Бунин качели о чем
Анализ рассказа И.А. Бунина «Качели»
Р ассказ И.А. Бунина “Качели”, входящий в цикл “Тёмные аллеи”, — произведение о встрече, быстром сближении, ослепительной вспышке чувств и неотвратимом расставании. Рассказ этот очень невелик по объёму — менее двух страниц; в нём всего три эпизода: сцена в гостиной, разговор на качелях и диалог героев в аллее; в нём нет ни подробных пейзажей, ни портретов, ни интерьеров (писатель включает в повествование лишь отдельные детали). Писатель избегает оценок, но позволяет судить о состоянии души героев по внешним проявлениям чувств. Самое главное, суть — во взволнованных голосах двух влюблённых людей.
На первый взгляд кажется, что все элементы художественного целого рассказа противоречат тому общему впечатлению, которое складывается у нас по прочтении произведения. Пространство и время в “Качелях”, с одной стороны, сильно ограничены и сконцентрированы. Всё действие происходит в течение одного летнего вечера. Мы не знаем предыстории героев, автор не сообщает ничего об их прошлом. О будущем мы не имеем никакого представления. Таким образом, всё центральное, сущностно важное действие произведения свершается словно в одно мгновение. Однако, несмотря на то, что действие рассказа сконцентрировано в очень кратком промежутке времени, при внимательном анализе текста обнаруживается, что временная организация рассказа намного сложнее. Во-первых, герои шутливо строят планы на будущую жизнь: “Убежим, повенчаемся, потом кинемся ему в ноги…” Таким образом в рассказ вводится (хотя только грамматически) будущее время. С другой стороны, во втором эпизоде рассказа возникают образы Данте и Беатриче — образы прошлого, истории. В тексте появляются имена Льва Толстого и Леонида Андреева — знаковых для русской культуры фигур, относящихся к недавнему для героев прошлому. К тому же история Данте и Беатриче, упоминаемых в тексте рассказа, вполне может восприниматься как символ вечной любви — “любви, что движет солнца и светила”. Таким образом, читатель видит уже не один лишь момент жизни двух молодых людей, эти мгновения, секунды изображены как бы на фоне вечности. Герои пытаются сознательно отгородиться от всего мира: они забывают о прошлом, оно перестаёт иметь для них какое-либо значение, они не хотят думать ни о чём другом, кроме настоящего: “Пусть будет только то, что есть…” Но, с другой стороны, это счастливое мгновение “разрастается” до масштабов целой жизни, героиня рассказа говорит: “Да, счастливее этого вечера, мне кажется, в моей жизни уже не будет…” Моменты любви и счастья, быть может, всего несколько минут останутся единственно важными, значимыми в жизни героев. Время в рассказе Бунина становится осязаемым, мы словно чувствуем его, ощущаем. Этот летний вечер читатель воспринимает как зримое воплощение любви, радости, счастья.
Пространство в рассказе очень сильно локализовано, сконцентрировано вокруг героев. Для этих молодых людей существует лишь дом, в котором они встретились, и сад, в котором им так хорошо вместе. Каждая деталь в описании пространства крайне значима. В первом эпизоде герой сидит в гостиной, и читатель не видит ничего, кроме этой комнаты. Остальное пространство не имеет никакого значения, и лишь балкон, где раздаются “её шаги”, возникает из этой темноты и неизвестности летних сумерек. Густая тьма летнего вечера скрывает от глаз всё лишнее, всё, что перестаёт существовать для двух любящих, счастливых людей.
Во втором и третьем эпизодах действие перемещается в аллею, по которой удаляются герои в конце рассказа. Она символизирует, быть может, их жизненный путь, их судьбу, сокрытую во мраке летней ночи, и в этой судьбе для них значим лишь один момент — минуты, проведённые вместе в саду на качелях. Пространство, связанное с качелями, очень важно для понимания рассказа. В то время когда герои раскачиваются на качелях, они находятся между звёздным, бездонным летним небом и землей, на которую так боится упасть героиня. С одной стороны, пространство рассказа значительно расширяется, так как в него включается бесконечное небо. С другой стороны, это “парение” в воздухе между небом и землёй становится символом краткого счастья, тонкой грани между земными заботами, бытом и вечными, возвышенными чувствами.
Герои произведения — молодые люди, девушка и юноша. Читатель крайне мало узнаёт о них из текста рассказа. Автор не называет имён персонажей. Он пользуется лишь местоимениями “он” и “она”. А во многих предложениях подлежащее вообще отсутствует: “Вошла… усмехаясь синими глазами на загорелом лице”, “Слетев с высоты и соскочив на землю, сели на доску, сдерживая взволнованное дыхание и глядя друг на друга”. Мы ничего не знаем о возрасте героев и можем только догадываться по поведению и речам, которые они ведут, об их молодости. Читатель не знает, ни кто эти два человека, ни как они оказались в этом доме, ни что они там делают (единственное, что мы узнаём о главном герое, — это то, что он художник). Всё это просто перестаёт иметь какое-либо значение в тот миг, когда люди так счастливы и так сильно влюблены друг в друга. Всё лишнее остается как бы “за кадром” повествования. В этот летний вечер существует только звёздное небо, качели и чувство, именно поэтому автор не даёт более никаких сведений о героях. Читатель видит синий сарафан, две длинные тёмные мягкие косы, синие глаза и загорелое лицо девушки глазами молодого человека. Эти детали её портрета, так сильно и нежно любимые героем, — единственное, что мы узнаём о героине. Герой же предстаёт перед читателем очень артистичным, весёлым и живым молодым человеком, как он сам себя называет, “знаменитым живописцем”. Это именование не случайно: в словах молодых людей часто сквозит ирония по отношению к себе и к их взаимному чувству. Все диалоги построены на шутках: реплики юноши о своей красоте и знаменитости, замечание девушки о музыкальных способностях героя, диалог о Данте и Беатриче, реплики о дедушкином костыле. Главный герой исполняет забавную песенку, намеренно небрежно, “не в лад”, “дико ударяя по клавишам”. Возможно, молодые люди за этими ироничными замечаниями и шутливыми репликами хотят скрыть истинное, серьёзное чувство, пытаются таким образом отгородиться от пошлости, от избитых фраз про любовь. Но, быть может, то, что испытывают друг к другу юноша и девушка в этот летний вечер, — всего лишь мимолётное влечение, лёгкая влюблённость и их ирония по отношению к этому чувству обоснована. Реплики героев часто заканчиваются многоточиями, которые скорее всего значат, что самое главное, истинное так и остаётся невысказанным, что за всеми шутками героев скрывается сильное чувство. А порой в словах героев и на самом деле проскальзывает серьёзность, иногда даже трагичность: “Да, счастливее этого вечера, мне кажется, в моей жизни уже не будет…”, “Пусть будет только то, что есть… Лучше уж не будет”. Показательно, что в конце рассказа, когда герой начинает серьёзный разговор о будущем, о судьбе их любви или влюблённости, он “смотрит себе под ноги”: неуместность иронии и шутливого тона здесь очевидны.
В образной системе рассказа соединяется бытовое, приземлённое и вечное, истинное. С одной стороны, в мире, где существуют герои, возникают такие поэтичные и прекрасные образы, как чудный летний вечер, звёзды и месяц — “золотые рога”, тёмные стволы деревьев и поэзия Данте; с другой стороны, в том же художественном пространстве Бунин размещает приземлённые, бытовые детали — кухню и запах битков с луком, “бряцанье” живописца, визг колец на качелях. Но эти две стороны действительности не противопоставлены друг другу, мы не чувствуем никакой конфликтности, неразрешимости этой противоположности двух миров. Все эти детали (как всегда у Бунина) сливаются в единое целое, так как все они свидетели счастья двух любящих людей, потому что всё это — часть того удивительно счастливого вечера, которому, быть может, суждено стать самым прекрасным в жизни героев. И центральный образ качелей становится неоднозначным: это одновременно и символ игры, беспечности, детства, несерьёзности и вместе с тем знак счастья, радости, вечной молодости, любви и удовольствия.
Автор в этом произведении максимально самоустраняется, оставляя свой голос героям. (Бунин часто использует подобный приём для создания художественного целого.) Он как будто не хочет мешать двум счастливым людям и оставляет их в одиночестве. Авторское слово становится особо значимым: именно в нём проступает истинное отношение героев к происходящему, именно авторский голос сообщает о пристальном, бессмысленном и радостном взгляде героини, об их взволнованном дыхании, о синих глазах и прекрасном счастливом лице. Судьба безымянных юноши и девушки помещена Буниным в центр мироздания. Оба молодых человека бесконечно счастливы, и они одни во всем мире. Кроме двух главных героев, в рассказе более нет ни одного персонажа, но они и сами отделяют себя от всего, что их окружает, остаются в полном одиночестве на маленьком островке огромной тёплой летней ночи, вдвоём на всей земле. Писатель изображает героев, которые существуют в абсолютной гармонии с собой и окружающим их миром. Самые приземлённые бытовые реалии этого мира становятся символами их счастья. Укромный уголок дачного сада, где скрипят несмазанные петли стареньких качелей, становится для счастливых людей огромным миром, полным любви, нежности и красоты. Мимолётное чувство по значимости становится равным великой любви, “что движет солнца и светила”. Герои ощущают, что одно мгновение их жизни подобно вечности. Это чувство единения с миром возникает в тот момент, когда событийные границы существования героев полностью совпадают с их внутренним мироощущением. В этом единстве всего сущего сливаются молодость и красота героев, их краткое счастье и образ вечной любви, поэзия летней ночи и бытовые подробности дачной жизни.
Кажется, что для героев не существует никаких преград, которые могли бы помешать гармоничному и совершенному счастью. Герои остро ощущают радость от возможности любить друг друга, но для Бунина это чувство окрашено тревогой. Счастье кратковременно, и конец этого чувства неизбежен. Несмотря на то, что герои любят друг друга и серьёзно не задумываются о будущем, в последних словах героини (“Лучше уж не будет”) чувствуется искренняя боль. Мы ощущаем неповторимость счастья и невозможность для героев задержать прекрасный миг любви. Этот элегический мотив утерянного мгновения характерен для многих произведений Бунина: вспомним рассказ “Холодная осень” и его главную героиню, которая свидетельствует о пережитом: “Но, вспоминая всё то, что я пережила с тех пор, всегда спрашиваю себя: да, а что же всё-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Всё-таки был. И это всё, что было в моей жизни, — остальное ненужный сон”.
Бунин качели о чем
Рассказ И.А. Бунина “Качели”, входящий в цикл “Тёмные аллеи”, — произведение о встрече, быстром сближении, ослепительной вспышке чувств и неотвратимом расставании. Рассказ этот очень невелик по объёму — менее двух страниц; в нём всего три эпизода: сцена в гостиной, разговор на качелях и диалог героев в аллее; в нём нет ни подробных пейзажей, ни портретов, ни интерьеров (писатель включает в повествование лишь отдельные детали). Писатель избегает оценок, но позволяет судить о состоянии души героев по внешним проявлениям чувств. Самое главное, суть — во взволнованных голосах двух влюблённых людей.
На первый взгляд кажется, что все элементы художественного целого рассказа противоречат тому общему впечатлению, которое складывается у нас по прочтении произведения. Пространство и время в “Качелях”, с одной стороны, сильно ограничены и сконцентрированы. Всё действие происходит в течение одного летнего вечера. Мы не знаем предыстории героев, автор не сообщает ничего об их прошлом. О будущем мы не имеем никакого представления. Таким образом, всё центральное, сущностно важное действие произведения свершается словно в одно мгновение. Однако, несмотря на то, что действие рассказа сконцентрировано в очень кратком промежутке времени, при внимательном анализе текста обнаруживается, что временная организация рассказа намного сложнее. Во-первых, герои шутливо строят планы на будущую жизнь: “Убежим, повенчаемся, потом кинемся ему в ноги…” Таким образом в рассказ вводится (хотя только грамматически) будущее время. С другой стороны, во втором эпизоде рассказа возникают образы Данте и Беатриче — образы прошлого, истории. В тексте появляются имена Льва Толстого и Леонида Андреева — знаковых для русской культуры фигур, относящихся к недавнему для героев прошлому. К тому же история Данте и Беатриче, упоминаемых в тексте рассказа, вполне может восприниматься как символ вечной любви — “любви, что движет солнца и светила”. Таким образом, читатель видит уже не один лишь момент жизни двух молодых людей, эти мгновения, секунды изображены как бы на фоне вечности. Герои пытаются сознательно отгородиться от всего мира: они забывают о прошлом, оно перестаёт иметь для них какое-либо значение, они не хотят думать ни о чём другом, кроме настоящего: “Пусть будет только то, что есть…” Но, с другой стороны, это счастливое мгновение “разрастается” до масштабов целой жизни, героиня рассказа говорит: “Да, счастливее этого вечера, мне кажется, в моей жизни уже не будет…” Моменты любви и счастья, быть может, всего несколько минут останутся единственно важными, значимыми в жизни героев. Время в рассказе Бунина становится осязаемым, мы словно чувствуем его, ощущаем. Этот летний вечер читатель воспринимает как зримое воплощение любви, радости, счастья.
Пространство в рассказе очень сильно локализовано, сконцентрировано вокруг героев. Для этих молодых людей существует лишь дом, в котором они встретились, и сад, в котором им так хорошо вместе. Каждая деталь в описании пространства крайне значима. В первом эпизоде герой сидит в гостиной, и читатель не видит ничего, кроме этой комнаты. Остальное пространство не имеет никакого значения, и лишь балкон, где раздаются “её шаги”, возникает из этой темноты и неизвестности летних сумерек. Густая тьма летнего вечера скрывает от глаз всё лишнее, всё, что перестаёт существовать для двух любящих, счастливых людей.
Во втором и третьем эпизодах действие перемещается в аллею, по которой удаляются герои в конце рассказа. Она символизирует, быть может, их жизненный путь, их судьбу, сокрытую во мраке летней ночи, и в этой судьбе для них значим лишь один момент — минуты, проведённые вместе в саду на качелях. Пространство, связанное с качелями, очень важно для понимания рассказа. В то время когда герои раскачиваются на качелях, они находятся между звёздным, бездонным летним небом и землей, на которую так боится упасть героиня. С одной стороны, пространство рассказа значительно расширяется, так как в него включается бесконечное небо. С другой стороны, это “парение” в воздухе между небом и землёй становится символом краткого счастья, тонкой грани между земными заботами, бытом и вечными, возвышенными чувствами.
Герои произведения — молодые люди, девушка и юноша. Читатель крайне мало узнаёт о них из текста рассказа. Автор не называет имён персонажей. Он пользуется лишь местоимениями “он” и “она”. А во многих предложениях подлежащее вообще отсутствует: “Вошла… усмехаясь синими глазами на загорелом лице”, “Слетев с высоты и соскочив на землю, сели на доску, сдерживая взволнованное дыхание и глядя друг на друга”. Мы ничего не знаем о возрасте героев и можем только догадываться по поведению и речам, которые они ведут, об их молодости. Читатель не знает, ни кто эти два человека, ни как они оказались в этом доме, ни что они там делают (единственное, что мы узнаём о главном герое, — это то, что он художник). Всё это просто перестаёт иметь какое-либо значение в тот миг, когда люди так счастливы и так сильно влюблены друг в друга. Всё лишнее остается как бы “за кадром” повествования. В этот летний вечер существует только звёздное небо, качели и чувство, именно поэтому автор не даёт более никаких сведений о героях. Читатель видит синий сарафан, две длинные тёмные мягкие косы, синие глаза и загорелое лицо девушки глазами молодого человека. Эти детали её портрета, так сильно и нежно любимые героем, — единственное, что мы узнаём о героине. Герой же предстаёт перед читателем очень артистичным, весёлым и живым молодым человеком, как он сам себя называет, “знаменитым живописцем”. Это именование не случайно: в словах молодых людей часто сквозит ирония по отношению к себе и к их взаимному чувству. Все диалоги построены на шутках: реплики юноши о своей красоте и знаменитости, замечание девушки о музыкальных способностях героя, диалог о Данте и Беатриче, реплики о дедушкином костыле. Главный герой исполняет забавную песенку, намеренно небрежно, “не в лад”, “дико ударяя по клавишам”. Возможно, молодые люди за этими ироничными замечаниями и шутливыми репликами хотят скрыть истинное, серьёзное чувство, пытаются таким образом отгородиться от пошлости, от избитых фраз про любовь. Но, быть может, то, что испытывают друг к другу юноша и девушка в этот летний вечер, — всего лишь мимолётное влечение, лёгкая влюблённость и их ирония по отношению к этому чувству обоснована. Реплики героев часто заканчиваются многоточиями, которые скорее всего значат, что самое главное, истинное так и остаётся невысказанным, что за всеми шутками героев скрывается сильное чувство. А порой в словах героев и на самом деле проскальзывает серьёзность, иногда даже трагичность: “Да, счастливее этого вечера, мне кажется, в моей жизни уже не будет…”, “Пусть будет только то, что есть… Лучше уж не будет”. Показательно, что в конце рассказа, когда герой начинает серьёзный разговор о будущем, о судьбе их любви или влюблённости, он “смотрит себе под ноги”: неуместность иронии и шутливого тона здесь очевидны.
В образной системе рассказа соединяется бытовое, приземлённое и вечное, истинное. С одной стороны, в мире, где существуют герои, возникают такие поэтичные и прекрасные образы, как чудный летний вечер, звёзды и месяц — “золотые рога”, тёмные стволы деревьев и поэзия Данте; с другой стороны, в том же художественном пространстве Бунин размещает приземлённые, бытовые детали — кухню и запах битков с луком, “бряцанье” живописца, визг колец на качелях. Но эти две стороны действительности не противопоставлены друг другу, мы не чувствуем никакой конфликтности, неразрешимости этой противоположности двух миров. Все эти детали (как всегда у Бунина) сливаются в единое целое, так как все они свидетели счастья двух любящих людей, потому что всё это — часть того удивительно счастливого вечера, которому, быть может, суждено стать самым прекрасным в жизни героев. И центральный образ качелей становится неоднозначным: это одновременно и символ игры, беспечности, детства, несерьёзности и вместе с тем знак счастья, радости, вечной молодости, любви и удовольствия.
Автор в этом произведении максимально самоустраняется, оставляя свой голос героям. (Бунин часто использует подобный приём для создания художественного целого.) Он как будто не хочет мешать двум счастливым людям и оставляет их в одиночестве. Авторское слово становится особо значимым: именно в нём проступает истинное отношение героев к происходящему, именно авторский голос сообщает о пристальном, бессмысленном и радостном взгляде героини, об их взволнованном дыхании, о синих глазах и прекрасном счастливом лице. Судьба безымянных юноши и девушки помещена Буниным в центр мироздания. Оба молодых человека бесконечно счастливы, и они одни во всем мире. Кроме двух главных героев, в рассказе более нет ни одного персонажа, но они и сами отделяют себя от всего, что их окружает, остаются в полном одиночестве на маленьком островке огромной тёплой летней ночи, вдвоём на всей земле. Писатель изображает героев, которые существуют в абсолютной гармонии с собой и окружающим их миром. Самые приземлённые бытовые реалии этого мира становятся символами их счастья. Укромный уголок дачного сада, где скрипят несмазанные петли стареньких качелей, становится для счастливых людей огромным миром, полным любви, нежности и красоты. Мимолётное чувство по значимости становится равным великой любви, “что движет солнца и светила”. Герои ощущают, что одно мгновение их жизни подобно вечности. Это чувство единения с миром возникает в тот момент, когда событийные границы существования героев полностью совпадают с их внутренним мироощущением. В этом единстве всего сущего сливаются молодость и красота героев, их краткое счастье и образ вечной любви, поэзия летней ночи и бытовые подробности дачной жизни.
Кажется, что для героев не существует никаких преград, которые могли бы помешать гармоничному и совершенному счастью. Герои остро ощущают радость от возможности любить друг друга, но для Бунина это чувство окрашено тревогой. Счастье кратковременно, и конец этого чувства неизбежен. Несмотря на то, что герои любят друг друга и серьёзно не задумываются о будущем, в последних словах героини (“Лучше уж не будет”) чувствуется искренняя боль. Мы ощущаем неповторимость счастья и невозможность для героев задержать прекрасный миг любви. Этот элегический мотив утерянного мгновения характерен для многих произведений Бунина: вспомним рассказ “Холодная осень” и его главную героиню, которая свидетельствует о пережитом: “Но, вспоминая всё то, что я пережила с тех пор, всегда спрашиваю себя: да, а что же всё-таки было в моей жизни? И отвечаю себе: только тот холодный осенний вечер. Ужели он был когда-то? Всё-таки был. И это всё, что было в моей жизни, — остальное ненужный сон”.
Анализ рассказа И.А.Бунина «Качели» (к уроку литературы по творчеству И.А. Бунина, 11 класс)
Анализ рассказа И.А.Бунина «Качели»
(к уроку литературы по творчеству И.А. Бунина, 11 класс)
И.А. Бунин отказывался признать себя реалистом. В письме к Ржевскому он писал: «Назвать меня реалистом значит не знать меня как художника. Многие исследователи говорят о том, что «реалист» Бунин очень и очень многое приемлет в подлинной символической мировой литературе. Находят черты общности бунинского творчества с русским символизмом в поисках синтеза прозы и поэзии, в трагедийной концепции человеческой страсти, любви, в признании непостижимости бытия, в антиномичности стилевого мышления
Бунина, в значимости «бесконечности» в его произведениях, в присутствии в них звездного, «космического» колорита. Причисляют его к «реалистическому символизму». Но все же, кто он? На наш взгляд, все литературные направления, жанры ему тесны, как тесны они Достоевскому, Пушкину и всем ВЕЛИКИМ. Он – просто гений.
Первые строчки рассказа являются как бы презентацией героев: он весел, образован, страстен, стремящийся ошеломить и героиню и читателя, с первых же строк привлечь к себе внимание: «…дико ударил по клавишам и не в лад закричал, запел:
Как увижу очи томны,
Стройный стан и косы темны!
Эти строки из пушкинского перевода стали своеобразной аллюзией. Чтобы у читателя сразу сформировалось нужное восприятие образа героини как загадочной, притягательной, необыкновенно красивой девушки, Бунин вкладывает в уста героя эти стихи. А затем сам красочными эпитетами дорисовывает образ: «вошла в синем сарафане, с двумя длинными темными косами на спине, в коралловом ожерелье, усмехаясь синими глазами на загорелом лице…».
И ещё одно ременесценсное звено (подол платья героини), («…носились, стоя друг против друга, на качелях в конце аллеи, визжа кольцами, дуя ветром, развевавшим ее подол») рождает тревожные ассоциации с образами из
«бессмысленная радость», звенящая в сердце, и необходимость реального и трезвого отношения к происходящему. Чувства героев обнажены, а значит, они лучше осязают прекрасное, но они и беззащитнее и ранимее.
Причем это чувство двойственности любви присуще и герою и героине:
— Вы, уже влюблены в меня.
— Может быть. Постойте, зовут к ужину. Ау идем, идем!
Но и это закономерно и неизбежно. Вся наша жизнь и наши чувства имеют двойственную природу: низкое и возвышенное всегда рядом в человеческой природе. Но от этого наша жизнь и наши чувства не становятся менее прекрасными, и автор декларирует это устами своей героини:
« Да, счастливее этого вечера, мне кажется, в моей жизни уже не будет. » Бунин, строя свой рассказ на символах и ассоциациях, как бы сам не доверяет словам в деле воплощения чувств.
Она закрыла глаза, клонясь к нему опущенной головой. Он обнял ее плечи с мягкими косами, поднял ее лицо.
Автор в своем рассказе как бы отрицает хронотоп. Все элементы рассказа вне хронотопа, так как любовь вне времени и пространства, она во все времена и принадлежит вечности. Автору говорит о том, что в чувстве всё важно именно сейчас, без оглядки на прошлое и на будущее, миг любви важен и значим сам по себе, нужно дорожить им именно сейчас, так как всё быстротечно и может вдруг измениться, даже вопреки нашим желаниям. И в этом мудрость жизни и автора, ведь «жизнь – это то, что происходит с нами сейчас, пока мы строим планы на будущее». И поэтому не нужен разговор
с дедушкой, «его благословление», ЭТОТ МИГ ЛЮБВИ ПРЕКРАСЕН САМ ПО СЕБЕ. ИМЕННО СЕЙЧАС. И поэтому «Пусть будет только то, что есть. Лучше уж не будет».
Рецензия на рассказ Ивана Бунина “Качели”
Рассказ “Качели” из сборника “Темные аллеи” датируется 10 апреля 1945 года. Этот сборник состоит из рассказов о любви, поэтому немудрено, что и в данном рассказе ведущей будет тема любви, любви по Бунину.
В незамысловатости на первый взгляд структуры содержания – почти весь рассказ состоит из диалога – кроется и его особенность: познакомившись почти со всеми рассказами из сборника, я не нашел подобного; каждое произведение как минимум наполовину состоит из сплошного текста. Структуру содержания объясняет и название. Качели,
Сначала идет описание, потом его слова, опять описание, затем ее слова, его слова, ее, его… После многоточия начинается новая “фаза движения”: описание, ее слова, его и так далее.
Периодичность чувств и в то же время неповторяемость самой жизни пронизывают рассказ. В каждом из отрывков (до многоточия), в каждой фазе прекрасные радостные чувства сменяются не менее прекрасными печальными, трагическими: “усмехаясь синими глазами” и “заплачет
Своеобразная периодичность проявляется также и в описании, вернее даже, не периодичность, а повторяемость образов, плавное переливание одних в другие. Эта повторяемость как бы смешивает, объединяет человека с природой. Вне диалога автором дано описание ее (девушки? женщины?): “Вошла в синем сарафане… в коралловом ожерелье, усмехаясь синими глазами на загорелом лице”. Образ девушки плавно переходит в образ неба: “А вон первая звезда, и молодой месяц, и небо над озером зеленое-зеленое”.
И далее: “Первая звезда, молодой месяц, зеленое небо, запах росы…” Разве не естественно провести параллели: синий сарафан – синие глаза – озеро – небо; коралловое ожерелье – звезды; месяц – роса; озеро – роса; небо зеленое-зеленое – роса (в траве?). Человеческое переходит в небесное, космическое, а это, в свою очередь, – в земное. “Бунинское понимание взаимосвязи человека и мира нетрадиционно. Человек – лишь частица мироздания” (Агеносов).
Любовь, по Бунину, – это, с одной стороны, какой-то момент в жизни, всплеск эмоций, минутная страсть, а с другой – это страдание; любовь объясняется невозможностью, недосягаемостью чего-либо.
Тема любви также частично подвержена маятниковым движениям качелей. У маятника при движении отмечаются три положения: крайнее левое, крайнее правое и середина – при этом подвес (шарик) стремится попасть в середину – положение равновесия. Так и в рассказе – в начале звучит предложение о венчании: “Убежим, повенчаемся”.
И в конце: “Идти к дедушке и, упав на колени, просить его благословения? Но какой же я муж?” Это два крайних положения. А в середине единственное предположение (или заявление) о любви: “Вы уже влюблены в меня”.
И далее: “Она закрыла глаза, клонясь к нему опущенной головой. Он обнял ее плечи с мягкими косами, поднял ее лицо…” Это одно проявление любви, момент жизни, сиюминутная страсть, всплеск эмоций, брак в этом смысле не является любовью, он стоит в стороне. Есть в рассказе и другая любовь, сознание невозможности любви – ее отрицание.
“- Да, счастливее этого вечера, мне кажется, в моей жизни уже не будет…
– Не знаю, пусть будет только то, что есть… Лучше уж не будет”.
А “битки с луком”, “битки в сметане”, вернее будет сказать, запах битков с кухни напоминают Роман Гончарова, где любовь Агафьи Матвеевны, хоть она и есть, не выражена явно (словами, признанием в любви). То есть любовь – это и невозможность признаться в ней, заявить о ней.
“Любовь в представлении писателя вообще существует только как потребность любви, как воображение счастья любви, которое воспринимается человеком за самую любовь. Осуществившись, эта мечта выбивает человека из обыденной колеи жизни, перестает быть любовью: осуществление любви есть и ее отрицание, в этом одно из самых характерных бунинских решений во всей его прозе” (Кучеровский).
Главные герои – он и она.
Он – “живописец, красив, как Леонид Андреев”, она – “в синем сарафане, с двумя длинными темными косами на спине, в коралловом ожерелье, усмехаясь синими глазами на загорелом лице”. Он поет собственный мотивчик, у нее дед – севастопольский герой. И все.
И если ее образ сопоставляется с природой (сравнивается), то его образ полон резких контрастов.
“- Ну и слух же у вас!
– Зато я знаменитый живописец. И красив…”
Резкость заключается в грубости сопоставления, неестественности признаков, что, однако, придает естественность диалогу. Это с одной стороны, а с другой – он сравнивается с писателем Андреевым и при этом не в лад кричит. У писателя, по-моему, должен быть какой-то особый ритм: произведение должно звучать, следовательно, он должен в лад “кричать”.
К примеру, если пишешь сочинение или рецензию, то любая цитата сбивает твой собственный ритм: когда ты пишешь сам, то подбираешь нужные слова интуитивно.
“В сИнем сарафАне, с двумя тЕмными косАми”. “На спинЕ… загорЕлом лицЕ”.
Ритм очевиден (в каждом случае он разный, но он есть).
В рассказе Бунина нет широких, развернутых описаний, как у Тургенева, нет изобилия тропов. Внимательно “бродишь” по тексту, ища тропы. “Какой тонкий серпик! Месяц, месяц, золотые рога…” Не прямое, но сравнение. Пожалуй, и все.
Бунину легче назвать явление, чем описать его, он “рассчитывает на повышенную читательскую активность” (Агеносов). “Первая звезда, молодой месяц, зеленое небо, запах росы” – а задача читателя представить себе все это, скомпоновать в своем воображении элементы картины. Автор намеренно делает некоторые предложения незаконченными (ставит многоточие), тем самым само предложение делая неполным или назывным (это как посмотреть) и предлагая читателю продолжить (если, конечно, тот захочет: на мой взгляд, и так все достаточно ясно). Еще одна особенность синтаксиса – это практически полное отсутствие сложных предложений; если они и есть, то только бессоюзные, без премудростей. “Он, натягивая веревки и поддавая взмах доски, делал страшные глаза, она, раскрасневшись, смотрела пристально, бессмысленно и радостно”.
Авторская позиция сводится к констатации явления, он не объясняет его, не дает пояснений. Он рисует мир таким, какой он есть для него. Бунин не учит нас любви, но говорит, что есть его любовь.
Сюжета как такового нет, бунинский рассказ трудно пересказать, в нем нет завязки, кульминации, развязки, если не считать, конечно, за таковые встречу его и ее, переживание любви, “поход” к дедушке соответственно. Но даже и в этом случае ни встречи, ни переживания, ни похода нет, их можно подразумевать, да и только. Трудно назвать сюжетом диалог двух влюбленных, качающихся на качелях.
Бунин не диктует свое видение мира, а только показывает его. Он предполагает как согласие с его мнением, так и несогласие, это дело читателя. Бунин дает черно-белую картину (черно-белая тоже бывает яркой, выразительной), а наше дело – заполнить ее красками, придать тот или иной цвет, оттенок явлению, событию, фрагменту. Это как детская раскраска.
Наша задача – выделить определенным цветом для себя что-либо, придать, может быть, свое значение чему-либо.