Что такое институт репутации
Институт репутации и сексизм: почему женщин и мужчин по-разному критикуют за одно и то же
Спустя некоторое время после окончания эфира Glamour официально заявил, что отзывает у Тодоренко свой титул «Женщины года». Лишь после этого Тодоренко опубликовала два поста и видео, в которых принесла извинения за свои слова, признала, что была неправа и не подозревала о многих аспектах проблемы насилия «в силу своей неосведомленности и необразованности», а также высказала намерение впредь помогать в решении этой проблемы и поддерживать профильные некоммерческие организации, оказывающие помощь пострадавшим от насилия женщинам. Тем не менее и после этих заявлений количество критики в адрес телеведущей продолжало расти: часть разочарованной аудитории сомневалась в искренности ее извинений и намерений, часть повторяла конструктивную критику, а часть продолжала писать комментарии с оскорблениями. Вслед за титулом «Женщины года» у Регины Тодоренко начали один за другим отзывать крупные рекламные контракты: с телеведущей отказались продолжать сотрудничество J7, Pepsi и Pampers.
Институт репутации все-таки работает?
Институт репутации недостаточно развит в России, но тем не менее является необходимым и важным инструментом борьбы с социальной несправедливостью.
На первый взгляд случай Регины Тодоренко можно рассматривать как удачный пример работы института репутации: это как раз та редкая ситуация, когда общественная критика и реакция на недопустимые действия известной, статусной персоны привела к реальным санкциям и репутационным потерям, заставила ее задуматься, признать свою ошибку и изменить поведение. Такие случаи крайне важны как прецедент, они становятся для других звезд и организаций сигналом того, что проявление агрессии, насилия или дискриминации не проходит бесследно — и может привести к серьезным ресурсным и репутационным потерям. Увы, мы живем в мире, где огромное количество людей и организаций транслируют и разделяют дискриминационные взгляды, поэтому публичная критика и риск потерять ресурсы часто становятся единственным возможным рычагом давления.
Но если попробовать посмотреть на ситуацию с Тодоренко немного под другим углом, то можно заметить, что этот случай является, скорее, исключением из правил, чем универсальным прецедентом, говорящим нам о том, что институт репутации наконец-то заработал. При всей безответственности, грубости и некомпетентности высказываний телеведущей на тему проблемы домашнего насилия эти высказывания в целом не сильно отличаются от тех, что регулярно делают и другие звезды российского шоу-бизнеса. А вредные стереотипы о домашнем насилии и мнения, которые доминируют в нашем обществе, зачастую звучат еще хуже, чем у Тодоренко в вызвавших резонанс интервью. Очевидно, что это далеко не единственная медийная женщина, транслирующая подобные взгляды. Помимо женщин есть огромное количество медийных мужчин, которые не просто транслируют сексизм и мизогинию, но и сами являются абьюзерами и акторами насилия, при этом не подвергаются и значимой доле той критики, которую адресовали Тодоренко. Даже ее супруг Влад Топалов, участвовавший в той же передаче и оставивший днем спустя одобрительный комментарий («Bad boys for life!») под абсолютно неприемлемым постом своего брата, не стал одновременно с ней объектом столь же ожесточенного осуждения.
Почему мужчин и женщин критикуют по-разному — и причем тут сексизм?
Из-за сексизма общество склонно активнее и жестче критиковать женщин, если их действия не соответствуют ожиданиям окружающих. Патриархальное устройство мира, в котором мы все еще живем, определяет нормы поведения для женщин, например, быть прилежными, старательными, добрыми, заботливыми, хорошо выполнять работу, следовать указаниям более авторитетных членов семьи/общества, уступать, не спорить, никогда не нарушать правил. В то время как проявление инициативы, выражение отличного от общепринятого мнения и нарушение условностей со стороны мужчин воспринимается обществом лояльнее, рассматривается как проявление «естественного мужского» поведения и во многих случаях приветствуются.
Грубо говоря, женщин с детства учат сидеть тихо, быть удобными и не высовываться, а мужчин поощряют проявлять инициативу, действовать методом проб и ошибок, уметь стоять на своем.
По этим же причинам женская агрессия вызывает гораздо больше раздражения и возмущения, в то время как мужская агрессия и проявление насилия часто воспринимаются как нечто ожидаемое, обусловленное так называемой мужской природой и частично оправдываются этим.
Из-за такого негативного и предвзятого отношения к женщинам мы можем регулярно наблюдать ситуации, когда любая ошибка, неподчинение или нарушение женщиной существующих норм воспринимается и критикуется иначе, чем аналогичное поведение мужчин. А особо пристальный контроль за поведением женщин и необходимость осуждать и обсуждать именно их поступки также является следствием патернализма, механизмом контроля и желанием как бы «поставить женщину на место».
Общество, привыкшее к мужской агрессии, зачастую воспринимает даже самые жестокие ее проявления как часть повседневности — нечто, к чему все готовы. При этом женская агрессия, даже не выражающаяся в физическом насилии, все еще воспринимается как нечто противоестественное и вызывает более активный протест и критику.
Почему женщины часто выступают против женщин?
То, что Тодоренко не поддержала в своем интервью других женщин, может показаться странным на первый взгляд, но, увы, отсутствие солидарности и эмпатии женщин по отношению к друг другу очень распространено и усугубляется все той же патриархальной системой.
Предвзятое и негативное отношение женщин друг к другу называют внутренней мизогинией (женоненавистничеством) — и это также является следствием сексизма и патриархального устройства общества. Женщины с детства усваивают негативные стереотипы о женщинах и начинают проецировать их друг на друга. Также женщин с детства приучают сравниваться себя друг с другом и конкурировать, что тоже становится почвой для внутренней мизогинии.
В случае с Региной Тодоренко и любой другой женщиной никто не может быть уверен на сто процентов, вызваны ли ее резкие высказывания простой некомпетентностью и мизогинией, или же они основаны в том числе на личной травме и являются следствием пережитого насилия. Ни один вариант не делает ее высказывания менее проблематичными, но внимание к разным причинам того, почему женщины транслируют виктимблейминг, и учитывание факта, что каждая женщина находится в группе риска и может в любой момент оказаться жертвой насилия, это хороший повод задуматься о выборе стратегий критики.
Что со всем этим делать?
В ситуации, когда закон, суды и прочие институции не защищают права многих уязвимых групп, необходимо продолжать развивать институт репутации, усиливать влияние общественного мнения, поощрять культуру качественных извинений, оставлять пространство для реабилитации людей, совершивших проблематичные действия и разрушать миф о том, что признание ошибок — это проявление слабости.
Необходимо больше поддерживать женщин и другие социальные меньшинства, создавать стратегии эффективной бережной критики, брать в учет то, как много женщин являются жертвами насилия, но не имеют возможности рассказать о этом.
Адресуя критику, важно по возможности предлагать людям стратегии исправления ошибок, так как критика часто застает врасплох даже тех, кто искренне не хотел никого обидеть и хочет исправить ситуацию.
Сегодня как никогда важно делиться информацией о проблеме насилия и поддерживать закон о домашнем насилии. Важно продолжать активно реагировать на случаи насилия, и в первую очередь критиковать самих акторов насилия. Важно не забывать, что женщины и мужчины в нашем обществе все еще находятся не на равных позициях, а их на первый взгляд похожие действия или высказывания могут иметь совершенно разные причины и разные последствия.
Cancel culture и институт репутации в России
Рубрика: Маркетинг, реклама и PR
Дата публикации: 29.11.2020 2020-11-29
Статья просмотрена: 568 раз
Библиографическое описание:
Киселева, А. Э. Cancel culture и институт репутации в России / А. Э. Киселева, А. В. Муромская. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2020. — № 48 (338). — С. 585-588. — URL: https://moluch.ru/archive/338/75805/ (дата обращения: 06.12.2021).
В данной статье описывается теоретические и практические факторы зарождение института репутации в России, темпы его развития и влияния на российские бренды и медийные личности. Также рассматривается возникновение культуры отмены как следствие зарождения института репутации, ее положительные и отрицательные аспекты. Основными инструментами, использованными в данной работе, являются анализ научной документации и социологический опрос.
Ключевые слова: влияние, бренды, культура отмены, институт репутации, стадия развития, социологический опрос, статистика.
За последние годы в современной России ярко прослеживается положительная и быстрая динамика развития института репутации. Ранее общество не придавало данному явлению никакого значения, но сейчас институт репутации с каждым днем подвергается более тщательному анализу и вниманию со стороны общественности.
Институт репутации существует с момента появления человека. В процессе взаимодействия людей за счет вербальных и невербальных средств коммуникации они формируют некий образ друг друга. У каждого из нас, как и любого бренда по умолчанию есть репутация, которая работает за или против него. На сегодняшний день институтом репутации признаются нормы и правила, помогающие выстроить приемлемую репутацию и формальные или неформальные законы, которые эту репутацию могут восстановить, если кто-то сказал или сделал то, что вызвало негативную реакцию общественности.
Репутация имеет кумулятивный и инерционный эффект, что означает постоянное удержание высоких позиции компаний в своих отраслях, при этом имея не только конкурентные преимущества, но и наибольшую устойчивость к возможным кризисам. К числу таких российских компаний относятся: Лента, Газпром, Сбербанк, ЛУКОЙЛ, М.Видео, Северсталь, Tele2 Россия и Яндекс.
Исходя из исследования, проведенного TheRepTrakCompany (Reputation Institute) в России, следует, что на сегодняшний день Российские публичные компании в среднем стали более чем в 3 раза чаще использовать слова, связанные с репутацией, по сравнению с 2000 годом. Доля нематериальных аспектов в корпоративных миссиях и стратегических целях составляет сейчас 33 % и 17 %, соответственно. В 2015 году репутационный риск был выделен в отдельный фактор риска в 30 % случаев. Еще 18 % компаний упоминают репутационные риски среди «других факторов». Большинство компаний не придает существенного значения репутационным рискам и не раскрывает соответствующую информацию в своих годовых отчетах. Компании, что раскрывают информацию, не дают достаточно четкого и подробного описания репутационного риска, его особенностей и описания того, что нужно предпринимать для его минимизации, для многих российских компаний упоминание репутационных рисков является формальностью, а не отражением реальной работы по их управлению [1].
Текущая ситуация в сфере работы с корпоративной репутацией в чем-то уникальна: она тормозит развитие российских компаний, но она же создает новые существенные возможности для этого развития.
Как следствие развития института репутации сегодня в Российской Федерации стремительно набирает популярность cancel culture или культура отмены. Культура отмены — это феномен общественного осуждения за «правонарушения» социального характера, обычно ненаказуемые по закону, но неприемлемые для соответствующего общества. Чаще всего это просто некорректные высказывания — оскорбительные, ненавистнические и тому подобные. «Наказание» за это может принимать самые разные формы — от старого доброго бойкота до массового возмущения в социальных сетях [2]. Вместе с тем, cancel culture оказывает колоссальное влияние на репутацию брендов. При этом, поводом для отказа или принятия может стать любая табуированная тема: экология, политика, дети, животное и т. д.
Культура отмены, несомненно, является положительной динамикой социального развития общества. Она является рычагом давления над известными личностями, группами, брендами, которые превосходит большую часть людей по социальному статусу и уровню влияния, позволяя привлечь их к ответственности за социальные, политические и другие правонарушения с помощью публичного осуждения.
Но данное явление несет в себе и много минусов, таких как:
Ярким примером бренда, который стал жертвой культуры отмены, является компания«Lays», которая вместе с «Пятерочкой» выпустила дорогой рекламный ролик с участием футболиста Игоря Акинфеева. Общественность же буквально вынудила бренд удалить данный ролик, на производство которого было затрачено большое число как трудовых, так и финансовых ресурсов, обрушив огромный шквал негатива на бренд, потому что в видео засветился скандальный блогер Владимир Горяинов, известный публичными гомофобными высказываниями, а также провокационным поведением по отношению к известным медийным личностям. И на первый взгляд тенденция положительна. Люди имеют право управлять брендами и медийными личностями, отстаивая свои права интересы, но и так же они могут несправедливо уничтожить бренд, личность, обесценить любой продукт деятельности.
В рамках выбранной темы было проведено социологическое исследование, в котором учитывалось мнение людей разных возрастных групп по поводу развития культуры отмены и института репутации на территории российского государства. С помощью гугл-формы был создан онлайн-опрос на тему «Cancelculture и институт репутации в России».
В данном опросе приняли участие 132 человека разных возрастов (рисунок 1), среди которых 96 (72, 7 %) представителей женского пола и 36 (27,3 %) представителей мужского пола.
Рис. 1. Процентное соотношение возрастных категорий.
В ходе исследования респондентам были заданы следующие вопросы:
На вопрос «По Вашему мнению, институт репутации — это…?» наибольшее количество респондентов дали верный ответ. Оставшееся число опрошенных ответили неверно или затруднились ответить. Процентное соотношение результатов представлено на рисунке 2. По результату опроса по данному вопросу можно сделать микровывод о том, что 72 % респондентов знают, что такое институт репутации. Что на современном этапе является положительной динамикой, так как это судит о развитом самосознании общества, которое, несомненно, будет вести к его развитию.
Рис. 2. Определение института репутации
В ходе опроса также выяснилось, что большинство респондентов (57,3 %) считают влияние института репутации на российские компании положительным фактором, который позволяет создавать новые существенные возможности для развития, значительно меньшее число респондентов (4,6 %) признают институт репутации тормозящим фактором, 22,9 % считаю, что оба варианта верны, 3,8 %посчитали, что нет ни одного верного варианта, а 11,9 % воздержались от ответа. Процентное соотношение ответов представлено на рисунке 3. Результаты опроса поданному вопросу, говорят о том, что лишь 22,9 % серьезно относятся к влиянию института репутации на российские компании, учитывая как его возможности, так и риски.
Рис. 3. Влияние института репутации на российские компании
На вопрос «По вашему мнению, культура отмены — это …» 53,4 % опрошенных дали правильный ответ, 30,5 % ответили неверно, 16 % воздержались от ответа. Мы можем сделать микровывод о том, что небольшая часть респондентов знает, что такое культура отмены. Это говорит о том, что рассматриваемое явление в России пока не стало популярным и действенным механизмом влияния.
Рис. 4. Понятие культуры отмены
Для того чтобы определить отношение респондентов к такому явлению как культура отмены, был задан следующий вопрос «Является ли культура отмены положительной динамикой?». Из результатов опроса видно, что наибольшее количество интервьюируемых (45,4 %) считают культуру отмены положительной динамикой, как для личностей, так и для брендов, 20,8 % опрошенных относят культуру отмены к довольно несправедливым инструментам регулирования. Остальная часть респондентов не дали определенного ответа на данный вопрос или затруднились ответить. Полученные результаты говорят о том, что мнения по поводу значимости культуры отмены на данном этапе сильно различаются, что еще раз подтверждает тот факт, что это явление еще не укрепилось в современном российском обществе.
Рис. 5. Культура отмены как положительная динамика
Таким образом, институт культуры и культура отмены довольно неоднозначны. Несомненно, они положительно влияют на самосознание людей и брендов, их социальное поведение и ответственность за любые высказывания и поступки, воспитывают толерантность, но в тоже время эти процессы бывают несправедливы и жестоки. Поэтому их нужно модернизировать и совершенствовать. В России культура отмены и институт репутации находятся на стадии развития, а это, значит, что в наших силах направить это развитие в нужное и полезное русло.
Следить за языком: как работает институт репутации
Скандал на шоу «Comment out» и вторая волна российского #MeToo вновь подняли вопросы об институте репутации и показали, к чему могут привести сомнительные действия и высказывания публичных людей.
Объясняем, что такое институт репутации и почему он находится еще в зачаточном состоянии в России.
Что такое институт репутации?
Сама по себе репутация — это сложившееся и закрепившееся в сознании общества мнение о человеке или группе людей. Институт репутации — это нормы и правила, которые помогают выстроить хорошую репутацию и законы, негласные или официальные, которые эту репутацию могут восстановить, если кто-то сказал или сделал лишнее.
Почему это важно сегодня?
На самом деле репутация была важна всегда, но есть то, что усложнило и придало большее значение самому институту, — социальные сети.
С одной стороны, они приземлили всех публичных личностей до уровня простых людей. С другой — они дали этим звездам канал для трансляции своих мыслей, которые не всегда совпадают с популярным мнением. Эти люди могут иметь огромную аудиторию, которая привлекает рекламодателей, а они, в свою очередь, также заботятся о своей репутации.
Когда публичный человек ошибается, дружественные бренды могут разрывать с ним контракты. Это и есть санкции за неэтичные слова или действия. Кому-то это может показаться «слишком», но так работает везде, где есть устоявшийся институт репутации.
Сейчас ситуация меняется: Регина Тодоренко, Ксения Собчак, шоу «Comment Out» теряют контракты из-за своих высказываний, а обвинения в харассменте в сторону журналистов лишает их работы в крупных медиа. Это прогресс, но, кажется, что всё по-прежнему крутится больше вокруг денег, а не этики и ответственности за большую аудиторию. Всё-таки публичные личности — это ролевые модели, а бренды — трансляция каких-то идей и ценностей.
Почему в России нет института репутации?
Несмотря на сдвиги в этом вопросе, во всех ситуациях люди в центре скандала ведут себя по-разному. Регина Тодоренко принесла извинения, сняла фильм о домашнем насилии и пожертвовала огромные деньги для фонда.
«Comment Out» молчат, Ивана Колпакова убрали, потом вернули на должность, Лобков оправдывает харассмент старой этикой, а Золотов уходит с работы, даже не признав вины. Нет алгоритма действий, который помогает выявить, кто прав и виноват, что с этим делать и как восстановить репутацию.
В США институт репутации начал работать намного раньше, поэтому все знаменитости реагируют молниеносно — публично извиняются и обещают исправиться. Похожим, «правильным» образом поступил основатель магазина комиксов «Чук и Гик» и преподаватель Вышки Василий Кистяковский. Он был обвинен в психологическом и сексуальном насилии, в том числе в отношении своих подчиненных. Кистяковский принес извинения и заявил, что записался на терапию и будет жертвовать в профильные благотворительные организации — но такие случаи можно пока по пальцам пересчитать.
Американское законодательство подразумевает ответственность работодателя за здоровую и безопасную атмосферу в коллективе, и подобные обвинения могут серьезно повредить репутации и финансовому положению компаний. Там проводят серьезные внутренние и полицейские расследования, во время которых компания предпочитает дистанцироваться от обвиняемого сотрудника — так, в начале движения #MeToo пошла волна увольнений.
В России понятие сексуального харассмента не регламентировано, а внутренняя политика и свод правил на этот счет есть далеко не во всех компаниях, и решение остается на усмотрение руководства. Например, в 2018 году обвинения в адрес депутата Леонида Слуцкого ни к чему не привели. И, кажется, что сейчас ситуация меняется, хотя еще далеко не все осознают растущую важность репутации.
Почему в нашей стране нет института репутации и когда он возникнет
Кажущийся абсурд
Недавняя история с атакой холдинга Rambler на разработчиков программы Ngnix (b2b-продукт, один из разработчиков которого Игорь Сысоев когда-то работал в Rambler), начавшаяся с обысков и позорно (хоть и быстро) завершившаяся отказом от уголовного преследования, по всем признакам должна была стать катастрофой для репутации Rambler Group. Но холдинг либо делает хорошую мину при плохой игре, либо не считает игру столь уж плохой. Не было ни публичных извинений, ни тем более ничьих заявлений об уходе. Даже официальный споксмен «Рамблера», абсолютно профнепригодный (не смог прокомментировать скандал иностранной прессе по причине незнания английского), остался при должности. Наконец, само решение «включить заднюю» осталось в публичном поле фактически решением Германа Грефа, положившего конец преследованию Nginx (Сбербанк с апреля прошлого года — крупный акционер «Рамблера»).
Нетрудно предсказать, как бы развивалась история с Nginx, не приструни «Рамблер» Герман Греф: создателей открытого ПО некому было бы защитить, а безусловно заслуживающая уважения цеховая солидарность разработчиков ничего бы не дала. Структурно кейс Ngnix — это кейс Ивана Голунова, но только в другой матрице. Журналистское сообщество как один человек или как один уникальный журналистский коллектив (почти забытый мем) выступило против произвола, но, согласно мнению большинства аналитиков, этот голос не был бы услышан, когда бы не счастливое совпадение факторов: 1) крайне неудачно выбранный для ареста момент (день выступления Путина на ПМЭФ), 2) вопиющая некомпетентность и криворукость предполагаемых исполнителей предполагаемого заказа, 3) постыдное, глубоко непрофессиональное пиар-сопровождение силовой операции.
Лет двадцать и более назад публику не столько брали в расчет, сколько торговали ее значимостью
Что важнее всего: каузаторы и первой, и второй ситуации не брали в расчет общественное мнение. Но если для силовиков это обычно и логично, то для крупной интернет-компании — нонсенс. Примечательно, что интернет-компания не озабочена даже тем, что навсегда испортила свою репутацию в профессиональной среде, среди своей target audience — в сообществе ИТ-специалистов.
Все плохо
Почему институт репутации в России уподобился сегодня институту благородных девиц: звучит красиво, а по факту отсутствует? Почему всем плевать на мнение публики? Процесс этой эрозии начался давно. Лет двадцать и более назад публику не столько брали в расчет, сколько торговали ее значимостью. Тогда появился термин «черный пиар», довольно дорогостоящая поначалу технология. Целые телеканалы действовали по принципу «наезд-откат», а некоторые газеты даже автоматизировали процесс: когда журналист заявлял ту или иную тему, на компьютере выскакивал красный флажок (если за освещение темы платят), и зеленый — если нет. В зависимости от цвета, журналист разрабатывал тему самостоятельно или шел к начальству за дополнительными инструкциями.
Поначалу медийщикам нравилось гулять по буфету в таком бодром темпе: слова про четвертую власть произносились почти всерьез. Но постепенно торговля стала буксовать, а сама услуга – дешеветь. Окончательный упадок наступил в 2010-е: технология «наезд-откат» выдохлась и маргинализировалась, а некогда авторитетные СМИ, занимавшиеся расследованиями, превратились в «сливные бачки».Черный пиар стали продавать крупным опытом, потому что партиями помельче он уже не шел. В эпоху постправды, экспоненциального роста объемов информации и множащихся противоречий сенсации обесценивались, а доверие к источникам падало. При этом все участники процесса относились к общественности, на мнении которой основывался весь этот бизнес, с возрастающим презрением. Общим местом стало то, что убедить общественность можно в чем угодно — достаточно владеть нужными инструментами. Когда инструменты почти перестали работать, вывод сменился: убеждать общественность уже ни в чем не нужно, ей все равно.
Пионером отрасли был покойный Ю. М. Лужков, в бытность мэром Москвы при первых же признаках проявления неуважения отправлявшийся в московский суд
Единственное, что должна была знать общественность: кто всегда прав, а кто всегда виноват. Ответ на этот вопрос дают бесконечные иски о защите чести, достоинства и деловой репутации. Пионером отрасли был покойный Ю. М. Лужков, в бытность мэром Москвы при первых же признаках проявления неуважения отправлявшийся в московский суд, неизменно защищавший честь, достоинство и репутацию Юрия Михайловича.
И если взглянуть на судебные истории последних лет, будь то иск Сечина против РБК, Forbes, «Новой газеты», «Ведомостей» или иск Газпромбанка к блогерам, или даже иск экс-главы РЖД к New York Times, бодро удовлетворенный Пресненским районным судом г. Москвы, то легко понять, что практически единственной судебной коллизией, где — хоть и не сразу — слабому удалось в той или иной степени отстоять свои позиции перед сильным, остается история разбирательства между Альфа-Банком и газетой «Коммерсантъ»: суд в конце концов снизил исковые требования банка к газете почти в десять раз. Случилось это в далеком 2004 году.
Вот она — отпечатанная на 3D-принтере неработающая копия института репутации в России. Потому-то и кажется некоторым экономическим агентам, что суд — уже ненужная формальность, лучше сразу под дых.
Все не так уж и плохо
Но репутационные издержки срабатывают в самых неожиданных случаях, сигнализируя о том, что у публики все же есть мнение, которое лучше бы учитывать. Недавняя история с прособянинским антиклипом Тимати, впоследствии удаленным с YouTube, отлично это иллюстрирует. Полтора миллиона дизлайков, что примечательно, оказались не последним словом той самой публики. Как выяснилось, пострадала ее величество Деловая Репутация. Спустя несколько месяцев после удаления клипа в СМИ выступил бизнес-партнер Тимати, некто Курьянов. Так вот, он впервые признал отрицательное влияние клипа на бизнес группы Black Star, буквально сказав: «Меньше людей стали ходить в бургерные». Не хватает иска Курьянова к Тимати с требованием компенсации понесенных потерь.
При этом Тимати подражал власти иначе, чем «Рамблер». Не бил дубинкой актера Устинова и не ломал ногу дизайнеру Коновалову. Лишь на свой лад исполнил групповое камлание чиновников московского правительства по поводу того, как похорошела Москва при Сергее Семеновиче. Прошелся по всем неугодным наверху социальным группам и стратам. Вторгся во властный дискурс не снимая обуви, рассчитывая при этом явно не на ту реакцию, которая воспоследовала.
Завтра, завтра, не сегодня
Этот неверный расчет был вызван, в частности, полной уверенностью, что общество — это не столько люди, сколько сборище потребителей, с которым следует разговаривать лишь на языке потребления. Тем более что сборище это на немалую долю состоит из представителей поколения Z, у которого нет времени на глупые рефлексии и которым все равно, у кого какая репутация. И которое само в этом вполне откровенно признается.
В самом деле, времени свободного становится все меньше, а информации все больше. По степени устойчивости внимания за последние 20 лет человек сравнялся с аквариумной рыбкой. Куда уж тут до рефлексий, осознанных чувств и нравственных ориентиров? Тем более когда миллениалы сами говорят: «У нас разорваны или размыты причинно-следственные связи. Выдернутость из политико-исторического контекста не позволяет просчитывать ход личной и общемировой жизни даже на один шаг вперед. Весь мир — симфония разноцветных событий-пятен». Завтра будет новый день, новая пища и новый хайп.
Попробуй сформируй лояльность к бренду у потребителя, если единственный доступный ему источник информации — детский калейдоскоп, узоры внутри которого он не в состоянии удержать в памяти
Клиповое мышление, засунутое вдобавок еще и в очаровательную головку аквариумной рыбки, — это, конечно, плохо. Причем не только для репутации и подобных ей анахронизмов, а в первую очередь для продаж. Попробуй сформируй лояльность к бренду у потребителя, если единственный доступный ему источник информации — детский калейдоскоп, узоры внутри которого он физически не в состоянии удержать в памяти. Кто же спорит, трудно будет запихнуть туда вместе с несформированной потребительской лояльностью еще и социальную ответственность, заботу об экологии и инвалидах, устойчивые представления о добре и зле и прочую чепуху.
Но одна хорошая новость все же, наверное, есть. И состоит она в том, что именно клиповость отрицает императивность на органическом, дефолтном уровне. Ничто в этом клиповом сознании не может быть окончательным и бесповоротным — ни права на свободное ПО, ни результаты рассмотрения исков о защите чести и достоинства, ни тем более здоровье, купленное ценой хлопнутых бургеров. И если это понять, то вдруг становится ясно, что последовательное и скрупулезное выстраивание репутации, несмотря ни на какие объективные и субъективные препятствия, едва ли не основная задача для тех, кто хочет что-то продать или к чему-то приучить этих странных людей.