Что такое культурное присвоение
Культурное присвоение или узурпация этнических элементов: реальная проблема?
Концепция культурного присвоения все чаще обсуждается в кругах социальной психологии, антропологии и социологии, хотя это не ново.
Идея о том, что одна культура может питаться другой посредством насильственных действий, пробудила большое противоречие, и, как мы увидим, отчасти проблема заключается в том, что существуют две совершенно разные позиции: те, кто считает, что культурное присвоение является формой С настоящим господством нужно бороться и тем, кто считает, что его не существует.
Культурное присвоение: определение
Культурное присвоение может быть понято как использование культурных элементов, типичных для одной этнической группы, другой, лишающей ее всего смысла и банализирующей ее использование. Короче говоря, это то, что происходит когда культурный элемент узурпирован с целями, которые не имеют ничего общего с приписанными ему.
Таким образом, эта последняя деталь служит для введения другой темы, в которой мы можем понять это явление: динамика власти, исчезновение некоторых культур за счет обогащения других.
Некоторые примеры культурного присвоения
Многие из контекстов, в которых люди или организации подвергаются критике за то, что они попадают в культурное присвоение, связаны с искусством, модой и эстетикой. Например, некоторые модные журналы подвергались нападениям и бойкоту (хотя и с небольшими эффектами) для использования белых моделей для представления незападной эстетики с одеждой культур считается «экзотической».
То же самое произошло в мире музыки. Несколько певцов были раскритикованы за то, что они прибегали к культурному присвоению, как Майли Сайрус с тверком или Кэти Перри за ношение одежды, связанной с японским стереотипом. Ретроспективно то же самое сделано с Элвисом Пресли для маркетинга музыки, которая еще несколько десятилетий назад была частью афро-американской культуры, пока он не ввел ее в моду.
С другой стороны, некоторые университеты и организации всех видов также подвергались критике за маркетинговые действия, связанные с медитацией в незападном стиле или даже с йогой. Есть много коммерческих действий, связанных с легко идентифицируемыми элементами с определенными культурами.
Культурное присвоение является очень проблематичным понятием. Одна из причин заключается в том, что, с одной стороны, это очень произвольно приписывать эстетический, элемент или ритуал этническому коллективу определяется и не другие.
Например, расты обычно ассоциируются с этническими группами, связанными с Африкой или, в любом случае, с Ямайкой, страной с черным большинством. Однако, технически, в прошлом уже были группы белых людей, которые использовали дреды, такие как некоторые народы Древней Греции или религиозные группы в Европе. С другой стороны, можно также критиковать людей, связанных с населением Африки и Азии, за использование культурного элемента этнических подгрупп, которые находятся в худшем положении, чем их собственные. При определении этнической группы можно принять бесконечные перспективы.
Кроме того, еще одной проблемой, о которой часто говорят, является то, что для того, чтобы существовали культурные ассигнования, сначала должны быть культурные элементы, которые принадлежат нескольким рукам. Узурпация происходит, когда тот, кто ранее наслаждался чем-то, прекращает делать это действием другого человека, который берет на себя этот ресурс. Однако в культурном присвоении этого не происходит; В любом случае, то, что раньше использовали только меньший набор людей, популяризируется.
Более широкий взгляд на проблему
Имейте в виду, что для многих людей культурное присвоение не может быть понято простым анализом того, как привычка, эстетика или ритуал становится популярной. Что происходит, так это то, что это явление, в любом случае, является признаком того, что существует культура, которая подчиняет все остальное.
Обращение к делегатам Курултая крымскотатарского народа (December 2021).
Культурная апроприация — главная фобия дизайнеров и знаменитостей
Стоит только набрать в Google «cultural appropriation», как поисковая система выдаёт тысячи актуальных ссылок с обвинительными статьями в адрес звёзд и брендов мировой величины о «культурном захвате».
Последним скандалом стала обложка и съемка Рианны в узнаваемых восточных образах для журнала Harper’s Bazaar China. Жителям Китая съёмка, в которой «икона западного мира встречается с эстетикой Востока», показалась крайне неуважительной по отношению к их культуре.
В чем же дело на самом деле — имело место оскорбление китайской культуры или это гнев против западной экспансии и исторических несправедливостей?!
Мы живем в многокультурном и многонациональными мире, пропагандирующем либеральные идеи равенства («равные возможности для всех»). Но фактически это не приводит к социальному равенству. Культуры в сфере влияния не равны: существуют доминантные и подчинённые культуры. И когда доминантные культуры (преимущественно бывшие колонизаторы) обращаются к элементам культуры тех, кого они колонизировали или угнетали, часто возникает вопрос о культурной апроприации.
Таким образом, бывшие угнетатели, которые занимались захватом чужих территорий, сегодня захватывают ещё и приёмы культурного самовыражения у исторически угнетаемых групп (часто без взаимности, разрешения и компенсации). Дизайнеры присваивают национальные узоры, используя их в качестве принтов на одежду.
Предметы, имеющие сакральный смысл в родной культуре, используются ими как модные аксессуары. Приметы внешнего вида (дреды, сари, тюрбан), за которые носители «экзотической» культуры подвергаются дискриминации, с подачи дизайнеров превращаются в ультрамодный тренд.
Заимствуя подобные элементы, дизайнеры неизбежно вырывают их из контекста, меняя оригинальный смысл. Происходит «кража голоса», который иногда еще и сообщает обществу негативные и ложные стереотипы об оригинальной культуре. В ответ на обвинения в культурном захвате дизайнеры и поп-звезды ссылаются лишь на то, что они таким образом восхваляют и чтят культуру.
«Несмотря на то что мной руководило уважение к японской культуре, я была неправа, сделав такое представление, — так оправдывала Кэти Перри своё появление на сцене в костюме гейши, — И я не знала, что не права, пока люди не сказали мне об этом».
В список культурных апроприаторов уже попали Carolina Herrera, Dior, Gucci, Marc Jacobs, Givenchy, Бейонсе, Майли Сайрус, Кайли Дженнер и прочие. Удивительно, но российские дизайнеры крайне редко попадают в подобные списки. Отчасти, это связано с тем, что Россия сама во многом ощущает себя “экзотической” культурой.
Тем не менее, говорить о культурной апроприации исключительно в негативном ключе тоже не всегда корректно.
Культурная апроприация может открывать двери для носителей «экзотической» культуры. Например, к созданию коллекции Dior Cruise 2020, вдохновлённой культурой Марокко, привлекался Pathé’O, один из самых известных африканских дизайнеров, а многие изделия изготовлены в сотрудничестве с местной текстильной компанией Uniwax.
На основе культурной̆ апроприации могут появляться совершенно новые смыслы и стили. Например, благодаря культурной̆ апроприации японской философии дзен возникла поэзия битников. Культурная апроприация побуждает людей интересоваться культурой, подвергающейся заимствованию. Например, популяризация образа гейши в американской̆ культуре вызвала всплеск интереса к японской культуре в 60-80-ых годах 20 века.
Таким образом, существует большая «серая зона», не позволяющая однозначно оценить культурную апроприацию как исключительно негативное или положительное явление. Однако бывают случаи, когда происходит действительное оскорбление культурной̆ группы и искажение смысла культурной̆ практики самым наихудшим образом.
Так, бренд Gucci выпустил в свет чёрную водолазку-балаклаву с воротом, натягивающимся на половину лица, и изображением ярко-красных губ вокруг отверстия для рта, что напоминает карикатурное изображение афроамериканцев (блэкфейс).
Вслед за скандалом вокруг блэкфейс-балаклавы Gucci ещё раз проявили нечувствительность к культуре угнетаемых народов. На подиуме были показаны модели с тюрбанами сикхов — последователей религии, зародившейся на территории Индии. Дело в том, что для носителей этой культуры тюрбан — это не модный аксессуар, а религиозный символ веры, который считается священным среди сикхов.
Использование символов религии или вещей из родной культуры угнетаемых меньшинств, за которые последние высмеиваются и подвергаются дискриминации, для украшательства и декора, отражает поразительную степень культурной̆ нечувствительности.
Термин “культурная апроприация” изначально был введен для защиты культурных меньшинств от дискриминации. Однако из-за неуважительных эпизодов с участием дизайнеров и звезд мировой величины по отношению к культурам меньшинств этот термин плавно перекочевал и на область искусства и моды. Фактически, это накладывает серьёзные ограничения на свободу самовыражения художника.
На данный момент еще четко не очерчены границы относительно допустимых пределов культурной апроприации. Однако в общем виде положительное культурное присвоение подразумевает: уважение к культуре, разрешение на культурную апроприацию у членов группы, коммуникация, восприимчивость, интенциональность, прозрачность.
Хотите быть в курсе самых свежих публикаций?
Подписывайтесь на наш Telegram-канал
КУЛЬТУРНАЯ
АПРОПРИАЦИЯ
«МОДА И ЛОКАЛЬНЫЕ КОДЫ:
КАК И ПОЧЕМУ МЫ ПОЛЮБИЛИ ТРАДИЦИЮ,
ЭТНИКУ И АРХАИКУ»
КАК ИЗБЕЖАТЬ СКАНДАЛА,
ВДОХНОВЛЯЯСЬ ЧУЖОЙ КУЛЬТУРОЙ
В коллаже: Dior resort 2020, Comme des Garcons aw 2020, KTZ ss 2016
Новости в моде делятся на несколько категорий: выходы коллекций и дропов, очередные коллаборации всех со всеми, кадровые перестановки (в основном, касающиеся европейских Vogue) и обвинения в культурной апроприации. Заимствование, присвоение, неправомерное использование, оскорбление – новостные сводки буквально каждую неделю пестрят кейсами и больших модных домов, и фаст-фэшн брендов, и даже локальных марок.
Так Chinatown market меняет свое название на Market из-за петиции, которую подписали 3000 человек; Valentino извиняется перед азиатским рынком и удаляет фотографию, где модель стоит в туфлях на поясе от кимоно; а после скандала с блэкфейсом на брелоке Prada Group создает совет по многообразию, стипендиальные программы для темнокожего комьюнити и вводит специальную должность главы по вопросам разнообразия, равенства и инклюзии. Многострадальный бренд Victoria’s Secret и вовсе обвиняли в апроприации более 20 раз, что способствовало обострению финансового кризиса в компании в 2018 году.
При этом однозначного отношения к таким ситуациям не сложилось – особенно в русскоязычном комьюнити. Разбираемся, можно ли работать
с чужой культурой в модных коллекциях, как никого не оскорбить в 2021-м и способен ли постсоветский человек понять эти «чуждые европейские проблемы»?
Текст создан после консультаций с экспертами:
 |  |  |
Junya Watanabe, ss 2016
Junya Watanabe, ss 2016
Главная опасность неправомерного и некорректного заимствования – в обесценивании и потере значений атрибутов культуры.
Помещенные в другой контекст принты и орнаменты могут потерять свою ценность и запомниться не как наследие, а как продукт поп-культуры.
Символы, использованные лишь ради эстетики, теряют свои изначальные смыслы, а в условиях глобализации, когда малые культуры стираются с лица земли, нужно сохранять о них знания, а не уничтожать их.
Критики концепции часто рассматривают присвоение как положительный феномен, способствующий взаимообогащению культур. Однако взаимообмен – равноправен, тогда как культурная апроприация проявляется при «колониальном» взгляде на угнетаемую культуру, непонимании ее элементов, их неуместном использовании и перемещении в совсем другой контекст. С некоторой долей наивности считается, что апроприация происходит из-за искреннего восхищения культурой, без какого-либо злого умысла, но это не так.
Дискуссия вокруг культурной апроприации давно вышла за пределы узко академической среды. Сейчас споры вокруг неэтичного присвоения становятся предметом обсуждения в блогах, медиа и социальных сетях. С одной стороны, это говорит о злободневности и важности темы, обсуждение которой поднимает и ряд вопросов, связанных с социальным неравенством, сексизмом и этнокультурной стереотипизацией. Но с другой – благородные идеи могут стать заложниками избыточной политизированности и инструментом давления, где дискуссия переходит в огульные обвинения. Это может превратить борьбу за отстаивание своих ценностей в бессмысленные и бесконечные споры, а радикализм в суждениях – в отзеркаленную копию риторики поборников «расовой, культурной или этнической чистоты».
Мы живем в едином информационном пространстве, слушаем одну и ту же музыку, потребляем одни и те же товары. Глобализация превратила представителей разных культур и народов в поколение Coca-Cola и Levi’s. Единые стандарты красоты и унификация дизайна (пресловутые трикотажные костюмы производят и в Америке, и в Ивановской области) затрудняют самоидентификацию. Сейчас нам доступна общемировая культура – и мы, конечно, хотим быть ее частью. Но вместе с этим хотим быть частью комьюнити – сообщества, которое разделяет наши желания, боли и ценности. Таким комьюнити может стать что-то локальное. Поэтому защита своего культурного наследия и требование социальной справедливости – попытка притормозить непрекращающиеся процессы глобализации и колониальности.
Carolina Herrera Resort 2020
Мода связана с идеями модерности и колониальности, они отражают определенный классовый и городской контекст. Одни вещи являются просто одеждой, а другие – модой. Традиционные и этнические костюмы не считаются модой и выпадают за ее пределы. Пока одежда существует как традиционная, она никому не интересна, но как только такая одежда появляется в ассортименте большого бренда – она сразу начинает продаваться. Однако сейчас исследования моды пытаются разорвать идею современности и колониальности, и концепция культурной апроприации – один из способов это сделать.
Большую роль в освещении кейсов, связанных с апроприацией, играют соцмедиа: сейчас у каждого есть возможность присоединиться к дискуссии, рассказать о своих переживаниях – получается такой «эффект мегафона». Интересно, что чаще всего мы узнаем о подобных скандалах через посредников. Между корпорациями (брендами, модными домами) и ущемленным сообществом находится кто-то, кто сформулирует претензию в правильных терминах. Например, как это делает Diet Prada. Чтобы рассказать миру о несправедливости, нужен сильный голос. Тогда ему поверят и пойдут за ним. Вопрос в том, кто именно должен это делать – сами люди, ощущающие несправедливость, или кто-то, кто включен в систему, но также может от этого выиграть.
Christian Dior ss 2003, Jean Paul Gaultier ss 1996, aw 2001
Как понять, что это культурная апроприация?
Сценарии развития скандалов, связанных с культурной апроприацией в моде, почти не отличаются друг от друга. Дизайнер или бренд, использующий символы той или иной культуры, допускает ряд ошибок, предугадав которые, можно не только сохранить свою репутацию, но и приумножить социальный капитал. Как отличить апроприацию от уважения и что нужно учесть, вдохновляясь этникой?
1. Бренд представляет доминирующую культуру, которая ранее или сейчас властвовала над другой культурой. Между народами существовали иерархические отношения, часто связанные с насилием: войны, колониальный режим, рабовладельчество, геноцид и т.д. В процессе этих событий уничтожался генофонд и культурное наследие, поэтому использование символов на незаживших исторических травмах может быть воспринято как агрессия.
3. Заимствованные элементы являются результатами стереотипов. Первые ассоциации о каком-то народе или стране могут являться результатами стереотипов дизайнера, совсем не соответствовать действительности и обижать представителей этой нации. Использование клише в поп-культуре и медиа лишь закрепляет эти ярлыки, сужая всю культуру до поверхностных суждений. Так реклама Dolce&Gabbana, в которой модель с азиатской внешностью вела себя жеманно и неумело ела итальянскую еду палочками, оскорбила всех не только неуважением к традициям использования палочек, но и общим контекстом. Китайский образ размыли до общего азиатского, в котором все девушки – и кореянки, и японки, и китаянки – глупые и кокетливые, а европейский голос за кадром – мудрый и оценивающий.
4. Используются символы, служившие маркерами угнетения или напоминающие о насилии. Так желтая звезда Давида и полосатый комплект из рубашки и брюк, напоминающий робу, не будут оценены с точки зрения дизайна, поскольку ассоциируются с исторической травмой – Холокостом и концлагерями. А бадлон и балаклава Gucci, на которых изображены красные губы, напомнят о блэкфейсе – разновидности грима, который использовался для карикатурного изображения темнокожих, и связанном с этим периодом дискриминации.
5. Изображаемые знаки относятся к религиозным или сакральным практикам или имеют важное культурное значение. Когда мы говорим о религии, то переходим в область чувственного индивидуального опыта. Это минное поле для взаимодействия с дизайном – даже если работать в области «своей среды», можно оскорбить чьи-то чувства. Перенос вещей, связанных с ритуалами и верованиями, в коммерческую плоскость как бы лишает их этой сакральности, а значит может быть воспринят как спор о существовании божественного.
6. К культуре относятся легкомысленно и без уважения. Ирония и шутки могут не сработать, когда речь заходит о чужой культуре. Скорее они будут восприняты как унижение и высмеивание, которые, к тому же, часто строятся на стереотипах. Лучше пользоваться своеобразным правилом среды – говорить, разделяя этот опыт, находясь внутри, а не снаружи. Например, N-word может произносить только человек, который принадлежит к темнокожему комьюнити.
7. Не указан источник вдохновения и присвоены заслуги другой культуры. Писать о том, что послужило вдохновением, необходимо, чтобы популяризировать и продвигать культуру, коды которой позаимствовал бренд. В противном случае, можно говорить о символическом воровстве – получая коммерческую выгоду, компания ничего не отдает взамен и присваивает авторство идеи.
МнениеКультурный захват:
Могут ли белые носить дреды
Как отличить культурную апроприацию от обмена традициями
Текст: Вера Рейнер
Словосочетание «культурная апроприация» в заголовках и постах последних лет всё чаще звучит как обвинение. Виновными в бездумном использовании чужих культурных кодов объявлены столько корпораций и знаменитостей, что всех не перечесть: от Джастина Бибера, который всегда был во всех списках most hated селебрити, до Бейонсе, которую, казалось бы, любят все.
Поводов для осуждения множество. Например, бинди и индейские головные уборы с перьями в журнальных съёмках и на посетительницах Coachella. Или показы коллекций, посвящённых абстрактной «племенной Африке», с участием исключительно белых девушек. Узнаваемые цитаты из коллекций темнокожих дизайнеров на показах крупных марок, не снабжённые прямыми ссылками на оригинал. Твёркающая белая певица, которая подаёт традиционные для «чёрной» культуры танцевальные движения как собственную фишку. Белая модель, раскрашенная под гейшу и одетая в национальные японские одежды, которую снимают с сумоистами в качестве декораций. Причёски, ассоциирующиеся с африканским наследием, на белых людях. Даже еда африканского и азиатского происхождения, приготовленная и подающаяся не аутентичным образом. Протест студентов Оберлинского колледжа, где училась Лена Данэм, поддержала и сама известная выпускница — о «неуважении» к японской и вьетнамской кухням она высказалась в интервью Food & Wine.
Какие-то из претензий понятны, какие-то вызывают недоумение. Вопрос, вызывающий самую большую растерянность, звучит так: если нынешний мир — плавильный котёл, где представители разных культур живут бок о бок, обмениваясь опытом и пользуясь открытиями и изобретениями друг друга, в чём принципиальная разница между «культурной апроприацией» и кооперацией — то есть между воровством и обменом? Между «захватническим присвоением» и диалогом культур? Почему какие-то случаи культурного обмена вызывают всеобщее негодование, а какие-то нет? У комментаторов в интернете — и «чёрных», и белых; и дружелюбно, и агрессивно настроенных; и корректных, и совсем нет — вопросов ещё больше. Может ли кто-то, не имея в роду мексиканцев, есть буррито? Оскорбительно ли для француза соседство с нефранцузом, жующим круассан? Должны ли вы выкинуть свои джинсы, если ваши предки не из западных штатов? Каждый ли белый с дредами — расист? Можно ли обвинить в культурной апроприации девушек африканского происхождения, выпрямляющих свои кудрявые от природы волосы, чтобы быть «как белые»?
Белые женщины — образцы добродетели и поклонения. Чёрные — объекты фетишизации и жестокости
Последний вопрос звучит чаще прочих. Ведь именно на «чёрные» причёски у белых знаменитостей приходится львиная доля скандалов в медиа. За ношение дредов и кос кого-то регулярно призывают к ответу. Один из самых резонансных случаев приключился с Кайли Дженнер, выложившей в Instagram фотографию с пятью косичками на голове и подписью: «I woke up like disss». В комментарии к посту быстро пришла звезда «Голодных игр» и активистка Амандла Стенберг: «Когда апроприируешь чёрную культуру и её отдельные приметы, но и не думаешь использовать своё влияние для того, чтобы помочь чёрным американцам, привлекая внимание к своим парикам вместо полицейской жестокости или расизма. #whitegirlsdoitbetter». Опустим момент, когда в защиту Кайли выступил Джастин Бибер, и сразу придём к другим, более масштабным выступлениям Стенберг.
«Приметы чёрного стиля красивы. Чёрные женщины — нет, — написала актриса в коротком эссе, распространив его в соцсетях вскоре после стычки с Дженнер. — Белые женщины — образцы добродетели и поклонения. Чёрные — объекты фетишизации и жестокости. Таковы представления о чёрной красоте и о чёрной женственности в обществе, построенном на евроцентричных стандартах красоты… Пока белых женщин восхваляют за переделку своих тел, увеличение губ и затемнение кожи, чёрных женщин стыдят за те же вещи, которые им даны от рождения». На её счету и ролик «Don’t Cash Crop On My Cornrows», в котором она вновь проговаривает мысль, что вещи из родной культуры на афроамериканцах высмеиваются. А на белых людях те же вещи становятся «высокой модой», «классными» и «оригинальными». То есть белые девушки, считает Стенберг, используют их, чтобы побыть «бунтарками», придать себе более «острый», провокационный вид — и собирают комплименты.
Дело в том, что африканские волосы — это и правда не просто волосы. Есть история и контекст, которые нельзя игнорировать, из них не сотрёшь столетия рабства и расизм как часть государственной политики. Белый человек, который использует «чёрную» прическу, игнорирует этот контекст, тем самым превращая чёрные волосы в фетиш, в разновидность блэкфейса. Исторически это форма театрального грима, когда белые актёры покрывали кожу чёрной краской, а губы щедро вымазывали ярко-красным, играя воплощённые стереотипы: персонажей глупых, щеголеватых, без толку ухлёстывающих за белыми женщинами, плохо контролирующих свои животные позывы, нелепых и жестоких. В этом наборе ролей было и особое амплуа — «чернокожие», возжелавшие невозможного: освобождения от плантаторов и рабства. Больше ста лет эти карикатурные образы, унизительные для настоящих афроамериканцев и утверждающие пренебрежительное к ним отношение в обществе, были частью американской (и не только) театральной традиции. Любые проявления блэкфейса в наши дни ожидаемо встречаются с яростью, будь то «костюм чёрного» (окрашивание кожи в чёрный цвет) на Хэллоуин или всё те же косички для селфи и лайков.
И дело не столько в отдельных белых женщинах и мужчинах, которые носят косы или дреды — кстати, их носили и викинги, но сегодня эта причёска ассоциируется именно с африканской культурой, — а в сохранившейся иерархии: отношение к «чёрным» всё ещё отличается от отношения к белым. Последние решают, что «модно» и «круто», тем самым как бы лишая афроамериканцев права на символы собственных культур. Более того, «чёрных» принуждают приблизить себя к «белым» стандартам красоты: их натуральные кудрявые волосы называют «неопрятными и неухоженными», дреды — «грязными», а запах от специальных средств для укладки волос с такими особенностями — «неприятным», сравнивая его с марихуаной или специями.
В итоге регулярное выпрямление кудрей с детства становится для многих афроамериканских девочек чуть ли не обязательной процедурой, без которой они в «белом» обществе не будут приняты. Решение оставить волосы такими, как есть, оказывается радикальным жестом: ещё в 1960-х натуральное афро стало практически знаменем революции — и с тех пор мало что изменилось. Чтобы прочувствовать ситуацию, можно, например, прочитать недавнее эссе писательницы Дженнифер Эпперсон для Lenny Letter.
Gucci не делают никому одолжений, «отдавая дань» Dapper Dan. Культурный обмен происходит между людьми, а не между людьми и корпорациями
Вне этого контекста не стоит рассматривать и недавнюю историю с Gucci, когда Алессандро Микеле повторил жакет гарлемского дизайнера Дэниела Dapper Dan Дэя для круизной коллекции итальянского дома. Дэн ещё в 80-е первым превратил контрафакт в искусство: его вещи, сплошь покрытые логотипами самых желанных люксовых марок — в том числе Gucci, — носили и хип-хоп-звёзды, и гангстеры, и просто местные модники. Сам дизайнер называл то, что он делал с вещами из гардеробов богатых белых клиентов модных домов, словом «blackanize». Свою круизную коллекцию Микеле посвятил как раз контрафактной моде, постоянным заимствованиям и обмену между люксом и модой: «гуччификации» он подверг работы не только Дэна, но и нескольких других дизайнеров и художников. Все они были возмущены.
Впрочем, во всех остальных случаях история обсуждалась исключительно как пример плагиата. А в ситуации с Дэном уже сам факт, что коллекция посвящена контрафактной моде, был воспринят как насмешка над историей афроамериканской культуры того времени. Фразу из нашумевшего текста Business of Fashion, где говорилось, что самого Dapper Dan не было бы без Gucci, потому что он делал с вещами итальянского дома то же, что сегодня Микеле делает с его вещами, восприняли в штыки: «Когда Dapper Dan и чёрные художники создают что-то, их маргинализируют. А когда крупные дома „вдохновляются“ маргинализированными группами — они только зарабатывают на этом». «Есть разница между вовлечением в культуру (есть её еду, слушать её музыку, танцевать танцы. Обычно делается отдельными людьми) и её апроприацией (наживаться на эстетике других культур. Обычно делается компаниями), — возмущались комментаторы текста. — Gucci не делают никому одолжений, „отдавая дань“ Dapper Dan. Культурный обмен происходит между людьми, а не между людьми и корпорациями».
Заглядывать в копилки других культур, искать вдохновение вокруг — это совершенно нормальный процесс. Но, как считают критики, вы вправе делать это, только окунувшись в исследование достаточно глубоко, заглянув за стереотипы и поверхностные представления или пригласив представителей этой культуры к сотрудничеству. «Принятие, — пишет один из комментаторов текста BoF, — значит, что вы потратили время на то, чтобы установить диалог с культурой, из которой заимствуете… Принятие значило бы встретиться с Dapper Dan и, возможно, вместе сделать что-то. Или пригласить его на показ, посадив в первый ряд, раз уж вы отдаёте дань его работе».
Даже если отойти от истории с Gucci, ценность принятия не в повторении чужих образов, а в интерпретации деталей. Не в копировании стиля, а в сплетении его с собственным. Именно поэтому коллекция Рикардо Тиши (самого выросшего в бедности) для Givenchy, в которой он соединил образы латиноамериканских чола с викторианской эстетикой и собственным стилем, пример удачного взаимодействия культур. Правда, и она в своё время вызвала бурю негодования и волну обсуждений.
Заимствуя что-то из других культур, вообще важно делать это с уважением. Не стоит носить приметы чьей-то культуры как маскарадный костюм — «сексуального индейца» или «дикого аборигена». Или использовать предметы, обладающие сакральным смыслом, как аксессуары — так было на показе Victoria’s Secret, когда Карли Клосс вышла на подиум в бикини с бахромой и головном уборе из перьев (этот головной убор в культуре коренных американцев имел особое значение — его использовали в обрядах). Надеть его просто так, тем более на подиум, по словам журналистки Симон Мойи-Смит из индейского поселения Оглала-Лакота, всё равно, что носить в качестве аксессуаров настоящие ордена и посмертные «пурпурные сердца», ничем не заслужив их.
Видеть, как твои детские воспоминания, реалии юности твоих родителей, элементы вашей идентичности превращаются в сувениры для богатых модников, странно и не всем приятно
Между тем, апроприацией можно назвать заимствование, захват традиций не только у разных народов, но и у маргинализированных социальных групп. По сути, весь тренд на «эстетику бедности», заигрывание с образами людей из социальных низов, над которыми ещё недавно смеялись, при этом их боясь, и есть пример апроприации. Речь не только о жизни парней из гетто. Но и о, например, коллаборации Рубчинского с Burberry, которая воскрешает стиль британских гопников — чавсов, которые в своё время так полюбили фирменную клетку модного дома, что едва не погубили репутацию марки. Прежним поклонникам стало неловко покупать её вещи. Теперь же образ вновь становится ультрамодным.
Апроприацией можно считать и волну увлечения всем постсоветским — и этот пример для жителей бывшего СССР более понятен, потому что затрагивает уже их собственный опыт. И Рубчинский, и братья Гвасалия — движущая сила этой истории — те времена застали и в них жили. Вопрос в том, не апроприаторы ли те богатые покупатели, которые, не имея никакого представления о постсоветской нищете, советских репрессиях под флагом с серпом и молотом, носят худи Vetements за 700 долларов?
Ведь как раз из-за болезненных ассоциаций многим российским зрителям этот тренд так неприятен. Воспринимать «поэтику бедности» и спальных районов, рынков и огромных вещей с чужого плеча сложнее, если для тебя это не просто стиль, а реальность безвыходно нищего прошлого, в которую ты боишься однажды вернуться. Видеть, как твои детские воспоминания, реалии юности твоих родителей, элементы вашей идентичности превращаются в сувениры для богатых модников, судя по комментариям в русских медиа, приятно не всем.
И всё же популярность этих дизайнеров и их стилистики спровоцировала интерес к современной культуре постсоветских стран вообще. Дала возможность многим «русским» интегрироваться в мировой культурный поток, из экзотических диковинок вырастая в глобальных героев. А заодно уйти от стереотипов о медведях и балалайках и русских бандитах из голливудских фильмов. То есть, хотя знаки собственной культуры на представителях других культур могут приносить дискомфорт, в перспективе эффект может оказаться позитивным. Пытаться «законсервировать» культуры, оставив их границы непроницаемыми, чтобы защитить от чужих посягательств, в эпоху глобализации наивно и непродуктивно. Обмен идеями и опытом, заимствования — неотъемлемая часть творческого процесса. И возможность этого обмена, практически ничем сегодня не ограниченная, — одно из важных общественных достижений. И, кто знает, возможно, в переходе из собственности конкретной культуры в распоряжение глобальной и лежит путь от сегрегации к единству.
ФОТОГРАФИИ: Fear of God, Kenzo