неугасимая лампада что это такое
Что такое неугасимая лампада?
Светильник, который используется в христианском богослужении, стали называть лампадой. Впервые они использовались христианами во времена, когда безопасных мест для проживания и богослужения было мало. Для того чтобы осветить пещеру или дом для проведения богослужения использовались специальные лампы, которые в дальнейшем стали важной частью праздничного убранства храма в христианстве. Неугасимая лампада – вариант исполнения лампады, которая устанавливается перед особо чтимой святыней. Символическое значение – вечный огонь веры в Христа, который разгоняет нависающую тьму зла и неверия. В узком смысле лампада представляет собой большой переносной светильник, который выносит священник или диакон во время входов литургии. Проводят использование этого изделия при архиерейской службе.
Появление неугасимой лампады в христианстве
История появление восходит к времени Ветхого Завета. Господь Бог заповедовал пророку Моисею устроить Ему в скинии светильник. Неугасимая лампада горит на протяжении длительного времени.
Для долгого горения светильник использовать пластиковые вазы и другие подобные изделия нецелесообразно, так как используемый материал при изготовлении реагирует на воздействие высокой температуры. Лампада изготавливается из металла, который может выдерживать воздействие высоких температур на протяжении всего времени горения огня.
Возле православных икон часто можно встретить пластиковые вазы для свечек по причине их невысокой стоимости.
В доме можно использовать одну или несколько лампад. Существует традиция зажигать и оставлять негасимые лампады на момент отсутствия хозяев дома, которые горят все время. Но в современном мире обеспечить безопасность дома с постоянным горением огня нельзя. Поэтому традиция постепенно уходит.
Погребальный набор также может иметь этот атрибут христианской веры. Некоторые устанавливают свечки в обычные вазы, другие используют это красивое изделие.
Современные верующие люди говорят о том, что зажженная лампада проводить очищение воздуха от различной скверны. Поэтому в доме, в котором периодически используют ее, царит благодать. Зажигать ее следует от свечки, спичками этого не делают. Купить лампады можно в составе погребального набора или отдельно.
Отдельно время от времени приходится покупать фитилек и лампадное масло. Некоторые рукодельники создают фитилек самостоятельно из бинта.
Неугасимая лампада
Ширяев Б. Н. Неугасимая лампада. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2007. — 432 с. |
Приводим отрывок из книги.
Замшелые, источенные ветрами камни соловецких башенных стен повествуют суровые были об адамантах и смарагдах истового русского благочестия, долгие годы пребывавших в их нерушимом молчании.
Камни много расскажут тому, кто захочет прослушать их беззвучную, бессловесную повесть. Соловецкие камни — книга четырех веков.
Тот, кто сумеет прочесть эту книгу, узнает о многих трудниках, стекавшихся сюда «по воле» и «поневоле» со всех концов святой Руси, чтобы омыть свои души в соловецкой купели. Эти люди были различны, как и камни в стенах. Иные из них грозными громадами давили друг друга. Так и теперь: камни в стенах словно борются между собой, столкнувшись в твердыне стен, борются так же, как боролись меж собой в ушедших веках созидавшие Русь исполины — камни стен ее рухнувшей ныне храмины. Не о них ли хранит в себе память этот нетленный синодик?
Могучий и грозный патриарх Никон был тоже в молодости иноком Анзерской пустыни. Не здесь ли окаменел его непреклонный, непреоборимый дух? И другая громада стародавней кондовой Руси прикатилась сюда. Ее имя и по сей день сохранила мрачная темница в кремлевской стене — Аввакумова щель.
А на полке соловецкого антирелигиозного музея теперь лежит иной, меньший по размерам, но столь же твердый камень. В давние времена он лежал в головах сбитого из неструганых и ничем не покрытых жердей ложа чернеца Филиппа Колычева, инока соловецкого, митрополита Московского царства, столь же грозного и непреклонного, как и сам царь его Иван. На этом камне в часы недолгого монашеского сна покоилась голова, не склонившая свой терновый мученический венец перед державною шапкой Мономаха. Слово святительское стало тогда против царского слова во имя Христовой правды. Стало и победило его в веках.
Не один такой камень лежит в соловецких стенах. Камни-люди громоздили эти валуны, камни-люди в них жили. Камнем был и соловецкий архимандрит, затворивший врата обители перед поправшим предания Древней Руси патриархом. Камнями были и его иноки-воины, десять лет продержавшиеся в затворе против стрельцов патриаршего воеводы Мещеринова. Много здесь побывало и других таких же камней, не оставивших нам своих имен.
Древни, но нетленны сказы соловецких камней, и нет им конца. В ряд с замшелыми камнями ушедших веков теперь становятся новые, времен сущих, текущих, но столь же твердые и непоколебимые.
Одним из таких новых, но столь же несокрушимых, как прежние, камней соловецкой обители духа стал архиепископ, владыка Илларион.
С первого же дня его соловецкого жития имя владыки окуталось легендой силы и славы. Рассказывали, что в недалеком еще тогда прошлом он был послан Синодом на усмирение какого-то кавказского монастыря, охваченного безумием проповеди тоже тогда еще не забытого исступленного фанатика монаха Иллиодора — русского Савонаролы. Монастырь отказался подчиниться Святейшему Синоду и затворился. Применение полицейских мер в этой чисто церковной распре было бы бестактностью. Монастырь не принял молодого еще тогда викария, заперев ворота, и не стал слушать его увещаний. Это не остановило воина Христова. Силою своего мощного слова владыка собрал верующих, пошел крестным ходом на монастырь и взял его приступом, как крепости-монастыри в стародревние времена. В этой легенде было не зерно, а много правды. Позже мне приходилось слышать ее подтверждение из нескольких различных источников. Но в другой легенде о нем, возникшей к концу первого года его пребывания на Соловках, фактической правды совсем не было, но вместе с тем, она крайне интересна и очень ярка для познания этой замечательной личности чисто русского иерарха. В этом плане в ней была своя правда, не фактическая, а внутренняя, как в апокрифе.
Рассказывали, что в Кемь приехал нунций Римского папы с целью использовать трагическое положение православного духовенства ради создания унии. Говорили, что ОГПУ было вынуждено, в силу дипломатических соображений, разрешить ему совещание с заточенными русскими иерархами, которые избрали якобы для переговоров владыку Иллариона. Описывали с яркими, красочными подробностями встречу в Кеми двух князей двух Церквей, пышное облачение нунция и убогое рубище Иллариона, повторяли речь посланника Римского престола и предложенные им тезисы условий соединения Церквей, обещания вывезти из Соловков все русское духовенство и гордый трагически-непреклонный ответ владыки, избравшего терновый венец и отвергнувшего предложенную ему тиару кардинала. Спорили даже о таких подробностях, как икона, держа которую, вышел к нунцию владыка Илларион.
Но ни капли фактической правды в этом апокрифе не было и не могло быть. Посольство папы и тем более разрешение на встречу его с заточенными со стороны ОГПУ были абсолютно невозможны, и все бывшие на Соловках иерархи решительно отрицали этот факт.
Тем не менее апокриф родился и жил на острове. Он даже перекинулся на материк: позже я слышал его в Москве.
Легенда возникла и жила потому, что люди хотели видеть реальное воплощение духовной силы Церкви, ее несокрушимой твердыни, и самым подходящим объектом для этого воплощения был владыка Илларион.
Огромная внутренняя сила его проявилась с первых же дней по прибытии на каторгу. Он не был старейшим из заточенных иерархов, но разом получил в их среде признание высокого, если не первенствующего, авторитета. Среди верующих мирян эта авторитетность его достигла еще большей высоты: его называли хранителем и местоблюстителем патриаршего престола, возведенным в этот сан тайным завещанием патриарха Тихона, что тоже было апокрифом; говорили и о посулах ему со стороны ГПУ за переход и возглавление созданной этим органом «живой церкви», и о его решительном отказе.
Последнее вполне возможно. Подобные предложения не раз делались и высшим иерархам, и рядовому духовенству.
Силе, исходившей от всегда спокойного, молчаливого владыки Иллариона, не могли противостоять и сами тюремщики: в разговоре с ним они никогда не позволяли себе непристойных шуток, столь распространенных на Соловках, где не только чекисты-охранники, но и большинство уголовников считали какой-то необходимостью то злобно, то с грубым добродушием поиздеваться над «опиумом».
Владыка Илларион всегда избирался в делегации к начальнику острова Эйхмансу, когда было нужно добиться чего-нибудь трудного, и всегда достигал цели. Именно ему удалось сконцентрировать духовенство в 6-й роте, получить для него некоторое ослабление режима, перевести большинство духовных всех чинов на хозяйственные работы, где они показали свою высокую честность. Он же отстоял волосы и бороды духовных лиц при поголовной стрижке во время сыпнотифозной эпидемии. В этой стрижке не было нужды: духовенство жило чисто. Остричь же стариков-священников значило бы подвергнуть их новым издевательствам и оскорблениям.
Устраивая других — и духовенство, и мирян — на более легкие работы, владыка Илларион не только не искал должности для себя, но не раз отказывался от предложений со стороны Эйхманса, видевшего и ценившего его большие организаторские способности. Он предпочитал быть простым рыбаком. Думается, что море было близко и родственно стихийности, непомерности натуры этого иерарха, русского князя Церкви, именно русского, прямого потомка епископов, архимандритов, игуменов, поучавших и наставлявших князей мира сего, властных в простоте своей и простых во власти, данной им от Бога.
Когда первое дыхание весны рушит ледяные покровы, Белое море страшно. Оторвавшись от матерого льда, торосы в пьяном веселье несутся к северу, сталкиваются и разбиваются с потрясающим грохотом, лезут друг на друга, громоздятся в горы и снова рассыпаются.
Редкий кормчий решится тогда вывести в море карбас — неуклюжий, но крепкий поморский баркас, разве лишь в случае крайней нужды. Но уж никто не отчалит от берега, когда с виду спокойное море покрыто серою пеленою шуги — мелкого, плотно идущего льда. От шуги нет спасения! Крепко ухватит она баркас своими белесыми лапами и унесет туда, на полночь, откуда нет возврата.
В один из сумеречных, туманных апрельских дней на пристани, вблизи бывшей Савватиевской пустыни, а теперь командировки для организованной из остатков соловецких монахов и каторжан рыболовной команды, в неурочный час стояла кучка людей. Были в ней и монахи, и чекисты охраны, и рыбаки из каторжан, в большинстве — духовенство. Все не отрываясь вглядывались вдаль. По морю, зловеще шурша, ползла шуга.
— Пропадут ведь душеньки их, пропадут, — говорил одетый в рваную шинель старый монах, указывая на еле заметную, мелькавшую в льдистой мгле точку, — от шуги не уйдешь.
— Кто ж их знает? Тамо быстринка проходит море чистое, ну и вышли, несмышленные, а водой-то их прихватило и в шугу занесло. Шуга в себя приняла и напрочь не пускает. Такое бывало!
Начальник поста чекист Конев оторвал от глаз цейсовский бинокль.
— Четверо в лодке. Двое гребцов, двое в форме. Должно, сам Сухов.
— Больше некому. Он охотник смелый и на добычу завистливый, а сейчас белухи идут. Они по сто пуд бывают. Каждому лестно такое чудище взять. Ну, и рисканул!
Белухами на Русском Севере называют почти истребленную морскую корову — крупного белого тюленя.
— Так не вырваться им, говоришь? — спросил монаха чекист.
— Случая такого не бывало, чтобы из шуги на гребном карбасе выходили.
Большинство стоявших перекрестилось. Кое-кто прошептал молитву.
А там, вдали, мелькала черная точка, то скрываясь во льдах, то вновь показываясь на мгновение. Там шла отчаянная борьба человека со злобной, хитрой стихией. Стихия побеждала.
— Да, в этакой каше и от берега не отойдешь, куда уж там вырваться, — проговорил чекист, вытирая платком стекла бинокля. — Амба! Пропал Сухов! Пиши полкового военкома в расход!
— Ну, это еще как Бог даст, — прозвучал негромкий, но полный глубокой внутренней силы голос.
Все невольно обернулись к невысокому плотному рыбаку с седоватой окладистой бородой.
— Кто со мною, во славу Божию, на спасение душ человеческих? — так же тихо и уверенно продолжал рыбак, обводя глазами толпу и зорко вглядываясь в глаза каждого. — Ты, отец Спиридон, ты, отец Тихон, да вот этих соловецких двое. Так и ладно будет. Волоките карбас на море!
— Не позволю! — вдруг взорвался чекист. — Без охраны и разрешения начальства в море не выпущу!
— Начальство, вон оно, в шуге, а от охраны мы не отказываемся. Садись в баркас, товарищ Конев!
Чекист как-то разом сжался, обмяк и молча отошел от берега.
— Баркас на воде, владыка!
Владыка Илларион стал у рулевого прав и ла, и лодка, медленно пробиваясь сквозь заторы, отошла от берега.
Спустились сумерки. Их сменила студеная, ветреная соловецкая ночь, но никто не ушел с пристани. Забегали в тепло, грелись и снова возвращались. Нечто единое и великое спаяло этих людей. Всех без различия, даже чекиста с биноклем. Шепотом говорили между собой, шепотом молились Богу. Верили и сомневались. Сомневались и верили.
— Без Его воли шуга не отпустит.
Сторожко вслушивались в ночные шорохи моря, буравили глазами нависшую над ним тьму. Еще шептали. Еще молились.
Но лишь тогда, когда солнце разогнало стену прибрежного тумана, увидели возвращавшуюся лодку и в ней не четырех, а девять человек.
И тогда все, кто был на пристани, — монахи, каторжники, охранники, — все без различия, крестясь, опустились на колени.
— Истинное чудо! Спас Господь!
— Спас Господь! — сказал и владыка Илларион, вытаскивая из карбаса окончательно обессилевшего Сухова.
Пасха в том году была поздняя, в мае, когда нежаркое северное солнце уже подолгу висело на сером, бледном небе. Весна наступила, и я, состоявший тогда по своей каторжной должности в распоряжении военкома особого Соловецкого полка Сухова, однажды, когда тихо и сладостно-пахуче распускались почки на худосочных соловецких березках, шел с ним мимо того распятия, в которое он выпустил оба заряда.
Капли весенних дождей и таявшего снега скоплялись в ранах-углублениях от картечи и стекали с них темными струйками. Грудь Распятого словно кровоточила.
Вдруг, неожиданно для меня, Сухов сдернул буденовку, остановился и торопливо, размашисто перекрестился.
— Ты смотри. чтоб никому ни слова. А то в карцере сгною! День-то какой сегодня, знаешь? Суббота. Страстная.
В наползавших белесых соловецких сумерках смутно бледнел лик распятого Христа, русского, сермяжного, в рабском виде и исходившего землю Свою и здесь, на ее полуночной окраине, расстрелянного поклонившимся Ему теперь убийцей.
Мне показалось, что свет неземной улыбки скользнул по бледному лику Христа.
— Спас Господь! — повторил я слова владыки Иллариона, сказанные им на берегу. — Спас тогда и теперь.
Неугасимая лампада
Негасимая, или неугасимая лампада – масляный светильник, в котором поддерживается непрерывное горение.
В православной церкви зажигать неугасимые лампады принято перед чудотворными иконами, нетленными мощами или иными святынями. В некоторых верующих семьях принято постоянно поддерживать огонек в лампадке перед домашними иконами. История неугасимой лампады восходит к ветхозаветному рассказу о том, как Бог повелел пророку Моисею установить светильник перед Ковчегом завета, в котором находились скрижали – каменные доски с высеченными на них заповедями. При этом огонь в нем должен был гореть во всякое время.
Павел Мельников-Печерский. Отрывок из повести «Гриша»
Это было в моленной горнице. Вся передняя стена уставлена древними, богато украшенными иконами, под ними висят дорогие пелены: парчовые, бархатные, золотом шитые, жемчугом низанные. Перед иконами свечи, негасимые лампады.
Смотрите наши программы на Youtube канале Радио ВЕРА.
Скачайте приложение для мобильного устройства и Радио ВЕРА будет всегда у вас под рукой, где бы вы ни были, дома или в дороге.
Ритуальная неугасимая лампада – что это такое
Неугасимая лампада – это разновидность церковной лампады, в которой поддерживается непрерывное горение. Такой светильник должен гореть долго, поэтому он представляет собой обычно сосуд, изготовленный из цветного стекла и закрытый сверху крышкой с отверстиями. В этот сосуд, как правило, ставится свеча, масло в него заливают редко. Парафиновый наполнитель не повреждает стекла, его можно заменять по мере выгорания, и таким образом изделие может служить долгие годы. Такие лампады с крышкой используются во время Крестных ходов, так как под открытым небом ветер или дождь могут погасить обычную лампаду или церковную свечу.
Неугасимые лампады также называются «ритуальными», так как они используются во время церемонии погребения и нередко остаются на могилах на кладбищах по завершении церемонии. Лампада на могиле может гореть достаточно долго, её не погасят ни ветер, ни дождь.
Как правильно использовать ритуальные лампады?
Ритуальные лампады используются православными верующими при погребении усопших вместо обычных церковных лампад, которые сверху не прикрыты специальной крышкой и не приспособлены для длительного горения на открытом воздухе.
Ритуальные лампады принято зажигать в изножье гроба усопшего, перед крестами и иконами на могилах усопших в дни их погребения, на третий, девятый и сороковой день после кончины, в дни годовщин со дня кончины, а также в Троицкую и другие Родительские субботы. Лампады возжигаются при начале нашей молитвы о упокоении души усопшего ближнего и после оставляются гореть на могиле, либо забираются с собой до следующей памятной даты. В храмах при некоторых кладбищах существует такая услуга как заказ тепления неугасимой лампады.
В Великий Четверг (на Страстной неделе перед Пасхой) принято после чтения 12-ти Евангелий не тушить свечу, чтобы принести огонь домой и зажечь от него домашнюю лампадку. На Пасху, если в Храм был доставлен Благодатный огонь из Иерусалима, верующие также приносят этот огонь домой или в другой храм с помощью ритуальных лампад.
Купить церковные ритуальные лампады можно в интернет-магазине Православного Братства священномученика Ермогена. У нас имеется широкий ассортимент неугасимых лампад, и вы всегда сможете найти модели различного цвета с различными наполнителями. Чтобы купить подходящее для вас изделие, нужно связаться по бесплатному телефону 8-800-550-75-38 с нашим менеджером, который поможет вам сделать оптимальный выбор, а также оформит доставку в любой регион России, Белоруссии и Казахстана.
Преподобный Зосима Соловецкий и Борис Ширяев (повесть «Неугасимая лампада»)
Образы святых встречаются во многих произведениях литературы. Где-то эти отражения видны явно, а где-то надо еще постараться их разглядеть.
Сегодня мы говорим о преподобном Зосиме Соловецком. И повести Бориса Ширяева «Неугасимая лампада».
Время действия — 15 век и век 20-й. Место действия: Россия, остров Соловки в Белом море.
Борису Ширяеву было 25 лет, когда он попал на Соловки. Выпускник Императорской военной академии, после революции он сражался в рядах Добровольческой армии. Был арестован большевиками и приговорен к расстрелу. Бежал. Затем снова последовал арест и приговор: десять лет ссылки на Соловки, в только что организованный Соловецкий лагерь особого назначения — СЛОН.
«. Соловки первой половины двадцатых годов, последний монастырь — первый концлагерь, в котором прошлое еще не успело уйти и раствориться во времени, а предстоящее слепо, но упорно прощупывало, пробивало свой путь в жизнь, в бытие.
Соловки — дивный остров молитвенного созерцания, слияния духа временного, человеческого с Духом вечным, Господним».
Через всю повесть Бориса Ширяева о годах, проведенных в лагере на Соловках, проступает образ святого Зосимы Соловецкого — основателя и первого игумена Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря.
В начале 20-х годов большевики решили приспособить Соловецкую обитель для содержания узников, так называемых, врагов советского режима. Но безбожная власть оказалась не в силах изгнать из этих мест память о преподобном Зосиме Соловецком.
«Дебря Соловецкая мирная. Святитель Зосима вечный пост на нее наложил: убоины всем тварям лесным не вкушать, а волкам, что не могут без горячей крови живыми быть, путь с острова указал по своему новогородскому обычаю. Волки послушались слова святителя, поседали весной на пловучие льдины и уплыли к дальнему Кемскому берегу. Выли, прощаясь с родным привольем. Но заклятия на них святитель не наложил.
— И вы, волки, твари Божие, во грехе рожденные, во грехе живущие. Идите туда, на греховную матерую землю, там живите, а здесь — место свято! Его покиньте!
С тех пор лишь робкие, кроткие олени да пугливые беляки-зайцы живут на святом острове, где за четыре века не было пролито ни капли не только человечьей, но и скотской горячей крови».
Как-то лагерное начальство проведало о живущем в глухой лесной дебре схимнике-молчальнике, старец этот не покинул остров вместе с соловецкими монахами. Пьяный Ногтев ворвался с наганом в келью монаха-схимника. Но тот не испугался — молча положил земной поклон и показал Ногтеву на свой открытый гроб: «мол, тоже скоро там будешь».
Меньше, чем через год Ногтев был расстрелян своими же чекистами за спекуляцию монастырским имуществом.
«Дано ему было то, как святителю Зосиме, узревшему обезглавленными новгородских бояр на пиру у Марфы Борецкой Посадницы», — пишет о старце-схимнике Борис Ширяев.
При чем же здесь Марфа-посадница?
В свою бытность игуменом Соловецкого монастыря преподобный Зосима не раз ездил в Новгород. Новгородцы делали щедрые пожертвования на монастырь. Но вот боярыня Марфа Семеновна Борецкая, известная в истории как Марфа Посадница, велела слугам прогнать со двора соловецкого игумена.
«Настанет время, когда жители этого дома не будут ходить по своему двору; двери дома затворятся и уже не отворятся; этот двор опустеет», — печально сказал Зосима монаху, который его сопровождал.
На следующий день Марфа Посадница устыдилась своей грубости и позвала Зосиму с его спутником на обед.
В те годы всем Новгородом, пятинами его и концами посадница Марфа Борецкая правила и, провожая старца в далекий обратный путь, созвала она на пир всех бояр. На пиру том отверзлись очи святителя и узрел он грядущее; видит: сидят за столом бояре — все без голов.
Так и сбылось. Посек гордые головы грозный Московский царь, попалил огнем Новогородское торжище и подворья, но жалованную обители честь, земли, ловы и соляные варницы утвердил большой печатью Московского царства«.
Вот и СЛОН — лагерь особого назначения — на Соловках существовал недолго, около десяти лет. В 1933 году он был расформирован. Арестованных переправили на «большую землю», в Кемь, имущество передали Беломору-Балтийскому каналу. Бог устроил это место для иноческого жития, для прославления имени Божьего. Так повелось с первых соловецких пустынников.
Однажды, возвращаясь с лагерных работ, Борис Ширяев заблудился в лесу и случайно набрел на избушку соловецкого схимника.
«Я стоял у входа в сокровенный затвор последнего схимника Святой Нерушимой Руси. Взойти я не посмел. Можно ли было нарушить своей человеческой нуждой в приюте смиренно-торжественный покой беседы молчальника с Богом? До рассвета стоял я у окна, не в силах уйти, оторваться от бледных лучей неугасимой лампады пред ликом Спаса. »
Эта неугасимая лампада в землянке схимника стала для заключенных Соловецкого лагеря символом надежды на спасение.
Борис Ширяев выжил на Соловках. Во время Великой Отечественной войны он попал в немецкую оккупацию, после чего эмигрировал из России.
Повесть «Неугасимая лампада» он писал в Италии, посвятив ее памяти художника Михаила Нестерова. В день вынесения приговора он оказался рядом и сказал будущему писателю: «Не бойтесь Соловков. Там Христос близко».
Как оказалось — и соловецкие святые тоже.
«Соловецкие монахи — особенные. Других таких по всей Руси не было: не в молитве, а в труде спасались. Обычай этот древний, от самых святителей повелся, когда они первый храм Господень на Соловках воздвигали из валунов и палого бурелома. Храм тот был во славу святого Преображения Господня учрежден и стоял он на том самом месте, где теперь Преображенского собора алтарь».
Соловецкий арестант Борис Ширяев, видя сгоревший при большевиках Преображенский храм, верил, что придет время восстановления Соловецкого монастыря. И это произошло.
«Сотворенное человеком — видимое — сгорало. Сотворенное Богом — невидимое — жило. Оно — вечно», — написал он в повести «Неугасимая лампада», произведения, где между строк проступает лик святого Зосимы Соловецкого, стало главным в жизни писателя Бориса Ширяева.
Смотрите наши программы на Youtube канале Радио ВЕРА.
Скачайте приложение для мобильного устройства и Радио ВЕРА будет всегда у вас под рукой, где бы вы ни были, дома или в дороге.