Брошечка тэффи о чем

«Брошечка», анализ рассказа Тэффи

Публикация

Рассказ Тэффи «Брошечка» опубликован в 1911 году в двухтомнике избранных рассказов (Тэффи. Юмористические рассказы. Кн. 2. Спб.: Шиповник, на обложке заглавие «Человекообразные»).

Жанр и литературное направление

По своей жанровой композиции сатирический рассказ Тэффи «Брошечка» является классической новеллой. Он имеет все те её признаки, о которых теоретики новеллы обычно судят, сравнивая свой объект с эталоном – «Декамероном» Дж. Боккаччо, день пятый, новелла девятая: о том, как знатный юноша, влюблённый в не менее знатную даму, лишается всего, и у него остаётся один сокол, которого, за неимением ничего иного, он под видом дичи подаёт на стол, когда эта самая дама наконец приходит к нему в гости, но с единственной целью – выпросить сокола для собственного сына…

Впрочем, у Боккаччо всё кончается хорошо для главных героев (для второстепенных – не очень: сын, так и не дождавшись сокола, умирает), а у Тэффи всё кончается плохо не только для главных героев, но и для второстепенных тоже. Но уж это связано не с жанром, а с художественным методом русской писательницы: она ведь не просто наследница традиций русской реалистической сатиры ХІХ столетия – её реализм зол и беспощаден в отношении тех «маленьких людей», которых гуманисты ХІХ столетия всячески щадили и по мере сил выгораживали.

Тема, сюжет, персонажи

Тема новеллы достаточно привычна для юмористики Тэффи и её современников – сатириков и юмористов. Это адюльтер, супружеская неверность. Не будучи моралисткой и ханжой, автор новеллы трактует данную тему не как «зло само по себе» (тогда не было бы нюансов, а следовательно, не было бы и самой этой новеллы). Но что бесит автора, так это непроходимые тупость и пошлость, отъявленное мещанство всех этих бесчисленных мелких чиновников и бездарных актрис – собственно, тех, кто составляет читательскую массу её популярных рассказов и, следовательно, покорно терпит насмешки над собой ради остроты читательских ощущений – собственно, ради остроты новеллистического сюжета.

Остроту сюжета обеспечивает детективная составляющая: персонажам приходится выяснять происхождение дешёвой брошечки, обнаруженной у Шариковых под диваном. Эта брошечка и является той сквозной деталью, тем «соколом», который, согласно классической теории новеллы, должен составлять сюжетный скелет каждого произведения, должен открывать путь и дверь к неожиданному исходу ситуации. Главная героиня новеллы Тэффи в финале именно так и заявляет: «Брошечка точно ключом всё открыла».

Шариковы, главные герои новеллы – достойные литературные прототипы своего однофамильца, будущего антигероя «Собачьего сердца» М. А. Булгакова. Совершенно безмозглые, одержимые похотью, они неспособны «сложить два и два» и готовы обвинить друг друга в причастности к брошечке, являющейся абсолютной дешёвкой даже для таких небогатых и нетребовательных господ, как они сами. В этом смысле «новеллистичность» и «детективность» произведения Тэффи, конечно, пародийны. Её «брошечка» – пародия на боккаччиевского «сокола» или даже на гоголевскую «шинель», из которой, как известно, «вышли» все гуманисты, защитники «маленьких людей». Новое поколение русских реалистов, поколение Тэффи, Зощенко, Булгакова, защищать этих «маленьких людей» отнюдь не намерено.

Второстепенные персонажи ничем не лучше Шариковых, хоть иногда и сообразительнее их. Так, любовница Шарикова актриса Крутомирская сразу заявляет ему о брошечке:

— Подарите эту дрянь вашей горничной. Я не ношу серебряной дряни с фальшивым стеклом.

Тут бы Шарикову обо всём и догадаться! Но нет, подозрение его падает на любовника жены, Чибисова, – персонажа совершенно невыразительного, но не настолько, чтобы пользоваться «серебряной дрянью с фальшивым стеклом».

Ничем не лучше «маленьких людей» и «люди из народа», их тоже брошечка «открыла как ключом». Оказывается, Митька хотел жениться на Феньке не по большой любви, а «на деньги её зарился»…

Мастерство новеллистической композиции

Как же автору новеллы, несмотря на ничтожную, заурядную и в общем-то заранее предсказуемую интригу, удаётся держать читателя в напряжении? На то у неё имеются свои, специфически новеллистические, композиционные приёмы.

Краткая, динамичная экспозиция, т. е. та часть новеллы, в которой ещё не появляется брошечка, – телефонный звонок Крутомирской. Поскольку это событие «анализируется» совершенно безмозглым Шариковым, читателю остаётся непонятным, стоит ли ему поверить персонажу, который, в свою очередь, поверил своей любовнице, заявившей ему, что она «не умела отличать женского голоса от мужского» и именно потому, а не почему другому, адресовала «страстное» заявление не самому Шарикову, а его жене.

Сразу после этого наступает завязка: Шариков у себя под диваном находит брошечку. С тупым юмором, свойственным его мелкочиновничьей среде, он полагает, что брошечка – шутка Крутомирской:

«Дело было ясное: брошечку сунула ему в карман сама Крутомирская, желая подшутить. Остроумные люди часто так шутят – подсунут кому-нибудь свою вещь, а потом говорят: «А ну-ка, где мой портсигар или часы? А ну-ка, обыщем-ка Ивана Семёныча».

Найдут и хохочут. Это очень смешно».

Так решив, Шариков начинает действовать – т. е. начинается развитие действия. Первым следствием дурацкого поведения Шарикова является его отставка, полученная у Крутомирской.

Но этого мало: брошечка была найдена Шариковой в кармане у Шарикова. В результате бурной сцены жена потребовала развода.

– Во всяком случае, я согласен. Но перед тем как мы расстанемся окончательно, мне хотелось бы выяснить один вопрос. Скажите, кто у вас был в пятницу вечером?

Шарикова чуть-чуть покраснела и ответила неестественно честным тоном:

– Очень просто: заходил Чибисов на одну минутку. Только спросил, где ты, и сейчас же ушёл. Даже не раздевался ничуть».

Но «расследование» Шарикова продолжается, и вот фактически выясняется, что информация о том, что Чибисов «не раздевался ничуть», является, мягко говоря, преувеличенной. И вот уже Шарикову опять «всё ясно»:

«– Тогда всё ясно. Брошка, которую вы мне тыкали в нос, принадлежит Чибисову. Он её здесь потерял.

– Что за вздор! Он брошек не носит! Он мужчина!

– На себе не носит, а кому-нибудь носит и дарит».

Шарикова – не умнее своего мужа – покупается на эту «версию» и «возвращает» брошечку Чибисову с гневным письмом. В ответ – ещё один разрыв.

И вот кульминация – заявление горничной:

– Да жених мой – Митрий, приказчик. Он, барыня-голубушка, подарил мне брошечку, а она и пропади. Уж я искала, искала, с ног сбилась, да, видно, лихой человек скрал. А Митрий кричит: «Растеряха ты! Я думал, у тебя капитал скоплен, а разве у растерях капитал бывает». На деньги мои зарился…

Развязка – «вывод» Шариковой: «Так хорошо жили, всё было шито-крыто, и жизнь была полна. И вот свалилась нам на голову эта окаянная брошка и точно ключом всё открыла. Теперь ни мужа, ни Чибисова. И Феньку жених бросил. И зачем это всё?»

Источник

Поэтика игры в творчестве Надежды Тэффи (на примере рассказов «Воротник», «Брошечка», «Трубка»)

Анализ нескольких юмористических рассказов Н.А. Тэффи под углом категории игры и на основе мотивного анализа. Интертекстуальная природа ее игры, которая часто фиксируется в бытовом пространстве и разоблачает поведенческие шаблоны и языковые штампы.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Поэтика игры в творчестве Надежды Тэффи (на примере рассказов «Воротник», «Брошечка», «Трубка»)

Никулина Надежда Александровна, к. филол. н., доцент

Тюменский индустриальный университет

В статье предлагается анализ нескольких юмористических рассказов Н. А. Тэффи под углом категории игры и на основе мотивного анализа. Игра в творчестве писательницы имеет интертекстуальную природу, часто фиксируется в бытовом пространстве через бытовую деталь, разоблачает поведенческие шаблоны и языковые штампы, но всегда по своей природе метафизична. юмористический игра тэффи интертекстуальный

Ключевые слова и фразы:поэтика игры; языковая игра; природа смеха; писатели русского зарубежья; Надежда Александровна Тэффи.

The article presents the analysis of several humorous stories by Teffi from the perspective of the category of game and basing on the motivic analysis. The game in the writer’s creative work is of intertextual nature, and it is often stated in domestic space through an everyday detail, reveals the behavioural patterns and stock phrases, but always metaphysical in its nature.

Key words and phrases:poetics of game; language game; nature of laughter; the Russian writers abroad; Nadezhda Aleksandrovna Teffi.

Актуальность публикации, посвященной творческому наследию Н. А. Тэффи, объясняетсяинтересом литературоведов и обычных читателей к произведениям писателей русского зарубежья, а также тем, что природа комического, природа смеха в целом и сегодня является одной из самых дискуссионных тем в культуре и науке.

Исходной точкой нашего исследования является представление о том, что в творческом наследии Тэффи игра и собственно языковая игра существуют как способ отношения художника к миру. Потому, на наш взгляд, изучение поэтики игры в произведениях Тэффи необходимо строить и с учетом общих представлений об игре как элементе культуры. Такое общее определение дается в исследовании Йохана Хёйзинги, посвященном непосредственноописанию значения и природы игры как явления культуры [6].

В системе самых общих представлений описание всякой игровой ситуации подразумевает выход к системе определенных соотношений, порядка. В связи с этим на первоначальной стадии анализа поэтики игры осуществляется поиск примет игры и описание тех игровых средств, которые в большинстве случаев воспринимаются как языковые аномалии. Как считает известный философ и лингвист Людвиг Витгенштейн, уже в самом языке заданы определенные формы отображения мира, диктуемые логикой окружающего человека мира: «Границы моего языка означают границы моего мира» [2, с. 90]. Суждения Л.Витгенштейна интересны в связи створчеством Н. Тэффи, где часто предметом писательской игры становятся языковые штампы и поведенческие стереотипы.

Поскольку игра есть форма поведения человека, то описание ее предполагает поиск закономерностей виспользовании техили других языковых средств, изучение приемов игры. На этом уровне исследования эффективно работает мотивный анализ, позволяющий выйти от описания повторяющихся элементов текста к лейтмотивам жизни самого писателя [5].

Насколько оправдан подход к творческому наследию Тэффи именно черезизучение поэтики игры, можно судить не только из факта наличия в текстах писательницы значительного количества ссылок на игровые ситуации (есть даже рассказ с названием «Игра»), но такжеиз тех сведений, которые можно расценивать как биографические, где игра становится категорией жизни.

По мнению Бориса Зайцева, в рассказах Тэффи «предметы лучше людей» [3, с. 510], он пишет о том, что писательница постоянно исследует природу человека через связь с миром вещей, а то, что быт становится важным элементом поэтики её произведений, отмечают почти все критики и литературоведы. Вещи и предметыпостоянно взаимодействуют с людьми, на наш взгляд, это самый первый и очевидный уровень, на котором можно выявить особенности поэтики игры в художественном мире Тэффи. Общим для всех исследуемых нами рассказов является то, что в центре событий и переживаний героев находится вещь, обычная, взятаяиз повседневности.

В этом рассказе Тэффи, хотя и подмечает некоторые черты женской души,указывает на природную склонность женщины к игре и в том числе к флирту (Олечка ведет игривую беседу сама с собой, проходя мимо витрин ещё до встречи с воротничком), но предметом главного внимания писательницы становится сущность человека, его природа, а также вопросы о его существовании в мире. Рассказ заканчивается фразой: «Эх, жизнь!», которая принадлежит то ли рассказчику, то ли героине. Воротник потерялся, растаяли иллюзии, и осталась только жизнь.

Примечательно, что во многих рассказах Тэффи люди растворяются среди вещей, более того, часто писательница будто бы лишает своих персонажей индивидуальности (не даёт им конкретных портретных характеристик, не комментирует их чувства и т.д.), зато каждая вещь у нее имеет свой характер. Часто подробно прописан внешний вид значимого для человека предмета, вещь может сравниваться с аналогичными вещами, подробными могут быть указания на место её положения, но даже в этом случае Тэффи беспокоится очеловеке и его предназначении, о пути, который трудно отыскать, где столь тесно иллюзия переплетается с реальностью. Следует отметить, что большинство рассказов Тэффи построено на сопоставлении реальности и иллюзии. Окружающая человека реальность может вступить в соперничество с мечтой, предположением, заблуждением, вымыслом и т.д. Главное, что все герои Тэффи часто не желают жить в реальности, они стремятся хотя бы на время оказаться в мире иллюзий.

Игра между героями меняет свое качество в тот момент, когда Шариков находит брошку. Он думает, что актриса Крутомирская затеяла свою игру, «желая подшутить»над ним, сунула ему брошку в карман. Соответственно, Шариков начинает подыгрывать своей партнерше и возвращает брошку назад. Но актриса, «надув губки», сердится ивыгоняет его («Я не ношу серебряной дряни с фальшивым стеклом» [Там же, с. 37]). Шариков не успокаивается, продолжая разыскивать хозяина злополучной брошки, и разрушает отношения между Чибисовым и Наточкой. Их прежние любовные и игровые отношения прекращаются, теперь они оцениваются как «ошибка».

Вопрос «Чья же брошка?» обращается в навязчивую идею и, наконец, разрушает любовные (и опять же игровые!) отношения между настоящей хозяйкой брошки и дарителем этого подарка. Оказалось, что брошка принадлежала горничной Феньке и одновременно являлась подарком её жениха приказчика Митрия. Приказчик бы женился на Феньке, но их планы (игровое пространство) разрушились после того, когда исчезла брошка.

По ходу рассказа брошка втягивает в одну историю всё большее количество персонажей и сама изменяется в качестве: до некоторых пор герои называлиее «брошечкой», «штучкой», «загадочной брошкой». Нопо мере того, как она выводила их из игры и становилась причиной разрушения их игровых пространств, герои всё чаще стали называть ее «дрянью», в переносном смысле «сокровищем» и «окаянной брошкой». Тем самым Тэффи ещёраз продемонстрировала читателям, как тяжело возвращаться в жестокую реальность, как непросто терять иллюзии относительно чувств, которые испытывают по отношению к тебе другие люди. Итогом истории является разрушение всех игровых пространств и ситуаций. Брошка сыграла злую шутку: «выкинула» героев в мир обыденности, из которого выхода нет.

Герои рассказа Тэффи «Брошечка», на первый взгляд, напоминают персонажей М. Зощенко: отношения тех и других строятся как банальные истории, где нет места любви и настоящей романтике. Но Тэффи неупрекает свих героев в пошлости, не сетует на законы общественной жизни, она напоминает о заблуждениях, в которые, может быть, повергнут человек под влиянием большой игры под названиемжизнь.

Главный герой рассказа «Трубка» Василий Васильевич Зобов напоминает читателю сразу нескольких героев русской классической литературы из числа «маленьких людей»: он работает в газете в качестве «навязчивого» корректора. И эти указания звучат столь скромно, что невольно вспоминается гоголевский Аккакий Аккакиевич, на эту же связь указывает неслучайный повтор в имени и отчестве героя.

Этим нечто, «сыгравшим» особую роль в судьбе героя, окажется курительная трубка, которую Зобов однажды приобрел в табачном магазине. На витринах этого магазина была выставлена целая коллекция разнообразных трубок, где каждая трубка имела свою историю, предлагая своим обладателям различные игровые ситуации, разные вариантыразвития сюжета. И, конечно, дополнительные правила в этой игре определял табак, от выбора которого также зависел конечный результат. Зобов выбрал «маленькую, толстенькую» трубочку, так как вспомнил «старого английского капитана», изображенного на страницах детской книжки, вспомнил «мир отваги, честности, доблести, где даже пираты сдерживают данное слово и не сморгнув жертвуют жизнью для спасения друга» [Там же, с. 336]. Из-за навеянных трубкой воспоминаний Зобов купил «непременно» английского табака. И здесь начинается игра: сам того не замечая, Зобов резко меняется в отношениях с близкими людьми, с легкостью начинает жить не как убогий корректор, а как английский джентльмен («Он стал носить высокие крахмальные воротнички и крахмальные манжеты… И все сухо,холодно, с достоинством» [Там же, с. 335]).

1. Антология сатиры и юмора ХХ века.М.: Эксмо, 2004. Т. 12. Тэффи.544 с.

2. Витгенштейн Л.Философские работы. М.: Гнозис, 1994. 612 с.

3. Зайцев Б. К.Надежда Александровна Тэффи. Городок //Север. 1992. № 2. С. 509-511.

4. Никоненко Н. Н.Тэффи // Слово. 1991. № 12. С. 98-102.

6. Хейзинга Й. Человек играющий. М.: Айрис-пресс, 2003. 496 с.

Источник

Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли «изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора».

Супруги Шариковы поссорились из-за актрисы Крутомирской, которая была так глупа, что даже не Умела отличать женского голоса от мужского, и однажды, позвонив к Шарикову по телефону, закричала прямо в ухо подошедшей на звонок супруге его:

– Дорогой Гамлет! Ваши ласки горят в моем организме бесконечным числом огней!

Шарикову в тот же вечер приготовили постель в кабинете, а утром жена прислала ему вместе с кофе записку:

«Ни в какие объяснения вступать не желаю. Все слишком ясно и слишком гнусно. Анастасия Шарикова».

Так как самому Шарикову, собственно говоря, тоже ни в какие объяснения вступать не хотелось, то он и не настаивал, а только старался несколько дней не показываться жене на глаза. Уходил рано на службу, обедал в ресторане, а вечера проводил с актрисой Крутомирской, часто интригуя ее загадочной фразой:

– Мы с вами все равно прокляты и можем искать спасения только друг в друге.

– Гамлет! В вас много искренности! Отчего вы не пошли на сцену?

Так мирно протекло несколько дней, и вот однажды утром, а именно в пятницу десятого числа, одеваясь, Шариков увидел на полу, около дивана, на котором он спал, маленькую брошечку с красноватым камешком.

Шариков поднял брошечку, рассматривал и думал:

– У жены такой вещицы нет. Это я знаю наверное. Следовательно, я сам вытряхнул ее из своего платья. Нет ли там еще чего?

Он старательно вытряс сюртук, вывернул все карманы.

Откуда она взялась?

И вдруг он лукаво усмехнулся и подмигнул себе левым глазом.

Дело было ясное: брошечку сунула ему в карман сама Крутомирская, желая подшутить. Остроумные люди часто так шутят – подсунут кому-нибудь свою вещь, а потом говорят: «А ну-ка, где мой портсигар или часы? А ну-ка, обыщем-ка Ивана Семеныча».

Найдут и хохочут. Это очень смешно.

Вечером Шариков вошел в уборную Крутомирской и, лукаво улыбаясь, подал ей брошечку, завернутую в бумагу.

– Позвольте вам преподнести, хе-хе!

– Ну к чему это! Зачем вы беспокоитесь! – деликатничала актриса, развертывая подарок. Но когда развернула и рассмотрела, вдруг бросила его на стол и надула губы:

– Я вас не понимаю! Это, очевидно, шутка! Подарите эту дрянь вашей горничной. Я не ношу серебряной дряни с фальшивым стеклом.

– С фальшивым стекло-ом? – удивился Шариков. – Да ведь это же ваша брошка! И разве бывает фальшивое стекло?

Крутомирская заплакала и одновременно затопала ногами – из двух ролей зараз.

– Я всегда знала, что я для вас ничтожество! Но я не позволю играть честью женщины!… Берите эту гадость! Берите! Я не хочу до нее дотрагиваться: она, может быть, ядовитая!

Сколько ни убеждал ее Шариков в благородстве своих намерений, Крутомирская выгнала его вон.

Уходя, Шариков еще надеялся, что все это уладится, но услышал пущенное вдогонку: «Туда же! Нашелся Гамлет! Чинуш несчастный!»

Тут он потерял надежду.

На другой день надежда воскресла без всякой причины, сама собой, и он снова поехал к Крутомирской. Но та не приняла его. Он сам слышал, как сказали:

– Шариков? Не принимать!

И сказал это – что хуже всего – мужской голос. На третий день Шариков пришел к обеду домой и сказал жене:

– Милая! Я знаю, что ты святая, а я подлец. Но нужно же понимать человеческую душу!

– Ладно! – сказала жена. – Я уж четыре раза понимала человеческую душу! Да-с! В сентябре понимала, когда с бонной снюхались, и у Поповых на даче понимала, и в прошлом году, когда Маруськино письмо нашли. Нечего, нечего! И из-за Анны Петровны тоже понимала. Ну, а теперь баста!

Шариков сложил руки, точно шел к причастию, и сказал кротко:

– Только на этот раз прости! Наточка! За прошлые раза не прошу! За прошлые не прощай. Бог с тобой! Я действительно был подлецом, но теперь клянусь тебе, что все кончено.

– Все кончено? А это что?

И, вынув из кармана загадочную брошечку, она поднесла ее к самому носу Шарикова. И, с достоинством повернувшись, прибавила:

– Я попросила бы вас не приносить, по крайней мере, домой вещественных доказательств вашей невиновности, – ха-ха!… Я нашла это в вашем сюртуке. Возьмите эту дрянь, она жжет мне руки!

Шариков покорно спрятал брошечку в жилетный карман и целую ночь думал о ней. А утром решительными шагами пошел к жене.

– Я все понимаю, – сказал он. – Вы хотите развода. Я согласен.

– Я тоже согласна! – неожиданно обрадовалась жена.

– Может быть. Шариков засопел носом.

– Он на вас никогда не женится.

– Хотел бы я видеть… Ха-ха!

– Во всяком случае, вас это не касается.

– По-озвольте! Муж моей жены меня не касается. Нет, каково? А?

– Во всяком случае, я согласен. Но перед тем как мы расстанемся окончательно, мне хотелось бы выяснить один вопрос. Скажите, кто у вас был в пятницу вечером?

Шарикова чуть-чуть покраснела и ответила неестественно честным тоном:

– Очень просто: заходил Чибисов на одну минутку. Только спросил, где ты, и сейчас же ушел. Даже не раздевался ничуть.

– А не в кабинете ли на диване сидел Чибисов? – медленно проскандировал Шариков, проницательно щуря глаза.

– Тогда все ясно. Брошка, которую вы мне тыкали в нос, принадлежит Чибисову. Он ее здесь потерял.

– Что за вздор! Он брошек не носит! Он мужчина!

– На себе не носит, а кому-нибудь носит и дарит. Какой-нибудь актрисе, которая никогда и Гамлета-то в глаза не видала. Ха-ха! Он ей брошки носит, а она его чинушом ругает. Дело очень известное! Ха-ха! Можете передать ему это сокровище.

Он швырнул брошку на стол и вышел.

Шарикова долго плакала. От одиннадцати до без четверти два. Затем запаковала брошечку в коробку из-под духов и написала письмо.

«Объяснений никаких не желаю. Все слишком ясно и слишком гнусно. Взглянув на посылаемый вам предмет, вы поймете, что мне все известно.

Я с горечью вспоминаю слова поэта:

Так вот где таилась погибель моя:

Мне смертию кость угрожала.

В данном случае кость – это вы. Хотя, конечно, ни о какой смерти не может быть и речи. Я испытываю стыд за свою ошибку, но смерти я не испытываю. Прощайте. Кланяйтесь от меня той, которая едет на «Гамлета», зашпиливаясь брошкой в полтинник.

Забудь, если можешь!

Ответ на письмо пришел в тот же вечер. Шарикова читала его круглыми от бешенства глазами.

«Милостивая государыня! Ваше истерическое послание я прочел и пользуюсь случаем, чтобы откланяться. Вы облегчили мне тяжелую развязку. Присланную вами, очевидно, чтобы оскорбить меня, штуку я отдал швейцарихе. Sic transit Catilina [1]. Евгений Чибисов ».

Источник

Надежда Тэффи — Брошечка: Рассказ

Супруги Шариковы поссорились из-за актрисы Крутомирской, которая была так глупа, что даже не умела отличать женского голоса от мужского и однажды, позвонив к Шарикову по телефону, закричала прямо в ухо подошедшей на звонок супруге его:

— Дорогой Гамлет! Ваши ласки горят в моем организме бесконечным числом огней!

Шарикову в тот же вечер приготовили постель в кабинете, а утром жена прислала ему, вместе с кофе записку:

«Ни в какие объяснения вступать не желаю. Все слишком ясно и слишком гнусно. Анастасия Шарикова».

Так как самому Шарикову, собственно говоря, тоже ни в какие объяснения вступать не хотелось, то он и не настаивал, а только старался несколько дней не показываться жене на глаза. Уходил рано на службу, обедал в ресторане, а вечера проводил с актрисой Крутомирской, часто интригуя ее загадочной фразой:

— Мы с вами, все равно, прокляты и можем искать спасения только друг в друге.

— Гамлет! В вас много искренности! Отчего вы не пошли на сцену?

Так мирно протекло несколько дней, и вот однажды, утром, а именно в пятницу десятого числа, одеваясь,

Шариков увидал на полу, около дивана, на котором он спал, маленькую брошечку с красноватым камешком. Шариков поднял брошечку, рассматривал и думал:

— У жены такой вещицы нет. Это я знаю наверное. Следовательно, я сам вытряхнул ее из своего платья. Нет ли там еще чего?

Он старательно вытряс сюртук, вывернул все карманы.

Откуда она взялась?

И вдруг он лукаво усмехнулся и подмигнул себе левым глазом.

Дело было ясное: брошечку сунула ему в карман сама Крутомирская, желая подшутить. Остроумные люди часто так шутят, — подсунут кому-нибудь свою вещь, а потом говорят: «А ну-ка, где мой портсигар или часы? А ну-ка, обыщем-ка Ивана Семеныча».

Найдут и хохочут. Это очень смешно.

Вечером Шариков вошел в уборную Крутомирской и, лукаво улыбаясь, подал ей брошечку, завернутую в бумагу.

— Позвольте вам преподнести, хе-хе!

— Ну к чему это! Зачем вы беспокоитесь! — деликатничала актриса развертывая подарок. Но, когда развернула и рассмотрела, вдруг бросила его на стол и надула губы:

— Я вас не понимаю! Это, очевидно, шутка! Подарите эту дрянь вашей горничной. Я не ношу серебряной дряни с фальшивым стеклом.

— С фальшивым стекло-ом? — удивился Шариков. — Да, ведь, это же ваша брошка! И разве бывает фальшивое стекло?

Крутомирская заплакала и одновременно затопала ногами — из двух ролей зараз.

— Я всегда знала, что я для вас ничтожество! Но я не позволю играть честью женщины. Берите эту гадость! берите! Я не хочу до нее дотрагиваться: она, может быть, ядовитая!

Сколько ни убеждал ее Шариков в благородстве своих намерений, Крутомирская выгнала его вон.

Уходя, Шариков еще надеялся, что все это уладится, но услышал пущенное вдогонку: «Туда же! Нашелся Гамлет! Чинуш несчастный!»

Тут он потерял надежду.

На другой день надежда воскресла без всякой причины, сама собой, и он снова поехал к Крутомирской. Но та не приняла его. Он сам слышал, как сказали:

— Шариков? Не принимать!

И сказал это — что хуже всего — мужской голос. На третий день Шариков пришел к обеду домой и сказал жене:

— Милая! Я знаю, что ты святая, а я подлец. Но нужно же понимать человеческую душу!

— Ладно! — сказала жена. — Я уже четыре раза понимала человеческую душу! Да-с! В сентябре понимала, когда с бонной снюхались, и у Поповых на даче понимала, и в прошлом году, когда Маруськино письмо нашли. Нечего, нечего! И из-за Анны Петровны тоже понимала. Ну, а теперь баста!

Шариков сложил руки, точно шел к причастию, и сказал кротко:

— Только на этот раз прости! Наточка! За прошлые раза не прошу! За прошлые не прощай. Бог с тобой! Я, действительно, был подлецом, но теперь клянусь тебе, что все кончено.

— Все кончено? А это что?

И, вынув из кармана загадочную брошечку, она поднесла ее к самому носу Шарикова. И, с достоинством повернувшись, прибавила:

— Я попросила бы вас не приносить, по крайней мере, домой вещественных доказательств вашей невинности — ха-ха. Я нашла это в вашем сюртуке. Возьмите эту дрянь, она жжет мне руки!

Шариков покорно спрятал брошечку в жилетный карман и целую ночь думал о ней. А утром решительными шагами пошел к жене.

— Я все понимаю, — сказал он. — Вы хотите развода. Я согласен.

— Я тоже согласна! — неожиданно обрадовалась жена. Шариков удивился.

Шариков засопел носом.

— Он на вас никогда не женится.

— Хотел бы я видеть… Ха-ха!

— Во всяком случае, вас это не касается.

— По-озвольте! Муж моей жены меня не касается. Нет, каково? А.

— Во всяком случае, я согласен. Но перед тем, как мы расстанемся окончательно, мне хотелось бы выяснить один вопрос. Скажите, кто у вас был в пятницу вечером?

Шарикова чуть-чуть покраснела и ответила неестественно честным тоном:

— Очень просто: заходил Чибисов на одну минутку. Только спросил, — где ты, и сейчас же ушел. Даже не раздевался ничуть.

— А не в кабинете ли, на диване, сидел Чибисов? — медленно проскандировал Шариков, проницательно щуря глаза.

— Тогда все ясно. Брошка, которую вы мне тыкали в нос, принадлежит Чибисову. Он ее здесь потерял.

— Что за вздор? Он брошек не носит! Он мужчина!

— На себе не носит, а кому-нибудь носит и дарит. Какой-нибудь актрисе, которая никогда и Гамлета-то в глаза не видала. Ха-ха! Он ей брошки носит, а она его чинушом ругает. Дело очень известное! Ха-ха! Можете передать ему это сокровище.

Он швырнул брошку на стол и вышел.

Шарикова долго плакала. От одиннадцати до без четверти два. Затем запаковала брошечку в коробку из-под духов и написала письмо.

«Объяснений никаких не желаю. Все слишком ясно и слишком гнусно. Взглянув на посылаемый вам предмет, вы поймете, что мне все известно.
Я с горечью вспоминаю слова поэта:
Так вот где таилась погибель моя:
Мне смертию кость угрожала.
В данном случае кость — это вы. Хотя, конечно, ни о какой смерти не может быть и речи. Я испытываю стыд за свою ошибку, но смерти я не испытываю. Прощайте. Кланяйтесь от меня той, которая едет на «Гамлета», зашпиливаясь брошкой в полтинник. Вы поняли намек?
Забудь, если можешь!
А».

Ответ на письмо пришел в тот же вечер. Шарикова читала его круглыми от бешенства глазами.

«Милостивая государыня! Ваше истерическое послание я прочел и пользуюсь случаем, чтобы откланяться. Вы облегчили мне тяжелую развязку. Присланную вами, очевидно, чтобы оскорбить меня, штуку я отдал швейцарихе.
Sic transit Catilina. Евгений Чибисов».

Шарикова горько усмехнулась и спросила сама себя, указывая на письмо:

— И это они называют любовью?

Хотя никто этого письма любовью не называл. Потом позвала горничную:

Горничная была чем-то расстроена и даже заплакана.

— Уехадчи! — отвечала она. — Уложили чемодан и дворнику велели отметить.

— А-а! Хорошо! Пусть! А ты чего плачешь?

Горничная сморщилась, закрыла рот рукой и запричитала. Сначала слышно было только «вяу-вяу», потом и слова:

— …Из-за дряни, прости Господи, из-за полтинниной человека истребил… ил…

— Да жених мой — Митрий, приказчик. Он, барыня-голубушка, подарил мне брошечку, а она и пропади. Уж я искала, искала, с ног сбилась, да, видно, лихой человек скрал. А Митрий кричит: «Растеряха! Я думал, у тебя капитал скоплен, а разве у растерях капитал бывает». На деньги мои зарился… вяу-вяу!

— Какую брошечку? — похолодев, спросила Шарикова.

— Обнаковенную, с красненьким, быдто, с леденцом, чтоб ей лопнуть!

Шарикова так долго стояла, выпучив глаза на горничную, что та даже испугалась и притихла. Шарикова думала:

— Так хорошо жили, все было шито-крыто, и жизнь была полна. И вот, свалилась нам на голову эта окаянная брошка и точно ключом все открыла. Теперь ни мужа, ни Чибисова. И Феньку жених бросил. И зачем это все? Как все это опять закрыть? Как быть?

И так как совершенно не знала, как быть, то топнула ногой и крикнула на горничную:

А, впрочем, больше ведь ничего и не оставалось!

Источник