особых усилий.
Игнорировал он после битвы языческие алтари или нет, об том история умалчивает. Однако доподлинно известно, что ещё долгие годы спустя большинство влиятельных людей в империи, особенно высокопоставленные военные чиновники, не были обращены в христианство и всё ещё очень даже участвовали в обрядах и практиках традиционных (сиречь языческих) религий Рима.
Более того, на римских монетах, отчеканенных спустя восемь лет (!) после вышеописанной судьбоносной битвы, по прежнему сохранялись изображения римских богов. Да и знаменитая Арка Константина, построенная в 315 году в ознаменование победы у Мульвийского моста, не содержали никаких христианских символов (не говоря уже об изречениях).
На самом деле, обращение Константина в христианство произошло гораздо проще. и в результате совершенно иного мистического откровения. Которое было из плоти и крови и у которого было имя. Лилит.
Которая при всей её метагомности, сверхчеловечности (в смысле «сверх», а вовсе не человечности) была просто невероятно ленива. Не иначе Львица по гороскопу. если вообще гороскоп применим к метагомам.
Поэтому к цели она предпочитала идти максимально коротким путём. в результате чего кондратий хватил не одного римского палача (и не только римского).
В один неизвестно насколько (и для кого) прекрасный день она просто взяла и заявилась в императорские покои. Что само по себе было весьма впечатляющим достижением, ибо времена были неспокойными, и поэтому императора охраняли и обильно, и тщательно. Для Лилит ни количество, ни качество охраны значения не имели, ибо она могла быть и невидимой, и неслышимой для кого угодно. Когда считала нужным.
Лилит спокойно, один за другим как спички переломала с полдюжины. экспонатов. Потом как лист пергамента разорвала пару щитов. Ну, и под конец поместила кисти обеих рук в пламя факела. Благополучно погасив последний.
После чего объявила несколько прифигевшему от такого атаса императору о том, что она является посланцем Иисуса Христа – единственного истинного Бога. Что было и так, и не так, ибо, с одной стороны, Лилит вроде как работала на христианскую Церковь (и, следовательно, на её бессменного и бессмертного главу). однако с другой, к моменту рождения Христа Лилит обитала на нашей грешной земле уже не одно столетие (если не тысячелетие).
Не говоря уже о том, что она была представителем (и агентом) в нашем мире в высшей степени таинственных Хранителей (которых из людей – и даже люденов – не видел никто и никогда). У которых отношения с Иисусом и уж тем более с Его Церковью были непонятные совершенно.
Константину всё это было знать, разумеется, не нужно совсем. Ему вообще практически ничего знать не полагалось. Кроме подробных инструкций – что, как и когда делать. И чего не делать.
Император был человеком догадливым и прекрасно понимал, что инструкции всё равно выполнены будут – не им, так другим императором. Последнее его по понятным причинам не устраивало категорически. поэтому он инструкции и запомнил, и выполнил. С идеально-военной точностью.
Во-первых, убедил Лициния поставить свою подпись под Миланским Эдиктом. Во-вторых, обратился в христианство – сначала тайно (ибо слишком резкие повороты были империи противопоказаны), затем официально. В-третьих, обратил в истинную веру свою мать. и много кого ещё.
И, наконец, в-четвёртых, стал самым настоящим, верным и надёжным (и весьма эффективным) покровителем христианства и христиан. Он поддерживал Церковь финансово, построил огромное количество базилик, предоставлял привилегии (например, освобождение от некоторых налогов) духовенству, продвигал христиан на высокие посты, возвращал имущество, конфискованное во время Великого гонения Диоклетиана, и даже наделил церковь землей и другими. активами.
Между 324 и 330, Константин построил новую имперскую столицу в Византии на Боспоре — Константинополь. В отличие от «старого» Рима, город начал использовать христианскую архитектуру, содержал храмы в пределах городских стен и не имел ранее существовавших храмов других религий.
Да, и из уважения к христианством распятие было отменено как способ казни (его заменили не в пример более гуманным повешением). Гладиаторские бои были прекращены, воскресенье стало почти что «новой субботой» (разумеется, с разумными исключениями).
Хотя христианство стало единственной государственной религией лишь десятилетия спустя (о чём я расскажу чуть ниже), Константин стал фактически первым христианским императором, издав законы, которые обязывали императора всемерно помогать именно христианской церкви.
При этом послужил нагляднейшим примером, созвав первый в истории Церкви действительно Вселенский Собор – Никейский. И так далее, и так далее.
Однако Лилит сотоварищи (и в первую очередь, разумеется, глава Сети Луций Корнелий Пулл) прекрасно понимали, что Римская Империя не Армения и не Иверия (в смысле Грузия). И поэтому были готовы ждать.
К юбилею Миланского эдикта
(1700 лет христианской государственности)
 |
Весной 313 года в стольном городе Медиолане (ныне Милан, северная Италия) встретились два римских императора. Один из них, Константин, вышел победителем из гражданской войны. Его положение еще не так давно казалось безнадежным: ведь соперник, Максенций, не просто обладал более многочисленными и опытными войсками, но и находился под защитой неприступных стен Рима. Военачальники пытались отговорить его от похода, тем более что и гадания гаруспиков не сулили ничего благоприятного. Но случилось так, что Максенций, вышедший на решающую битву с Константином по пророчеству Сивиллы, погиб, а Константин стал властителем не только Вечного Города, но и всего Запада империи. У него не было никаких сомнений: победа стала результатом помощи свыше. И эту помощь оказал ему не Юпитер и не Геракл, не Митра и не Серапис. Сам таинственный и великий Бог христиан, единственный истинный Высочайший Бог, сотворивший небо и землю, дал Константину знак, что именно он угоден Ему как исполнитель Его воли. Начертав на щитах своих воинов монограмму Хи-Ро, явленную ему в небесном знамении, Константин 28 октября 312 года разбил войска Максенция у Мульвиева моста и на следующий день триумфатором вступил в Рим.
В это время всем в империи уже стало ясно, что грандиозная кампания за восстановление «древнего благочестия», развязанная в последние годы правления Диоклетиана по наущению Галерия, кончилась полным провалом. Самых многочисленных и организованных противников римской языческой религии – христиан – не удалось искоренить, несмотря на массовые и жестокие гонения. Видя крах своих планов, сломленный смутой в государстве и страшной болезнью, Галерий в апреле 311 года издает эдикт, который, хотя и с оговорками, легализует христианство.
Вот его текст, сохраненный Лактанцием и Евсевием [3] :
«Император Цезарь Галерий Валерий Максимиан, непобедимый, август, великий понтифик, великий Германский, великий Египетский, великий Фиваидский, великий Сарматский пятикратно, великий Персидский двукратно, великий Карпский шестикратно, великий Армянский, великий Мидийский, великий Адиабенский, с трибунскими полномочиями в 20-й раз, император в 19-й, консул в 8-й, отец отечества, проконсул; и император Цезарь Флавий Валерий Константин, благочестивый, счастливый, непобедимый, август, великий понтифик, с трибунскими полномочиями и император в 5-й раз, консул, отец отечества, проконсул; и император Цезарь Валерий Лициниан Лициний, благочестивый, счастливый, непобедимый, август, великий понтифик, трибун в 4-й раз, император в 3-й, консул, отец отечества, проконсул, – своим провинциалам [желают] здравия.
Посему, в соответствии с этим дозволением, они должны будут молиться своему Богу о здравии как нашем и государства, так и своем собственном, дабы и государство ни в каком отношении не терпело вреда, и они могли беззаботно жить на своих местах».
Указ Галерия фактически означал капитуляцию языческой империи перед Церковью. Но капитуляция эта была обставлена целым рядом условий, о которых мы в точности ничего не знаем, но которые, очевидно, были направлены на сдерживание христианства.
«Иовий Максимин Август – Сабину.
Но когда я благополучно впервые прибыл на Восток и узнал, что очень много людей, способных служить государству, по вышеуказанной причине выслано судьями в разные места, я отдал каждому судье приказ впредь ни с кем из провинциалов не поступать жестоко, но лаской и увещеваниями возвращать к служению богам. Судьи, следуя приказу, стали соблюдать мои распоряжения, и никто в областях Востока не был ни выслан, ни обижен, и люди, не чувствуя угнетения, охотно возвращались к почитанию богов.
Затем, когда в прошлом году я благополучно прибыл в Никомидию и пребывал там, жители этого города пришли ко мне со статуями богов и усиленно просили меня любым способом не разрешать этому народу жить в их родном городе. Но когда я узнал, что в этих областях живет много людей этой религии, я дал им такой ответ: просьба их доставила мне большое удовольствие, но я не вижу, чтобы она исходила ото всех. И если есть люди, упорствующие в этом суеверии, то пусть каждый по желанию своему держится того, что предпочел, а кто пожелает, пусть обратится к служению богам. Впрочем, и этим жителям Никомидии, и жителям остальных городов, обратившимся ко мне с такой же горячей просьбой, то есть, чтобы никто из христиан не жил в их городах, я вынужден был ответить милостиво, ибо древние императоры все соблюдали такое положение, и самим богам, которыми держатся все люди и само государственное правление, было угодно, чтобы я утвердил прошение, поданное в защиту веры в богов.
Тем не менее, хотя твоему благочестию и до сего времени, конечно же, письменно посылались указы и давались приказания, чтобы с жителями провинций, стремящимися соблюдать подобные обычаи, обходились не сурово, но терпеливо и умеренно, чтобы ни от бенефициариев, ни от кого бы то ни было не терпели они обид или насилий, я счел уместным этим письмом еще раз напомнить твоей строгости, что ласками и увещеваниями ты скорее обратишь наших провинциалов к почитанию богов. Посему, если кто по собственному выбору решит признать религию богов, таковых надлежит приветствовать; если же кто желает следовать своей религии, оставь им это право. Таким образом, твое благочестие должно соблюдать то, что тебе велено: никому не разрешается притеснять жителей наших провинций обидами и насилиями, ибо, как выше написано, следует призывать их к вере в богов скорее ласками и увещеваниями.
А чтобы этот указ наш дошел до сведения всех наших провинциалов, ты должен обнародовать его в изданном тобой предписании».
Это произошло во время его кампании против Лициния, у которого он отобрал Малую Азию. Зимой 313 года, уже после гибели своего союзника Максенция, Максимин с 70-тысячной армией быстрым маршем выдвинулся из Сирии и, перейдя Босфор и сходу захватив Византий, направился к Сердике, намереваясь окончательно сокрушить Лициния, а затем, присоединив его армию, ударить на Константина.
В этой накаленной обстановке противники Максимина встретились в Медиолане, где их союз был скреплен браком немолодого уже Лициния с Юлией Констанцией, единокровной сестрой Константина. Именно на этом съезде двух августов и было принято знаменитое постановление о христианской вере, известное под названием Миланского эдикта.
Согласно его рассказу, Лициний из Медиолана с небольшой наспех собранной армией двинулся навстречу Максимину – надеясь хотя бы задержать его наступление в ожидании помощи от Константина. Перед битвой ему предстал во сне ангел Божий, увещевая обратиться вместе со всем войском к Всевышнему со следующей молитвой:
«Всевышний Боже, Тебя мы молим, святый Боже, Тебя мы молим,
всю справедливость Тебе вверяем, спасение наше Тебе вверяем, империю нашу Тебе вверяем.
Благодаря Тебе мы живем, благодаря Тебе побеждаем и благоденствуем.
Всевышний, святый Боже, услышь наши молитвы!
Руки наши к Тебе простираем, услышь, святый, всевышний Боже!»
 |
| Битва у Мульвиева моста. Питер Ластманн, 1613 |
Именно в это время, в июньские иды 3-го консульства Лициния и Константина (13 июня 313 года) в Никомидии был издан тот самый документ, который считается отражением Миланского эдикта. Поскольку греческий перевод у Евсевия не содержит ни даты, ни места издания, именно этот Никомидийский эдикт приходится признать единственной известной нам аутентичной формой медиоланских соглашений Константина и Лициния.
Вот его русский перевод (с учетом версии Евсевия) [13] :
Когда я, Константин Август, а также я, Лициний Август, благополучно собрались в Медиолане и обсуждали всё, что касается народной пользы и безопасности, среди прочего полезного для большинства людей мы решили первым делом дать распоряжения относительно сохранения почитания Божества, чтобы даровать и христианам, и всем возможность свободно следовать той религии, какой кто пожелает. Дабы какое бы ни было Божество на небесном престоле, Оно было бы благосклонно и милостиво к нам и ко всем, кто находится под нашей властью. Итак, мы решили хорошо и самым взвешенным образом обдумать это мероприятие, поскольку сочли вообще никому не отказывать в возможностях, обратил ли кто свой разум к религии христиан или к той, какую счел наиболее для себя подходящей, дабы вышнее Божество, почитанию Коего мы следуем свободным разумом, могло оказывать нам во всём обычную Свою благосклонность и доброжелательство.
Мы решили дать твоей попечительности полнейшее об этом разъяснение, чтобы ты знал, что мы даровали христианам возможность свободно и независимо блюсти свою религию. И поскольку ты убедишься, что это разрешено нами им, твоей чести будет понятно, что и другим дарована возможность соблюдать свою религию так же открыто и свободно ради покоя времен наших, дабы каждый имел свободную возможность блюсти то, что он избрал. Это было сделано нами, дабы не оказалось от нас никакого ущемления ни какому-либо почитанию, ни какой-либо религии.
Итак, Константин и Лициний, оба получившие власть в результате чудесного вмешательства свыше, провозгласили полную свободу христианства. Однако личное их отношение к этой религии было далеко не одинаковым. Если Константин, хотя еще и не принявший крещения, не скрывал своей приверженности к христианству и украшал свои знамена монограммой имени Христа, то Лициний был, скорее, сторонником «неопределенного монотеизма» и к христианам относился с подозрением. Впоследствии отношения между бывшими союзниками стали напряженными, и после попытки Лициния устранить Константина при помощи заговора дело дошло до открытой войны. В ней Константин вышел победителем, и с сентября 324 года вся империя от Атлантики до Евфрата вновь, после длительного периода разделений, оказалась объединена под одним скипетром.
В качестве образца решений императора приведем послание 314 года:
«Константин Август – Хресту, епископу Сиракузскому.
Еще прежде некоторые дурно и извращенно начали отступать от почитания святой небесной Силы и от кафолического учения. Желая положить конец этим ссорам, я распорядился пригласить из Галлии некоторых епископов, а также вызвать из Африки постоянно и упорно спорящих друг с другом представителей враждебных сторон, чтобы в общем собрании и в присутствии Римского епископа вопрос, вызвавший это смятение, можно было тщательно обсудить и уладить.
Но поскольку некоторые, как это бывает, забыв о своем спасении и о благоговении, которое должно оказывать святейшей вере, и не думают прекращать свои ссоры и не желают подчиниться вынесенному решению, утверждая, что лишь малое число людей высказало свое мнение и что не были предварительно и тщательно разобраны все необходимые обстоятельства рассматриваемого дела и решение было вынесено с поспешностью и горячностью, от всего этого происходит так, что те, кто должны бы иметь братское единодушие, находятся в постыдном, скорее же гнусном, разделении и подают людям, души которых чужды святейшей веры, повод для насмешек. Поэтому я счел своим долгом озаботиться, чтобы это дело, которому следовало быть оконченным после вынесенного решения с общего согласия, хотя бы теперь в присутствии многих пришло к концу.
Бог Вседержитель да сохранит тебя здравым на многие лета».
Так римский император сразу же оказался вовлечен в церковные дела.
Однако, созывая за государственный счет Соборы епископов, Константин никогда не соглашался сам выступать в качестве судьи в церковных вопросах – несмотря на то, что ему принадлежала верховная юрисдикция над всеми без исключения жителями империи. Сложившаяся при Константине система, в которой государство с благоговением признавало за Церковью особый общественный статус и право автономии в вопросах вероучения и внутренней дисциплины, просуществовала многие века. Именно эту систему описывает (а вовсе не изобретает) великий Юстиниан в преамбуле к 6-й новелле 535 года, декларируя совместное действие «двух божественных начал» – священства и царства, которые в устроении дел человеческих должны приходить, каждое своим путем, к гармоничной и согласной «симфонии», стройному ладу, плодами которого являются всевозможные блага материальные и духовные.
Приложение
(Тексты в оригинале)
1. Эдикт Галерия от 30 апреля 311 г.
Euseb. Hist. eccl. VIII 17
Αὐτοκράτωρ Καῖσαρ Γαλέριος Οὐαλέριος Μαξιμιανὸς ἀνίκητος Σεβαστός, ἀρχιερεὺς μέγιστος, Γερμανικὸς μέγιστος, Αἰγυπτιακὸς μέγιστος, Θηβαϊκὸς μέγιστος, Σαρματικὸς μέγιστος πεντάκις, Περσῶν μέγιστος δίς, Κάρπων μέγιστος ἑξάκις, Ἀρμενίων μέγιστος, Μήδων μέγιστος, Ἀδιαβηνῶν μέγιστος, δημαρχικῆς ἐξουσίας τὸ εἰκοστόν, αὐτοκράτωρ τὸ ἐννεακαιδέκατον, ὕπατος τὸ ὄγδοον, πατὴρ πατρίδος, ἀνθύπατος
καὶ Αὐτοκράτωρ Καῖσαρ Φλαύιος Οὐαλέριος Κωνσταντῖνος εὐσεβὴς εὐτυχὴς ἀνίκητος Σεβαστός, ἀρχιερεὺς μέγιστος, δημαρχικῆς ἐξουσίας, αὐτοκράτωρ τὸ πέμπτον, ὕπατος, πατὴρ πατρίδος, ἀνθύπατος.
Inter cetera quae pro rei publicae semper commodis atque utilitate disponimus, nos quidem volueramus antehac iuxta leges veteres et publicam disciplinam Romanorum cuncta corrigere atque id providere, ut etiam Christiani, qui parentum suorum reliquerant sectam, ad bonas mentes redirent, siquidem quadam ratione tanta eosdem Christianos voluntas invasisset et tanta stultitia occupasset, ut non illa veterum instituta sequerentur, quae forsitan primum parentes eorundem constituerant, sed pro arbitrio suo atque ut isdem erat libitum, ita sibimet leges facerent quas observarent, et per diversa varios populos congregarent.
Denique cum eiusmodi nostra iussio extitisset, ut ad veterum se instituta conferrent, multi periculo subiugati, multi etiam deturbati sunt. Atque cum plurimi in proposito perseverarent ac videremus nec diis eosdem cultum ac religionem debitam exhibere nec Christianorum deum observare, contemplatione mitissimae nostrae clementiae intuentes et consuetudinem sempiternam, qua solemus cunctis hominibus veniam indulgere, promptissimam in his quoque indulgentiam nostram credidimus porrigendam, ut denuo sint Chrsitiani et conventicula sua componant, ita ut ne quid contra disciplinam agant.
aliam autem epistolam iudicibus significaturi sumus quid debeant observare.
Unde iuxta hanc indulgentiam nostram debebunt deum suum orare pro salute nostra et rei publicae ac sua, ut undique versum res publica praestetur incolumis et securi vivere in sedibus suis possint.
Μεταξὺ τῶν λοιπῶν, ἅπερ ὑπὲρ τοῦ χρησίμου καὶ λυσιτελοῦς τοῖς δημοσίοις διατυπούμεθα, ἡμεῖς μὲν βεβουλήμεθα πρότερον κατὰ τοὺς ἀρχαίους νόμους καὶ τὴν δημοσίαν ἐπιστήμην τὴν τῶν Ῥωμαίων ἅπαντα ἐπανορθώσασθαι καὶ τούτου πρόνοιαν ποιήσασθαι ἵνα καὶ οἱ Χριστιανοί, οἵτινες τῶν γονέων τῶν ἑαυτῶν καταλελοίπασιν τὴν αἵρεσιν, εἰς ἀγαθὴν πρόθεσιν ἐπανέλθοιεν. ἐπείπερ τινὶ λογισμῷ τοσαύτη αὐτοὺς πλεονεξία κατειλήφει ὡς μὴ ἕπεσθαι τοῖς ὑπὸ τῶν πάλαι καταδειχθεῖσιν, ἅπερ ἴσως πρότερον καὶ οἱ γονεῖς αὐτῶν ἦσαν καταστήσαντες, ἀλλὰ κατὰ τὴν αὐτῶν πρόθεσιν καὶ ὡς ἕκαστος ἐβούλετο, οὕτως ἑαυτοῖς καὶ νόμους ποιῆσαι καὶ τούτους παραφυλάσσειν καὶ ἐν διαφόροις διάφορα πλήθη συνάγειν.
τοιγαροῦν τοιούτου ὑφ’ ἡμῶν προστάγματος παρακολουθήσαντος ὥστε ἐπὶ τὰ ὑπὸ τῶν ἀρχαίων κατασταθέντα ἑαυτοὺς μεταστήσαιεν, πλεῖστοι μὲν κινδύνῳ ὑποβληθέντες, πλεῖστοι δὲ ταραχθέντες παντοίους θανάτους ὑπέφερον· καὶ ἐπειδὴ τῶν πολλῶν τῇ αὐτῇ ἀπονοίᾳ διαμενόντων ἑωρῶμεν μήτε τοῖς θεοῖς τοῖς ἐπουρανίοις τὴν ὀφειλομένην θρῃσκείαν προσάγειν αὐτοὺς μήτε τῷ τῶν Χριστιανῶν προσέχειν, ἀφορῶντες εἰς τὴν ἡμετέραν φιλανθρωπίαν καὶ τὴν διηνεκῆ συνήθειαν δι’ ἧς εἰώθαμεν ἅπασιν ἀνθρώποις συγγνώμην ἀπονέμειν, προθυμότατα καὶ ἐν τούτῳ τὴν συγχώρησιν τὴν ἡμετέραν ἐπεκτεῖναι δεῖν ἐνομίσαμεν, ἵνα αὖθις ὦσιν Χριστιανοὶ καὶ τοὺς οἴκους ἐν οἷς συνήγοντο συνθῶσιν οὕτως ὥστε μηδὲν ὑπεναντίον τῆς ἐπιστήμης αὐτοὺς πράττειν. δι’ ἑτέρας δὲ ἐπιστολῆς τοῖς δικασταῖς δηλώσομεν τί αὐτοὺς παραφυλάξασθαι δεήσει
ὅθεν κατὰ ταύτην τὴν συγχώρησιν τὴν ἡμετέραν ὀφείλουσιν τὸν ἑαυτῶν θεὸν ἱκετεύειν περὶ τῆς σωτηρίας τῆς ἡμετέρας καὶ τῶν δημοσίων καὶ τῆς ἑαυτῶν, ἵνα κατὰ πάντα τρόπον καὶ τὰ δημόσια παρασχεθῇ ὑγιῆ καὶ ἀμέριμνοι ζῆν ἐν τῇ ἑαυτῶν ἑστίᾳ δυνηθῶσι.
2. Эдикт Константина и Лициния 313 г. («Миланский эдикт»)
Lactantius. De mort. persec. 48. 1–12
Euseb. Hist. eccl. X 5. 2–14
Cum feliciter tam ego [quam] Constantinus Augustus quam etiam ego Licinius Augustus apud Mediolanum cinvenissemus atque universa quae ad commoda et securitatem publicam pertinerent, in tractatu haberemus, haec inter cetera quae videbamus pluribus hominibus profutura, vel in primis ordinanda esse credidimus, quibus divinitatis reverentia continebatur, ut daremus et Christianis et omnibus liberam potestatem sequendi religionem quam quisque voluisset, quod quicquid divinitatis in sede caelesti nobis atque omnibus qui sub potestate nostra sunt constituti placatum ac propitium possit existere. Itaque hoc consilium salubri ac reticissima ratione ineundum esse credidimus, ut nulli omnino facultatem abnegendam putaremus, qui vel observationi Christianorum vel ei religioni mentem suam dederet quam ipse sibi aptissimam esse sentiret, ut possit nobis summa divinitas, cuius religioni liberis mentibus obsequimur, in omnibus solitum favorem suum benivolentiamque praestare.
Quare scire dicationem tuam convenit placuisse nobis, ut amotis omnibus omnino condicionibus quae prius scriptis ad officium tuum datis super Christianorum nomine videbantur, nunc libere ac simpliciter unus quisque eorum, qui eandem observandae religionis Christianorum gerunt voluntatem, citra ullam inquietudinem ac molestiam sui id ipsum observare contendant.
Quae sollicitudini tuae plenissime significanda esse credidimus, quo scires nos liberam atque absolutam colendae religionis suae facultatem isdem Christianis dedisse. Quod cum isdem a nobis indultum esse pervideas, intellegit dicatio tua etiam aliis religionis suae vel observantiae potestatem similiter apertam et liberam pro quiete temporis nostri [esse] concessam, ut in colendo quod quisque delegerit, habeat liberam facultatem. [Quod a nobis factum est. Ut neque cuiquam] honori neque cuiquam religioni [detractum] aliquid a nobis [videatur].
Atque hoc insuper in persona Christianorum statuendum esse censuimus, quod, si eadem loca, ad quae antea convenire consuerant, de quibus etiam datis ad officium tuum litteris certa antehac forma fuerat comprehensa priore tempore, aliqui vel a fisco nostro vel ab alio quocumque videntur esse mercati, eadem Christianis sine pecunia et sine ulla pretii petitione, postposita omni frustratione atque ambiguitate restituant; qui etiam dono fuerunt consecuti, eadem similiter isdem Christianis quantocius reddant, etiam vel hi qui emerunt vel qui dono fuerunt consecuti, si petiverint de nostra benivolentia aliquid, vicarium postulent, quo et ipsis per nostram clementiam consulatur. Quae omnia corpori Christianorum protinus per intercessionem tuam ac sine mora tradi oportebit. Et quoniam idem Christiani non ea loca tantum ad quae convenire consuerunt, sed alia etiam habuisse noscuntur ad ius corporis eorum id est ecclesiarum, non hominum singulorum, pertinentia, ea omnia lege quam superius comprehendimus, citra ullam prorsus ambiguitatem vel controversiam isdem Christianis id est corpori et conventiculis eorum reddi iubebis, supra dicta scilicet ratione servata, ut ii qui eadem sine pretio sicut diximus restituant, indemnitatem de nostra benivolentia sperent. In quibus omnibus supra dicto corpori Christianorum intercessionem tuam efficacissimam exhibere debebis, ut praeceptum nostrum quantocius compleatur, quo etiam in hoc per clementiam nostram quieti publicae consulatur.
Hactenus fiet, ut, sicut superius comprehensum est, divinus iuxta nos favor, quem in tantis sumus rebus experti, per omne tempus prospere successibus nostris cum beatitudine publica perseveret. Ut autem huius sanctionis benivolentiae nostrae forma ad omnium possit pervenire notitiam, prolata programmate tuo haec scripta et ubique proponere et ad omnium scientiam te perferre conveniet, ut huius nostrae benivolentiae sanctio latere non possit.
ὁπότε εὐτυχῶς ἐγὼ Κωνσταντῖνος ὁ Αὔγουστος κἀγὼ Λικίννιος ὁ Αὔγουστος ἐν τῇ Μεδιολάνῳ ἐληλύθειμεν καὶ πάντα ὅσα πρὸς τὸ λυσιτελὲς καὶ τὸ χρήσιμον τῷ κοινῷ διέφερεν, ἐν ζητήσει ἔσχομεν, ταῦτα μεταξὺ τῶν λοιπῶν ἅτινα ἐδόκει ἐν πολλοῖς ἅπασιν ἐπωφελῆ εἶναι, μᾶλλον δὲ ἐν πρώτοις διατάξαι ἐδογματίσαμεν, οἷς ἡ πρὸς τὸ θεῖον αἰδώς τε καὶ τὸ σέβας ἐνείχετο, τοῦτ’ ἔστιν, ὅπως δῶμεν καὶ τοῖς Χριστιανοῖς καὶ πᾶσιν ἐλευθέραν αἵρεσιν τοῦ ἀκολουθεῖν τῇ θρῃσκείᾳ ᾗ δ’ ἂν βουληθῶσιν, ὅπως ὅ τί ποτέ ἐστιν θειότητος καὶ οὐρανίου πράγματος, ἡμῖν καὶ πᾶσι τοῖς ὑπὸ τὴν ἡμετέραν ἐξουσίαν διάγουσιν εὐμενὲς εἶναι δυνηθῇ. τοίνυν ταύτην τὴν [ἡμετέραν] βούλησιν ὑγιεινῷ καὶ ὀρθοτάτῳ λογισμῷ ἐδογματίσαμεν, ὅπως μηδενὶ παντελῶς ἐξουσία ἀρνητέα ᾖ τοῦ ἀκολουθεῖν καὶ αἱρεῖσθαι τὴν τῶν Χριστιανῶν παραφύλαξιν ἢ θρῃσκείαν ἑκάστῳ τε ἐξουσία δοθείη τοῦ διδόναι ἑαυτοῦ τὴν διάνοιαν ἐν ἐκείνῃ τῇ θρῃσκεία, ἣν αὐτὸς ἑαυτῷ ἁρμόζειν νομίζει, ὅπως ἡμῖν δυνηθῇ τὸ θεῖον ἐν πᾶσι τὴν ἔθιμον σπουδὴν καὶ καλοκἀγαθίαν παρέχειν
ἅτινα οὕτως ἀρέσκειν ἡμῖν ἀντιγράψαι ἀκόλουθον ἦν, ἵν’ ἀφαιρεθεισῶν παντελῶς τῶν αἱρέσεων, αἵτινες τοῖς προτέροις ἡμῶν γράμμασι τοῖς πρὸς τὴν σὴν καθοσίωσιν ἀποσταλεῖσι περὶ τῶν Χριστιανῶν ἐνείχοντο καὶ ἅτινα πάνυ σκαιὰ καὶ τῆς ἡμετέρας πραότητος ἀλλότρια εἶναι ἐδόκει, ταῦτα ὑφαιρεθῇ καὶ νῦν ἐλευθέρως καὶ ἁπλῶς ἕκαστος αὐτῶν τῶν τὴν αὐτὴν προαίρεσιν ἐσχηκότων τοῦ φυλάττειν τὴν τῶν Χριστιανῶν θρῃσκείαν ἄνευ τινὸς ὀχλήσεως τοῦτο αὐτὸ παραφυλάττοι.
ἅτινα τῇ σῇ ἐπιμελείᾳ πληρέστατα δηλῶσαι ἐδογματίσαμεν, ὅπως εἰδείης ἡμᾶς ἐλευθέραν καὶ ἀπολελυμένην ἐξουσίαν τοῦ τημελεῖν τὴν ἑαυτῶν θρῃσκείαν τοῖς αὐτοῖς Χριστιανοῖς δεδωκέναι, ὅπερ ἐπειδὴ ἀπολελυμένως αὐτοῖς ὑφ’ ἡμῶν δεδωρῆσθαι θεωρεῖ ἡ σὴ καθοσίωσις καὶ ἑτέροις δεδόσθαι ἐξουσίαν τοῖς βουλομένοις τοῦ μετέρχεσθαι τὴν παρατήρησιν καὶ θρῃσκείαν ἑαυτῶν, ὅπερ ἀκολούθως τῇ ἡσυχίᾳ τῶν ἡμετέρων καιρῶν γίνεσθαι φανερόν ἐστιν, ὅπως ἐξουσίαν ἕκαστος ἔχῃ τοῦ αἱρεῖσθαι καὶ τημελεῖν ὁποίαν δ’ ἂν βούληται [τὸ θεῖον]. τοῦτο δὲ ὑφ’ ἡμῶν γέγονεν, ὅπως μηδεμιᾷ τιμῇ μηδὲ θρῃσκείᾳ τινὶ μεμειῶσθαί τι ὑφ’ ἡμῶν δοκοίη.
καὶ τοῦτο δὲ πρὸς τοῖς λοιποῖς εἰς τὸ πρόσωπον τῶν Χριστιανῶν δογματίζομεν, ἵνα τοὺς τόπους αὐτῶν, εἰς οὓς τὸ πρότερον συνέρχεσθαι ἔθος ἦν αὐτοῖς, περὶ ὧν καὶ τοῖς πρότερον δοθεῖσιν πρὸς τὴν σὴν καθοσίωσιν γράμμασιν τύπος ἕτερος ἦν ὡρισμένος τῷ προτέρῳ χρόνῳ, εἴ τινες ἢ παρὰ τοῦ ταμείου τοῦ ἡμετέρου ἢ παρά τινος ἑτέρου φαίνοιντο ἠγορακότες, τούτους τοῖς αὐτοῖς Χριστιανοῖς ἄνευ ἀργυρίου καὶ ἄνευ τινὸς ἀπαιτήσεως τῆς τιμῆς, ὑπερτεθείσης [δίχα] πάσης ἀμελείας καὶ ἀμφιβολίας, ἀποκαταστήσωσι, καὶ εἴ τινες κατὰ δῶρον τυγχάνουσιν εἰληφότες, τοὺς αὐτοὺς τόπους ὅπως ἢ τοῖς αὐτοῖς Χριστιανοῖς τὴν ταχίστην ἀποκαταστήσωσιν οὕτως ὡς ἢ οἱ ἠγορακότες τοὺς αὐτοὺς τόπους ἢ οἱ κατὰ δωρεὰν εἰληφότες αἰτῶσί τι παρὰ τῆς ἡμετέρας καλοκἀγαθίας προσέλθωσι τῷ ἐπὶ τόπων ἐπάρχῳ δικάζοντι, ὅπως καὶ αὐτῶν διὰ τῆς ἡμετέρας χρηστότητος πρόνοια γένηται. ἅτινα πάντα τῷ σώματι τῷ τῶν Χριστιανῶν παρ’ αὐτὰ διὰ τῆς σῆς σπουδῆς ἄνευ τινὸς παρολκῆς παραδίδοσθαι δεήσει
καὶ ἐπειδὴ οἱ αὐτοὶ Χριστιανοὶ οὐ μόνον ἐκείνους εἰς οὓς συνέρχεσθαι ἔθος εἶχον, ἀλλὰ καὶ ἑτέρους τόπους ἐσχηκέναι γινώσκονται διαφέροντας οὐ πρὸς ἕκαστον αὐτῶν, ἀλλὰ πρὸς τὸ δίκαιον τοῦ αὐτῶν σώματος, τοῦτ’ ἔστιν τῶν Χριστιανῶν, ταῦτα πάντα ἐπὶ τῷ νόμῳ ὃν προειρήκαμεν, δίχα παντελῶς τινος ἀμφισβητήσεως τοῖς αὐτοῖς Χριστιανοῖς, τοῦτ’ ἔστιν τῷ σώματι [αὐτῶν] καὶ τῇ συνόδῳ [ἑκάστῳ] αὐτῶν ἀποκαταστῆναι κελεύσεις, τοῦ προειρημένου λογισμοῦ δηλαδὴ φυλαχθέντος, ὅπως αὐτοὶ οἵτινες τοὺς αὐτοὺς ἄνευ τιμῆς, καθὼς προειρήκαμεν, ἀποκαθιστῶσι, τὸ ἀζήμιον τὸ ἑαυτῶν παρὰ τῆς ἡμετέρας καλοκἀγαθίας ἐλπίζοιεν. ἐν οἷς πᾶσιν τῷ προειρημένῳ σώματι τῶν Χριστιανῶν τὴν σπουδὴν δυνατώτατα παρασχεῖν ὀφείλεις, ὅπως τὸ ἡμέτερον κέλευσμα τὴν ταχίστην παραπληρωθῇ, ὅπως καὶ ἐν τούτῳ διὰ τῆς ἡμετέρας χρηστότητος πρόνοια γένηται τῆς κοινῆς καὶ δημοσίας ἡσυχίας.
τούτῳ γὰρ τῷ λογισμῷ, καθὼς καὶ προείρηται, ἡ θεία σπουδὴ περὶ ἡμᾶς, ἧς ἐν πολλοῖς ἤδη πράγμασιν ἀπεπειράθημεν, διὰ παντὸς τοῦ χρόνου βεβαίως διαμείναι. ἵνα δὲ ταύτης τῆς ἡμετέρας νομοθεσίας καὶ τῆς καλοκἀγαθίας ὁ ὅρος πρὸς γνῶσιν πάντων ἐνεχθῆναι δυνηθῇ, προταχθέντα τοῦ σοῦ προστάγματος ταῦτα τὰ ὑφ’ ἡμῶν γραφέντα πανταχοῦ προθεῖναι καὶ εἰς γνῶσιν πάντων ἀγαγεῖν ἀκόλουθόν ἐστιν, ὅπως ταύτης τῆς ἡμετέρας καλοκἀγαθίας ἡ νομοθεσία μηδένα λαθεῖν δυνηθῇ.