Что такое майн кампф гитлера
Mein kampf
Автор: Адольф Гитлер
Год и место первой публикации: 1925, Германия; 1933, США
Издатели: Эхер Ферлаг, Германия; Хоктон Миффлин, США
Литературная форма: биография
Мучительная и жалкая как детство, временами оптимистичная, зачастую разочаровывающая как юность, жизнь Адольфа Гитлера отзывается эхом в заглавии его произведения, которое переводится как «Моя борьба». Несмотря на победы, умножавшие его силы на пути к власти и во время правления, фюрер столкнулся с множеством неудач. Его успехи можно приписать одной лишь решительности и рассматривать как сбывшуюся «мечту», несмотря на то, что для большинства эта мечта была и остается ночным кошмаром.
Гитлер родился в Австрии в пасхальное воскресенье 1889 года. В маленьком пограничном с Германией городке на береге реки Инн концентрация немецкого населения была очень высока. Детство Гитлера было или упражнением в тренировке дисциплины, или кромешным адом — это зависит от точки зрения. Чарльз Б. Флад, автор книги «Гитлер: путь к власти», описывает ужасное начало жизни человека, которому суждено было стать властителем Германской империи. Алоиза Гитлера, отца Адольфа, за его обращение с женщинами прозвали «местным Генрихом VIII». До Адольфа у него родилось двое детей от разных женщин. Первой была вдова, родившая ему дочь. Они поженились и прожили вместе семь лет, пока она не подала на развод: Алоиз путался с девятнадцатилетней служанкой из гостиницы, где они жили. После смерти его первой жены у них со служанкой родился сын Алоиз-младший. Они поженились, но вскоре она тоже умерла, и Алоиз мог спокойно жениться на няньке его детей Кларе Полцль, бывшей на двадцать три года моложе его. Она стала матерью Адольфа. Алоиз-младший, сводный брат Адольфа, рассказывает, что Алоиз-старший безжалостно избивал его, а когда он в четырнадцать лет сбежал из дома, отец переключился на семилетнего Адольфа. Юный Адольф терпел постоянные побои отца до тех пор, пока однажды решил не плакать. Избив его как-то палкой (тридцать два удара), отец больше никогда его не бил. Этот пример перенесенных в детстве страданий, которые, как считают, сформировали твердый характер Гитлера, не упоминается на страницах «Mein Kampf»: Отто Д. Толишус, обозреватель «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин», считает, что одной из главных целей Гитлера было сделать книгу орудием пропаганды, а не собственной биографией, освещающей среди прочих тем неудачное воспитание. Это объясняет взгляд Гитлера на отца, очень сильно отличающийся от представленного Фладом. В «Mein Kampf» Гитлер преклоняется перед отцом: «Его мечты помочь мне выйти на дорогу, как он это понимал, помочь мне избегнуть тех страданий, которые пережил он сам … не оправдались», — писал он о смерти отца. Его мать умерла, когда Адольфу было восемнадцать, а отец — когда ему было тринадцать, Адольф говорил: «Отца я почитал, мать же любил».
«Mein Kampf» состоит из двух томов. Первый — «Расплата» — описывает период жизни Гитлера, когда его мысли о политике и немецком отечестве соединились в доктрине национал-социализма. Второй том — «Национал-социалистическое движение» — развивает идеи, высказанные в первом томе. Эти идеи были порождением чувств и опыта молодого амбициозного Гитлера, пытающегося найти иной путь в жизни, отличающийся от предложенной его отцом карьеры чиновника. Первой любовью Гитлера стало искусство, но эта любовь была уничтожена — его не приняли в Академию живописи (мало кто был столь же высокого мнения о его работах, как он сам). В результате он переключил свое внимание на архитектуру, но из-за его нежелания учиться в Realschule эта мечта тоже осталась неосуществленной.
По мере нарастания неудач, он начал завязывать отношения с другими австрийскими немцами, заметив, как много проблем их объединяет. Он видел, что немцы не гордятся немецкими корнями, а те, с кем он сталкивался, держали себя так, будто немцы были людьми второго сорта. Он ощущал себя отверженным вместе со многими другими австрийскими немцами, будто их лишили равноправия. Он видел преобладание социал-демократов во власти, подрывающей чувство собственного достоинства рабочего класса, держащей его в покорном повиновении и порабощении.
Гитлер учился ненавидеть евреев, потому что считал, что они были социал-демократами, делающими невыносимой его жизнь и жизнь других австрийских немцев из рабочего класса. Постепенно он начинал замечать, что большинство видных членов социал-демократического движения, журналистов, которые протестовали против ограничений в бизнесе, те, с кем он спорил о политике марксизма, считая его орудием социал-демократов, — все они были евреями. Главным откровением для него было то, что эти люди не австрийцы и не немцы, — они чужаки, пришедшие взять все под свой контроль. У них нет национальности. Даже если еврей родился в Австрии или Германии и являлся гражданином одной из этих стран, это не имело значения для Гитлера. Его целью и целью всех немцев должна была стать борьба против людей, чья цель, согласно Гитлеру, состояла в осквернении всех человеческих ценностей и разрушении всех сложившихся культур и наций. Он утверждал, что сохранение и преумножение немецкой нации — помощь природе и исполнение воли Бога: «Защищая себя от евреев, я борюсь за дело божие».
Его отношение к евреям и марксизму складывалось не только под влиянием венского опыта; он видел и другие противоречия. Это подтолкнуло его к политической карьере, в которой проявилось его увлечение национал-социалистическим движением. В Австрии Гитлер считал парламент системой, обслуживающей исключительно собственные интересы и не заботящейся о рабочих массах. Если появившуюся проблему не может решить правительство, ее должен решить пришедший со стороны. Для Гитлера бюрократия, которая не делает ничего, заботясь о своем положении, не может быть хорошей властью. Гитлера приводит в ярость то, как парламент сохраняет власть, сохраняя статус-кво и успокаивая народ. Такая политика, особенно перед выборами, замораживает любые шансы на перемены или революцию, в которой он отчаянно нуждался.
С момента своего приезда в Австрию в 1904 году Гитлер включается в пангерманское движение. Он преклоняется перед Георгом фон Шонерером и доктором Карлом Люгером, которые трудятся во имя спасения немецкого народа и разрушения австрийского государства. Движение потерпело полный крах. Согласно Гитлеру, это произошло в силу следующих причин: 1) социальные проблемы носили неясный характер; 2) попытка получить поддержку парламента провалилась; 3) у народа не было стремления к революции. Каждый из этих элементов затормозил движение. Как бы то ни было, эти составляющие не были упущены Гитлером в дальнейшем, когда он рассматривал возможности объединения немецкого народа для благоденствия в Европе и во всем мире. Все эти причины он считал прямыми угрозами свершению своих планов.
Гитлер вернулся в Мюнхен незадолго перед началом Первой мировой войны. Он называл это время счастливейшим в своей жизни. Он немедленно решил отправиться добровольцем в армию и получил разрешение от короля Людвига III надеть мундир баварского полка, в котором прослужил шесть лет. Этот опыт привел Гитлера к другому ключевому моменту в его личной философии. На войне Гитлер заметил, что пропаганда — инструмент, активно используемый врагом: немцев изображали свирепыми, жаждущими крови боевыми машинами. То, что его правительство не использовало этот прием, он считал одной из причин поражения Германии. Он понял, что пропаганда, если ее правильно использовать, — один из наиболее эффективных инструментов войны, средство, которое убеждает массы: простое, созвучное моменту и испытанное в методах и способах подачи. Он учится на чужих ошибках, чтобы не повторять их в будущем.
Быстро падение Рейха и поражение было признано и немедленно позабыто, что, согласно Гитлеру, дало время реабилитировать национальное сознание, вложить в умы людей нужные идеи и взрастить их. Опираясь на ранние цели провалившегося пангерманского движения в Австрии, Гитлер сосредоточился на развитии национал-социализма: сплочении потерянной нации вокруг концепции сильной единой Германии. Внутренней основой этой цели было то, что достойными гражданами могли стать только чистокровные немцы; остальные считались лишь материалом, служащим благу нации.
«В результате скрещения двух существ, стоящих на различных ступенях развития, неизбежно получается потомство, ступень развития которого находится где-то посередине между ступенями развития каждого из родителей. Это значит, что потомство будет стоять несколько выше, нежели отсталый из родителей, но в то же время ниже, нежели более развитый из родителей. […] Такое спаривание находится в полном противоречии со стремлениями природы к постоянному совершенствованию жизни. Основной предпосылкой совершенствования является, конечно, не спаривание вышестоящего существа с нижестоящим, а только победа первого над вторым. Более сильный должен властвовать над более слабым, а вовсе не спариваться с более слабым и жертвовать таким образом собственной силой. Только слабые могут находить в этом нечто ужасное. На то они именно и слабые и ограниченные люди. Если бы в нашей жизни господствовал именно этот закон, то это означало бы, что более высокое развитие органических существ становится вообще невозможным. […] Таким образом, можно сказать, что результатом каждого скрещивания рас является: а) снижение уровня более высокой расы; б) физический и умственный регресс, а тем самым и начало хотя и медленного, но систематического вырождения. Содействовать этакому развитию означает грешить против воли Всевышнего вечного — нашего творца».
Наблюдения молодого Гитлера заложили основы нацистской Германии. «Арийцы», по Гитлеру, господствующая раса, были сильными, могущественными созидателями, прототипами идеального человеческого существа, строительным материалом, отвечающим философии национал-социалистической партии. Существование разных рас — необходимость; но лишь одна из них должна возвыситься над всеми и получить абсолютную власть. Его мечта будет осуществлена, когда немцы станут единственными правителями мира. А до тех пор Гитлер будет использовать любую стратегию и тактику для достижения этой цели.
Перед Второй мировой войной «Mein Kampf» вызывает наиболее пристальный интерес. К этому времени большая часть планеты была уверена, что текст являет собой гитлеровский план завоевания мира. Отто Д. Толишус писал в «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин»: «По содержанию «Mein Kampf» на десять процентов автобиография, на девяносто процентов — догма и на сто процентов — пропаганда. Каждое слово в ней… было написано… с целью пропаганды. Если судить по ее успешности, то это пропагандистский шедевр века». «Шедевр» также содержал картину гитлеровских ценностей: Гитлер признает неэффективность правительства, которое слишком велико, чтобы поддерживать стабильность и эффективно решать проблемы; он считает, что одно лишь образование никогда не будет полезным, поэтому пропагандирует греческий идеал — баланс между умственным и физическим развитием; и он признает ценность и силу нации, объединенной патриотизмом и волей к победе.
«Mein Kampf» вызвала множество претензий с момента появления и до Второй мировой войны. Джонатан Грин в «Энциклопедии цензуры» называет «Mein Kampf» одной из «особенно часто» запрещаемых книг. Но, возможно, наиболее подробно задокументированная история содержится в исследовании Джеймса и Пейшенс Барнс «Mein Kampf» Гитлера в Британии и Америке», которое освещает не только издательские войны в Соединенных Штатах, но также рассматривает все ключевые процессы, напрямую или косвенно связанные с «Mein Kampf».
Первая публикация в США была осуществлена Хоктоном Миффлином в 1933 году в Бостоне, в том же году эта же версия была опубликована в Лондоне «Херст & Блэкетт». Переводчиком был И. Т. С. Дагдейл.
В 1928 году «Кертис Браун Лимитед» получила права на перевод от «Эхер Ферлаг», немецкого издателя. Однако Черри Киртон, бывший сотрудник «Кертис Браун Лимитед», передал текст конкурирующей фирме «Херст & Блэкетт», когда поменял место работы, решив, что вряд ли какие-нибудь возражения последуют со стороны Гитлера. Когда гитлеровская канцелярия была проинформирована, Киртон попытался добыть копию текста в надежде отомстить бывшей компании публикацией. Однако Кертис Браун потребовал круглую сумму только за оригинал — так, что купить его стало трудно. Такова была ситуация, когда Дагсдейл вмешался в дело и предложил свой перевод Киртону и «Херст & Блэкетт» бесплатно. Они согласились и опубликовали текст первыми.
В августе того же года «Америкэн Хебрю энд Джуиш Трибьюн» разразились бранью в адрес Хоктона Миффлина по поводу готовящейся публикации: «Мы обвиняем этих издателей в попытке нажиться на страданиях и катастрофе большой части человеческой семьи». Статья от 18 августа 1933 года в «Нью-Йорк Таймс» приводит цитату из передовицы «Америкэн Хебрю энд Джуиш Трибьюн»: «…если компания Хоктона Мифлина намерена опубликовать книгу Гитлера, «им лучше напечатать этот текст красным, как символом крови, пролитой нацистами Третьего рейха…»» Дэвид Браун, издатель еврейской газеты, заявил: «Мы категорически возражаем против публикации, продажи и распространения английского перевода «Mein Kampf» Гитлера в Соединенных Штатах».
Реакция, подобная отклику «Америкэн Хебрю энд Джуиш Трибьюн», стала обычной, и направлена она была не только против самого текста, но и против издателя. Группа озабоченных жителей Нью-Йорка обратилась с петицией в Нью-йоркский совет по образованию, заявив свое стремление прекратить использование в школах учебников, изданных Хоктоном Миффлином. Они обвинили Миффлина в «пропаганде самого настоящего бандита». В качестве опровержения Эдвард Мендел, заместитель директора Совета по образованию, заявил, что текст должен быть опубликован, чтобы все «могли увидеть, есть ли в книге какие-то достоинства или это демонстрация невежества, глупости и скудоумия». На ежегодном докладе Американского еврейского комитета за 1934 год было также издано заявление о противодействии публикации текста. Отдельные граждане писали президенту Рузвельту и издателям газет. В одном из писем в «Чикаго Израэлайт» заявляется: «Это злобная ядовитая клевета на большой законопослушный народ, и я хотел бы знать, есть ли возможность остановить публикацию этой книги». В ответ на шумные протесты общественности Роджер Л. Скейф, сотрудник Хоктона Миффлина, заявил:
«Я могу добавить, что у нас нет конца проблемам с этой книгой — сотни протестов евреев, и не все они — простые граждане. Такие видные граждане, как Луис Кирштейн и Сэмюэл Унтермайер и другие присоединили свои протесты, хотя я счастлив заявить, что ряд еврейских интеллектуалов выражали восхищение нашей позицией».
Попытки остановить публикацию успеха не имели.
Так как местных жалоб было очень много, то далее запреты на «Mein Kampf» и на глобальном уровне стали все более частыми. Три инцидента имели место в конце 1933 года. Первый в Праге, в Чехословакии, 18 сентября: книга Гитлера была запрещена к продаже и распространению, вместе с еще двумя пропагандистскими книгами австрийских монархистов. Правительство запретило не только Гитлера, но и множество национал-социалистских публикаций.
Второй случай имел место в Мюнхене (Германия) неделей позже, где было сообщено, что в свет вышел миллион экземпляров книги. В той же статье говорилось, что гитлеровским ответом на очевидный крах национал-социалистического движения, когда его посадили в тюрьму Ландсберг за участие в печально известном «путче» 1923 года, был: «Дайте мне пять лет после освобождения, и я восстановлю партию».
Третье событие произошло 1 октября 1933 года, когда суд в Катовице в Варшаве (Польша) запретил книгу Гитлера как «оскорбительную». Немецкие книготорговцы поначалу протестовали против приказа суда о конфискации книги, но суд сохранил первоначальное решение. Ответом Гитлера на запрет было то, что поляки не были полностью германизированы перед мировой войной.
Годом позже Германия и Австрия пришли к соглашению относительно перемирия в прессе, поэтому «Mein Kampf» и немецкие газеты были разрешены в Австрии, если они не использовались для пропаганды против немецкого правительства.
В Германии «Mein Kampf» стала причиной запрета на Библию. В 1942 году доктор Альфред Розенберг, главный поборник «новой Национальной церкви», выпустил доктрину Национальной церкви Рейха, состоящую из 30 пунктов. В ней был намечен план преобразования всех церквей в орудия государства; христианство должно было быть последовательно исключено из всех сторон религиозного существования. Семь из тридцати пунктов специально касались запрета на Библию, которая последовательно должна быть заменена «Mein Kampf»:
13) Национальная церковь Рейха требует немедленного прекращения печатания Библии, равно как и ее распространения по всему Рейху и колониям. Все воскресные газеты с религиозным содержанием также должны быть закрыты.
14) Национальная церковь Рейха должна следить за тем, чтобы ввоз на территорию Рейха Библии и другой религиозной литературы был невозможен.
15) Национальная церковь Рейха постановляет, что важнейшим документом всех времен — а следовательно, направляющим документом германского народа — книга нашего фюрера [sic], «Mein Kampf». Эта книга содержит принципы чистейшей этнической морали, по которым должен жить весь германский народ.
16) Национальная церковь Рейха будет следить за тем, чтобы эта книга активно распространяла свою деятельную силу среди населения и чтобы все германцы жили по ней.
17) Национальная церковь Рейха ставит условие, что в будущих изданиях «Mein Kampf» нумерация страниц должна быть такой же, как и сейчас, а содержание не менялось.
18) Национальная церковь Рейха изымет с алтарей всех церквей Библию, крест и другие религиозные предметы.
19) На их место мы поместим то, что должно стать предметом поклонения германского народа вместо Бога, нашу самую святую книгу, «Mein Kampf», а слева от нее меч.
В наши дни лишь одна версия «Mein Kampf» легко доступна в Соединенных Штатах. Запатентованная в 1971 году, опубликованная Хоктоном Миффлином и переведенная Ральфом Мангеймом, она представляет собой сочинение, как переводчик называет Гитлера, «малограмотного писателя, без каких либо ясных идей, [который] в целом считает, что сказать один раз — это слишком мало». Он также замечает, что стиль Гитлера претендует на высокий уровень образования и культуры, что приводит к избыточности и отсутствию остроты.
Адольф Гитлер в Майн кампф
«Анализировать прошлое, вернее дурное
в прошлом, имеет смысл только в том случае,
когда на основании этого анализа можно
исправить настоящее и подготовить
будущее».
Виктор Некрасов
«В окопах Сталинграда»
«НЕСЧАСТНЫЕ ЖЕРТВЫ
ПЛОХИХ ОБЩЕСТВЕННЫХ УСЛОВИЙ»
«Жилищная нужда венского чернорабочего была просто ужасна. Еще и сейчас дрожь проходит по моей спине, когда вспоминаю о тех казармах, где массами жили эти несчастные, о тех тяжелых картинах нечистоты и еще много худшего, какие мне приходилось наблюдать.
Что хорошего можно ждать от того момента, когда из этих казарм в один прекрасный день устремится безудержный поток обозленных рабов, о которых беззаботный город даже не подумает?»
Политики Советского Союза населению страны преподносили его как бесноватого фюрера, глуповатого, не имеющего образования, находящегося в состоянии злобы. Полностью соглашаться с такой характеристикой нельзя. Гитлер, не смотря на отсутствие должного образования, был сильной личностью. В общей оценке таких людей относят к злым гениям. Великий ум, выдающиеся способности у этих людей в большей степени направлены на творение зла. В борьбе за власть он принимал участие примерно 15 лет. На вершине государственной власти находился 12 лет и несколько месяцев. Из 12 лет только 6 были годами мирного строительства. При том он сам определил срок вступления в войну. Ему казалось, что созданной им мощи германского государства достаточно для завоевания мирового господства. За это время его энергией была произведена огромная работа, учитывая и прогрессивную, и отрицательную. Даже если оценивать только позитивную работу, то Германия за 6 лет достигла в строительстве производительных сил такого феномена, который не достигался ни капиталистическими странами, ни Советским Союзом. Как бы ни были высоки темпы промышленного строительства в СССР в 30-е годы, когда многократно превышены достижения США и Англии, но Германия при третьем рейхе сделала больше.
Уровень эмоций Гитлера от низа минора до вершины мажора также был значителен и он умел ими дирижировать. Еще во время борьбы за власть, характеризуя позиции отношений с коммунистическим движением и еврейством, он демонстративно впадал в полуистерическое состояние и добивался успеха. Вероятно, в последствии эта форма поведения совершенствовалась и чаще повторялась в момент несогласия с ним и была эффективной формой своеобразного давления и подчинения людей. Умело варьируя своим поведением в каждом конкретном случае, он у отдельных людей вызывал мнение здорового, рассудительного, внимательного, спокойного человека. В вопросах совести, морали внутренне он был свободен от них. При достижении своих целей у него уже была сформировано намерение совершения убийств. Эти действия не вызывали у него психического разлада в себе, кроме убийства своей любовницы. Успеху Гитлера способствовали критикуемые им недостатки буржуазной демократии, его приемы управления.
Характерны высказывания о Гитлере его последнего секретаря Траудль Юнге. Первоначально она не сообщала никакой информации. Любопытствующие настойчиво добивались от нее признаний. Она разговорилась после выхода книги о Гитлере, написанной венгром Яном Кершоу. Она среагировала на нее высказыванием – «и все либо твердят одно и то же, либо врут». И она в своем интервью не следует общей оценке Гитлера, а характеризует Гитлера с нормальной стороны, тогда не только ею одной он воспринимался положительным человеком.
«Немцы, хотя и не подавлялись так, как русские или поляки, психологически порабощены, сейчас мы понимаем это, но тогда – нет». Теперь она уже убеждена, что Гитлер совмещал две совершенно разные личности и ей «видна была только человеческая сторона Гитлера, нередко весьма симпатичная». Сейчас она поняла, что геноцид целых народов, в том числе и евреев, замышлялся Гитлером с самого начала. Как она и многие другие, зная содержание его речей, его действий, не смогла рассмотреть роковую злодейскую сущность другого Гитлера.
«До сих пор не могу постичь, как он, который, как считалось, так любил немцев, в конце концов, так хладнокровно пожертвовал ими». «Я поняла про него очень важную вещь: в мыслях, в действиях он руководствовался не знаниями, а эмоциями». «Он никого не считал за равного себе».
В 1947 году Траудль Юнге написала воспоминание «До самого последнего часа», которое было опубликовано только в феврале 2002 года, перед ее смертью. В предисловии к ее воспоминаниям – «тысячу дней смотрела она в глаза человека, который уничтожил 50 миллионов человек».
«Мне было 22 года, когда я стала секретаршей Гитлера. Как могла я быть столь наивной и легкомысленной? До последнего часа жизни я буду испытывать чувство вины».
Честную и яркую оценку содеянному Гитлером и его сподвижниками сделала жена Геббельса – Магда. Когда Траудль Юнге предложила вывести из бункера детей Магды, а их было шесть «она ответила мне, что лучше пусть погибнут, чем жить в Германии, покрытой несмываемым позором».
В политическом завещании Гитлера, продиктованном Траудль Юнге, он лицемерит, что война развязана вопреки его желанию, первый раз выразив сочувствие к многочисленным жертвам войны. Всю вину за развязывание войны возлагает на евреев и Англию. Надеется, что со временем национал-социализм вновь появится в Германии и с прежней ориентацией. Затронутый им вопрос об общности народов, конечно, в будущем будет стоять как в границах одного государства, так и в объединениях государств.
Перед самой смертью Гитлер с особым удивлением спросил своего адъютанта, а почему они победили? Отто Генше ответил – у них сознание было выше. Это суждение было истинно. Повышенное социалистическое сознание советского народа явилось причиной победы над превосходящим противником и нельзя объяснить победу штрафниками, водкой, расстрелами, как делают свои доморощенные писаки.
Социальная обстановка земного шара такова, что среда необеспеченных (часто употребляемое слово Гитлером) трущобы всегда будут готовы к формированию нового авантюриста типа Гитлера, ибо не всем выходцам из трущоб уготована судьба миллионеров, как показано в Голливудском кинофильме «Миллионер из трущоб». Капитализм по-прежнему проводит лживую пропаганду, как из нищего попасть в миллионеры, вместо того, чтобы смести трущобы вместе с современным социальным строем.
Новоявленным фюрерам должна быть противопоставлена сила общественной мысли и опыта, чтобы не говорить потом словами секретарши Гитлера:
«Сейчас мы понимаем это, но тогда – нет».
При написании работы использованы и
материалы Интернета.
Больше всего в многостраничных гитлеровских писаниях отталкивает то, что темы добра и милосердия – в них даже не поднимается.
Нацистская библия «Майн Кампф» производит гнетущее впечатление. Ее писал человек, напрочь лишенный душевной теплоты.
Книга выносит вердикт множеству философских проблем. Моральным объявляется «следование Природе».
Словно ответы на все человеческие вопросы уже даны биологией. И выше своей природы Человек подняться не может.
Даже служение Богу, по Гитлеру, – неукоснительное следование «установленным Им биологическим истинам».
Пример странного высказывания Гитлера: такая философия объявляется «высшим прозревшим идеализмом (?)».
И это при том, что подростком Гитлер хотел стать священником («Майн Кампф»). Диковинный это был пастор, если бы это произошло.
Кроме того, в противоположность недовольным немецким интеллектуалам Гитлер считал, что радикальные перемены в Германии возможны. Немцев можно распропагандировать и изменить. Науке пропаганды нужно учиться у марксистов.
Марксисты первые поняли, «идеи становятся материальной силой, овладев сознанием масс».
Пусть слова «о преодоления национального позора»… о том, что «общее выше личного» – обратятся не к разуму, а немецкому сердцу.
Любопытно, что следуя такой логике, будущий вождь был уверен в победе именно потому, что «немецкое сердце» (в его воображении) было черным. Как по-другому такую убежденность понять?
Ведь ясно, что когда война объявляется «героическим свершением», нормального человека должно коробить.
Не «мечи перекуем на орала», а орала перекуем на мечи. Слова Гитлера на митинге – «возьмем мечи и размозжим головы врагов!» (Гюнтер). Здравый рассудок отказывается такое понять.
Только черное сердце не чувствует, что что-то не так, когда целый еврейский народ объявляется «от рождения порочным и вредительским»…
Не менее чудовищно, что ты считаешься плохим только на том основании, что государственные чиновники относят тебя к «преступному этносу», хотя возможно ты даже ничего не знал о предках. И, тем не менее, подлежишь репрессии и ущемлению в правах.
Как выразил это поэт Борис Слуцкий:
Евреи хлеба не сеют,
Евреи в лавках торгуют,
Евреи раньше лысеют,
Евреи больше воруют.
Евреи – люди лихие,
Они солдаты плохие:
Иван воюет в окопе,
Абрам торгует в рабкопе.
Я это слышал с детства,
Скоро совсем постарею,
Но все никуда не деться
От крика: «Евреи, евреи!»
Не торговавши ни разу,
Не воровавши ни разу,
Ношу в себе, как заразу,
Проклятую эту расу.
Есть в «Майн Кампф» и смешные страницы. Почти анекдотически, словно пацан во дворе, вождь нации пространно рассуждает о пользе бокса для воспитания «правильного» немецкого юноши. Тот должен уметь постоять за себя… И о бесполезности фехтования – аристократической забавы, не применимой на улице и которой праздно забавлялось немецкое студенчество (выходцы высших и средних классов) в прошлом.
Фехтование красиво, бокс эффективен. Владеющий боксом молодой человек стоит трех фехтовальщиков. Быстр, увертлив, агрессивен. Поэтому нордическим арийцам стоит учиться боксу у англичан.
Такие рассуждения, конечно, и сейчас прекрасно гармонируют с сознанием дворового гопника (в этом разгадка популярности нацизма среди определенных слоев молодежи… он им понятен – «бей чужих!», «слабый должен подчиняться»), но удивляет: как духовные лидеры Германии того времени это не замечают?
Импонировал бы дворовому «авторитету» и гитлеровский примитивный расизм, находящий теоретическое обоснование в дарвинизме, – «никогда не найдешь лисицу, испытывающую добрые чувства к гусю, или кота с нежностью относящегося к мыши» («Майн Кампф»). Тут реалии природной жизни механически переносятся на общество.
Люди с их нравственной жизнью приравниваются к животным. Бытие народов редуцируется к существованию биологических видов.
Хотя, надо признать, дарвиновская теория действительно хорошо вписывалась в идейный континуум империалистического соперничества, и, видимо, поэтому подвергалась критике рядом биологов ( см. Кропоткин).
Гитлером же она используется настолько часто, что становится главной отсылочной базой.
Звучат демонические заклинания – «во Вселенной, где планеты вращаются вокруг звезд, а луны – планет, сильные – господа слабых, и нет другого закона для Рода Человеческого» («Майн Кампф»).
Слабые должны терпеть унижения и ограничиваться в размножении. Загрязнение «высшей» крови низшей – недопустимо. Сильные чистокровные особи (арийцы) не смешивают генетический материал с неполноценными. Менее жизнеспособными… Это отразится на генофонде нации.
Генофонд пострадает и от скрещивания умной особи с глупой.
Наконец, немцы с совсем никудышными генами стерилизуются в рамках «расовой гигиены».
Расовая теория напоминает подход к выведению пород домашних животных. Словно фюрер консультировался у зоотехника. Или кинолога.
Генетическая тема углубляется его последователями. Фюрер становится у них уже не просто «спасителем нации», но гением-первооткрывателем великого закона «генетического неравенства людей».
«Что ты из себя представляешь, что я из себя представляю, чего я могу добиться в жизни – все это предопределено нашими генами» (доктор наук Вальтер Гросс).
Общечеловеческой морали – нет. Общечеловеческие ценности – выдумка. Мораль господ отличается от философии тщедушных.
Рабу следует принять себя. Свою рабскую натуру. Тихо служить господам. За это он получит радостное, спокойное существование. Рачительный хозяин будет о нем заботиться. Хорошо кормить и оберегать. Удовлетворит насущные потребности.
В подчинении раб наиболее полно актуализирует скрытые холуйские потенции. Что принесет ему наслаждение и счастье. А для некоторых (душевно «нижних») хозяйская плетка станет источником сладости.
Их ждет планомерный, созидательный труд. Технический и культурный прогресс под началом арийцев.
Этот гитлеровский тезис можно найти еще у Аристотеля, который «проницательно» писал в «Политике», что «раб по природе тот, кто может принадлежать другому (потому он и принадлежит другому)».
То есть фашизм в буквальном смысле толкает нас из современной эпохи в темные, варварские века, когда такие рассуждения были возможны.
Низшие расы нуждаются в господстве над ними. Межрасовые браки категорически запрещаются (Закон о немецкой крови). А лучший выход для элементов с плохой наследственностью – вообще не заводить детей и взять на воспитание отпрысков генетически здоровых пар. Будущее здоровье нации – прежде всего. (Нельзя портить «арийскую породу»).
Каково людям с «плохой наследственностью» не иметь родных детей – никто, разумеется, не думает. «Интересы нации выше личных». Эта мысль проходит у Гитлера рефреном.
Всего от 75 до 100 тыс. человек. Программа насильственной эвтаназии была настолько кровь леденящей, что вызвала протесты даже внутри нацисткой партии и была прекращена.
Тут просматривается определенная зверская логика. Если нация и ее интересы есть абсолютно высшее, можно преступать любые моральные ограничения, так как через это ты служишь Абсолюту. Что априорно оправдывает любые твои действия, совершаемые во имя «высшей цели».
И даже когда тебе жалко умертвлять психически-больных детей, ты должен подавить в себе эту жалость. Поддержание их беспомощного существования – объективно ложится тяжелым грузом на общество. Только так ты станешь настоящим, железным Homo Nazi.
Напротив, те многие, кто забирает своих родственников из государственных лечебниц, спасая от смерти, выступают уже отступниками от объединяющей всех граждан задачи. Уклонистами от общего дела служения процветанию Рейха.
Ставя служение нации выше служения отдельному индивиду производится дегуманизация человека. Новый «нацистский» homo оказывается поэтому неполноценен. Нельзя представить полноценного человека, лишенного автономной морали и заменяющего ее моралью коллективной.
Идея того, что высшее призвание немца – отдаться Германии, в конечном счете, лишает его человечности.
Таким образом, нацист – не сверхъчеловек. Он – недочеловек. Как это не страшно прозвучит, он сродни стадному животному. И поэтому и о никакой «совести нацистов» (о которой пишет, например, Кунц) говорить не приходится. У них – нет совести.
Но удивительно, что возможность такого хода европейской цивилизации предсказал еще Достоевский. В «Дневнике писателя» он пишет, что цивилизованный человек может очень даже просто потерять лицо. Поскреби его культуру немножко, и еще неизвестно что под ней окажется!
Впрочем, найти веселых исполнителей сразу все-таки оказалось непросто.
Гитлер признается, что когда впервые начал проповедовать свои идеи на стройке, где работал чернорабочим, товарищам они не понравились. Они обещали сбросить с лесов, если «не заткнется» («Майн Кампф»), и ему пришлось срочно уволиться. Жизнь надо было сохранить для будущего Германии.
Симптоматичное признание. Оказывается, рабочие были готовы противостоять нацизму гораздо более активно, чем университетские мужи. Видимо, по причине своего низкого «себялюбия», которое фюреру так антипатично…
Рабочим национализм был свойственен гораздо меньше, чем принято думать. Некоторые работяги (по свидетельству «Майн Кампф») были откровенно враждебны ему. Над их якобы «испорченным разумом» надо напряженно работать, чтобы «просветить» и развернуть в правильном направлении.
История объявляется им (Гитлер любил исторические книги) не процессом общественного развития и не свершением индивидуальных судеб в выпавших на долю обстоятельствах, а вечным сражением этносов за преобладание и доминирование. Это он вынес из исторических трудов, которые читал ребенком. Описания завоевательных войн и античных походов. Картины имперского величия.
Консервативная профессура, тяготеющая к рафинированному аристократизму, такую плебейскую воинственность принять была не готова. Но она же эти книги и писала.
А теперь смотрит на диктатора с опаской… Гитлер – человек далеко не ее круга.
Адольф платит интеллектуалам той же монетой. По причине длительного пребывания на социальном дне он чувствует презрение к старым государственным центрам. В том числе Университету (куда его не приняли), парламенту, культурным институтам.
По факту он не получил аттестата даже о среднем образовании, что не мешает ему впоследствии выступать с лекциями перед преподавателями университетов. Уверовав в свой гений, он часто сочиняет текст выступления на ходу, ориентируясь на реакцию аудитории.
«Германская образовательная система…» – заявляет он – «имеет экстраординарное количество слабостей. Она крайне одностороння и нацеливается на производство чистого знания в ущерб преподаванию практических навыков. Индивидуальный характер не развивается в той степени, в какой его можно развить. Мало внимания уделяется воспитанию чувства ответственности. Не культивируется воля. Вместо сильных личностей производятся пассивные «многознайки» (знающие все понемногу, основательно – ничего)» («Майн Кампф»).
Это критику можно было даже принять, если не знать какие «сильные личности» подразумевается.
Почтение у Гитлера вызывает только армия.
Орудия убийства, субординация, воинские марши вообще пленяют низкие натуры… Из «салабонов» и «духов» в армии лепят мужчин. Маменькины сынки мужают. Обретают энергию и смысл. Приобщаются к национальному организму. Живая сталь солдатских тел чарует.
«Армия тренирует людей и объединяет классы. Возможно ее единственная ошибка – установление однолетней воинской службы для выпускников средних школ. Это была ошибка, так как нарушился принцип абсолютного равенства и более образованные индивидуумы оказывались отделенными от народа» («Майн Кампф»).
Армейская школа жизни рихтует индивида. Учит дисциплине и строю. Он теперь живет в национальном организме, а не в лживом интернациональном братстве «черных полуобезьян, славян, китаез и т.д.» («Майн Кампф»).
Диктатор постоянно ссылается на день, когда получил боевое крещение. Как попав под ураганный огонь, его обагрила, как вода из церковной купели, кровь павших товарищей. Вспоминает экстатическое состояние духа, которое в тот момент испытал… Душа полетела в небо! Другим ключевым пунктом нацистской пропаганды стала героизация войны.
В гитлеровских воспоминаниях нет описания ужаса и страха смерти. Получается, она не так уж страшна.
Гибель в солдатском строю, штурмуя вражеские позиции, – «пик героизма». Ранения – предмет гордости.
На фронте Гитлер впервые ощутил себя человеком. Кем-то, кто имеет значение. Он стал кому-то нужен. С ним начали считаться. Он перестал быть пустым местом.
Вопрос: почему нации вообще должны враждовать, а не сотрудничать? – даже не обсуждается.
Наследуемая историческая ситуация, при которой мир разделен между отдельными территориальными образованиями – это еще не причина для того, чтобы миллионы гибли в войнах.
Абсурдная картина. Обученные убивать люди, организованные в подразделения по методу убийств, сходятся на полях сражений уничтожать друг друга. Травить газами. Резать.
А потом они заключают в Женеве соглашения, как убивать более гуманно… Без чрезмерной жестокости. И получать за это награды. Правительства награждают тех, кто убивает по приказу.
Летчик нажимает кнопку бомболюка, и много километров внизу жители превращаются в пыль. Взрывная волна вместе с дымом разносит их прах.
Храброго танкиста вместе с танком сжигают огнеметы. Обугленный механизм становится бронированной гробницей.
Летят обгорелые птицы. В лесу ревут от ужаса звери.
Зато Э. М. Ремарк потом красиво напишет «о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от снарядов».
Все меньше осталось
Хороших солдат
Их гложет усталость
Убивать не хотят.
Как же получилось, что архаичные племенные речевки: «Да здравствует нация – разящая как единый кулак! Национальные интересы превыше всего!» – оказались более востребованными, чем замысловатых сетований университетских интеллектуалов?
Впрочем сами эти интеллектуалы национализму были совсем не чужды. И гитлеровские «откровения» воспринимали вполне сочувственно.
——————————————-
Отрывок из моей статьи в журнале «Философия и культура»