Буш австралия что это

Буш (ландшафт)

Буш (англ. Bush, рус. кусты, кустарник) — обширные неосвоенные человеком пространства, обычно поросшие кустарником или низкорослыми деревьями, в Австралии (в основном), Новой Зеландии, Южной Африке, Канаде и на Аляске.

Австралия

Буш — термин австралийского происхождения. Так первые европейские поселенцы назвали незнакомый им ландшафт, состоящий из кустарников и низкорослых деревьев, причём жёлто-коричневые оттенки преобладали над знакомыми им зелёными. Ныне термином буш в Австралии называют почти любую малонаселённую местность континента, независимо от типа растительности там (для обозначения ещё менее населённой и бесплодной используется термин аутбэк).

Буш был воспет поэтами Генри Лоусоном и Эндрю Патерсоном, существует даже понятие «баллада о буше»; пейзажи буша писали художники Том Робертс, Артур Стритон и Фредерик Маккаббин.

В Австралии фраза «всё или ничего» часто звучит как «Сидней или буш».

Новая Зеландия

В Новой Зеландии термин буш используется, в принципе, в том же значении, что и в соседней Австралии, может означать луга и леса за пределами обжитых мест. Больше всего бушей на Южном острове, особенно в регионе Уэст-Кост.

Южная Африка

В Южной Африке термин буш имеет несколько иное значение: ненаселённые местности, но не вельд, также так называют саванны в северной части ЮАР.

Канада и Аляска

На Аляске бушем называют места, до которых невозможно добраться на автомобиле. Таким образом, большая часть штата является бушем. Основное средство передвижения на Аляске — небольшой самолёт, на котором частный пилот переправляет пассажиров (как правило, охотников и рыбаков) в «любую точку на карте», — называется буш-пилот. В Канаде слово имеет то же значение, на местном диалекте французского языка la brousse или le bois.

Источник

Австралийский буш

(ранние русские впечатления об австралийской природе)

«Одним мореходам понятна та радость, которая ощущается после долгого плавания при виде берега», — писал С. Унковский в 1814 г. Приближаясь к Австралии, моряки особенно сильно ощущали эту тягу к земле, так как переход в холодных южных широтах нередко длился около трех месяцев. Неудивительно поэтому, что морякам австралийский берег казался «желанным», «вожделенным», «прелестным», «очаровательным», «цветущим», «царством вечной весны» и даже «раем».

В конечном итоге, несмотря на первоначальное очарование, русские оставались верны неброской красоте родной русской земли. Беллинсгаузен писал в своем дневнике: «Как ни разительна сия прекрасная цветущая природа, но чрезмерно знойный климат, солнечный жар и самый аромат невольно побуждают мысленно обратиться и вспомнить приятный прохладный весенний вечер отечества нашего в березовой или липовой роще, коих запах касается только слегка».

Даже австралийские «красоты» оставляют русских в те годы равнодушными. «Не отличаясь богатством растительности, Голубые или Синие горы все-таки дают красивую панораму», это было все, что нашел нужным сказать о них Руднев. Витковская еще более критична: ««Достопримечательности» [Катумбы] были ничтожны, чтобы не сказать жалки. Крошечные до смешного водопадики, какие бывают десятками на любом ручье, могут вызвать восхищение только самих австралийцев, да и то потому, что это свое, родное; у нас бы не решились печатно зазывать смотреть такие «чудеса»». Очевидно, что природа юго-восточной Австралии, контрастируя с русской природой, в то же время «недотягивала» до того романтического образа «дикой» природы, которую русские ожидали найти здесь. Эту жажду экзотичного лучше всего могли удовлетворить только австралийские тропики. Например, Витковская «после длинного ряда прозаически-будничных впечатлений» почувствовала «себя вольно среди вольной природы», ощутила ее поэзию лишь в тропическом Дарвине.

Ту же традицию продолжили и русские путешественники начала XX века. Натуралист Александр Ященко, путешествуя в 1903 г. в окрестностях тропического Кернса, говорит о пейзаже как поэт, а не географ: «Крик таинственен, обрамлен по обе стороны мангровыми деревьями. Возвращение было положительно феерическое. Таинственность мест, быстро наступающая темнота, загорающиеся фосфорические огоньки летающих насекомых, влажная прохлада, змеистость пути, причудливые стебли спускающихся лиан, далекий трезвон колокола». Экономист Николай Крюков, тоже считавший, что эвкалипт делает австралийский пейзаж унылым, был очарован лишь в горах Виктории, увидев древовидные папоротники, которые он описал как «допотопный пейзаж сказочной прелести». Хоть и не тропики, это было нечто экзотическое.

И все же уже в начале XX в. у русских постепенно создается понимание ценности и красоты нетропической Австралии. Ященко, который вначале, как и его предшественники, писал об «унылом пейзаже», уже через несколько дней во время первой поездки в буш в окрестностях Аделаиды был охвачен совершенно другими чувствами и пишет «об островке настоящего скреба», уцелевшего среди вырубки, «среди повсеместного разрушения во имя культуры», как о «чудных остатках австралийской природы». Еще ярче эти чувства выразил Константин Бальмонт в 1912 г. Он воспевал не тропики, а австралийский буш:

куст невиданной акации расцвел.

Только это все лишь малый уголок, —

громче пенья птиц на фабрике гудок.

Обездолили весь край своей гурьбой.

Черный лебедь песнь прощальную пропой».

Педагог А. Нечаев в 1916 г., путешествуя по Голубым горам, нашел новые образы для описания эвкалиптов: «Живописные группы прозрачно-лиственных эвкалиптов, со своими излучистыми, блестящими как серебро стволами». И вид с холма на «темно-голубые бархатистые» кроны эвкалиптов напомнил ему всплески грандиозных застывших волн. Натуралист В. Любименко в 1913 г. писал об эвкалиптах не столь поэтично, но все же положительно: «Эвкалиптовый лес поражает прозрачностью, соединенной с мощностью стволов. Его величие постигаешь лишь при наблюдении издали».

Итак, за век с небольшим русские моряки и путешественники в восприятии природы Австралии прошли путь от восторженного образа тропического рая в начале XIX в. до острого неприятия австралийского буша в конце века и к постепенному осознанию его своеобразной красоты перед лицом уничтожения в начале XX в. Русская же печать, напротив, всегда воспринимала Австралию только как синоним экзотической земли на краю света.

Источник