В чем величие пушкина кратко

Сочинение доклад на тему: Величие Пушкина

В историю русской культуры Пушкин вошел не только как гениальный поэт, но и как замечательно тонкий и проницательный литературный критик, историк, публицист, журналист. Критические высказывания Пушкина в большинстве случаев остались в рукописях и не были известны его современникам. Тем не менее объективное значение суждений Пушкина о состоянии русской литературы, ее задачах, об истории русской и зарубежных литератур отличается остротой мысли и верностью оценок.

Деятельность Пушкина-публициста и журналиста была связана с необходимостью

В январе 1837 г. Пушкин был убит на дуэли.

Сразу же после гибели Пушкина в одной из газет (“Литературные прибавления к Русскому инвалиду”) была напечатана статья, вызвавшая гнев у царских прислужников: “Солнце русской поэзии закатилось! Пушкин скончался,

Солнце русской поэзии… И действительно, пушкинский светлый гений, подобно солнцу, осветил многое и для своих современников и для далеких потомков. С поэзией Пушкина навсегда связываются понятия разума, света, весны, молодости, счастья, солнца.

Даже в тяжелый для него 1825 г. он восклицал: “Да здравствует солнце, да скроется тьма!” (“Вакхическая песня”).

Гоголь писал: “При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В-самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более называться национальным: это право решительно принадлежит ему. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла”.

Есть что-то знаменательное в том, что Пушкин родился в последний год XVIII в. Он подвел итоги всем достижениям предшествующего этапа развития русской культуры, и он же начал новый, качественно более высокий этап в ее истории. Пушкин был подлинным преобразователем и в области литературного творчества, и в области русского литературного языка. С его именем связано начало величия русской литературы, которая постепенно становилась одной из влиятельнейших литератур мира. Нет ни одного выдающегося деятеля русской культуры (будь он писателем, художником или композитором), кто бы не испытал на себе благотворного влияния пушкинского гения.

Он проложил дорогу к художественной правде, истинной народности, помог осознать благородную роль искусства в борьбе за высокие идеалы свободы и просвещения, добра и справедливости. В своих многочисленных произведениях Пушкин поставил проблемы, имевшие важнейшее значение, утверждая тем самым великую общественную роль литературы в политической жизни своего времени. Остро и проницательно писал Пушкин об отношениях народа и самодержавия, личности и государства, о крестьянство и судьбах крестьянской революции. Созданные им характеры Онегина и Германна, Самсона Вырина и Пугачева, Татьяны Лариной и Маши Мироновой надолго приковали к себе внимание русских писателей, продолжавших художественное исследование действительности в традициях, завещанных великим поэтом.

В число этих традиций входило пушкинское требование высокой простоты и демократичности литературы, ее творческой свободы и эстетического совершенства.

Гениальность Пушкина проявилась во всех родах литературы, во всех ее жанрах. Он создал бессмертные образцы философской, политической пейзажной лирики. Его поэмы – и романтические, и реалистические – были новым словом в истории литературы.

Пушкин ©оздал уникальный роман в стихах, подобного которому, по существу, нет до сих пор. Он был зачинателем почти всех прозаических жанров, существующих и сегодня: путевых записок, очерка, исторического романа, философской повести. Драматургия Пушкина сыграла важную роль в утверждении философского пафоса, психологической глубины и сценического реализмачв истории I русского театра. Новую страницу открыл Пушкин и в истории русского фольклоризма.

Созданные им “Сказка о попе и о работнике его Балде” (1830), “Сказка о рыбаке и рыбке” (1833), “Сказка о мертвой царевне и семи богатырях” (1833), “Сказка о золотом петушке” (1834) раскрыли новые возможности обогащения лите ратуры. Обращение Пушкина к миру народного творчества находится в прямом соответствии с его глубокими раздумьями о на-родеТ его судьбах, его духовной культуре в последний период жизни.

Уроки Пушкина – это уроки патриотизма, высокой нравственности и, как говорил Белинский, “лелеющей душу гуманности”. В его творчестве заключен целый мир необычной душевной чистоты и благородства. Патриотизм Пушкина неразрывно связан с чувством интернационализма, с той “всемирной отзывчивостью”. которая оказала огромное воздействие на всю последующую русскую литературу и о которой с такой благодарностью вспоминал Достоевский в “Речи о Пушкине”.

Прав был Белинский, сказав, что Пушкин принадлежит к таким явлениям, которые продолжают постоянно развиваться “в сознании общества. Каждая эпоха произносит о них свое суждение, и как бы ни верно поняла она их, но всегда оставит следующей за нею эпохе сказать что-нибудь новое и более верное”

Related posts:

Источник

10 причин, почему Александр Пушкин великий русский писатель

6 июня родился великий русский писатель Александр Пушкин и эта дата занимает особое место в русском литературном календаре, как день рождения величайшего поэта страны. Есть веские причины, которые объясняют, что именно делает Пушкина жемчужиной русской литературы.

1. Он создал современный русский язык

Александр Пушкин (1799-1837) по праву считается отцом-основателем современного русского языка. Он отверг громкий стиль классической русской поэзии, разрушив барьер между разговорной речью и возвышенными одами прошлого. Русские поэты до сих пор ориентируются на пушкинский язык.

2. Он освоил широкий спектр жанров

Пушкин имел невероятно широкую сферу как писатель и поэт. Он писал классические оды, романтические стихи, любовные и политические стихи, романы в стихах, исторические драмы, реалистическую прозу, новеллы, рассказы, сказки, путевые журналы, пьесы и многое другое. Многие из его работ стали основополагающими текстами в своих жанрах.

3. Он задал тон будущим великим

Пушкин определил основные темы, которые позволят русским писателям быть занятыми в 20 веке. Страдания смиренного человека низкого ранга, противостояние исключительного характера и общества, болезненный выбор между долгом и личным счастьем, восстание одинокого человека против системы — все эти темы были впервые подняты Пушкиным, прежде чем стать центральными идеями в произведениях других великих русских авторов, таких как Достоевский, Толстой, Чехов и Бунин.

4. Он создал «энциклопедию русской жизни»

Одним из ключевых произведений Пушкина является стихотворный роман Евгений Онегин. Видный литературный критик середины 19-го века назвал ее «энциклопедией русской жизни», отражающей всестороннее освещение жизни и культуры страны того времени.

Опера, балет и многочисленные драматические экранизации великого творчества Пушкина еще больше поддерживают и укрепляют его международную репутацию. Евгений Онегин был написан в течение нескольких лет (с 1823 по 1831), изменяясь и развиваясь вместе с Пушкиным и его временем.

5. Точность и иллюзия простоты были его отличительными чертами

Еще одна причина постоянной популярности Пушкина — кажущаяся простота его работ. У него была способность создавать яркие образы с помощью всего двух или трех слов. Существует иллюзия спонтанности в его точном использовании языка, но его заметки показывают, что он тщательно обрабатывал каждую строчку.

6. Он был смелым приятелем

Репутация Пушкина взлетела после его смерти, но он не пользовался таким высоким местом в российском обществе, пока был жив. У него было острое чувство юмора, и он любил добавлять ругательства в своем стихе. Он также был плодовитым автором отвратительных эпиграмм и не стеснялся преследовать высокопоставленных чиновников. Это привело к проблемам с властями и вызовам на дуэли.

7. Он страдал за правду

Пушкин провел несколько лет в изгнании за свою Оду Свободе, которая имеет следующие строки:

Император Александр I сначала сослал поэта на юг России, а затем поместил его под домашний арест в своем Михайловском имении Псковской области. Пушкин дружил со многими декабристами-революционерами, которые требовали конституции и социальной свободы, и если бы его не изгнали, он почти наверняка принял бы участие в восстании декабристов 1825 года в Санкт-Петербурге. Пушкин никогда не выступал за свержение царя, но он защищал право человека на свободу и боролся с цензурой. «В этом мире нет счастья…», — писал Пушкин в одном из своих стихотворений, подводя итог вечным стремлениям русского народа.

8. Он написал вечные любовные стихи

Пушкин был известным поклонником женской красоты и приобрел репутацию дон Жуана. Он написал, пожалуй, самое известное любовное стихотворение в русском поэтическом наследии: « Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем …» В своем стихотворном романе «Евгений Онегин» Пушкин также сформулировал «правило» ухаживания, которое в России до сих пор регулярно упоминают: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей».

9. Он был обсужден и восхищен великими писателями

Многие писатели признавали величие Пушкина. На заседании Общества любителей русской литературы в 1880 году Достоевский произнес длинную речь о поэте. «Никогда не было поэта с таким универсальным сочувствием, как у Пушкина», — заявил Достоевский. Выступая на открытии памятника Пушкину в Москве, Иван Тургенев, автор знаменитого романа «Отцы и дети», сказал: «Сама суть, все черты его поэтического звука с чертами и сущностью нашего народа».

10. Он стал советской культовой фигурой

Культ Пушкина развивался в СССР, и он стал государственным символом. В каждом классе литературы и во многих частных квартирах был один из двух его знаменитых портретов Тропинина и Кипренского. В 1937 году были проведены масштабные торжества по случаю столетия со дня его смерти, за которыми последовали столь же масштабные празднования 150-летия со дня его рождения. Его годовщины были отмечены выпуском многих предметов и сувениров с его изображением.

Читайте таже

© ПАСПЕР

Подписывайтесь на наши группы социальных сетях, чтобы первым получать свежие материалы:

Источник

Величие Пушкина как поэта и человека 1

На пространстве последних двадцати лет вот уже третий раз совершаются пушкинские празднества: первое в 1880 г. по случаю открытия памятника Пушкину в Москве, второе в 1887 г. по поводу исполнившегося пятидесятилетия со дня его кончины и третье торжество совершается ныне, в столетнюю годовщину со дня рождения великого поэта. Предшествовавшие нынешнему, пушкинские праздники 1880 и 1887 годов были в высшей степени отрадными явлениями в нашей русской жизни. Они дороги нам уже потому, что показали, какой резкий поворот совершился в отношениях русской публики к Пушкину, развенчанному было публицистической критикой шестидесятых годов. Недаром первое московское торжество называют «покаянным». Русская большая публика хотела как бы загладить свою собственную вину и вину своих предшественников, с самым горячим сочувствием встречая восторженные речи о Пушкине представителей науки, литературы и искусства. А сколько было произнесено таких речей! Сколько собрано и издано новых материалов для изучения жизни и поэтической деятельности Пушкина! Сколько написано специальных исследований о Пушкине и его эпохе! Торжества 1880 и 1887 годов в общем были плодотворны для изучения поэзии Пушкина и вместе поучительны, потому что вызванные ими специальные работы воочию показали, как мало точного и научного в том, что недавно считалось общепринятым, и как много еще нужно сделать для того, чтобы Пушкин был разъяснен и усвоен русскому народу так, как заслуживает его великий гений. Как относится значительное большинство к нашему поэту? Иной в жизни Пушкина заинтересован лишь историей его сердечных привязанностей и увлечений; другой, опуская всю поучительную повесть его самовоспитания и поэтического роста, старательно выискивает те случаи его литературной деятельности, где она встречалась с препятствиями цензурного ведомства, или ограничивает весь интерес свой к Пушкину, как к лицу, не ладившему с администрацией. Обращаясь к научным определениям значения Пушкина, мы находим несколько характеристик личности и поэтической деятельности его, резко расходящихся не только в мелких подробностях, но и в основных взглядах. За редкими исключениями, эти характеристики основаны не на детальном и всестороннем изучении всех произведений Пушкина, а на отдельных мыслях и местах, нарочито подобранных из его сочинений. Кроме того, текст большинства пушкинских произведений доселе не установлен надлежащим образом, в биографии поэта – доселе много спорных и неясных пунктов. Что же нужно? Нужно многое, очень многое. Например, не задаваясь наперед предвзятыми идеями и скороспелыми выводами, исследователи должны поставить своею целью всестороннее освещение каждого отдельного произведения, сопоставляя его с другими пушкинскими произведениями, с жизнью поэта и современного ему общества, с данными русской и европейской литературы вообще, привлекая и соответствующий научный материал, считаясь каждый раз с историей развития поэта. Подобная постановка вопроса, можно надеяться, выведет изучение пушкинской поэзии на более широкий, объективный и научный путь. Но при сем необходимо новое строго-научное издание текстов сочинений Пушкина, начало чему уже положено Императорскою Академией Наук, предпринявшею таковое издание, под редакцией вице-президента Академии Л. Н. Майкова. К нынешнему юбилейному дню вышел первый том академического издания. В него вошли лицейские стихотворения поэта. Одну половину тома занимает текст стихотворений, а другую – комментарии, в которых, кроме различных вариантов, приводятся оригиналы чужих произведений, которым Пушкин подражал в своих начальных опытах, с объяснениями исторического и биографического характера. По плану, разработанному Л. Н. Майковым, издание будет состоять из двух отделов: 1) произведений, вполне законченных или, по крайней мере, таких, которые хотя и не были вполне обработаны поэтом, но по степени своей отделки и художественному достоинству могут считаться наравне с закопченными, и 2) произведений, только набросанных вчерне или вообще незаконченных. Первая задача издания – установить правильный текст произведений Пушкина. В академическом издании все произведения Пушкина, вышедшие в свет при его жизни, будут напечатаны в том именно виде, в каком они появились в печати под его собственным надзором, притом в последний раз. Исключение в этом отношении будет допущено только для тех случаев, когда достоверно известно, что подлинный пушкинский текст подвергся в свое время изменениям со стороны цензуры. При печатании тех произведений Пушкина, которые были изданы уже после его смерти, редакция будет держаться его рукописей, а в примечаниях указывать относящееся к ним рукописные варианты. В состав приложений к академическому изданию Пушкина войдут: 1) его подробная биография, 2) библиография его сочинений и 3) обзор всего, что о нем было писано.

И так пожелаем, чтобы нынешнее торжество послужило не только поводом к внешним проявлениям чувств признательности к памяти великого поэта, но и толчком к более глубокому и всестороннему изучению и освещению жизни и поэтической деятельности Пушкина.

Нужно ли доказывать, что Пушкин – гениальный поэт и оказал огромные услуги русской литературе? Довольно сказать, что Пушкин научил публику и литературу не бояться правды житейской, какая бы она ни была, и отучил от ложных и ходульных сантиментов, составлявшихся по классическим и романтическим рецептам, но очень далеких от обыкновенных человеческих чувств. Пушкин заставил бросить риторику для простой человеческой речи, украшенную, подмалеванную, попросту измышленную жизнь – для правдивой, изученной и воспроизведенной художником действительности. Он приучил к художественной правде и показал, как ее находить в неподкрашенной, непосредственной действительности и как богата сюжетами для творчества эта обыденная, человеческая жизнь. Он – родоначальник здорового, не отрицающего эстетизма реального направления, учитель и вдохновитель наших лучших поэтов, литераторов и художников. Вот одно из свидетельств о том известного романиста И. А. Гончарова: «Первым прямым учителем моим, – говорит Гончаров, – в развитии гуманитета, вообще в нравственной сфере был Карамзин, а в деле поэзии мне и моим сверстникам, 15–16-летним юношам, приходилось питаться Державиным, Дмитриевым, Озеровым, даже Херасковым, которого в школе выдавали тоже за поэта. И вдруг Пушкин! Я узнал его с Онегина, который выходил тогда периодически, отдельными главами: Боже мой! Какой свет, какая волшебная даль открылась вдруг – и какие правды – и поэзии, и вообще жизни, притом современной, понятной, хлынули из этого источника, и с каким блеском, в каких звуках! Какая школа изящества, вкуса, для впечатлительной натуры!» «Пушкин, – говорит Гончаров в другом месте, – был наш учитель и я воспитался, так сказать, его поэзией. Лермонтов весь, как старший сын в отца, вылился в Пушкина. Гоголь объективностью своих образов обязан Пушкину же». Знаменитый наш драматург А. Н. Островский засвидетельствовал, что «Пушкиным восхищались и умнели, восхищаются и умнеют». Гений Пушкина вызвал к новой жизни и русское искусство. Не его ли образы, не его ли мир видений и грез дали нам Глинку, Даргомыжского, Рубинштейна, Чайковского? Поэтические образы Пушкина начинают пробиваться также в область ваяния и живописи.

«Никто из поэтов наших, – говорит Гоголь, – не выше Пушкина и не может более назваться национальным: это право решительно принадлежит ему». И, в самом деле, как могуче сказывается гений поэта в картинах родной природы, в так памятных всем блестящих описаниях времен года и как еще выше и величественнее выражается он в создании характеров, в воспроизведенных поэтом типах русского народа! Пушкинская Татьяна – что может быть лучше и прекраснее этого поэтического образа! Как этот образ понятен и дорог нам! Понятен также и Онегин, этот москвич в Чайльд-Гарольдовском плаще, натура, без сомнения, интеллигентная и элегантная, но обретающаяся в вечно «пустом кипении», жертва заблуждений и неугомонных страстей. Раньше «Евгения Онегина», еще в «Кавказском Пленнике», «Цыганах» и «Галубе» Пушкин первый с необычайною силою и страстностью выразил всегдашнюю непримиримую противоположность культурного и первобытного человека. Пленник – первообраз Алеко, Евгения Онегина, Печорина. И эта тема сделалась одним из главных мотивов последующей русской литературы. Ее после раскрывали Лермонтов, Гончаров, Тургенев, Достоевский, гр. Л. Толстой и др.

О чем жалеть? – говорит Алеко Земфире, изображая жизнь культурного человека, от которой он бежал:

Когда бы ты воображала

Неволю душных городов!

Там люди в кучах, за оградой

Не дышат утренней прохладой,

Ни вешним запахом лугов,

Любви стыдятся, мысли гонят,

Торгуют волею своей,

Главы пред идолами клонят

И просят денег да цепей.

Что бросил я? Измен волненье,

Толпы безумное гоненье

Или блистательный позор.

Как грандиозен, как могуч и вместе как ясен под кистью поэта величественный образ Петра I! Какое глубокое понимание этой богатырской личности! С одной стороны это – страшный, титанический представитель брани и воинских доблестей, с другой – в том же образе видим милосердие, великодушие, прощение врагу (второе–в известном стихотворении 1835 г.: «Над Невою резво вьются Флаги пестрые судов. »).

Что пирует царь великий

В Петербурге – городке?

Отчего пальба и клики,

Озарен ли честью новой

Русский штык иль русский флаг?

Побежден ли швед суровый?

Мира ль просит грозный враг?

Нет, он с подданным мирится;

Чашу пенит с ним одну;

И в чело его целует,

Светел сердцем и лицом;

И прощенье торжествует,

Как победу над врагом.

Как глубоко нарисовал поэт образ Годунова в своей драматической хронике, где все от царя до отшельника-летописца носит на себе, печать глубокого понимания жизни народа и теплого сочувствия к ней! Как симпатичны и вместе глубоко художественно воспроизведены типы коменданта Белогорской крепостцы Миронова с его женою, дочерью и помощником; не менее удачно освещен и образ Пугачева с его свитой и волнующейся массой. Указанные нами, равно и другие, созданные гением Пушкина типы (Белкина, Дубровского отца) имеют важное историческое значение, как образцы своего времени, наглядно знакомящие с характером эпохи. Нужно ли указывать сказочные типы, созданные поэтом и на которых воспитывается наша детская впечатлительность? Сказки Пушкина имеют именно воспитывающее значение: они пробуждают в юных сердцах любовь к своему отечеству и народу, Царю и Церкви. Слушая сказки Пушкина, в которых так задушевно и любовно изображаются простые, но здравые верования народа и так привлекательно выводятся прекрасные качества его характера, каждый с детства приобщается мировоззрению и чувствам своего народа.

Пушкин дал образцы всему разнообразию словесности: лирике, драме, роману, сатире, критике, журнализму. Он – величайший народно-русский поэт, – народный не в смысле того или другого сословия (хотя и в этом отношении поэзия его обнимала собою все сословия: и дворянство, и духовенство, и купечество, и мещанство, и крестьянство), не в смысле той или другой тенденции, но в наиболее широком смысле слова «народность». Он угадал душу русского человека, его умственный склад, истинный колорит его исторических эпох, и дал нам выражение этих народных тайн в формах превосходных и чисто-национальных. У Пушкина народность стала самой стихией его поэзии, бывшей в тоже время первым фактом реализма, изучением действительности, верным изображением жизни.

Пушкин украсил, возвысил и прославил нашу народность, он заставил не только своих, но и чужих полюбить наш язык и литературу. Произведения его сделались известны и популярны и среди западно-европейских народов. Там его переводили и изучали с небывалым дотоле интересом. И это от того, что его гений возвел типические особенности народного духа в высшую форму искусства. Эта высокая художественность давала Пушкину средство обнимать своим взором и сочувствовать и чужой жизни. Фантастические образы цветистой поэзии востока, ясная прелесть классической формы, суровая поэзия Данте, дышащая негой и страстью жизнь испанца, глубоко задуманные и вполне законченные характеры Шекспира, родные нам звуки и мотивы славянских песен, – все это было достоянием поэзии Пушкина, все это прошло чрез горнило его поэтического гения и вылилось в образах и звуках полных глубокой прелести и выразительности.

Словом, то, что представляет собою для Италии Данте, для Испании Сервантес, для Португалии Камоэнс, что для Англии Шекспир и Байрон, для Германии Гете и Шиллер, для Франции Мольер и Виктор Гюго, т. е. то, что другие народы в своих национальных литературах считают каждый у себя самым великим, для нас составляет Пушкин, высший и самый полный представитель русского гения в области поэтического творчества.

Но одни хотя бы и гениальные природные дарования не сделали бы Пушкина тем, чем он стал для русской литературы. Величие его, по крайней мере, столько же обусловлено его необыкновенным трудолюбием и умелой энергией в работе, сколько и его природными дарованиями.

Поэзия была для Пушкина не праздною забавою, а делом жизни, которому отдавал он свои лучшие силы и для которого работал неутомимо. С громадным поэтическим талантом Пушкин соединял почти небывалое у нас по широте своей литературное образование. Еще 10–11-летним мальчиком он прочитывает французских писателей XVII и XVIII веков. В Лицее с особенною охотою занимается историей. В лицейском стихотворении «Городок» (1814) 15-летний Пушкин перечисляет многих иностранных и русских поэтов и писателей, которых он читал. Тут и Вольтер, и Грей, Томсон, Виланд, Тасс, Ариост, Гомер, Вергилий, Анакреон, Расин, Мольер, Жан-Жак Руссо, Жанлис, Лафонтен, Вержье, Парни, Грекор, Шамфор, Шолье, Грессе. Тут и русские: Ломоносов, Державин, Дмитриев, Крылов, Карамзин, Батюшков, Жуковский.

И в молодости Пушкина сквозь видимое легкомыслие и беззаветную веселость проглядывают серьезное настроение и строгий взгляд на жизнь. Например, глубокие ноты слышатся в 2-м послании к Дельвигу (1817):

О, милый друг, и мне богини песнопенья

Еще в младенческую грудь

Влияли искру вдохновенья

И тайный указали путь.

Я мирных звуков наслажденья

Младенцем чувствовать умел,

И лира стала мой удел.

Но где же вы, минуты упоенья,

Неизъяснимый сердца жар,

Одушевленный труд и слезы вдохновенья?

Как дым исчез мой легкий дар!

Нет, нет, ни счастием, ни славой,

Ни гордой жаждою похвал

А в лицейскую годовщину 1825 года, Пушкин сказал:

Служенье муз не терпит суеты:

Прекрасное должно быть величаво;

Но юность нам советует лукаво,

И шумные нас радуют мечты.

Опомнимся – но поздно! и уныло

Глядим назад, следов не видя там.

Пора, пора! душевных наших мук

Не стоит мир; оставим заблужденья!

Сокроем жизнь под сень уединенья!

Во вдохновенных строках этого стихотворения слышится недовольство поэта своими страстными и суетными увлечениями, жажда тишины и покоя и сознание важного и чистого значения своего поэтического дара.

В лицее Пушкин никогда не был праздным, – с удивительною легкостью и быстротой усваивал он себе все, что по-видимому бегло читал или слышал, всякое приобретение ума или памяти. «Ни одно чтение, ни один разговор, ни одна минута размышления, – говорит Плетнев, – не пропадали для него на целую жизнь». Оттого-то, при видимой лености и невнимательности к классным урокам, он, по словам того же писателя, из преподавания своих профессоров выносил более нежели товарищи, и уже в лицее овладел обширным запасом преимущественно историко-литературных сведений. В лицейских стихотворениях его невольно бросается в глаза знакомство его с древним миром, с его литературой и мифологией.

По выходе из лицея Пушкин посреди шумных развлечений столицы не переставал читать и учиться: развитие его души и таланта шло с усиленной быстротой, и в конце 1819 года, 20 лет от роду, он уже сам сознавал в себе нового человека. Это прекрасно выразил он в пьесе «Возрождение», где сравнивает себя с картиной мастера, над которой какой-то бездарный живописец намалевал было новое изображение.

Художник-варвар кистью сонной

Картину гения чернит

И свой рисунок беззаконный

Над ней бессмысленно чертит.

Но краски чуждые, с летами,

Спадают ветхой чешуей;

Созданье гения пред нами

Выходит с прежней красотой.

Так исчезают заблужденья

С измученной души моей,

И возникают в ней виденья

Первоначальных, чистых дней.

Известный собиратель «Материалов для биографии А. С. Пушкина», П. В. Анненков говорит: Друзья поэта единогласно свидетельствуют, что, за исключением двух первых годов его жизни в свете, никто так не трудился над дальнейшим своим образованием, как Пушкин. Он сам, несколько позднее, с упреком говорил о современных ему литераторах: «Мало у нас писателей, которые бы учились; большая часть только разучиваются». Если бы нам не передали люди, коротко знавшие Пушкина, его обычной деятельности мысли, его многоразличных чтений и всегдашних умственных занятий, то черновые тетради поэта открыли бы нам тайну и помимо их свидетельства. Исполненные заметок, мыслей, выписок из иностранных писателей, они представляют самую верную картину его уединенного, кабинетного труда. Рядом со строками для памяти и будущих соображений, стоят в них начатые стихотворения, конченные в другом месте, перерванные отрывками из поэм и черновыми письмами к друзьям. С первого раза останавливают тут внимание сильные помарки в стихах, даже таких, которые, в окончательном своем виде, походят на живую импровизацию поэта. Почти на каждой странице их присутствуешь, так сказать, в середине самого процесса творчества, и видишь, как долго, неослабно держалось поэтическое вдохновение, однажды возбужденное в душе художника; оно несколько не охладевало, не рассеивалось и не слабело в частом осмотре и поправке произведения. Прибавьте к этому еще рисунки пером, которые обыкновенно повторяют содержание написанной пьесы, воспроизводя ее, таким образом, вдвойне.

Невольное удаление Пушкина из Петербурга в 1820 г. было весьма плодотворно и для поэзии его и для нравственного перерождения. В промежуток времени от 1820 по 1826 г. проведенный им на Кавказе, в Крыму, Кишиневе, Одессе и, наконец, в псковской деревне, он понял и размеры своего таланта, и важность своего призвания. А наглядное знакомство с живописной природой юга России, с разнохарактерными племенами ее и с провинциальным обществом должно было дать новый сильный толчок и так уже далеко опередившему годы развитию Пушкина. Увлекшись гением Байрона, он серьезно принялся за изучение английского языка. В Кишиневе, несмотря на множество случаев к рассеянной жизни, он находил время для серьезных занятий. Товарищ его Липранди свидетельствует, что Пушкин в Кишиневе постоянно искал случаев обогатить себя познаниями. Запальчивый и резкий, особенно в спорах, «он смирялся, когда шел разговор о каких-либо науках, в особенности географии и истории, и легким, ловким спором как бы вызывал противника на обогащение себя сведениями. Смеющийся в избытке непринужденной веселости и вдруг неожиданно переходящий к думе, возбуждающей участие, – такое впечатление производил Пушкин на современников, близко его знавших». Военный кружок, в котором вращался Пушкин в Бессарабии, был весьма разнообразен: кроме товарищей кутежа и игроков в карты, поэт находил между офицерами и людей дельных, просвещенных, с которыми вел серьезные беседы и споры. Такими людьми были, например, Раевский, Вельтман, Охотников, Липранди. У последнего часто собирались названные лица и другие его знакомые; на этих вечерних собраниях не было ни карт, ни танцев, а шли беседы и споры, и обыкновенно о серьезных предметах; Пушкин принимал в них очень деятельное участие. Липранди рассказывает, что Пушкин неоднократно, после таких споров, на другой или третий день брал у него книги, касавшаяся до предмета, о котором шла речь.

Самообразованием, чтением поэт поправлял в Кишиневе недостатки своего лицейского воспитания. О своих серьезных занятиях он сам говорит в послании Чаадаеву (1821). Вспомнив о Петербурге, где оставил шумный круг безумцев молодых, он продолжает:

Сети разорвав, где бился я в плену,

Для сердца новую вкушаю тишину.

В уединении мой своенравный гений

Познал и тихий труд, и жажду размышлений;

Владею днем моим; с порядком дружен ум;

Учусь удерживать вниманье долгих дум;

Ищу вознаградить в объятиях свободы

Мятежной младостью утраченные годы,

И в просвещеньи стать с веком наравне.

Пушкин много читал особенно в первую половину своей жизни в Кишиневе. Книги брал генерала Инзова, Орлова, Пущина, Липранди. Так, у последнего он брал Овидия, которому посвятил большую, прекрасную элегию, Валерия Флакка, Страбона и другие книги, особенно относящиеся к истории и географии. Читал и русские летописи: на это указывает сочинение им в 1822 г. «Песни о вещем Олеге».

В 1821 г. Пушкин начал свою автобиографию, которою и продолжал заниматься несколько лет сряду (от нее сохранились лишь незначительные остатки). К 1822 году относятся весьма интересные и для печати собственно не предназначавшиеся «Исторические замечания» Пушкина. В них он еще задолго до расцвета славянофильского учения высказал одно из важнейших и справедливых положений о значении православия в исторических судьбах славян. «Греческое исповедание, – говорит Пушкин, – отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер». Вот еще изложенные здесь же мысли Пушкина о значении духовенства в России и о важности духовного образования. «В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических. Там оно, признавая главою своею папу, составляло особое общество, независимое от гражданских законов, и вечно полагало суеверные преграды просвещению. У нас, напротив, завися, как и все прочие состояния, от единой власти, но огражденное святыней религии, оно всегда было посредником между народом и государем, как между человеком и божеством. Мы обязаны монахам нашей историей, следственно и просвещением». «Духовенство, – говорит Пушкин в другом месте («Мысли на дороге», 1834),– пощаженное удивительною сметливостью татар, одно, в течение двух мрачных столетий, питало искры бледной византийской образованности. В безмолвии келий иноки вели свои беспрерывные летописи; архиереи в посланиях своих беседовали с князьями и боярами в тяжкие времена искушений и безнадежности». Говоря о недостатках народного просвещения, Пушкин в «Исторических замечаниях» высказал следующее: «Семинарии пришли в совершенный упадок. Многие деревни нуждаются в священниках. Бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает у них самую возможность заниматься важною своею должностью». «Церковь и при ней школа, – говорит Пушкин в другом месте, – полезнее колонны с орлом и длинною надписью, которой безграмотный мужик наш долго не разберет» (отрывки из дневника).

В Одессе Пушкин продолжал серьезно заниматься чтением, принялся за изучение итальянского и испанского языков. Начал основательно знакомиться с Шекспиром, читал Гете. Много денег тратил он на приобретение книг: в это время у него возникло стремление к собиранию библиотеки. Особенно занимала его тогда литературная критика.

В сельце Михайловском Пушкин продолжал настойчиво и усидчиво свое самообразование, начатое еще на юге. Главное средство к этому – чтение поэта в Михайловском было и серьезно и разнообразно, как показывают списки книг, о высылке которых из Петербурга просил он в письмах своего брата. Тут значатся, между прочим, Вальтер Скотт, Жизнь Емельяна Пугачева, Дон Жуан с 6-й песни, Собрание образцовых русских сочинений и переводов в стихах и прозе (12 частей, СПБ. 1822–24 гг.). Schlegel, Dramaturgie и т. д. Занятиям Пушкина много помогала библиотека соседнего села Тригорского, в которой имелись, например, старинные издания русских авторов (Сумарокова, Лукина и др.), «Ежемесячные сочинения», журнал Миллера, «Российский театр», обширное собрание театральных пьес прошлого столетия, первое издание «Деяний Петра Великого» Голикова.

С особенным вниманием и любовью изучал Пушкин в Михайловском историю Карамзина, Шекспира и наши летописи, и на этих основах: на изучении творчества Шекспира, исторических воззрений Карамзина и миросозерцании наших летописцев создал он в 1825 г. своего «Бориса Годунова». «Изучение Шекспира, Карамзина и старых наших летописей, – говорит Пушкин в своих заметках о Борисе Годунове, составленных около 1830 г., – дало мне мысль облечь в формы драматические одну из самых драматических эпох новейшей истории. Я писал в строгом уединении, не смущаемый никаким чуждым влиянием. Шекспиру подражал я в его вольном и широком изображении характеров, в необыкновенном составлении типов и простоте; Карамзину следовал я в светлом развитии происшествий, в летописях старался угадать образ мыслей и язык тогдашнего времени. Источники богатые! Успел ли ими воспользоваться – не знаю. По крайней мере, труды мои были ревностны и добросовестны».

Так, Пушкин неутомимо работал, постоянно читал, изучал свои источники, делал выписки, заметки и т д. «Без постоянного труда нет истинно великого», – сказал сам поэт. Много времени и труда употребил он на собирание материалов для истории пугачевского бунта и для истории Петра Великого. Поэтическое творчество Пушкина стояло в тесной связи с его учеными занятиями. Как драма «Борис Годунов» основана на историческом изучении эпохи и на изучении сочинений Шекспира, так повесть «Капитанская дочка» стоит в тесной связи с «Историей пугачевского бунта» и т. д. Пушкин своим художественным чутьем ясно понимал, что поэтическое творчество только тогда может быть плодотворным, когда под ним есть научная почва…

И с какою любовью, с каким увлечением отдавался наш поэт любимому труду! Между антологическими стихотворениями его от 1830 года есть одно, под заглавием «Труд», в котором Пушкин выражает то чувство грусти, которое овладевает им по окончании труда, к которому он привязался всей душой, в котором находил так много прелести и наслаждения:

Миг вожделенный настал. Окончен мой труд многолетний.

Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?

Или, свой подвиг свершив я стою, как поденщик ненужный,

Плату приявший свою, чуждый работе другой?

Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,

Друга Авроры златой, друга пенатов святых?

Пушкин, с ранней юности «любивший свет и толпу», сумел однако хорошо оценить освежающее влияние «строгого уединения».

Я знал и труд и вдохновенье,

И сладостно мне было жарких дум

В уединении Пушкин как бы перерождался:

Оракулы веков! Здесь вопрошаю вас.

В уединеньи величавом

Слышнее ваш отрадный глас:

Он гонит лени сон угрюмый.

К трудам рождает жар во мне,

И ваши творческие думы

В душевной зреют глубине.

Остановлюсь еще на одной стороне личности Пушкина – религиозной его настроенности.

Легкое направление поэзии его в первую эпоху и некоторые стихи, в которых он, под влиянием Вольтера и других писателей XVIII века принес дань юношеским увлечениям, были причиною, что на Пушкина стали смотреть как на вольнодумца и безбожника. Эта репутация и доселе держится отчасти. Между тем, внимательное изучение произведений Пушкина открывает, что и в ранней его молодости под видимым легкомыслием и беззаветною веселостью таилось серьезное настроение и строгий взгляд на жизнь. «Душа человека, – читаем в статье «Анекдот о Байроне», – есть недоступное хранилище его помыслов, если сам он таит их, то ни коварный глаз неприязни, ни предупредительный взор дружбы не могут проникнуть в сие хранилище. И как судить о свойствах и образе мыслей человека по наружным его действиям? Он может по произволу надевать на себя притворную личину порочности, как и добродетели. Часто, по какому-либо своенравному убеждению ума своего, он может выставлять на позор толпе не самую лучшую сторону своего нравственного бытия; часто может бросать пыль в глаза одними своими странностями». Пушкин, как и Лермонтов, отличался этою особенностью гениальных людей – желанием выставлять на вид свои дурные стороны.

Припомним, что Пушкин-лицеист на выпускном экзамене 9 июня 1817 года читал свое стихотворение под заглавием: «Безверие». Здесь выражается серьезный взгляд юноши-поэта на веру.

Тогда (при разлуке с миром), беседуя с оставленной душой,

О, вера, ты стоишь у двери гробовой!

Ты ночь могильную ей тихо освещаешь

И, ободренную, с надеждой отпускаешь.

Но, други, пережить ужаснее друзей.

Лишь вера в тишине отрадою своей

Живит унылый дух и сердца ожиданье:

«Настанет, – говорит, – назначено свиданье».

Безверие изображается мрачными красками: оно

По жизненной стезе, во мраке, вождь унылый,

Влечет несчастного до хладных врат могилы!

Заметим, что во всегдашней искренности не отказывали Пушкину даже и враги его! В глубине души его смолоду теплилось религиозное чувство. Уклонения его в противоположную сторону были не более как либо мимолетные сомнения, либо юношеские шалости, в которых он в позднейшие годы горько раскаивался.

Могут указать на известное стихотворение его, полное отчаяния «26 мая 1828»:

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль зачем судьбою тайной

Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью

Из ничтожества воззвал,

Душу мне наполнил страстью,

Ум сомненьем взволновал.

Цели нет передо мною,

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум.

Но этому стихотворению могут быть противопоставлены его же стансы (1830), посвященные митрополиту Московскому Филарету, свидетельствующее, до какой высоты может возвышаться он как христианский поэт:

В часы забав иль праздной скуки,

Бывало, лире я моей

Вверял изнеженные звуки

Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой

Невольно звон я прерывал,

Когда твой голос величавый

Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,

И ранам совести моей

Твоих речей благоуханных

Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной

Мне руку простираешь ты,

И силой кроткой и любовной

Смиряешь буйные мечты.

Твоим огнем душа палима,

Отвергла мрак земных сует,

И внемлет арфе серафима

Здесь же можно вспомнить и более ранние, менее известные, но также замечательные стихи его:

Ты, сердцу непонятый мрак,

Приют отчаянья слепого,

Ничтожество, пустой призрак,

Не жажду твоего покрова!

Мечтанье жизни разлюбя,

Счастливых дней не знав от века,

Я все не верую в тебя.

Ты чужд мысли человека,

Тебя страшится гордый ум.

Но, улетев в миры иные,

Ужели с ризой гробовой

Все чувства брошу я земные

И чужд мне станет мир земной!

Религиозное чувство жило в нем с юных лет и с годами становилось все теплее, и явственнее отражалось в его трудах. В 1826 г. в сельце Михайловском, в стихотворении «Пророк» он высказал, как высоки были его требования от поэта:

Бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею Моей,

И обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей!»

Религиозное настроение, овладевшее Пушкиным в последние годы его жизни, проявилось в нескольких его произведениях, каковы: «Странник» (1834, – начало поэмы, представляющей переложение с английского; странник после сильной борьбы с привязанностью к своей семье и, не взирая на мольбы своих близких, оставляет все, чтобы вступить на «узкий пусть спасенья»), «Молитва» (переложение в стихотворную форму начала молитвы преп. Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему»), «Подражание итальянскому» (1836, о предателе Иуде) и др. Что это было прочное, устойчивое настроение в Пушкине за эти годы, доказательства сему представляют черновые рукописи поэта. «Они, – говорит Анненков, – нам свидетельствуют, что Пушкин прилежно изучал повествования Четьи-Минеи и Пролога (эти книги читал он и раньше, в с. Михайловском)». Между прочим, он выписал из Пролога одно сказание, имеющее сходство с указанным его стихотворением «Странник». «Вложи (диавол) убо ему мысль о родителях, яко жалостию сокрушатися сердцу его, воспоминающи велию отца и матере любовь, юже к нему имеша. И глаголаше ему помысл: что ныне творят родители твои без тебя, колико многую имут скорбь и тугу и плач о тебе, яко не ведающим им отшел еси. Отец плачет, мать рыдает, братия сетуют, сродницы и ближнии жалеют по тебе и весь дом отца твоего в печали есть, тебе ради. Еще же воспоминаше ему лукавый богатство и славу родителей, и честь братий его, и различныя мирския суетствия во ум его привождаше. День же и нощь непрестанно таковыми помыслами смущаше его яко уже изнемощи ему телом, и еле живу быти. Ово бо от великаго воздержания и иноческих подвигов, ово же от смущения помыслов изсше яко скудель крепость его и плоть его бе яко трость ветром колеблема». В другой раз Пушкин переложил на простой язык повествование Пролога о житии преподобного Саввы игумена. Переложение это сохраняется в его бумагах под следующим заглавием: «Декабря 3. Преставление Преподобного отца нашего Саввы, Игумена Святые обители Пре святой Богородицы, что на Сторожех, нового Чудотворца (Из Пролога)».

В «Современнике» 1836 года Пушкин поместил свои отзывы о книгах протоиерея И. Григоровича: «Собрание сочинений преосв. Георгия Конисского, с его жизнеописанием и портретом», 2 части. СПБ. 1835 и князя Эристова: «Словарь исторический о святых, прославленных в российской церкви», СПБ. 1835. Отзыв Пушкина об архиеп. Георгии Конисском весьма сочувственный. «Георгий есть один из самых достопамятных мужей минувшего столетия. После присоединения Белоруссии, Георгий мог спокойно посвятить себя на управление своею епархией. Просвещение духовенства, ему подвластного, было главною его заботою. Он учреждал училища, беспрестанно поучал свою паству, а часы досуга посвящал ученым занятиям. Проповеди Георгия просты, и даже несколько грубы, как поучения старцев первоначальных; но их искренность увлекательна. Протоиерей И. Григорович, издав сочинения великого архиепископа Белоруссии, оказал обществу великую услугу». По поводу книги князя Эристова Пушкин пишет: «Издатель «Словаря о святых» оказал важную услугу истории. Между тем, книга его имеет и общую занимательность: есть люди, не имеющие никакого понятия о житии того св. угодника, чье имя носят от купели до могилы, и чью память празднуют ежегодно. Не дозволяя себе никакой укоризны, не можем, по крайней мере, не дивиться крайнему их нелюбопытству.

«Друзья поэта, – говорит Анненков, – утверждают, что в последнее время он находил неистощимое наслаждение в чтении Евангелия и многие молитвы, казавшиеся ему наиболее исполненными высокой поэзии, заучивал наизусть». «Есть книга, – говорит Пушкин в 1836 г. в своем отзыве о сочинении Сильвио Пеллико «Об обязанностях человека», – коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира: из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного: книга сия называется Евангелием – и такова ее вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром, или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению, и погружаемся духом в ее божественное красноречие».

В «Северном Вестнике» за 1893–1897 гг. печатались весьма любопытные «Записки А. О. Смирновой», в которых центральное место отведено Пушкину. Фрейлина Императрицы, Александра Осиповна Россети, в замужестве Смирнова († 1882 г.), по словам кн. Вяземского, могла бы прослыть «академиком в чепце». Сведения ее были разнообразные, чтения поучительные и серьезные, впрочем, не в ущерб романам и газетам. Даже богословские вопросы, богословские прения были для нее заманчивы. Профессор духовной академии мог быть не лишним в дамском кабинете ее, как и дипломат, как Пушкин или Гоголь, как гвардейский любезник, молодой лев петербургских салонов. Она выходила иногда в приемную комнату, где ожидали ее светские посетители, после урока греческого языка, на котором хотела изучить восточное богослужение и святых отцов. Известно, что Пушкин убеждал Смирнову записывать все, что ей придется увидеть и услышать замечательного и подарил ей для этого альбом, в который вписал известное стихотворение «В альбом А. О. Россети, 16 марта 1832»:

В тревоге пестрой и бесплодной

Большого света и двора

Я сохранила взор холодный,

Простое сердце, ум свободный

И правды пламень благородный,

И как дитя была добра.

Смеялась над толпою вздорной,

Судила здраво и светло,

И шутки злости самой черной

Писала прямо на бело.

В «Записках А. О. Смирновой» Пушкин изображается серьезно верующим и много рассуждающим о религиозных и философских вопросах. Что к подобным известиям можно относиться с доверием, за это говорит как то обстоятельство, что – как известно – Пушкин сам не раз прочитывал записи ее и поправлял их, так и свидетельство Мицкевича, относящееся к эпохе вслед за созданием «Бориса Годунова»: «В разговорах Пушкина, которые становились все более и более серьезными, – говорит Мицкевич, – нередко слышались зачатки его будущих творений. Он любил рассуждать о высоких религиозных и общественных вопросах, о которых и не снилось его соотечественникам». Достоверно известно, что не только в последние годы, но и раньше, в Кишиневе, Одессе и сельце Михайловском Пушкин любил читать Библию. Но вот несколько известий о Пушкине из «Записок А. О. Смирновой». Конечно, известия эти не новы и давно знакомы нам, но в юбилейный день отчего еще раз не вспомнить их. В 1836 г. Пушкин вместе со Смирновыми ездил смотреть картину Брюллова «Распятие». В зале, где была выставлена картина, были поставлены часовые. Это глубоко возмутило Пушкина, как и Смирновых. Смирнова поспорила с мужем, что Пушкин напишет стихотворение на этот случай, потому что, говорила она, когда что-нибудь произведет на него сильное впечатление, ему надо излить его в стихах. Спустя несколько времени, Пушкин у Смирновых прочел свое стихотворение «Когда великое свершалось торжество». «Не могу вам выразить, – сказал при сем поэт, – какое впечатление произвел на меня там этот часовой, я подумал о римских солдатах, которые охраняли гроб и препятствовали его верным ученикам приближаться к нему».

К чему, скажите мне, хранительная стража?

Или распятие – казенная поклажа,

И вы боитеся воров или мышей?

Иль мните важности придать царю царей?

Иль покровительством спасаете могучим

Владыку, тернием венчанного колючим,

Христа, предавшего послушно плоть свою

Бичам мучителей, гвоздям и копию?

Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила

Того, чья казнь весь род Адамов искупила,

II чтоб не потеснить гуляющих господ,

Пускать не велено сюда простой народ?

По поводу этого стихотворения Жуковский сказал нам (пишет Смирнова): «Как Пушкин созрел и как развилось его религиозное чувство; он несравненно более верующий, чем я». Мы запротестовали. «Да, да, я прав, – говорил Жуковский, – это результат всех его размышлений, это не дело одного чувства, его сердце и его разум вместе уверовали, впрочем, он уже в самой первой молодости написал «Пророка»».

В другой раз Барант после одного разговора с Пушкиным сказал Смирновой: «Я и не подозревал, что у него такой религиозный ум, что он так много размышлял над Евангелием». «Религия, – говорил Пушкин в беседе с Хомяковым (по записи А. О. Смирновой), – создала искусство и литературу, все, что было великого с самой глубокой древности: все находится в зависимости от этого религиозного чувства, присущего человеку так же, как и идея красоты вместе с идей добра. Без него не было бы ни философии, ни поэзии, ни нравственности». Невольно припоминаются нам при сем та изумительная сила духа, истинно-христианская кротость и трогательная нежность семьянина, какие Пушкин, конечно, под влиянием живого религиозного чувства, проявил на смертном одре!

Анненков, отметив в «Материалах для биографии Пушкина», что обвенчан он был с Н. Н. Гончаровой февраля 18 дня 1831 года, в Москве, в церкви Старого Вознесенья, в среду, и что день его рождения был в самый праздник Вознесения Господня, продолжает: «Обстоятельство это Пушкин не приписывал одной случайности. Важнейшие события его жизни, по собственному его признанию, все совпадали с днем Вознесенья. Незадолго до смерти, он задумчиво рассказывал об этом одному из своих друзей и передал ему твердое свое намерение выстроить, со временем, в сельце Михайловском, церковь во имя Вознесения Господня. Упоминая о таинственной связи всей своей жизни с одним великим днем духовного торжества, он прибавил: «Ты понимаешь, что все это произошло недаром и не может быть делом одного случая».

Примечательно, что и столетний юбилей А. С. Пушкина падает на канун праздника Вознесения Господня.

Эти совпадения и желание самого Пушкина построить в сельце Михайловском церковь во имя Вознесения Господня подали некоторым нашим публицистам прекрасную мысль, к которой нельзя не присоединиться от всей души, – ознаменовать столетний юбилей Пушкина, кроме монументов и различных благотворительных и просветительных учреждений построением (прибавим от себя – именно в сельце Михайловском, которое ныне приобретено правительством у наследников Пушкина) церкви во имя Вознесения Господня. Сооружение монументов имеет значение для мирской, человеческой славы величайшего русского поэта. Построение же храма Божия и постоянное возношение в нем молитв о Пушкине будет полезно и благоплодно для вечной его славы, для спасения его души.

Речь, произнесенная в торжественном собрании в честь А. С. Пушкина в Московской Духовной Академии 26-го мая.

Рифме Пушкин посвятил несколько прекрасных стихотворений. Вот одно от 1828 г.:

Рифма – звучная подруга

Ах, ужель ты улетела,

Твой привычный, звучный лепет,

Усмирял сердечный трепет,

Усыплял мою печаль!

Ты ласкалась, ты манила,

В очарованную даль!

Ты, бывало, мне внимала,

За мечтой моей бежала,

Как послушное дитя,

То – свободна и ревнива,

Своенравна и ленива –

С нею спорила шутя.

В майской книжке «Мира Божия» (1899) напечатана впервые на русском языке статья Мицкевича о Пушкине, первоначально появившаяся в 1837 г во французском журнале «Globe». «Ни одной стране, – говорит Мицкевич в заключении своей статьи, – не суждено более чем один раз произвести человека с такими необыкновенными и в тоже время столь разнообразными дарованиями. Пушкин удивлял слушателей своих живостью, ясностью и тонкостью ума. Он обладал феноменальною памятью, строгою логичностью суждений и утонченным вкусом».

Под ними сам Пушкин разумел 18 стихотворений разнообразного содержания (по собственноручной пометке Пушкина «18-я сербская: Сказка о рыбаке и рыбке». На самом деле это – переделка – и очень близкая – русской народной сказки. Но Пушкину, быть может, известна была и сербская того же содержания). Название «песни западных славян» не совсем точно. Точнее это «песни южных или юго-восточных славян: сербские, хорватские, черногорские, боснийские и герцеговинские («западными же славянами принято называть чехов, словаков, поляков и лужичан). Впервые напечатаны в «Библиотеке для чтения» 1835, Сепковского, которым вероятно и придано это неточное обозначение. С 1814 г. стала выходить «Народна сербска песнарица» Вука Стефановича Караджича (все издание из 6 томов, закопченное в 1866 г. носит название «Сербские народные песни»). Сербские песни в этом издании произвели большое впечатление, особенно в учено-литературном мире Германии Яков Грим в увлечении своем высказывал, что отныне Европа станет учиться по-сербски, чтобы наслаждаться прекрасной поэзией. В 1819 г. В. Караджич приезжал в Россию, был избран членом общества любителей российской словесности, получил от императора Николая ежегодную пенсию. Иенский университет возвел его в 1828 г. в степень почетного доктора философии. Копитар в своей рецензии сборника сравнивал эпос сербский с эпосом Гомера, перевел несколько песен на немецкий язык и приложил их к своей рецензии. В. Гумбольдт чрез Копитара получил выдержки сербской грамматики Мушицкого, а для Гете Мушицкий переводил «Песнарицу» В. Караджича на немецкий язык. Я Гримм приветствовал каждый том ее статьями в «Геттингенском ученом указателе», где также сравнивал сербские песни с Гомеровым эпосом. (Подробнее – у Пыпина «Первые слухи о сербской народной поэзии» в «Вести Европы» 1876, № 12 и Пл. Кулаковского «Вук Караджич», М., 1882). В 1827 г. появилось издание Проспера Мериме: «La Guzla оu le choix de poesies illyriques recueillies dans la Dalmatie, la Bosnie, la Croatie et l` Herzegovine» («Гусли, или выбор песен иллирийских, собранных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине»). Это – не первая уже мистификация Мериме, т. е. песни составлены и притом в прозаическом изложении самим Мериме на основании изучения различных источников, каковы, книга аббата Фортиса «Viaggio in Dalmazia», 1874 («Путешествие по Далмации»), может быть изустные рассказы славянских путешественников и эмигрантов, собственное изучение народной поэзии славян и т. д. Свою мистификацию сам Мериме два раза раскрывал первый раз в письме к Соболевскому от 18 января 1835 г. (Соболевский, хорошо знакомый с Мериме, по просьбе Пушкина, обращался к нему с вопросом о происхождении или «изобретении странных сих песен») и второй раз в 2-м издании своих «Гуслей» (1840 г. Сербская поэзия привлекла внимание Пушкина, и получив в руки сборник сербских песен В. Караджича, наш поэт перевел из него в стихах несколько песен («Соловей», «Сестра и братья», начало «Жалостной песни о благородной жене Ассана-Аги») и сам составил, две песни «О Георгии Черном» и «Воеводе Милоше». И из книги Мериме Пушкин переложил в стихи несколько сербских песен, одни в форме рифмованного тонического стиха («Бонапарт и Черногорцы», «Вурдалак», «Конь», «Похоронная песня Маглановича»), другие в формах народной эпической поэзии («Видение короля», «Янко Марнавич», «Битва у Зеницы Великой», «Феодор и Елена», «Влах в Венеции», «Гайдук Хризич», «Марко Якубович»). Заметим, что английские и немецкие писатели (например, Боуринг и Гергарт) также переводили пьесы из «Гуслей» Мериме, даже не сомневаясь в их подлинности – Пушкин, как известно, один из первых на Руси занимался собиранием русских народных песен. П. В. Киреевский в предисловии к своему «Собранию народных песен» говорит, что Пушкин еще в самом начале его предприятия доставил ему замечательную тетрадь песен, собранных им в псковской губернии. Пушкин собирал также песни о Стеньке Разине.

По другому варианту последняя строфа стансов читается так:

Твоим огнем душа согрета.

Отвергла мрак земных сует.

И внемлет арфе Филарета

В священном ужасе поэт.

Источник: Воскресенский Г.А. Величие Пушкина как поэта и человека: Речь в торжественном собрании в честь Александра Сергеевича Пушкина // Богословский вестник. – 1899. – Февр. – С. 212–238.

Источник