Что такое истина бытия

Т ак откуда же существам, не наделенным интеллектом, известно их место и функции в природе? Ведь у них нет запутанных наук, они не производят непонятных исследований…

Э то, собственно, и является ответом. Никто из них не пытается повторно изобрести велосипед. Они не выспрашивают истины у собратьев, не читают умных книг, не задают лишних вопросов. Они просто знают и все тут. С самого рождения им известно, зачем они пришли в мирскую жизнь.

Н а самом деле, все намного проще. Нет, все совсем просто! Нужно всего-навсего немного времени для того, чтоб ответить самому себе на вопрос: что потеряет Вселенная, если меня в ней не будет? И если постараться, каждый человек найдет в себе ответ на этот вопрос, ведь каждый из нас уникален и имеет какие-то свои таланты, для реализации которых он и послан Природой в наш совершенный мир.

Источник

Истина бытия

Есть время, отраженное человеческим сознанием, когда действие обуславливается мыслью и верой. В этом понимании находится истина. Истина есть то, к чему ведет Душа, а Душа есть ум и сердце одновременно, и нет разделения между ними. Никогда не должна проводиться грань между реальностью и сознанием реальности, все едино во Вселенной и в каждой Душе. Сознание реальности и есть сама Душа. Ее воплощение в настоящей жизни, в котором реализуется кармическое предназначение. Но каждый способен обрести свободу от своей кармы и найти тот путь, который приведет к единому Богу без разделения на какие-либо религии. Бог един в каждом слове и в каждой вере. Все, чему поклоняется человек, есть проявление бесконечной Любви и Света, Вселенской энергии, находящей свое отражение в его мыслях и чувствах. Нет хорошего или плохого, нет правильного и не правильного, вы создаете свое отношение к каждой вещи, мысли и действию в мире, что оказывает соответствующую реакцию во Вселенной и дает плоды той жизни, которую вы сейчас имеете.

Было бы не правильным утверждать о том, что кто-то должен поступать так-то и так-то, каждый действует в соответствии со своими внутренними предпочтениями, каждый направляет энергию мысли туда, куда желает направить. И лишь его Дух может отвечать за каждый следующий поступок. Потому что Дух и есть выражение всего, что дано человеку от рождения. Материя человека создана таким образом, чтобы он мог в полной мере реализовать все качества и способности и открыть в Душе свое предназначение.

Земля является лишь временным пунктом пребывания, где каждый должен сыграть определенную роль, выполнить свою земную программу еще не значит прийти к конечному действию. Суть каждого в познании Вселенской Любви и Бога, в открытии Света в своей душе. Тогда открываются все каналы, ведущие человека к Единому Источнику, где Душа может соединиться со всеми энергиями Вселенной и осознать свой настоящий дом, в котором была создана, как единая творческая сила, способная любить, творить, дарить и принимать свет. Душа способна обладать великой силой, но только лишь в полном сознании себя, когда есть единственный путь к истине жизни — открытие энергии Света и Любви в познании Бога.

Люди, привязанные к материальному миру и материальным вещам создают себе карму, переносящую их в последующие жизни, где им предстоит отработать уроки, не выполненные в этом воплощении. Каждый несет ответственность за свои поступки, за каждое совершенное действие, обусловленное той или иной энергией мысли. Потому, как мысль есть творческая сила, создающая программу ваших земных предназначений. Нет более тонких и могущественных энергий, чем энергии мысли, когда желание подтверждает свое существование в мире. Это есть единственная истина, ведущая к правильному пониманию желаний. И вы должны помнить, что желание может быть не только любящим и светлым, где вы реализуете потенциал своей Души, но и опасным, когда человек может навредить другим людям и Земле. Вы должны помнить о Божественной Любви, оберегающей ваше сердце и оберегать этой Любовью других, не позволяя себе создавать такие желания, которые могли бы принести вред другим. В любом случае вы должны помнить, что за этим последует кармическая расплата. Все, что будет совершено вами — воздастся вам в полной мере и даже больше.

Источник

Основные истины религии. Истина бытия Божия

Спас. Андрей Рублев. 1420-е гг.

Первое место среди основных религиозных истин принадлежит истине бытия Божия.

Возражения против необходимости и полезности рациональных доказательств в пользу религиозных истин сводятся к следующим. Во-первых, эти доказательства считаются невозможными. Во-вторых, если и возможны, то нужными или излишними. В-третьих, не столько полезными, сколько вредными.

Мнение о невозможности теоретических и строго научных доказательств истины бытия Божия и других основных религиозных истин было впервые высказано со всей полнотой критической аргументации немецким философом Иммануилом Кантом в его труде «Критика чистого разума». Особенно же энергично подчеркивали недоказуемость религиозных истин последователи позитивизма.

В основание отрицания возможности доказательств истины бытия Божия иногда вкладывалось неправильное понятие о Боге или неправильное понятие о доказательстве.

По определению Канта, Бог есть олицетворенный умопредставляемый идеал всех возможных совершенств. То есть, иными словами, у Канта нет понятия о живой личности Бога, а есть понятие об идее Бога. Субъективная и отвлеченная идея Бога делает наперед невозможным доказательство его объективно-реального бытия. Но эта невозможность тотчас падает, как только мы на место понятия об отвлеченной идее Бога поставим понятие о Боге как о действительном, реальном Существе.

Иногда в основание отрицания возможности доказательства бытия Божия вкладывается не вполне правильное понятие о сущности самого доказательства. Так, например, некоторые исследователи определили доказательство как вывод из высшего к низшему. Так как выше Бога ничего нет, то и доказательство бытия Божия невозможно. Но здесь дано неправильное определение доказательства. Доказательство бытия Божия является основным не для Самого Бога, а лишь для нас, для нашей веры в бытие Божие. Иногда значение доказательств бытия Божия отрицается на том основании, что они не имеют характера математической очевидности и точности. Но математически точных доказательств вообще очень мало. Кроме них и в философии, и в науке, и в практической жизни употребляются и другие виды доказательств. Да и в самой математике существуют так называемые постулаты, т. е. истины самоочевидные, которые, однако, невозможно точно математически доказать, а следовательно, в них можно и усомниться. Сомнение в пятом постулате Эвклида («через одну точку можно провести только одну прямую, параллельную данной прямой») привело гениального русского математика Лобачевского к открытию новой пангеометрии.

Самая точная и доказательная наука – математика – основывается на аксиомах и постулатах, которые, как и все так называемые самоочевидные истины, не могут быть доказаны и которые принимаются на веру. Глубоко прав святитель Василий Великий, утверждающий, что в науке «вера предваряет знание». Все самое основное и исходное в научном знании недоказуемо и является актом веры. Обычно науки гордятся своей точностью и доказательностью. Но, во-первых, надо не забывать, что наука состоит не только из фактов и «эмпирических данных» (которые еще не дают нам научного знания), но и из спекулятивных построений ума, о которых всегда можно спорить, ибо в них невозможно обойтись без элементов умозрения философского. А во-вторых, кроме точности знания надо различать еще и ценность или значение его. Знание о химическом составе кирпича и о смысле жизни мира и человека, как мы уже указывали выше, имеют для меня различную ценность. Если точные науки не могут математически точно доказать основных религиозных истин и вообще не могут ответить на самые насущные вопросы человеческого духа (например, о цели и смысле жизни), то это показывает только ограниченность научного метода познания, а следовательно, и ограниченность значения науки для человека.

Где бессильно знание – законна вера.

Вера в то, что не может быть доказано, но в то же время и не может быть опровергнуто знанием, совершенно законна.

Отсутствие возможности точного математического доказательства религиозных истин, открывающее законную возможнсть веры, делает религиозные истины (и прежде всего главнейшую из них – истину бытия Божия) предметом свободной воли человека.

С христианской точки зрения невозможность научного математически-точного доказательства бытия Божия и других религиозных истин создал Сам Бог.

Как в науке и в философии имеются различные способы доказательств, более или менее убедительных, которые иногда, не будучи абсолютно точными в математическом смысле, тем не менее являются весьма убедительными соображениями в пользу той или иной теории или гипотезы, так и в религии имеются такие соображения, чрезвычайно убедительные.

Часто высказывается мнение, что после кантовской критики доказательства истины бытия Божия уже не следует больше касаться этой невозможной задачи. На это следует ответить следующее. Во-первых, сам Кант, после критики существующих доказательств, пытался обосновать новый вид так называемого нравственного доказательства. В истории философии известны чрезвычайно многозначительные случаи, когда гениальные философы вновь начинали защищать уже рассмотренные прежде и оставленные положения. Так, например, и онтологическое доказательство бытия Божия, высказанное Ансельмом Кентерберийским, вызывало временами новый подъем к нему интереса и новую аргументацию в его защиту. Такие попытки делали Декарт, Лейбниц – до Канта, и Гегель – после Канта.

Сама критика Канта вызвала не столько потерю интереса, сколько, наоборот, повышение интереса к доказательствам бытия Божия. Известна и веская антикритика Канта и его опровержений (в сочинениях, например, Ульрици «Бог и природа» и «Бог и человек», в курсе профессора Н.П.Рождественского «Христианская апологетика» и других).

Собственно говоря, критика Канта вовсе не целиком опровергает доказательства бытия Божия, а только указывает, что эти доказательства не имеют характера математически точных научных доказательств.

Относительно убедительности доказательств вообще следует вспомнить замечания Паскаля («Мысли о религии») о том, что если бы геометрия затрагивала человеческие страсти, то нашлись бы люди, которые бы стали возражать против самых очевидных геометрических положений. Противоречия и возражения против самых ясных и убедительных доказательств встречаются в практической жизни очень часто там, где затрагиваются человеческие страсти.

В политической, религиозной, философской и даже научной полемике очень часто мы встречаемся с этим явлением.

Очень часто весьма убедительные доказательства, не убеждающие упрямого оппонента, убеждают стороннего слушателя, присутствующего при споре и объективно взвешивающего аргументы спорящих.

Иногда можно услышать возражения против доказательств бытия Божия в такой форме: верующему доказательства не нужны, а атеиста они все равно не убедят. Если перед нами атеист, у которого в основе его убеждений лежит нежелание верить в Бога, то такого атеиста убедить нельзя.

Если же перед нами будет атеист, который по недоразумению, по недостатку образования считает свой атеизм научно доказанным, то такого можно переубедить.

Не всякий верующий человек не интересуется и рациональными доказательствами религиозных истин, в которые он верит. Ярким примером является та молитва, которую глубоко верующий ученый и философ епископ Ансельм Кентерберийский предпослал своему так называемому онтологическому доказательству истины бытия Божия: «Господи! Да даруешь вере премудрость; дай и мне мудрость познать, что Ты существуешь, как я этому верю, и что Ты то само, что говорит о Тебе моя вера».

Любовь не только созерцает, но хочет и знать свой предмет. Любящий Бога законно хочет Его познать всеми силами своего духа, силами, вложенными в нас Самим Богом; в числе этих сил, дарованных нам Богом, имеется и честный разум.

Некоторые исследователи считают, что отсутствие одного основательного и убедительного доказательства бытия Божия и замена такового несколькими доказательствами свидетельствует о слабости этих последних. Это глубоко неверно!

Как купол здания зиждется не на одном основании, но одновременно на многих, так и доказательство истины бытия Божия зиждется на совокупности нескольких отдельных частных доказательств.

Священное Писание мало и редко говорит о том, что называется доказательством бытия Божия, считая эту основную религиозную истину настолько самоочевидной, что отрицающего его квалифицирует как безумного («Сказал безумец в сердце своем: нет Бога» – Пс. 13, 1). К сожалению, авторитет Священного Писания имеет свое полное значение только для верующих, для скептиков же оно не имеет никакого значения.

После этих предварительных замечаний перейдем к рассмотрению так называемых доказательств бытия Божия.

Источник

Истина бытия — сущность;

сущность — снятое бытие, бы-

тие сохранено в сущности в меру его истинности, идеализо- вано, как момент; бытие положено (gesetzt) в сущности и является его видимостью. Эти категории, так же как и последующие — сущность, явление, основание, следствие, причина, действие и др., как было указано, представляют собой рефлективные категории.

Сущность есть бытие, которое возвратилось к себе, углубилось в себя, произвело рефлексию над собой, т. е. «светится внутри себя самого». Поэтому в сущности каждая определенность возвращена в себя, рефлектирована в самой себе. Эту рефлексию не нужно смешивать с той «внешней рефлексией», которую производит познающий философ. «Мы употребляем выражение «рефлексия» прежде всего по отношению к свету, поскольку он в своем прямолинейном движении встречает зеркальную поверхность и отбрасывается ею назад; мы, таким образом, имеем здесь нечто удвоенное: во-первых, некое непосредственное, некое сущее, и, во-вторых, то же самое, как опосредствованное, или положенное»[181].

Сущность, во-первых, есть рефлексия; рефлексия определяет себя; определения рефлексии представляют собой положенное; но это положенное есть в то же время рефлексия в себя; во-вторых, сущность как рефлексия определенностей в себя есть основание н, таким образом, переходит в существование и явление.

Нас интересует в данном случае категория основания, поскольку проблема содержания и формы связана с ней.

Сущность определяет себя как основание; существующее имеет значение только как положенное, опосредствованное другим, т. е. как такое, которое существует посредством другого и которое «noch nicht als schlechthin in sich reflektiert» поэтому не есть еще «для себя».

Категория основания была сформулирована Лейбницем и была выражена в предложении: все имеет свое достаточное основание. Сущность принципа основания заключается в следующем: то, что есть, есть не как сущее непосредственное, а как положенное.

На первый взгляд, это непонятное положение легко поддается разъяснению, если вспомнить ход мысли Гегеля II

структуру его «Логики». В первой части «Логиюи» рассматриваются бытие и категории бытия. Бытие есть непосредственное п самое непосредственное. Философское мышление ставит себе определенную задачу: познать сущность вещей. «Задачу или цель философии обыкновенно также видят в познании сущности вещей и понимают под этим лишь то, что философия не должна оставлять вещи в их непосредственности, а должна показать, что они опосредствованы или обоснованы чем-то другим (Enc. 1. § 112. Zus). Непосредственное, бытие 11 его определения опосредствованы сущностью: сущность, таким образом, оказывается их основанием. Бытие как непосредственное опосредствовано сущностью, т. е. положено. Поэтому непосредственное положено, а основание по отношению к нему не положено.

Определенность сущности как основания двоякая: определенность основания и определенность обоснованного (cl. Grund u. d. Begriindete). Во-первых, она — сущность, как основание, определенная быть сущностью, не положена; но поскольку она определена, она обоснована и поэтому положена. Основание и обоснованное переходят друг в друга. Сущность как основание является субстратом. Сущность как субстрат, имеющая отношение (das bezogene Sub- sirat), есть определенная сущность. Поскольку сущность положена как определенная сущность, постольку она имеет форму. Определенности формы представляют собой определенности в сущности. Форма — прежде всего определенность: «К форме принадлежит вообще все определенное; оно есть определение формы, поскольку оно есть некоторое положенное II тем самым отличное от того, формой чего оно служит. »1. Определенность представляет собой определение формы.

В первой части «Логики», в которой Гегель рассматривает категорию качества, момент определенности выступает как определение качества. Чтобы отличить категорию формы от категории качества, нужно указать признак, их различающий. Вообще категории бытия и категории сущности соответствуют друг другу. Категории бытия вновь выступают в категориях сущности, но в другой форме. В частности, категория качества как определенность снята в сфере сущности и существует в другой форме. Определенность как качество тождественна бытию, «она тождественна (1st eins) со своим субстратом, бытием; бытие есть то непосредственно определенное, которое еще не отлично от своей определенности или, иначе говоря, которое в ней еще не рефлектировано в себя,

равно как последняя есть поэтому некоторое сущее, еще не положенное»1. Что касается формы — она определенность, но определенность рефлексии и поэтому положенное. Этим самым она отлична — нетождественна — от того, формой чего она является. Она — эта форма — определенность основания, и поэтому «сущность сама существенно определена».

Соотношение сущности и формы состоит в том, что сущность есть простое единство основания и обоснованного, поэтому сама определена, т. с. отрицательна и отличает себя как основание от формы[182] [183].

Сущность есть неопределенное основание, форма же — ее определенность, так как форма представляет собой рефлексию сущности в себя. «Поэтому форма имеет в своем собственном тождестве сущность, равно как сущность имеет в своей отрицательной природе абсолютную форму. Нельзя, стало быть, задавать вопрос, каким образом форма п р и в х о д и т (hinzukommen) к сущности, ибо она есть лишь свечение (Scheinen) последней в себя самое, ее собственная имманентная ей рефлексия»[184].

Но если принять во внимание тот момент, что сущность неопределенна и что форма представляет собой ее определенность (отличие формы от качества), тогда становится ясным, что форма по отношению к сущности есть нечто другое (ein Anderes).

Сущность — это материя, поскольку ее рефлексия направлена на себя как на бесформенную неопределенность, Материя представляет собой основание (Grundlage) или субстрат формы. Если отвлечь от чего-нибудь (Etwas) все его определенности или — что то же — отвлечь от него все формы, то останется то, что называют материей. Материя поэтому есть нечто абстрактное: материю нельзя воспринять, все, что воспринимается, представляет собой нечто определенное, оно определенная материя, оформленная материя, т. е. определенное единство материи и формы[186].

Если материя — основание, субстрат формы, форма, в

свою очередь, предполагает материю, с которой она соотносится. Поэтому соотношение формы и материи не является, случайным, внешним. Материя определена как нечто безразличное (das gleichgiiltig Bestimmte) и поэтому пассивна, в то время как форма в противоположность ей деятельна. Форма есть то, что определяет (das Bestimmende), и поэтому отрицательна. Она положена так, что ее отношение к материн есть отношение к другому; материя не положена, так что она соотносится с собой и безразлична к другому. Но в себе она соотносится с формой; «она соотносится с формой как с некоторым другим лишь потому, что форма в ней не положена, что она есть форма лишь в себе. Она заключает в себе форму в скрытом виде и есть абсолютная восприимчивость к форме лишь потому, что абсолютно обладает внутри себя последней (weil sie dieselbe absolut in ihr hat), что это есть ее в себе-сущее определение»1.

Это несколько сложное рассуждение принимает довольно простую форму в «Энциклопедии»[187] [188]. «Вещь, таким образом, — пишет тут Гегель, — распадается на материю и форму, каждая из которых есть целостность вещности (die То- talitat der Dingheit) и самостоятельно, независимо существует»[189].

Рассудочное сознание полагает основой всех вещей одну и ту же материю, причем отличие этих вещей друг от друга считает внешним, обусловленным формой. С этой точки зрения материя считается совершенно неопределенным субстратом, который способен принимать любые определения, причем сама материя, как таковая, остается неизменной при всех переменах форм. В конечных вещах можно найти такое равнодушие к форме: так, например, мраморная глыба равнодушна к тому, дадут ли ей форму той или иной статуи или колонны. Но даже в этом случае мраморная глыба относительно равнодушна к форме — по отношению к скульптору. Но сама по себе она не бесформенна постольку, поскольку она отличается как определенная формация камня от других формаций, например, от песчаника, от порфира и др. Поэтому «мысль о материи безусловно заключает в себе принцип формы, и поэтому мы нигде в опыте не встречаем существование бесформенной материи»1.

Гегель сравнивает воззрение о бесформенной материи, которая должна быть оформлена, чтобы стать вещью, с древ- ними религиями, которые представляли материю в виде хаоса, как бесформенную основу существующего мира; в этом случае бог рассматривался не как творец мира, а как демиург. «Более глубокое воззрение, напротив, признает, что бог сотворил мир из ничего». Отсюда вытекает, с одной стороны, то, что материя, как таковая, не обладает самостоятельным существованием, и, с другой стороны, то, что форма не присоединяется к материи извне, а как целостность носит ее в себе[190] [191].

Этим определена своеобразная связь, которая существует между материей и формой.

Было уже отмечено, что материя, с одной стороны, равнодушна к другому (к форме), и, с другой стороны, она имеет форму в себе. «Поэтому материя должна иметь форму, а форма должна материализоваться.

Материя, как мы уже знаем, — пассивна, форма — активна. Но тогда возникает вопрос, в чем же состоит активность формы, если форма — правда, она другая по отношению к материи — заключена в материи, если материя «носит ее в себе»? То, что является активностью формы, есть собственное движение материи[193]. Поскольку форма предполагает материю как свое другое, постольку она определена этим другим и является конечной. Точно так же и материя: материя также предполагает форму, вне которой она не существует; постольку и материя является конечной. Форма деятельна, а не основание; материя же — основание только для формы, но не для единства материи и формы. Поскольку конечны и форма и материя, как таковые, они не истинны: каждая из них относится к другому — материя к форме, форма к материи. Поэтому их истина заключается в их единстве[194].

3. В единстве материи и формы снята их самостоятельность, и это единство представляет собой их подлинное осно- ванне. Единство материи п формы Гегель считает содержанием. В этом единстве сняты и сохранены оба момента; оно — единство материи и формы — представляет собой новую категорию, новую определенность абсолютного. Гегель так характеризует это единство: «Поэтому оно есть единство формы и материи как их основа, но как их определенная основа, которая есть оформленная (formierte) материя, но которая вместе с тем безразлична к форме и материи как к снятым и несущественным. Оно есть содержание»1.

Форма и материя в содержании возвратились (zuruck- gegangen) к своему единству или к своему основанию. Содержание как основание есть определенное основание, причем сама определенность двоякая: во-первых, определенность формы, во-вторых, определенность содержания. Определенность формы есть определенность основания, которая состоит в том, что она внешняя по отношению к содержанию, содержание же безразлично к этому отношению. Определенность же содержания есть определенность того содержания, которым обладает основание[195] [196].

Таким образом выясняется, что основание обладает каким-то определенным содержанием; определенность содержания есть основание формы. Определенность содержания представляет собой непосредственность в противоположность опосредствованности формы. Но содержание обладает определенностью, и постольку оно само является формой. С другой стороны, форма становится самостоятельным и существенным элементом и постольку становится содержанием, «а в своей развитой определенности она есть закон явления»[197].

В соотношении формы и содержания нужно обратить внимание на один своеобразный момент: содержание обладает формой, заключает в себе форму и в то же время форма вообще внешняя содержанию. Форма проявляется в двух видах: когда форма рефлектирована в себя, она — содержание; вис рефлексии в себя она безразлична к содержанию.

Тут ясно виден, по Гегелю, переход формы и содержания друг в друга. «При рассмотрении противоположности между формой и содержанием важно не упускать из виду, что содержание не бесформенно, а форма одновременно и содержится в самом содержании и представляет собой нечто внешнее ему. Мы здесь имеем удвоение фор’ мы: во-первых, она, как рефлектированная внутрь себя, есть содержание; во-вторых, она, как не рефлектированная внутрь себя, есть внешнее, безразличное для содержания существование в себе. Здесь дано абсолютное отношение между формой и содержанием, а именно: переход их друг в друга, так что содержание есть не что иное как переход содержания в форму»[198].

Мы кратко рассмотрели проблему соотношения формы и материи, с одной стороны, и формы и содержания, с другой. Может возникнуть вопрос, есть ли какое-либо различие между соотношениями этих двух пар категорий: и это тем более, что разъяснение Гегеля — как обычно — не из ясных.

Можно, конечно, сказать, что категории формы и материи и формы и содержания представляют собой разные ступени развития основания (d. Grund). Это правильно; категории формы и материи являются определенной ступенью развития основания; истиной их связи оказалось их снятие в их единстве. Это единство и представляет собой содержание, которое само также связано с формой: эта новая связь представляет собой новую, следующую ступень в развитии основания. Вопрос возникает именно относительно того, не тождественны ли отношения между материей и формой и содержанием и формой. Ответ, конечно, должен быть отрицательным. Достаточно обратить внимание на то обстоятельство, как Гегель характеризует понятие материи, и сравнить его с понятием содержания.

Материя, по Гегелю, равнодушна, безразлична по отношению к определенной форме, несмотря на то, что она всегда обладает формой. Другими словами: правда, нет бесформенной материи, но она равнодушна к той или иной форме. Что касается содержания, оно всегда определенное содержание, т. е. оно имеет и должно иметь именно эту, а не иную форму. Понятие содержания возникло из единства формы и материи, правильнее, оно есть единство формы и материи. Поэтому в содержании уже заключен момент формы, той формы, которая, правда, снята, но и сохранена; и оно постольку является содержанием, поскольку оно обладает именно этой формой.

Существует, конечно, и внешняя форма; такая форма совершенно равнодушна к содержанию. Так, например, содержание какой-либо книги совершенно не зависит от своеобразия ее внешнего оформления, переплетена она или нет, переплетена ли она в папку или в сафьян. Но тут речь идет о внешней форме, от которой мы вовсе отвлекаемся в философии. Не обращая внимания на эту внешнюю форму, мы можем сказать, что «содержание книги имеет свою существенную форму». Критическая оценка философии Гегеля в целом, а также некоторых специальных проблем будет дана позже. Но для наших целей необходимо тут же критически разобраться в учении Гегеля о содержании и форме.

Y Форма и содержание переходят друг в друга, их един-

Источник