Что такое дерзновение перед богом
О смирении и дерзновении
 |
| Сергей Худиев |
Христиан иногда упрекают в нарочитом самоуничижении; это неверно, и скорее правы те, кто упрекает нас в крайнем дерзновении. Теизм — то есть вера в личностного Бога-Творца — предполагает поразительное притязание на то, что Творцу вселенной мы небезразличны. Античный антихристианский автор Цельс язвительно высмеивал веру иудеев и христиан в то, что Богу есть до них дело: «Род христиан и иудеев подобен стае летучих мышей или муравьев, вылезших из дыры, или лягушкам, усевшимся вокруг лужи, или дождевым червям в углу болота, которые устроили бы собрание и стали бы спорить между собою о том, кто из них грешнее, и говорить, что, мол, «Бог наш все открывает и предвозвещает», что, «оставив весь мир и небесное движение и оставив без внимания эту землю, Он занимается только нами, только к нам посылает Своих вестников и не перестает их посылать и домогается, чтобы мы всегда были с Ним». Христиане подобны червям, которые стали бы говорить, что, мол, есть Бог, а затем следуем мы, рожденные Богом, подобные во всем Богу, нам все подчинено — земля, вода, воздух и звезды, все существует ради нас, все поставлено на службу нам. Ныне, говорят черви, ввиду того что некоторые среди нас согрешили, придет Бог или он пришлет Своего Сына, чтобы поразить нечестивых и чтобы мы прочно обрели вечную жизнь с Ним. Все это более приемлемо, когда об этом спорят между собою черви и лягушки, чем иудеи и христиане».
Язычника, который задыхается от возмущения, слыша такие притязания «червей и лягушек», можно понять — это действительно неслыханные притязания. Их оправдывает только одно — это правда. Бог действительно «к нам посылает Своих вестников и не перестает их посылать и домогается, чтобы мы всегда были с Ним». Бог настолько желает, чтобы «мы прочно обрели вечную жизнь с ним», что стал Человеком и умер за нас на Кресте.
 |
Как же совместить эту веру со смирением в стиле «я хуже всех, я хуже всех, я хуже всех, я хуже всех»? Да никак. После того, как Христос заповедал нам называть Бога нашим Отцом, и искупил нас честною Своею кровью, это не получится. И слава Богу — потому что это не смирение.
Новый Завет говорит другое — «Итак облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы. (Кол.3:12,13)» Вы теперь — благодаря тому, что Христос искупил вас и сопричислил к Своей Святой Церкви — «избранные Божии, святые и возлюбленные», и должны вести себя соответственно — облекаться в добродетели и прощать, подобно тому, как Христос простил Вас самих. Во Христе Вы соделаны новыми людьми — и это должно явиться в том, что вы ведете себя, как новые люди. В частности, являете подлинное смирение, о котором говорит Апостол: «ничего [не делайте] по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. (Фил.2:3)» Смирение состоит не в том, чтобы считать себя дрянью и грязью — оно вообще обращено не на себя. Оно обращено на других — и видит их высоту и достоинство. Ведь и к ним относится это Евангельское возвещение — Христос за них умер, Бог внимательно слушает их, когда они взывают к Нему, и желает, чтобы они вошли в вечную жизнь с ним. Обращаясь к любому человеку, мы обращаемся к тому, кого Бог почтил Своим образом, к тому, за кого умер Христос. Обращаясь к собрату-христианину мы обращаемся к тому, кто воспринят Христом в Святом Крещении, к тому, кого Христос принимает как участника в Его Тайной Вечери, к тому, кто каждый день лично обращается к Богу — и Бог его слышит.
Видя такое достоинство других, мы смиряемся и трепещем — над кем мы насмехались, кого мы уничижали, кем пренебрегали? Теми, к кому склоняется Творец Вселенной и Судия Мира, чтобы принять их исповедь и выслушать их молитвы. Теми, кого Христос пожелал искупить Своей кровью. Смирение — это не столько о нашем недостоинстве, сколько о достоинстве других.
Дерзновение
 |
Достаточно однажды увидеть иллюзорность счастья «в сей временной жизни», для того чтобы прошла нерешительность и дерзость, а на их месте возросла великая добродетель – та самая, которой не хватило до совершенства евангельскому богатому юноше, отошедшему от Христа опечаленным.
Сравнивая себя с человеком средневековья, наш современник с гордостью осознает собственное превосходство. Еще бы – ведь у него есть гарантированные права, свободный образованный ум и, конечно, техническое могущество.
А еще у него есть мечта о счастье. Ценность именно этой вещи в хозяйстве современного человека представляется крайне сомнительной. Смутная перспектива жизненного счастья одних делает нерешительными, других – дерзкими. Первые не могут (порой достаточно долго) решить вопросы, которые для средневекового человека и вопросами-то не были. Жениться или не жениться? Поступить в монастырь или обождать до старости? А какую профессию выбрать и чем заниматься? Страх упустить жизненное счастье, о котором они имеют крайне смутное представление, парализует волю и всю жизнь удерживает их от любого решительного шага.
Другие, наоборот, слишком опрометчиво связывают счастье с комфортом или «качеством жизни». Для них характерна дерзость, с которой они рушат все человеческие и божественные законы, отчаянно пытаясь «построить коммунизм на отдельно взятом» Рублевском шоссе.
Между тем, принципиальная невозможность счастья доказана уже давно. Как известно, царевичу Гаутаме еще до рождения было предсказано блестящее царствование до тех пор, пока он не столкнется с тремя вещами: старостью, болезнью, смертью. После чего он навсегда оставит прежнюю жизнь и, сложив с себя царское достоинство, сделается «садху» – странствующим нищим мудрецом. Как это часто бывает, слово «мудрец» в качестве жизненной перспективы сына не произвело на родительское сердце никакого впечатления (во всяком случае, оно не компенсировало ужаса от двух других), и царевича постарались заключить в своеобразный карантин, удалив из царства стариков, больных, калек и нищих. Тридцать лет Гаутама прожил в роскоши и удовольствиях, не видя ни одного нерадостного взгляда и не слыша ни от кого даже косвенных упоминаний о каких-либо страданиях.
Но однажды царевич ускользнул из-под надзора и перешел границу счастливого мира. Можно только гадать о его состоянии, когда он увидел нищего старика, плачущего от боли своих недугов и просящего подаяния над телом своего мертвого брата.
Гаутама мог бы, пожалуй, вернуться во дворец и вновь вкусить выпавшие на его долю радости жизни, но, оценив подобную перспективу, он, очевидно, понял: насладиться ими по-прежнему уже не удастся. Сознание того, что счастье противоестественно миру, что оно трофей, добытый в борьбе, который очень легко потерять в ходе все той же борьбы, которая никогда не прекращается, отравило бы вкус любого блюда. Страх возможной разлуки ложкой дегтя омрачил бы всякий медовый месяц, обещающий «неземную любовь». Стоны больных внесли бы разлад в веселое пиршество и мирную беседу друзей. Пир во время чумы – весьма сомнительное удовольствие, блестяще изображенное Пушкиным в одноименном драматическом произведении.
Представление о неуместности личного счастья в нынешней жизни характерно и для христианства. Константин Леонтьев рассказывает об истории, наделавшей в свое время много шума в Петербурге.
«Недавно в наш Оптинский скит поступили послушниками двое молодых людей из лучшего нашего дворянства: Шаховский и Чернов. Они двоюродные братья. Оба женаты; супруги их молоды и красивы; средства их настолько хороши, что г-жа Шаховская в своем воронежском имении устроила на свой счет женскую общину, в которой, как слышно, и будет сама назначена настоятельницей.
И мужей, и жен одели здесь, в Оптиной, в монашеское платье, и обе молодые дамы уехали в Воронеж, а мужья остались в скиту.
В последний раз, уже облаченным в подрясники, им позволили сходить в гостиницу проститься с мужьями, братьями, и прощание это, как говорят, было до того трогательно, что старый монах-гостинник, человек торговый и вовсе не особенно чувствительный, плакал, глядя на них, и восклицал:
– Господи! Да что же это вы делаете! Да как же вы это, такие молодые, расстаетесь! Да разве это так можно! Боже мой!
Жили обе молодые четы между собою в полном согласии, и, когда одна приезжая дама спросила у г-жи Шаховской, что побудило их решиться на такой геройский шаг, она отвечала:
– Мы были слишком счастливы!»
Итак, к чему же стремиться человеку, если перспектива счастья сомнительна? Христос говорит: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко».
Бремя служения Христу парадоксальным образом облегчает, а не отягощает человеческое существование в мире, наполненном страданием и смертью. Убегать от зла оказывается тяжелее, чем вступить с ним в бой. Пассажир спортивного мотоцикла испытывает более сильный страх скорости, чем водитель, хотя, казалось бы, пассажир ни за что не отвечает. Мальчишки бегут на фронт потому, что в тылу гораздо страшнее, хотя и безопаснее. Аскетический опыт говорит о самом эффективном способе бороться с ленью – нужно всего лишь усложнить себе задачу. Это может показаться парадоксальным, но в монастыре с более строгим уставом легче подвизаться. «Лишения и тяготы военной службы» оказываются «игом», несравненно более «приятным», и бременем, гораздо более «легким», нежели гражданское существование, не связанное никакими обетами. Возможно, это понимали братья Шаховский и Чернов, упоминаемые Леонтьевым.
Что такое дерзновение перед богом
Что такое дерзновение к Богу?
Что такое дерзновение к Богу? Объясните, пожалуйста, насколько возможно подробнее… Почему это слово однокоренное слову «дерзость»?
Ответ отца Олега Моленко:
Для слов «дерзновение» и «дерзость» корневым является слово «дерзать». Дерзать можно худо или нагло, тогда это будет дерзостью, что есть грех. Но дерзать можно о Господе, по воле Его и во благое. Тогда это будет благая ревность или сильное, активное стремление к Богу.
Дерзновение к Богу есть установившийся для данного человека доступ к Нему, причем такой, что этому человеку со стороны Бога нет отказа. Дерзновение в молитве есть способность данного человека все вымаливать у Бога и получать просимое. Такое дерзновение может появиться у человека только по принесении им покаяния пред Богом, после его полного примирения и содружения с Богом.
Кто в земной жизни имеет дерзновение к какому-то влиятельному лицу? Прежде всего его дети, родители, родственники и друзья. Так и по отношению к Богу дерзновение имеют Его сыны и друзья.
Дерзновение проявляется тогда, когда о нем вовсе не думаешь, но напротив, по утвердившемуся в душе смирению думаешь о себе, как о худшем всех тварей. Проявляется дерзновение на практике. Вчера, например, ты просил нечто у Бога, но Господь не отвечал тебе и не посылал просимого. Сегодня вдруг ты попросил, и к своему удивлению вдруг неожиданно получил просимое. Затем, по мере смирения твоего, растет непостижимым образом и дерзновение твое к Богу.
«Дерзновение» – это слово, толкование которого нередко вызывает затруднение. Связано это с тем, что в сегодняшней повседневной жизни оно почти не употребляется. В словаре данная лексема сопровождается такими пометками, как «высокопарное», «поэтическое». В данное статье будет подробно рассказано о том, что это – дерзновение, а также, чем оно отличается от понятия «дерзость».
Обратимся к словарю
Вам будет интересно: Вы продолжаете изобретение велосипеда педалировать! Значение слова уточните, пожалуйста
Там значение «дерзновения» рассматривается, как решительное, дерзкое смелое устремление к чему-нибудь. Пример: «В Библии, как и в Коране, есть слова о том, что, когда в душе есть надежда, человек будет действовать с великим дерзновением».
Перейдем к похожему слову «дерзость». Его значение в словаре трактуется, как:
Вам будет интересно: Что значит «однозначно»? Значение слова и примеры употребления
Как видно из примеров, есть различие в оттенках. В первом случае, в отличие от второго, он не является негативным. Но до конца оно еще не совсем понятно, поэтому будем разбираться дальше.
Изучая значение слов «дерзновение» и «дерзость», рассмотрим их происхождение.
Этимология
Нужно отметить, что две изучаемые лексемы имеют общее происхождение с прилагательным «дерзкий». Последнее образовано от праславянской формы derz. От него также произошли:
Обычно праславянское derz сравнивают с:
Из происхождения обоих слов видно, что дерзость и дерзновение – это довольно близкие друг другу слова. Так в чем же их отличие? Будем разбираться.
Связь с разными глаголами
Различие станет более понятным, если уточнить, что существительное «дерзновение» имеет связь с глаголом «дерзать», а «дерзость» с глаголом «дерзить». Рассмотрим их подробнее.
Первый из них имеет два оттенка толкования:
Второй трактуется, как разговорное слово, которое обозначает «вести себя вызывающе, непочтительно, говорить оскорбительные, грубые слова, грубить». Пример: «Стеклова совсем отбилась от рук, дошло до того, что она не только била и оскорбляла своих одноклассниц, но и беспрерывно дерзила учителям и даже директору школы».
Здесь различие просматривается более ясно. Будем рассматривать его и далее, постепенно приближаясь к его формулировке.
Черта характера
Слово «дерзость» – это черта характера, являющаяся противоположностью робости, стыдливости, боязливости. Она может иметь различную моральную оценку. Здесь все зависит от контекста. В качестве синонима «дерзости» могут выступать:
Но дерзость можно назвать и попыткой самоутвердиться, тогда у нее будут уже другие синонимы:
Перейдем ко второй лексеме.
Как христианская добродетель
В книге Царств иметь дерзновение – значит быть устремленным, смелым.
В третьем случае, в Евангелии от Иоанна, оно рассматривается, как особая форма свободы при обращении к Богу праведного человека.
Одна из религиозных песен, авторы слов и музыки которой неизвестны, начинается со слов «Дерзновение, упование». Далее говорится о желании сохранить их до конца, чтобы и далее трудиться для Христа со старанием и ревностью. Здесь явно просматривается положительный оттенок слова «дерзновение». Такой же оттенок оно, как правило, имеет и в обычной жизни, и в поэзии.
Вывод
Таким образом, отличие между дерзостью и дерзновением заключается в следующем:
Примеры из Библии
Особой дерзостью можно назвать поведение Адама, которое проявилось непосредственно после его грехопадения. Давая ему возможность раскаяния, Всевышний спросил, не ел ли он плодов дерева познания добра и зла, что было ему строжайше запрещено.
Вместо того чтобы, раскаявшись, попросить у Бога прощения, Адам сделал попытку переложить всю ответственность и вину на Еву. Мало того, он косвенным образом обвинил и самого Создателя. Он ответил, что именно от него получил жену, давшую ему плод, который он и ел. Об этом сказано в Книге Бытия.
Другой пример, из книги Исход, говорит о дерзновении. Когда иудеи впали в идолопоклонство, изготовили золотого тельца, признав его своим Богом, Всевышний сообщил Моисею, что его соплеменники будут уничтожены. А после этого от пророка будет произведен новый народ. Моисей не желал принять это слово, он стал противиться, умоляя Господа о том, чтобы он простил израильтян. И мольбы его были услышаны.
Таким образом, христиане должны проявлять дерзновение, но избегать дерзости.
Дерзновение
Ты не имеешь дерзновения? Но великое дерзновение, великая польза в том и состоит, чтобы считать себя не имеющим дерзновения; равно как стыд и крайняя опасность – считать себя имеющим дерзновение (свт. Иоанн Златоуст, 44, 544).
Крайне дивлюсь тем, которые смешивают и вещи и имена. Ибо до такой доходят премудрости, что дерзновение называют бесстыдством, а бесстыдство – дерзновением, погрешая в том и другом. Делают же сие или чтобы заградить уста дерзновению, или чтобы бесстыдство обучить большему пороку, не зная, или и зная, но обманывая себя самих, что бесстыдство есть не сознающее срамоты пустословие о самых гнусных страстях, а дерзновение смелая защита прекрасного. Посему надлежит последовать не мнениям людей развращенных, но истине самих вещей. Ибо таковые вооружают язык не против людей только, но и против Божественного Всемогущества, долготерпение Божие не стыдятся называть непопечительностью. Посему нимало не удивительно, если сии на все дерзкие перемешивают имена, когда бросают стрелы даже в самое небо (прп. Исидор Пелусиот, 62, 322).
Авраам, ученик аввы Сисоя, был однажды искушен от демона. Старец, увидя его падение, встал, простер руки к небу и сказал: «Боже! угодно ли Тебе или не угодно исцелить, но я не отступлю от Тебя, пока Ты не исцелишь его!» И ученик тотчас исцелился (97, 250).
Наступил праздник Святой Пасхи. В обители аввы Аполлония была отслужена торжественная утреня, братия причастились Святых Тайн. Из бывших запасов было приготовлено кое-что для подкрепления. Что ж у братии было? Всего только немного черствого хлеба да соленые овощи. Тогда святой Аполлоний сказал: «Если мы имеем веру, как истинные слуги Христа, пусть каждый из вас испросит для радостного дня то, чего бы он охотно ныне вкусил!» Братия просили его самого обратиться к Богу с молитвой, потому что он превосходил всех возрастом и своими подвигами. Себя же они сочли недостойными такой просьбы. Тогда авва с живейшей радостью излил молитву перед Богом, по окончании ее все сказали: «Аминь!»
И тотчас у самого входа в пещеру появились совершенно неизвестные люди, доставившие разного рода припасы. Никто не мог и представить себе ни такого изобилия, ни такого разнообразия, ни такой быстроты доставки. Были принесены яблоки таких сортов, какие совсем не родятся в Египте, необычайно большие гроздья винограда, орехи, смоквы, финикийские гранаты, сотовый мед, много молока, огромные финики и еще теплые хлебы необычайной белизны – тоже, по-видимому, из чужих земель. Доставившие все это лишь только вручили провизию инокам, тотчас поспешили удалиться. Тогда, воздав благодарение Богу, иноки приступили к трапезе и вкусили ниспосланные им плоды. Изобилие принесенных даров было таково, что их хватило, при ежедневном вкушении, до самого Дня Пятидесятницы. Вот что сотворил Господь ради торжества Великого дня! (99, 46).
В ряду рассказов об услышанных Богом людских молитвах передадим высоконазидательный и вместе трогательный рассказ об одном афонском иноке, который слезно и долго молился Богу о том, чтобы Он лучше здесь его наказал, но и помиловал бы его после смерти. «Здесь, Спаситель мой, накажи меня как чадолюбивый и сердобольный Отец, а там прости как единый безгрешный и многомилостивый Бог, ибо если здесь не вразумишь несчастного, и не дашь ему сердечною озарения, чтобы ежедневно без стыда приносил он покаяние во грехах своих: что там делать ему, не имеющему оправдания? Итак, здесь, Спаситель мой, здесь, где наслаждался я прелестию греха, вразуми меня как благосердый и чадолюбивый Отец, а там прости мне, как Милостивый Бог, единый безгрешный!» Непрестанный молитвенный вопль старца, наконец, проник небеса и дошел до Господа Бога.
Однажды, по обычной молитве, старец прилег отдохнуть и погрузился в тихий сон. В первые мгновения сна он был поражен ослепительным сиянием, разлившимся по келье. Старец боязненно осмотрелся, и его взоры остановились на Кресте, к которому пригвожден был Божественный Страдалец, Господь наш Иисус Христос; терновый венец лежал на израненной главе Его; из рук, из ног и из ребра Его кровь струилась потоком; от лица Искупителя, от Его кротких взоров исходило удивительное сияние. Старец затрепетал от радости, пал пред Господом на колени и залился слезами. «Что ты так горько и беспрестанно плачешь? Чего ты хочешь от Меня?» – спросил кротко с Креста Спаситель плачущего старца. «Господи! – воскликнул старец, умиленно скрестив на груди руки. – Ты знаешь, как я огорчил Тебя; Ты видишь, как много у меня грехов: покарай меня за них в настоящей жизни, как Тебе угодно, и помилуй меня по смерти. Более ничего я не хочу, более ничего я не прошу от Тебя». «Хорошо, – отвечал Господь, – будет но твоему желанию». Видение кончилось. Старец, сильно потрясенный чувством неизъяснимой радости от лицезрения и сладкой беседы Господа, не пробуждаясь еще, ощутил, что его внутренность вся как будто подорвалась. Он пробудился и действительно увидел, что у него появилась огромная грыжа; она и осталась таковою навсегда. Если б знали мы, если б дано было видеть нам преждевременно, что нас ждет за гробом и в последние минуты жизни, конечно, как говаривал один святой отец, мы целый век согласились бы с удовольствием просидеть в келье, переполненной язвительными червями, чем пробыть несколько времени в аду (111, 205).
Преподобный Иулиан пустынник, живя в Парфянской стране при реке Евфрат, в пещерах с сонмом иноков, избравших его на пути спасения в руководители, имел постоянное в устах своих псалмопение святого пророка Давида, непрерывное в уме размышление и молитвенную беседу с Богом. Не довольствуясь этим, он часто удалялся на время из своей пещерной кельи в глубь пустыни, верст за пятьдесят, для уединенной молитвы и брал с собою кого-нибудь из братии, но желанию их, для соучастия в молитве. В одно время ему сопутствовал юноша Астерий, который по прошествии трех дней пути стал изнемогать от нестерпимого зноя в пустыне; мучимый жаждою, он однако же стыдился сказать старцу о своих страданиях, о которых тот предупреждал. Наконец, обессилев совершенно, Астерий умолял старца сжалиться над ним. Так как путь был долог, то Иулиан предложил юноше возвратиться назад. Но Астерий не знал пути к пещере, к тому же и не мог идти, потому что силы его истощились от жажды, томившей его. Тогда человек Божий, тронутый страданием своего спутника, снисходя к слабости его. преклонив колена, усердно воззвал к Богу о спасении, оросив землю горячими слезами. И молитву праведника услышал Бог: капли слез, упавших на землю, Он превратил в водный источник. «Этот источник, – повествует блаженный Феодорит, – сохранился и доныне как памятник молитвы благочестивого старца, подобной молитве Моисея. Ибо как Моисей, ударив жезлом по сухому камню, извел потоки вод, чтобы напоить многие тысячи людей, изнемогавших от жажды, так и этот богоугодный старец, оросив слезами сухой песок, произвел воду, чтобы утолить жажду одного юноши». Этот юноша, известный впоследствии подвижник Астерий, был основателем обители в окрестностях Гиндара (селение близ Антиохии) и воспитал многих знаменитых добродетелями учеников (111, 205–206).
Однажды некий старец пришел на Синайскую гору. Когда он уходил оттуда, встретился ему брат и, воздыхая, жаловался ему: «Мы в скорби по причине засухи, и дождя нет у нас». Старец сказал: «Отчего вы не молились и не просили дождя у Бога?» Брат ответил: «И молились, и прилежно просили Бога, но дождя нет». – «Полагаю, не усердно молились. Хочешь ли знать, что это так? Станем вместе на молитву». С этими словами он простер руки к небу и помолился. Дождь пошел тотчас. Брат, увидевши это, испугался и поклонился в ноги старцу, а старец немедленно бежал оттуда (106, 506). Источник.